Ольга Степнова

бросив банку в урну, предложила Надежда. – А то заклюют. – Не фиг делать, – согласилась Слава. – Пойдем. И, показав почтенной публике средний палец, направилась за новоявленной подругой. – Скоро будем обедать, – сказала Ольга Сергею, когда он вышел из кабинета. Барышев молча подошел к столу и взял утреннюю газету. С первой полосы улыбался Леонид Сергеевич в траурной рамке. Сергей пару секунд подержал газету в руке и убрал ее в шкаф портретом вниз, словно протестуя против некролога и черного обрамления родного лица. – Сережа, а когда… – Завтра, – отрезал он. Ольга хотела спросить насчет обеда, но он ответил про похороны. Ну, конечно же, о чем еще он может размышлять с таким лицом… – Как ты думаешь, Сереж… Может быть, не надо брать детей на похороны? Он посмотрел на нее так, будто она попросила разрешения не надевать траур и включить веселую музыку. – Как хочешь. Но это их дедушка. «Я виноват. Ты можешь ни во что не ставить мои слова», – явственно показал он своим тоном. Но она вовсе не собиралась ставить условия. Она… за детей боялась. – Мы бы потом сходили с ними на кладбище. А завтра будет очень тяжело, я переживаю, как они это перенесут!

лось, и все чаще вспоминалась Москва

заграбастала, обхватила руками, ногами, всем телом, запутала в волосах и… Он забыл, кто он, где и в каком измерении… – Все равно бедная, – жарко прошептала Надя ему на ухо… Затянувшийся полет вымотал, как жара, которая простояла полгода. Хотелось доползти до воды, но сил не было. Дима вспомнил про кофе, протянул руку к журнальному столику, но не попал, смахнул чашку на пол… Все, смерть, решил он. Смерть