«Моя гениальная подруга 3. Те, кто уходит, и те, кто остается / Storia Di Chi Fugge E Di Chi Resta» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 9
«Может, — думала я, — я преувеличиваю значение культурных традиций, воспитания, чтения, хорошего владения языком, политических предпочтений, может, когда нас бросают, мы все ведем себя одинаково, может, ни один самый здравый ум не может просто так смириться с тем, что его больше не любят».
Все-таки в этом мужском стремлении учить нас есть что-то глубоко неправильное. Я тогда была девчонкой и не понимала, что он пытается меня изменить потому, что такая, как есть, я его не устраиваю; он хотел, чтобы я стала другой; ему была нужна не просто женщина, а такая женщина, какой он был бы сам, родись он женщиной.
- Сколько мы воевали против отцов! А ведь теперь наша очередь занять их место. Как будем выкручиваться?
Каждый рассказывает историю своей жизни так, как ему удобно.
Одарённым людям необходима направляющая сила.
Только дураки верят в то, что что-то случается вдруг.
Его поразил фрагмент, в котором говорилось об Иш и Иша́, он задавал мне вопросы, в том числе спрашивал: «Правильно я понял, что для тебя женщина в библейском рассказе неотделима от мужчины? Она и есть он?» — «Да, — сказала я, — Ева не может, не умеет существовать вне Адама, не обладает собственной материей. Ее зло и ее добро — это зло и добро, какими видит их Адам. Ева и есть женское воплощение Адама. Божественная операция прошла так успешно, что женщина сама не понимает, что она такое; у нее нет определенных черт, нет своего языка, своего ума, своей логики, она легко меняет форму, как будто так и должно быть».
...разговоры о том, что женщина «дарит» ребенка его отцу, не говоря уж об Отце Небесном, — это глупость; смысл существования ребенка — сам ребенок; довольно смотреть на мир с точки зрения мужчин, пора взглянуть на него женскими глазами; за каждой научной дисциплиной торчит мужской член (она выразилась гораздо грубее), а когда он чувствует бессилие, его аргументами становятся железный прут, полиция, тюрьма, армия и концлагерь; если женщина отказывается сгибаться и продолжает наводить шорох, ее ждет расправа.
Однажды я сказала ей об этом по телефону, но она меня не поддержала. Я рассказала ей о написанных женщинами книгах, которые читала, и о нашей группе. Она какое-то время слушала меня, а потом принялась хохотать: ну и название, «Женщина клиторальная и женщина вагинальная»! Она не стеснялась в выражениях: «Ты что, Лену, совсем опупела? Удовлетворение, женский оргазм… Тебе что, заняться больше нечем? Мне бы, блин, твои заботы!» Она явно демонстрировала, что ее умишка недостаточно, чтобы обсуждать со мной то, что меня интересовало. В конце разговора она презрительно бросила мне: «Работай лучше, делай то, что умеешь хорошо делать, и не трать время на ерунду!»
Общество, считающее нормальным, что женщина душит свой ум заботой о детях и доме, — само себе враг, хоть и не понимает этого.
