«Кардонийская рулетка» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 2
— Свидетели показывают, что добрый синьор Хан ворвался в харчевню «Костерок с дымком» и… — Болгер на мгновение сбился. — И… гм… напал на восемнадцать человек, мирно отдыхавших в вышеупомянутой харчевне.
— Напал? — саркастически переспросил ИХ. — На восемнадцать человек?
— Напал, — повторил капитан. Он оценивающе оглядел Бедокура — тот попытался съежиться, но не срослось — и пожал плечами: — Можно поверить.
Иногда могучее сложение Чиры играло против него.
— Кто подтвердил обвинение?
— Все присутствующие, — сообщил капитан, заглянув в папку. — Те, кто не успел удрать и пребывал в сознании.
— То есть двое, — с нажимом уточнил ИХ.
— Трое, — вздохнул Болгер.
Если бы всякий раз, когда я о чем-то догадываюсь, мне давали леденец, не пришлось бы задумываться о покупке кондитерской фабрики.
Все идеи — дерьмо, кроме одной: мы все умрем.
— А вы, капитан, каких взглядов придерживаетесь?
— Умеренно консервативных, — сообщил Базза. И пригубил игристого.
— То есть?
— Я готов слушать и соглашаться с критикой властей, но не считаю демократию панацеей от всех бед.
— Что мешает?
— Концентрационные лагеря...
Я не участвовал в драке: у меня твердые моральные принципы, хроническая травма спины и колена.
только поэтому предлагаю в последний раз: сдавайтесь. Еще не поздно. – Или? – Или я вас уничтожу. Заберу заводы, фабрики, шахты, но при этом убью. – Абедалоф рассмеялся. – Убью всех, кто будет сопротивляться, кто не склонит голову, кто не захочет меня бояться. И вы, Винчер, знаете, что мы не устанем убивать. Потому что мы – в своем праве, а вы – никто. – Откуда у вас права на Ушер? – Скулы консула сводило от бешенства, но он заставлял себя сдерживаться. – Наше право – в нашей силе и наших желаниях.
– Внутри каждого человека борются два волка, – негромко произнес старик. – Один волк – черный, это зависть, ревность, эгоизм, амбиции, ложь. Второй волк – белый, это мир, любовь, надежда, истина, доброта и верность. – И какой волк побеждает? – тихо спросил мальчик. – Тот, которого ты кормишь.
ловекам, что Вселенная принадлежит не только им. То есть – вам. Или просто: не принадлежит вам. Я не знаю, какую формулировку выберут наши вожди. Знаю, знаю, следующий мой вопрос прозвучал на удивление глупо, но ты должен меня простить, Олли – я был настолько ошарашен, что попросту не знал, как правильно поддерживать столь занимательную беседу. – Ты прибыл к нам э-э… официально
Одни боятся, другие бахвалятся, третьи надуваются спесью, демонстрируя умение «во всем разобраться», но все, все без исключения, обсуждают подброшенную газетами тему. Говорят не о том, о чем хотят, а о том, что нужно кукловодам. Горячатся, спорят, размахивают руками, трясут головами и широко разевают рты, чтобы добавить услышанному немножко собственного бреда.
нием. К ним привыкают, воспринимают как должное, но если все вокруг станут повторять, что люди живут плохо, потому что ими правят богачи, работяги поверят. – Поверят? – растерялся Махим. – Разумеется, поверят. – Арбедалочик презрительно усмехнулся. – Первое: людям нравится думать, что они используют мозг по назначению. Второе: мало кто доволен своим положением. Третье: люди тянутся к новому, причем, заметьте, не к лучшему, а к новому. Четвертое: возможность выступить против власти повышает их в собственных глазах. Взболтайте из перечисленных ингредиентов коктейль, и вы получите взрыв, способный смести какой угодно авторитет. – А потом? – тихо спросил Йорчик. Сфера его интересов была далека от подобных материй, и профессор как завороженный слушал Абедалофа. – Потом мы устанавливаем свою власть и возвращаем скот в стойло, – махнул рукой директор-распорядитель. – Быдлу станет в разы хуже, чем раньше, но пищать оно не посмеет, поскольку мы будем жестоки с ним. Так жестоки, что это быдло будет непрерывно трясти от – ужаса. – Вям!
