«Барышня-крестьянка» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 4
восклицания. Лиза вздрогнула, подняла голову, закричала
Прилучине лицом гораздо более значительным, нежели любая наперсница во французской трагедии. – Позвольте мне сегодня пойти в гости, – сказала однажды Настя, одевая барышню. – Изволь; а куда? – В Тугилово, к Берестовым. Поварова жена у них именинница и вчера приходила звать нас отобедать. – Вот! – сказала Лиза, – господа в ссоре, а слуги друг друга угощают. – А нам какое дело до господ! – возразила Настя, – к тому же я ваша, а не папенькина. Вы ведь не бранились еще с молодым Берестовым; а старики пускай себе дерутся, коли им это весело. – Постарайся, Настя, увидеть Алексея Берестова, да расскажи мне хорошенько, каков он собою и что он за человек. Настя обещалась, а Лиза с нетерпением ожидала целый день ее возвращения. Вечером Настя явилась. – Ну, Лизавета Григорьевна, – сказала она, входя в комнату, – видела молодого Берестова; нагляделась довольно; целый день были вместе. – Как это? Расскажи, расскажи по порядку. – Извольте-с: пошли мы, я, Анисья Егоровна, Ненила, Дунька… – Хорошо, знаю. Ну потом? – Позвольте-с, расскажу все по порядку. Вот пришли мы к самому обеду. Комната полна была народу.
другу не ездили, она Алексея еще не видала, между тем как все молодые соседки только об нем и говорили. Ей было семнадцать лет. Черные глаза оживляли ее смуглое и
что из него никогда не выйдет путного столоначальника. Барышни поглядывали на него, а иные и заглядывались; но Алексей мало ими занимался, а они причиной его нечувствительности полагали любовную связь. В самом деле, ходил по рукам список с адреса одного из
В одной из отдаленных наших губерний находилось имение Ивана Петровича Берестова. В молодости своей служил он в гвардии, вышел в отставку в начале 1797 года, уехал в свою деревню и с тех пор оттуда не выезжал. Он был женат на бедной дворянке, которая умерла в родах, в то время как он находился в отъезжем поле. Хозяйственные упражнения скоро его утешили. Он выстроил дом по собственному плану, завел у себя суконную фабрику, утроил доходы и стал почитать себя умнейшим человеком во всем околотке, в чем и не прекословили ему соседи, приезжавшие к нему гостить с своими семействами и собаками. В будни ходил он в плисовой куртке, по праздникам надевал сертук из сукна домашней работы; сам записывал расход и ничего не читал, кроме «Сенатских ведомостей». Вообще его лю
была единственное и следственно балованное дитя. Ее резвость и поминутные проказы восхищали отца и приводили в отчаянье ее мадам мисс Жаксон, сорокалетнюю чопорную девицу, которая белилась и сурьмила себе брови, два раза в год перечитывала «Памелу», получала за то две тысячи рублей и умирала со скуки в этой варварской России. За Лизою ходила Настя; она была постарше, но столь же ветрена, как и ее барышня. Лиза очень любила ее, открывала ей все свои тайны, вместе с нею обдумывала
– Воля ваша, Лиза Муромская мне вовсе не нравится. – После понравится. Стерпится, слюбится. – Я не чувствую себя способным сделать ее счастие. – Не твое горе – ее счастие. Что? так-то ты почитаешь волю родительскую? Добро! – Как вам угодно, я не хочу жениться и не женюсь.
"Те из моих читателей, которые не живали в деревнях, не могут себе вообразить, что за прелесть эти уездные барышни! Воспитанные на чистом воздухе, в тени своих садовых яблонь, они знание света и жизни почерпают из книжек. Уединение, свобода и чтение рано в них развивают чувства и страсти, неизвестные рассеянным нашим красавицам. Для барышни звон колокольчика есть уже приключение, поездка в ближний город полагается эпохою в жизни, и посещение гостя оставляет долгое, иногда и вечное воспоминание" (с.)
— Кушайте бланшманже, гости дорогие! Бланшманже мой Ваня как для самого барина готовил.
— Ты неверно говоришь, Лукерья. Барин велит говорить "бланманже".
— ...Пущай... а по мне, так "бланшманже" красивше!
"Сердце ее сильно билось, само не зная, почему; но боязнь, сопровождающая молодые наши проказы, составляет и главную их прелесть" (с.)
