«Метро 2033» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 20

Нельзя жить в постоянном сознании своей смертности.

Об этом надо забыть, и если такие мысли приходят все-таки, надо их гнать, надо душить их, иначе они могут пустить корни в сознании и разростись, и их ядовитые споры отравят все существование тому, кто поддался.

Нельзя думать о том, что ты умрешь.

Иначе можно сойти с ума.

Только одно спасает человека от безумия - неизвестность.

Жизнь приговоренного к смерти, которого казнят через год и он знает об этом, жизнь смертельно больного, которому врачи сказали, сколько ему еще остается - они отличаются от жизни обычного человека только одним: те точно или приблизительно знают, когда умрут.

Обычный же человек пребывает в неведении, и потому ему кажется, что он может жить вечно, хотя не исключено, что на следующий день он погибнет в катастрофе.

Страшна не сама смерть.

Страшно ее ожидание.

Это вообще очень странное ощущение, когда тебя бьет в голову сильный здоровый мужчина - не то что боль, а какой-то ураган, который выметает все мысли, дробит на осколки чувства, и в момент удара он только немного отдает самой болью. Настоящие мучения приходят потом.

Время - как ртуть: раздробишь его, а оно тут же срастется, вновь обретет свою целостность и неопределенность.

Люди приручили его, посадили его на цепочку от своих карманных часов и секундомеров, и для тех, кто держит его на цепи, оно течет одинаково.

Но попробуй освободи его - и ты увидишь: для разных людей оно течет по-разному, для кого-то медленно и тягуче, измеряемое выкуренными сигаретами, вдохами и выдохами, для кого-то мчится, и измерить его можно только прожитыми жизнями.

А война истощала ресурсы.

Война отнимала лучших людей.

Война изнуряла.

И оставшиеся в живых устали от нее.

Разбей свои часы, и ты увидишь, во что превратится время, это очень любопытно. Оно изменится, и ты его больше не узнаешь. Оно перестанет быть раздробленным, разбитым на отрезки, часы, минуты, секунды. Время — как ртуть: раздробишь его, а оно тут же срастется, вновь обретет свою целостность и неопределенность. Люди приручили его, посадили его на цепочку от своих карманных часов и секундомеров, и для тех, кто держит его на цепи, оно течет одинаково. Но попробуй освободи его — и ты увидишь: для разных людей оно течет по-разному, для кого-то медленно и тягуче, измерямое выкуренными сигаретами, вдохами и выдохами, для кого-то мчится, и измерить его можно только прожитыми жизнями. Ты думаешь, сейчас утро? Есть определенная вероятность того, что ты прав — приблизительно одна четвертая. Тем не менее, это утро не имеет никакого смысла, ведь оно там, на поверхности. Но там больше нет жизни. Во всяком случае, людей там больше не осталось. Имеет ли значение, что происходит сверху для тех, кто никогда там не бывает? Нет; поэтому я и говорю тебе «добрый вечер», а ты, если хочешь, можешь ответить мне «доброе утро».

А Сухой, вначале сам попросивший Артема называть его дядей Сашей, со временем раскаялся в этом. Годы его шли, и он, старый волк туннелей, так и не успел обзавестись настоящей семьей, и не было у него даже той женщины, которая ждала бы его из походов. У него щемило сердце при виде матерей с маленькими детьми, и он мечтал о том, что настанет и в его жизни тот день, когда не надо больше будет в очередной раз уходить в темноту, исчезая из жизни станции на долгие дни и недели, а может и навсегда. И тогда, он надеялся, найдется женщина, готовая стать только его, и родятся дети, которые, когда научатся говорить, станут называть его не дядей Сашей, а отцом.

... Иван Михалыч, есть он все же, Бог-то? Он меня тогда очень удивил. Для меня, говорит, этот вопрос даже не стоит. Я сам из верующей семьи, привык к мысли, что он есть. С психологической точки зрения веру анализировать не пытаюсь, потому что не хочу. И вообще, говорит, для меня это не столько вопрос принципиального знания, солько повседневного поведения. Моя вера не в том, что я искренне убежден в существовании высшей силы, а в том, что я выполныю предписанные заповеди, молюсь на ночь, в черковь хожу. Лучше мне от этого становится, спокойнее.

читать!

- Говорят, раньше, ещё когда ходили поезда, в вагонах объявляли: "Осторожно, двери закрываются, следующая станция такая-то, платформа с правой или с левой стороны". Это правда?

-Тебе это кажется странным?

-Но как можно определить, с какой стороны платформа?

-Ты прав. Но я слышал эти слова с детства, я так привык к ним, что они никогда не заставят меня задуматься.

Я умер. Меня больше нет.