«Сон смешного человека» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 4

Ну и пусть сон, и пусть, но эту жизнь, которую вы так превозносите, я хотел погасить самоубийством, а сон мой, сон мой, — о, он возвестил мне новую, великую, обновленную, сильную жизнь!

Например, мне вдруг представилось одно странное соображение, что если б я жил на луне или на Марсе и сделал бы там какой-нибудь самый срамный и бесчестный поступок, какой только можно себе представить лишь разве иногда во сне, в кошмаре, и если б, очутившись потом на земле, я продолжал бы сохранять сознание о том, что сделал на другой планете, и, кроме того, знал бы, что уже туда ни за что и никогда не возвращусь, то, смотря с земли на луну, - было бы мне все равно или нет? Ощущал ли бы я за тот поступок стыд или нет?

Главное -- люби других как себя, вот что главное, и это все, больше ровно ничего не надо: тотчас найдешь как устроиться.

На нашей земле мы истинно можем любить лишь с мучением и только через мучение! Мы иначе не умеем любить и не знаем иной любви. Я хочу мучения, чтоб любить. Я хочу, я жажду, в сию минуту, целовать, обливаясь слезами, лишь одну ту землю, которую я оставил, и не хочу, не принимаю жизни ни на какой иной!..»

И если это там земля, то неужели она такая же земля, как и наша… совершенно такая же, несчастная, бедная, но дорогая и вечно любимая, и такую же мучительную любовь рождающая к себе в самых неблагодарных даже детях своих, как и наша?.. – вскрикивал я, сотрясаясь от неудержимой, восторженной любви к той родной прежней земле,

предписали себе целые кодексы, чтоб сохранить ее, а для обеспечения кодексов поставили гильотину. Они чуть-чуть лишь помнили о том, что потеряли, даже не хотели верить тому, что были

О, все теперь смеются мне в глаза и уверяют меня, что и во сне нельзя

видеть такие подробности, какие я передаю теперь, что во сне моем я видел

или прочувствовал лишь одно ощущение, порожденное моим же сердцем в бреду, а

подробности уже сам сочинил проснувшись. И когда я открыл им, что, может

быть, в самом деле так было, -- боже, какой смех они подняли мне в глаза и

какое я им доставил веселье! О да, конечно, я был побежден лишь одним

ощущением того сна, и оно только одно уцелело в до крови раненном сердце

моем: но зато действительные образы и формы сна моего, то есть те, которые я

в самом деле видел в самый час моего сновидения, были восполнены до такой

гармонии, были до того обаятельны и прекрасны, и до того были истинны, что,

проснувшись, я, конечно, не в силах был воплотить их в слабые слова наши,

так что они должны были как бы стушеваться в уме моем, а стало быть, и

действительно, может быть,- я сам, бессознательно, принужден был сочинить

потом подробности и, уж конечно, исказив их, особенно при таком страстном

желании моем поскорее и хоть сколько-нибудь их передать. Но зато как же мне

не верить, что все это было? Было, может быть, в тысячу раз лучше, светлее и

радостнее, чем я рассказываю? Пусть это сон, но все это не могло не быть.

Как может быть подобное повторение и для чего? Я люблю, я могу любить лишь ту землю, которую я оставил, на которой остались брызги крови моей, когда я, неблагодарный, выстрелом в сердце мое погасил мою жизнь. Но никогда, никогда не переставал я любить ту землю, и даже в ту ночь, расставаясь с ней, я, может быть,

Сны, кажется, стремит не рассудок, а желание, не голова, а сердце, а между тем какие хитрейшие вещи проделывал иногда мой рассудок во сне!

Я сижу всю ночь и, право, их не слышу, – до того о них забываю. Я ведь каждую ночь не сплю до самого рассвета, и вот уже этак год. Я просиживаю всю ночь у стола в креслах и ничего не делаю