«Самоцветные горы» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 6
Как и положено по природе вещей, новая жизнь питалась останками старой, руководствуясь злободневными нуждами и ведать не ведая, что тем самым уничтожает нечто великое. Так рушатся зеленые исполины лесов, и отрухлявевшие стволы дают пропитание поколениям новых ростков.
Нет на свете народа, у которого предательство доверявшего тебе человека не считалось бы худшим из преступлений... Это лишь немногим простительней, чем расправа над гостем или измена вождю, которому поклялся служить.
...если сразу случается подозрительно много хорошего – наверняка жди беды!
Недостаток мужества, вынудивший просить пощады в бою, или неспособность вести хозяйство, не залезая в долги, – то и другое вполне справедливо лишало взрослых мужчин и женщин звания полноправных людей, низводя их до положения несмышлёных подростков, отнюдь не вышедших из родительской воли.
Однако внутренний голос потому и называется внутренним, что никто не слышит его, кроме нас самих... да и мы-то всего чаще предпочитаем не слушать.
Но, знать, выруби себя хоть из гранита, а и гранит растопит возвращение после долгой разлуки домой...
Это было давно,
Да запомнилось людям навек.
Жил в деревне лесной
Старый дед с бородою как снег.
Кособочился тын
Пустоватого дома вокруг:
Рано умерли сын
И невестка,но радовал внук.
Для него и трудил
Себя дед,на печи не лежал,
На охоту ходил
И хорошую лайку держал.
Внук любил наблюдать,
Как возились щенки во дворе:
Чисто рыжие - в мать
И в породу ее матерей.
Но однажды,когда
По-весеннему капало с крыш,
Вот ещё ерунда!-
Родился чёрно-пегий малыш.
"Знать,породе конец!-
Молвил дед.- Утоплю поутру..."
Тут взмолился малец:
"Я себе его,дед,заберу!
Пусть побудет пока,
Пусть со всеми сосёт молоко..."
Но принять старика
Оказалось не так-то легко.
Вот рассвет заалел...
Снились внуку охота и лес,
Дед ушанку надел
И в тяжелые валенки влез.
Снился внуку привал
И пятнистая шёрстка дружка...
Дед за шиворот взял
И в котомку упрятал щенка.
"Ишь,собрался куда!
Это с пегим-то,слыхана речь!
Что щенок? Ерунда!
Наше дело - породу беречь.
Ну,поплачет чуток,
А назавтра забудет о чем..."
И скулящий мешок
Канул в воду,покинув плечо...
"Вот и ладно.." Хотел
Возвращаться он в избу свою,
Тут внучок подоспел -
И с разбега - бултых в полынью!
"Что ты делаешь,дед!
Я же с ним на охоту хотел..."
Внук двенадцати лет
Удался не по возрасту смел.
Только ахнул старик...
Не успел даже прянуть вперед,
А течение вмиг
Утянуло мальчонку под лёд.
Разбежались круги
В равнодушной холодной воде...
Вот такие торги
И такая цена ерунда.
Без хозяина двор ,
Догнивает обрушенный кров...
...А в деревне с тех пор
Никогда не топили щенков.
– Ну сколько можно, Афарга… – донёсся из глубины комнаты, от окна, голос, при звуке которого Волкодав замер на месте, так что рука мономатанки соскользнула с его запястья. Голос человека, бессердечно отрываемого от любимейшего на свете занятия – работы с пергаментом, пером и чернилами, – учёного, ещё витающего мыслями в том, о чём уже написал и только собирался писать, но при всём том понимающего, что в покое его не оставят и из мира, рождаемого в запёчатлённых словах, волей-неволей придётся возвращаться в обыденность.
Вдова купила баклажан,
Домой к обеду принесла,
Но занести над ним ножа
На кухне так и не смогла.
Тут надо, братцы, вам сказать,
Что муж молоденькой вдовы,
Пока ложился с ней в кровать,
Был полным мерином, увы...
Жила она в большой тоске,
А схоронила муженька -
И славный овощ на доске
Не поднялась крошить рука.
Уж так он ладен и хорош,
Изогнут чуть, продолговат
И тверд в руках, когда возьмешь,
И цветом - форменный агат!
Не тощ, не вял, не жив едва,
А в самом теле и в поре!
Губами тянется вдова
К его ядреной кожуре...
Поклясться не возьмусь, но от людей я слышал,
Что раньше великаны плодились на земле.
Но дни былых племён затеряны во мгле,
А в брошенных домах живут, представьте, мыши…
