«Жнецы Страданий» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 2
Нэд про себя «Ай, старый кобель, – вновь заворочалась совесть. – Выучей наставляешь любви и привязанности не знать, а самому-то, вон, по сердцу, когда утешают. От детей лютости свирепой ждешь, а себя жалеешь. К добру да ласке тянешься. К заботе да прощению!»
...Одиночество, оказывается, может душить. Как будто сжимает горло невидимая рука и нет сил сделать вдох. И сердце бьется бешено, и грудь болит, и тело сотрясает дрожь. И хочется одного лишь - вырваться из тяжелых, давящих стен, и бежать, бежать, бежать... Куда угодно, но бежать.
Да разве возможна иная для них судьба, если все, от чего сердце и душа радуются, в Цитадели под запретом?
Людям свойственно думать, будто жизнь - чреда бесконечных испытаний. Нет. Жизнь - чреда непрестанных перемен. И ты меняешься вместе с ней, или противостоишь.
И еще запомни: не бывает плохих колдунов, плохие помирают первыми.
Эта едкая, но прямодушная и сострадательная старуха казалась обережнице самой Цитаделью. В ней одной сосредоточилось все, что делало Крепость не просто нагромождением камня, а чем-то живым, наделенным душой. Душой по имени Нурлиса.
Вот нежити ночной бояться стыдно? Нет. Как же ее не бояться, ежели человек с ней совладать не умеет? А поступков дурных стыдно бояться? Тоже нет, ибо какой это страх? Это совесть наша тревожиться. А пройти мимо слабого, побоявшись его защитить? Стыдно? Еще бы! А самому слабость явить? То-то. Видишь, сколько их - страхов разных? И все со смыслом. Так что не всякий перебарывать нужно, а лишь тот, который человека гаже делает.
Если бы хоть на день жизнь отмотать, как нить из клубка!
Смерть была для Донатоса не таинством - лишь ремеслом.
Ради того, чтобы в городах и весях спокойно бабы могли детей растить, кому-то в Цитадели приходилось терпеть боль и лишения. Не потому, что Нэду сие нравилось. Не от жестокости его. А оттого, что мягкостью да лаской не взрастишь в душе готовность к смерти, к мучениям, коими и была жизнь всех Осененных.
