«Рождественские каникулы» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 27
Я сама не знаю, во что я верю, ведь это чутье, а как описать чутье словами? Чутье подсказывает мне, что сила, которая правит нами, — людьми, животными, всем на свете, это сила непонятная и жестокая, и за все надо платить. Сила эта требует око за око и зуб за зуб, и как бы мы ни увиливали и ни изворачивались, мы вынуждены подчиниться, потому что эта сила есть мы сами.
Мне начинает казаться, что в этом мире очень трудно понять, чему можно верить
Жалость — это лесть, которой жаждет неудачник, чтоб сохранить самоуважение
"Жалость вызывает нищий, ведь нет у него ни силы воли, ни трудолюбия, ни мозгов, чтобы заработать на сносную жизнь. Жалость - это лесть, которой жаждет неудачник, чтоб сохранить самоуважение. Жалость - это ничтожная подачка потерпевшим кораблекрушение, которая позволяет преуспевающей публике с чистой совестью наслаждаться своим преуспеванием."
"Сказать, почему я хотел, чтобы ты приехал? Когда человека нет рядом, его идеализируешь, на расстоянии чувство обостряется, это верно, а увидишь его снова - и удивляешься, что ты в нём находил. Я думал, если что-то ещё осталось от моей привязанности к тебе, тех нескольких дней, что ты тут проведёшь, будет довольно, чтобы окончательно её убить."
Сказал Линкольн: «Некоторых людей можно дурачить все время, всех можно дурачить некоторое время, но все время дурачить всех невозможно».
Изречение Макиавелли: народ можно лишить политической свободы, если предоставить ему свободу в частной жизни.
Равенство — отъявленная чепуха, самая нелепая из всех, какие когда-либо смущали человечество. Словно люди равны или могут быть равны! Говорят о равных возможностях. На что людям равенство, ведь им от него нет никакого толка. Люди рождаются неравными, они разные по характеру, жизнеспобности, по складу ума; и никакие равные возможности этого не возместят.
Почему не дать себе волю? Стоит только чуть изменить привычной сдержанности, и она бы безумно в него влюбилась; какое было бы облегченье не держать в узде свои чувства, и ведь он ее любит, да, конечно, любит, от пламени его страсти у нее перехватывает дыхание, в его пылком взгляде, в живом лице — неистовое желание обладать ею; как чудесно быть любимой тем, кого любишь до безумия, и если бы он ее разлюбил, а он наверняка разлюбит, ей бы остался исступленный восторг, остались бы воспоминания, и разве они не стоят боли, мучительной боли, которую она испытает, когда он ее покинет? А когда все будет сказано, все кончено, если боль окажется нестерпимой, к ее услугам всегда будет Сена или газовая плита.
Так славно на несколько часов отгородиться от всего света. Отдых, покой, тишина, одиночество. Похоже, такую роскошь могут себе позволить только очень богатые, а ведь это ничего не стоит. Странно, что так трудно этого достичь.