«Кладбище для безумцев. Еще одна повесть о двух городах» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 3
Знаешь, как говорит Хичкок: когда главный художник закончил с декорациями, фильм состоялся. Наш фильм состоялся. Это - его завершение. Дело в шляпе.
В кабинете меня ждало приглашение стать безмозглым тупицей.
Нет, оно не было выгравировано на мраморной плите, а всего лишь аккуратно напечатано на хорошей почтовой бумаге.
Прочтя его, я сполз в кресло, лицо мое покрылось холодной испариной, рука порывалась схватить, скомкать и выбросить подальше этот листок.
Вот что в нем было:
«Грин-Глейдс-парк»,
Хеллоуин
Сегодня в полночь.
У дальней стены, в середине.
P.S. Вас ждет потрясающее открытие. Материал для бестселлера или отличного сценария. Не пропустите! Вообще–то, я совсем не храбрец. Я не вожу машину. Не летаю самолетами. До двадцати пяти лет боялся женщин. Ненавижу высоту, Эмпайр-стейт-билдинг – для меня сущий кошмар. Меня пугают лифты. Эскалаторы вызывают тревогу. Я разборчив в еде. Первый раз я попробовал стейк лишь в двадцать четыре года, а все детство провел на гамбургерах, бутербродах с ветчиной и пикулями, яйцах и томатном супе.
– «Грин-глейдс-парк»! – произнес я вслух.
«Господи! – подумал я. – В полночь? Это я-то, которого лет в пятнадцать гоняла толпа уличных задир? Мальчик, спрятавшийся в объятиях брата, когда впервые смотрел «Призрак оперы»?»
Да, он самый.
– Дурак! – завопил я.
И отправился на кладбище.
В полночь.
— Как ты думаешь, нас кто-нибудь там видел?
— Нет, конечно. Поэтому я и помахал! Чтобы показать, какие мы глупые и невинные! Творится что-то неладное. Мы должны вести себя естественно.
— Когда в последний раз мы вели себя естественно? (59)
Я поднялся по ступеням крыльца, вспоминая тот особенный вечер, когда Рой взял меня на оперу «Зигфрид» в зале «Шрайн».
— Кто поет? — спросил я.
— К черту пение! — вскричал Рой. — Мы идем смотреть дракона!
Что ж, музыка была изумительная. Но дракон? Убейте тенора. Потушите огни.
Наши места были так далеко от сцены, что — увы! — я видел только левую ноздрю дракона Фафнира! Рой же не видел ничего, кроме огромных огненных клубов, которые невидимое чудовище извергало из своих ноздрей, чтобы уничтожить Зигфрида.
— Проклятье! — шептал Рой.
Фафнир погиб, волшебный меч глубоко вонзился в его сердце. Зигфрид издал победный клич. Рой вскочил на ноги, проклиная спектакль, и выбежал из зала.
Я нашел его в фойе, он бормотал себе под нос:
— Вот это Фафнир! Господи! Ты видел?!
Когда мы вылетели в темноту на улицу, Зигфрид все еще завывал о жизни, любви и кровавой резне.
— Вот несчастные идиоты, эти зрители, — сказал Рой. — Еще два часа сидеть там без Фафнира!
Рой Холдстром с двенадцати лет мастерил в гараже динозавров. В фильме, снятом на восьмимиллиметровой пленке, динозавры гонялись за его отцом и потом сожрали его целиком. Позже, когда Рою было уже двадцать, он возил своих динозавров по студиям-однодневкам и начал снимать малобюджетные фильмы в жанре "затерянных миров", они-то его и прославили. Динозавры настолько заполнили его жизнь, что друзья забеспокоились и попытались подыскать Рою хорошую девушку, которая бы поладила с его чудовищами. Ищут до сих пор. (31)
Здесь видны Стояния Крестного пути и остался след неиссякаемых потоков крови тех сценаристов, что, изнемогая, несли свой крест к Голгофе, сгибаясь под непосильной тяжестью поправок, а за ними по пятам гнались режиссеры с плеткой и монтажеры с острыми как бритва ножами. (8)
- Констанция! Соседи!
- Что нам соседи, мой милый! - она поцеловала меня так крепко, что у меня остановились часы. - Спорим, твоя жена не умеет так целоваться!
- Если б умела, я бы умер еще полгода назад. (236)
Это было как бальзам на душу - поговорить о чём-нибудь дурацком, бессмысленном, нелепом: безумие, вышибающее из меня своё собственное крепчающее безумие.
— Нам повезло, что есть несколько прихожан, которым совесть все время доставляет неприятности. Они силой заставляют церковь принимать их деньги.
— Вы говорите правду, отец.
— Будь я проклят, или забери меня Господь, если это не так. — Он рассмеялся. — Трудно брать деньги с прожженных грешников, но это все ж лучше, чем позволять им выкидывать эти деньги на скачках. Здесь у них больше шансов выиграть, ибо я через страх насаждаю в их души Христа.
в момент смерти на глазной сетчатке жертвы остается образ убийцы. Если снять эту сетчатку и погрузить в эмульсию, лицо убийцы всплывет из тьмы.
