Денис Гордеев

Здесь, глубоко под землей, у черного подземного озера, жил старый Голлум* – тварь невеликая, но довольно противная. Откуда он там взялся – не знаю; не знаю я и того, кто он был такой и что он был такое. Голлум – и все тут! Голлум, черный, как сама чернота, черный с головы до ног – не считая двух больших и круглых, как плошки, белесых глаз на костистом лице.

– Геральт… – Слушаю, Йен. – Когда я… Когда мы не были вместе, ты бывал с другими женщинами? – Нет. – Ни разу? – Ни разу. – У тебя даже голос не дрогнул. Не понимаю, почему я тебе не верю. – Я всегда думал только о тебе, Йен. – Теперь верю.

Понимать сердца, но не покорять их...

Есть раны, которых никогда не исцелить полностью.

Я никогда не мог понять, почему у вас, людей, большинство ругательств и обидных выражений связано с эротической сферой?

Мне известно, что тебе около сорока, выглядишь ты на тридцать, думаешь, будто тебе немногим больше двадцати, а поступаешь так, якобы тебе всего лишь десять.

Чёрт знает, чем всё кончится, но хорошо, что хоть начинается.

Когда же гадюка с самцом спаривается, то последний должен голову в пасть ей всунуть, дабы семя вовнутрь выплюнуть. Гадюка, от вожделения ошалевшая, тут же голову ему отгрызает. <...>

А для гулпцов отсюда предупреждение: похоть - дело человеческое, но всякий раз гляди, куда голову суешь.

Мы не выбираем времена. Мы может только решать, как жить в те времена, которые выбрали нас.

Трудно поверить, что огонь обжигает, пока не прикоснешься к нему.