«The Great Gatsby» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 105
"I was within and without, simultaneously enchanted and repelled by the inexhaustible variety of life."
Тридцать - это значило еще десять лет одиночества, все меньше друзей-холостяков, все меньше нерастраченных сил, все меньше волос на голове.
Он знал: стоит ему поцеловать эту девушку, слить с её тленным дыханием свои не умещающиеся в словах мечты, - и прощай навсегда божественная свобода полета мысли.
Во мне уже крепла знакомая, приходившая каждое лето уверенность, что жизнь начинается сызнова.
Важно быть человеку другом, пока он жив, а не тогда, когда он уже умер, - заметил он. - Мертвому это все ни к чему - лично я так считаю.
Ветер утих, ночь сияла, полная звуков, — хлопали птичьи крылья в листве деревьев, органно гудели лягушки от избытка жизни, раздуваемой мощными мехами земли.
Мой домик был тут бельмом на глазу, но бельмом таким крошечным, что его и не замечал никто, и потому я имел возможность, помимо вида на море, наслаждаться еще видом на кусочек чужого сада и приятным сознанием непосредственного соседства миллионеров — все за восемьдесят долларов в месяц.
... ведь интимные признания молодых людей, по крайней мере та словесная форма, в которую они облечены, представляют собой, как правило, плагиат и к тому же страдают явными недомолвками.
– Нельзя вернуть прошлое? – недоверчиво воскликнул он. – Почему нельзя? Можно!
Кому-нибудь другому вся ситуация могла показаться заманчиво пикантной, – но у меня было такое чувство, что необходимо срочно вызвать полицию.
