«Козленок в молоке» adlı sesli kitaptan alıntılar, sayfa 3
Дело в том, что у меня еще со времен моего брака обозначилась дурацкая привычка прятать деньги и ценные бумаги в книги – а их у меня больше двух тысяч. Роясь на полках, я острее, чем обычно, ощутил скоротечность бытия: ведь большинство из этих книг я уже не прочитаю никогда, даже если брошу пить, встречаться с женщинами и сочинять, что, собственно, и нужно бросать в первую очередь, а буду только читать, читать, читать… Но даже в таком случае смерть настигнет меня лишь на подходе к первой тысяче!
Да, воспоминания — это разновидность некрофилии.
Пруста можно дочитать до конца, если только ты парализован и по этой причине ничего другого делать не в состоянии.
Разумеется, она сказала далеко не «черт подери», но я не кской-нибудь постмодернист литинстутского разлива и никогда не путаю бытовую речь с литературной.
Конечно, искусство всегда требует жертв, но только гении и кретины приносят ему человеческие жертвы.
– Учтите, если Надежда не вернется через полчаса, я переведу ее в посудомойки!– А если она не виновата, если он насильник! – заступился за Надюху глумливый Закусонский.– Так не бывает… Писатель, а такой ерунды не знаете! – отрезала метрдотельша.
И я полез в боковой карман с таким видом, будто у меня там филиал госбанка.Это была известная ресторанная уловка: ты задерживаешь руку в кармане, а ничего не подозревающий новичок вынимает деньги, после чего можно сообщить, что забыл бумажник в пальто, давая ему возможность потратиться. Опытные в секретах застольного мастерства, Стас и Арнольд сделали то же самое. Так мы некоторое время и сидели, точно три мафиози: каждый сунулся в карман за стволом, но начать пальбу первым никто не решается…– Будем платить-то? – нетерпеливо спросила Надюха. Мы вопросительно посмотрели на Витька.– А у меня шуршиков уже неделю нет! – простодушно ответил он, совсем не смутившись тем, что наше знакомство начинается с прямого вымогательства.– Меня же со стройки уволили…– Ну мужик пошел! – возмутилась Надюха. – В ресторан без денег идет, к бабе без…Произнося все это, она почему-то глядела именно на Витька, хотя и мы тоже были «без».– Без гладиолуса! – подсказал Витек, ухмыляясь. Надюха посмотрела на него долгим взглядом женщины, забывшей, когда ей в последний раз дарили цветы.
– Ну как? – спросил Арнольд, заранее скромно потупив глаза.– Говно! – выпалил я, чтобы опередить какую-нибудь чудовищную бестактность со стороны Жгутовича и не слишком огорчить самолюбивого провинциального автора.– За что ж вы здесь, в Москве, так Сибирь не любите? – задумчиво поинтересовался Арнольд.– Ты Мелвилла хоть читал? – тяжелым от пива голосом спросил Стас.– Не довелось.– Когда доведется, обрати внимание: у него там кит за мужиками гоняется… «Моби Дик».– Так то ж кит!– А у Распутина медведь тоже одного мужика выслеживает, – добавил я.– Так то ж медведь, – не сдавался Арнольд, – у меня-то – рысь! А про шапку у них там есть?– Про шапку у них там нет, – покачал головой Жгутович, – но на аллюзиях далеко не уедешь!Арнольд затих, видимо, прикидывая, далеко ли можно уехать на аллюзиях, а главное, соображая, что это такое – аллюзия. Спорить со Стасом он даже и не пытался, потому что Жгутович был человеком угнетающе начитанным, да и работал в букинистическом магазине «Книжная находка», что на Лубянке, рядом с памятником первопечатнику Ивану Федорову.
– А вот я, – Стас резко перехватил инициативу, – когда гляжу на пыльные ряды книг в магазине, чувствую себя мальчишкой, вознамерившимся ублажить ненасытное лоно Астарты…
Я даже познакомил в психотерапевтических целях своего безуспешного друга с одной молодой общедоступной поэтессой, однако наутро он заявил, что лучше его беспутной жены все равно никого нет, а эти поэтессы вообще какие-то ненормальные и трахаются даже как-то ямбом.
