«Ветер в ивах» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 4
Эти официальные лица, особенно в магистратах, они делают такие скоропалительные выводы, не понимая, что может же кто-то поступить опрометчиво, если он человек темпераментный!
Наконец — он сам не понял, каким образом — он все-таки победил этот ситец, достиг того места, где от начала веков располагаются жилетные карманы, и не обнаружил там не только денег, но и решительно никакого кармана, где эти деньги могли бы помещаться!
Друг и помощник каждому, перед кем он предстал и кому помог, напоследок посылает еще один чудесный дар: способность забыть. Чтобы воспоминание о необычном не укоренилось и не разрасталось в душе, чтобы оно не затмевало радостей дальнейшей жизни для тех, кого он выручил из беды и кому помог, чтобы каждый оставался счастливым и беззаботным, как прежде.
Дело в том, что когда ты живешь изо всех сил целые полгода подряд, то другие полгода ты спишь или дремлешь. И неловко все время повторять, что тебе хочется спать, когда у тебя в доме гости. Неудобно как-то об этом без конца напоминать.
Согласно звериному этикету, никого из зверей нельзя заставлять, чтобы он совершил что-либо героическое или требующее приложения всех сил, или даже сравнительно небольшого напряжения, когда речь идет о зиме.
Ему было трудно разочаровывать друзей, которые успели глубоко погрузиться в планы и предчувствия, намечая для каждого в отдельности занятия и развлечения, планируя их на много недель вперед.
«Жить для других» — таков мой девиз.
— Ну, пожалуйста, постой, Рэтти! — молил бедняжка Крот в сердечной тоске. — Ты не понимаешь, тут мой дом, мой старый дом! Я его унюхал, он тут близко, совсем близко! Я должен к нему пойти, я должен, должен! Ну пойди же сюда, Рэтти, ну постой же!
Дядюшка Рэт был к этому времени уже довольно далеко, настолько далеко, что не расслышал звенящую, молящую нотку в голосе друга. Он даже не мог ясно расслышать, о чем говорил Крот. И к тому же его беспокоила погода, потому что он тоже улавливал в воздухе запах — запах надвигающегося снегопада.
— Крот, мы не должны медлить, честное слово! — крикнул он, оборачиваясь. — Мы вернемся сюда завтра за тем, что ты там нашел. Но нам нельзя останавливаться сейчас, уже поздно, и снег опять вот-вот повалит, и я не очень хорошо знаю дорогу, и надо, чтобы ты тоже принюхался, ну будь умником, иди, иди сюда скорее!
И дядюшка Рэт двинулся дальше, даже не дожидаясь ответа.
А бедный Крот стоял один на дороге, и сердце его разрывалось, и печальный всхлип копился, копился где-то у него в глубине, чтобы вот-вот вырваться наружу. Но преданность другу выдержала даже и такое испытание. Кроту ни на секунду не приходило в голову оставить дядюшку Рэта одного. А тем временем дуновения, исходившие от его старого дома, шептали, молили, заклинали и под конец уже стали настойчиво требовать. Он не мог позволить себе дольше находиться в их заколдованном кругу. Он рванулся вперед, при этом в сердце что-то оборвалось, пригнулся к земле и послушно пошел по следам дядюшки Рэта, а слабые, тонюсенькие запахи, все еще касающиеся его удаляющегося носа, упрекали за новую дружбу и бессердечную забывчивость.
— Крот, — сказал дядюшка Барсук своим суховатым, спокойным голосом, — клянусь, что у тебя в мизинце больше здравого смысла, чем у некоторых во всем их жирном теле.
— Не говорят «укажу», Тоуд. Надо сказать: «Я им покажу», ты говоришь неправильно.
— Что ты к нему придираешься? — сказал Барсук сварливо. — Правильно — неправильно. Я сам так говорю. А если я так говорю, то все могут так говорить.
