««Несвятые святые» и другие рассказы» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 11

Я имел счастье навестить отца Нафанаила незадолго до его кончины и был поражен бесконечной добротой и любовью, исходившими от старца. Вместо того чтобы беречь последние оставшиеся для жизни силы, этот невероятно экономный во всем другом церковный скряга отдавал всего себя человеку, которого лишь на несколько минут посылал к нему Господь Бог. Как, впрочем, поступал он всю свою жизнь. Только когда-то мы этого не понимали.

Я только один раз побывал на отчитках у игумена Адриана, но этого было более чем достаточно. В битком набитом храме раздавались отчаянные и в самом буквальном смысле нечеловеческие крики. Люди рычали, блеяли, визжали и кудахтали. А ругались так – хоть уши затыкай. Иные крутились юлой и со всей силы грохались оземь. Причем видно было, что они сами от себя такого совершенно не ожидали. Один интеллигентный мужчина с перепуганным до смерти лицом носился по храму, хрюкал, как кабан, и в изнеможении о

схимнический постриг, монах оставляет все прочие послушания, кроме молитвы. Ему, как и при монашеском постриге, вновь меняют имя. Епископы-схимники складывают с себя управление епархией, монахи-священники освобождаются ото всех обязанностей, кроме служения литургии и духовничества.

Ну что ж, господин, – обратилась к нему хозяйка, – с чего мы начнем? И она вопросительно указала ему на стол, а потом на ложе. – Госпожа! – вымолвил молодой человек. – Прости, но я должен сначала подкрепиться…

Так проходили дни. И вот постепенно мы стали замечать, что отец Августин меняется. Точнее, называя вещи своими именами, портится в нашей компании. Мы-то ведь, в отличие от него, были далеко не ангелами. А как написано в Псалтири: «С преподобным преподобен будеши, с мужем неповинным непо

Если человек чего-то очень настойчиво хочет, причем во вред себе, Господь долго и терпеливо, через людей и обстоятельства жизни, отводит его от ненужной, пагубной цели. Но, когда мы неуклонно упорствуем, Господь отходит и попускает свершиться тому, что выбирает наша слепая и немощная свобода.

Все на нашей земле – простое и сложное, маленькие человеческие проблемы и нахождение великого пути к Богу, тайны нынешнего и будущего века – все разрешается лишь загадочным, непостижимо прекрасным и могущественным смирением. И даже если мы не понимаем его правды и смысла, если оказываемся к этому таинственному и всесильному смирению неспособными, оно само смиренно приоткрывается нам через тех удивительных людей, которые могут его вместить.

Подивилась я, но запомнила. А когда в тюрьму взяли

представлялось немыслимым! Толстой при жизни не просто отказывался верить в Таинства Церкви: долгие годы он сознательно и жестоко глумился над ними. Причем с особой изощренностью – именно над Таинством причащения. Бондарчук знал и понимал все не хуже меня. С его разрешения я перенес портрет в гостиную, и это стало вторым делом, которое необходимо было исполнить. В доме Бондарчуков была старинная, в потемневших серебряных ризах икона Спасителя. Мы с Федей установили ее перед взором больного, и Сергей Федорович, оставив наконец позади все ветхое и временное, совершил то, к чему Господь Своим Промыслом вел его через годы и десятилетия. Бондарчук очень глубоко, мужественно и искренне исповедовался пред Богом за всю свою жизнь. Затем в комнату пришла вся семья, и Сергей Федорович – впервые после далекого детства – причастился Святых Христовых Таин. Все были поражены, с каким чувством он это совершил. Даже выражение боли и мучения, не сходившее с его лица, теперь исчезло. Закончив с главным, мы накрыли прекрасный стол у постели больного. Федя налил всем понемногу красного вина и старого отцовского коньяка. И мы устроили настоящий безмятежный и радостный праздник, поздравляя Сергея Федоровича с первым причащением и провожая в таинственный «путь всея земли», который ему вскоре надлежало пройти. Перед моим уходом мы с Сергеем Федорови