«Авиатор» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 5

Гейгер хоть и выбил для Платоши государственную поддержку, но уже сейчас понятно, что ею одной не обойтись. Наше государство потому что очень вяло поддерживает.

- Ну что вы, Иннокентий Петрович. На свете так мало событий, о которых стоит помнить, а вы расстраиваетесь.

Во всём должна быть своя тайна, особенно в женщине…

Этот рисунок потряс бы меня, даже если бы я ничего не знал о Зарецком. Но я ведь знаю – и рисунок потрясает вдвойне. Он освобождает Зарецкого. Избавляет от его страшной роли – быть мокрицей.

" Как редко сейчас поют утренними голосами. Можно сказать, что и не поют".

" Мне хотелось вот так же стоять в окружении помощников и, глядя вдаль, медленно подносить к губам папиросу. Так же подкручивать торчащие кончики усов. Перед тем как двинуться к аэроплану, одной рукой застегивать на подбородке лямку шлема. Не спеша надевать очки-консервы. Но главная прелесть для меня заключалась даже не в этом. Меня завораживало само слово – авиатор. Его звучание соединяло в себе красоту полета и рев мотора, свободу и мощь. Это было прекрасное слово. Позднее появился “летчик”, которого будто бы придумал Хлебников. Слово неплохое, но какое-то куцее: есть в нем что-то от воробья. А авиатор – это большая красивая птица. Такой птицей хотел быть и я".

Зная особенности нашей страны, проще удивиться, что хоть что-нибудь сохранилось.

Мы не думали о его будущих доносах - просто, живя под одной крышей, трудно делать вид, что человека нет. Трудно жить в постоянной ненависти, даже если она оправдана.

- Что такое дефолт? - спрашиваю.

- Прошлым летом деньги обесценились.

- И что теперь делать?

- Меньше воровать, наверное. Только в России это невозможно.

«На шкафу статуэтка Фемиды, ее подарили отцу в день окончания юридического факультета. Мне на нее еще грудному показывали, говоря: Фемида. Спрашивали потом, при гостях особенно: где Фемида? Я показывал. Не знал еще, кто такая Фемида, думал, что любая дребедень, стоящая на шкафу.»