«Кожа для барабана» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 5

Куарт взял томик «Путевых картин» Гейне и наугад раскрыл его на странице, отмеченной красной лентой:«Жизнь и мир – это сон захмелевшего бога, который тихо ускользает с божественного пира и уходит спать на какую-нибудь одинокую звезду, не ведая, что творит все то, что видит во сне… И образы этого сна являются то пестрыми и прихотливыми, то гармоничными и разумными… „Илиада“, Платон, битва при Марафоне, Венера Медицейская, Мюнстер из Страсбурга, Французская революция, Гегель, пароходы – все это суть отрывочные мысли этого долгого сна. Но однажды Бог пробудится, протирая заспанные глаза, улыбнется, и наш мир канет в ничто, так никогда и не существовавший…»

"- Я знаю только одно: когда кончится искушение, кончимся и мы, потому что логика и разум означают конец. Но до тех пор, пока какая-нибудь бедная женщина испытывает потребность опуститься на колени в поисках надежды и утешения, моя церквушка должны существовать. (...) Пусть такие священники, как я, кажутся вам ничтожествами, и пусть даже это правда, но все же мы нужны. Мы - старая, латаная-перелатаная кожа того барабана, что все еще разносит по свету гром славы Божией. И только сумасшедший способен позавидовать подобной тайне. Мы знаем... (...) Мы знаем того ангела, в руках у которого находится ключ от бездны".

"- Вы отличный полицейский могущественной корпорации, претендующей на служение Господу. Наверняка вам никогда не доводилось любить женщину, ненавидеть мужчину, сочувствовать несчастному. Наверняка ни один бедняк не благословит вас за поданный вами хлеб, ни один страждущий - за принесенное ему утешение, ни один грешник - за надежду на спасение... Вы делаете то. что вам приказывают делать, - и все.

- Я выполняю правила, - возразил Куарт и тут же раскаялся в своих словах.

- Выполняете правила? - Во взгляде отца Ферро читалась нескрываемая ирония. - Ну что ж, в добрый час. Значит, вы спасете свою душу. Те, кто выполняет правила, всегда попадают на небеса. - В последний раз затянувшись, он вынул изо рта окурок и закончил: - Чтобы наслаждаться обществом Господа".

"- Верите вы в это или нет, но вы служите многонациональной организации, чей устав основывается на всей этой демагогии, которой нам забили голову христианский гуманизм и просвещение: человек эволюционирует через страдание к высшим стадиям, род человеческий призван измениться, добрая воля порождает добрую волю... - Он отвернулся к окну; раскаленные искры по-прежнему падали ему на грудь. - Или что существует Истина с большой буквы и что она самодостаточна.

(...)

Что знаете вы, - снова заговорил он, - и что знают ваши римские шефы с их чиновничьим мышлением?.. Что знаете вы о любви или ненависти, помимо теологических определений и шепота в исповедальне?.."

"А кроме того, подумал Куарт, глядя на лица собравшихся (...) в данный момент как раз менее всего важно, существует ли где-то Бог. готовый вознаграждать и карать. осуждать или даровать вечную жизнь. В этой тишине, где сильный голос отца Ферро произносил слова литургии, важно было только одно: эти лица - серьезные, спокойные, сосредоточенные на движениях его рук и звуках его голоса, эти губы, шепчущие вместе с ним слова - понятней или нет, но сводящиеся все к одному-единственному слову: утешение. Слову, означающему тепло в стужу, дружескую руку, протянутую тебе навстречу во тьме".

"- Так вот, я приехала сюда, чтобы разобраться и в своем сердце, и в голове, и нашла ответ в этой церкви.

- Какой ответ?

- Тот, который мы все ищем. Дело, полагаю. То, во что можно верить и за что бороться. - И, помолчав, добавила: - Веру.

- Веру отца Ферро.

Она снова помолчала, вглядываясь в него. Ее седая косичка наполовину растрепалась; женщина подхватила ее пальцами и стала заплетать, не отводя взгляда от Куарта.

- У каждого своя собственная вера, - проговорила она наконец. - Это насущно необходимо в нашем веке, который агонизирует так жестоко и безобразно. Вам не кажется?.. Все революции уже совершились и провалились. Баррикады опустели, герои, некогда связанные солидарностью, превратились в одиночек, хватающихся за все, что попадается под руку, лишь бы уцелеть. (...) Вы никогда не чувствовали себя пешкой, забытой на шахматной доске, в каком-нибудь углу? Она слышит за спиной затихающий шум сражения, старается высоко держать голову, а сама задает себе вопрос: остался ли еще король, которому она могла бы продолжать служить?"

"Гавира перевел взгляд на костлявые руки старого финансиста с длинными, крючковатыми, словно когти, пальцами и старческими коричневыми пятнами на тыльной стороне. Мачука был очень худ, очень высок, с крупным носом, по сторонам которого пара черных глаз, всегда окруженных большими черными кругами, словно от постоянной бессонницы, смотрела острым, пронизывающим взглядом, похожим на взгляд хищной птицы, привыкшей охотиться где угодно и когда угодно, лишь бы наполнить желудок. Прожитые годы отражались в этих глазах не терпением, не милосердием: одной лишь усталостью. В молодости вор и контрабандист, позже ростовщик в Хересе, ставший севильским банкиром, когда ему не исполнилось еще сорока, основатель банка "Картухано" собирался уйти на заслуженный отдых, и единственным его желанием после этого (или, по крайней мере, единственным, о котором он говорил вслух) было так и продолжать завтракать каждое утро на террасе кондитерской на углу улицы Сьерпес, через дорогу от Андалусского ломбарда и здания конкурирующего банка, который "Картухано" только что прибрал к рукам, предварительно тщательно подготовив его падение".

"...бесполезно обращать свои молитвы к морю".

Даже самая решительная из женщин может почувствовать себя неуверенно, когда какое-нибудь движение или слово напомнит ей, что она говорит со священником.

«Нанизанные на одну нить, подобно четкам, время, кровь, моления на различных языках, звучавшие некогда под этим синим небом, под этим мудрым солнцем, за века уравнявшими все.»