«Кукольный дом» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 6

Х е л ь м е р. Ты маленькая чудачка! Две капли воды - твой отец. Только и хлопочешь, как бы раздобыть денег. А как добудешь - глядь, они между пальцами и прошли, сама никогда не знаешь, куда их девала. Ну что ж, приходится брать тебя такой, какова ты есть. Это уж в крови у тебя. Да, да, это в тебе наследственное, Нора.

ХЕЛЬМЕР. Нет, это возмутительно! Ты способна так пренебречь самыми священными своими обязанностями!НОРА. Что ты считаешь самыми священными моими обязанностями?ХЕЛЬМЕР. И это еще нужно говорить тебе? Или у тебя нет обязанностей перед твоим мужем и перед твоими детьми?НОРА. У меня есть и другие, столь же священные.ХЕЛЬМЕР. Нет у тебя таких! Какие это?НОРА. Обязанности перед самой собою.ХЕЛЬМЕР. Ты прежде всего жена и мать.НОРА. Я в это больше не верю. Я думаю, что прежде всего я человек, так же как и ты, или, по крайней мере, должна постараться стать человеком. Знаю, что большинство будет на твоей стороне, Торвальд, и что в книгах говорится в этом же роде. Но я не могу больше удовлетворяться тем, что говорит большинство и что говорится в книгах. Мне надо самой подумать об этих вещах и попробовать разобраться в них.

Н о р а. <...> Когда я жила дома, с папой, он выкладывал мне все свои взгляды, и у меня оказывались те же самые; если же у меня оказывались другие, я их скрывала, - ему бы это не понравилось. Он звал меня своей куколкой-дочкой, забавлялся мной, как я своими куклами. Потом я попала к тебе в дом....Х е л ь м е р. Что за выражение, когда говоришь о нашем браке!Н о р а (невозмутимо). Я хочу сказать, что я из папиных рук перешла в твои. Ты все устраивал по своему вкусу, и у меня стал твой вкус или я только делала вид, что это так, - не знаю хорошенько. Пожалуй, и то и другое. Иногда бывало так, иногда этак. Как оглянусь теперь назад, мне кажется, я вела здесь самую жалкую жизнь, перебиваясь со дня на день!.. Меня поили, кормили, одевали, а мое дело было развлекать, забавлять тебя, Торвальд. Вот в чем проходила моя жизнь. Ты так устроил. Ты и папа много виноваты передо мной. Ваша вина, что из меня ничего не вышло.

Н о р а (у стола налево). Он был очень падок на спаржу и страсбургские паштеты? Да?

Р а н к. Да, и на трюфели.

Н о р а. Да, да, и на трюфели. И на устрицы, кажется?

Р а н к. Да, и на устрицы, устрицы само собой.

Н о р а. И на всякие там портвейны да шампанское. Обидно, что все эти вкусные вещи непременно отзываются на спинном хребте.

Р а н к. И в особенности обидно, что они отзываются на злополучном хребте того, кто и не вкусил ни капельки от этих благ!

Н о р а. Да, это всего обиднее.

Уйти, не оставив даже сколько-нибудь благодарного воспоминания, хотя бы даже мимолетного сожаления ... ничего, кроме пустого места, которое может быть занято первым встречным.

Хуже всего в моем положении то, что в душе осаждается столько горечи. Работать не для кого, а все-таки приходится хлопотать и всячески биться. Жить ведь надо, вот и становишься эгоисткой.

Вы никогда меня не любили. Вам только нравилось быть в меня влюблёнными.

Отравленная ложью атмосфера заряжает, разлагает всю домашнюю жизнь.

- Да ведь больные-то больше всего и нуждаются в попечении.

- Вот то-то и оно-то. Благодаря таким взглядам общество и превращается в больницу.

Не знаю, водятся ли в ваших краях такого сорта люди, которые, точно в горячке, шныряют повсюду, разнюхивая, не пахнет ли где нравственною гнилью, чтобы затем быть на виду для определения на какую-нибудь выгодную должность. Здоровым же приходится смиренно оставаться за флагом.