«Авиатор» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 13

По определению светлой памяти Маркса, лучше недо-, чем пере-. Отнес бы это определение к искусству вообще.

- Не выдумывай себе новых сложностей, вот подрастет она немного - ты ей все расскажешь.

- Нет, - отвечает, - буду писать: на бумаге все крепче, надежнее. Устные рассказы, знаешь ли, размываются в памяти, а то, что написано, - не меняется. И, что важно, это можно перечитывать.

Я предложил снять венчание на видео. Он взял меня за руку и сказал:

- Нет, опишите, пожалуйста, словами. В конечном счете остается ведь только слово.

Смерти я не боялся ещё в одном месте: на острове. В отличии от Никольского кладбища, там она чувствовалась повсюду. Нельзя сказать, что за своими жертвами смерть в наши бараки приходила : она в них жила. Её присутствие было настолько будничным, что на нее уже не обращали внимания. Умирали без страха.

Уж поздно: на траве равнины

Крыла измятая дуга...

В сплетиеньи проволок машины

Рука - мертвее рычага...

Мертвее рычага - я знал цену этой детали.

Я прощался с городом - чувствовал, что больше в него не вернусь. Так и получилось. Сейчас я вернулся в совсем другой город. А того уж нет.

За спинами конвоя я увидел моих дорогих - оказалось, в последний раз. Я вижу их с фотографической точностью. Знаю, что так же они увидели и меня обернувшегося. На всю жизнь сфотографировали - меня освещала вспышка их горя. После моей смерти две фотокарточки сольются в одну.

Назовешь - спугнешь. Опередишь - разрушишь. А нам хотелось сохранить.

Помню, меня искренне удивило, что у Зарецкого была когда-то мать. За руку, должно быть, его, маленького водила. Ещё раньше - носила в утробе, надо же. Мне проще было представить, что он возник путем почкования.

Мама подняла голову. Произнесла:

- Ну, вот ты и пришел, дружок.

Папа поймал мою руку и легко её пожал.

Какое это было счастье. Такого счастья больше не помню.