Kitabı oku: «И. П. Павлов – первый нобелевский лауреат России. Том 2. Павлов без ретуши», sayfa 7

Мы допустили, что в переходное время падает возбудимость, но при естественном рациональном переходе это не кончается полным незаменимым ущербом. Если взрослый ум не имеет столь частых случаев восторгаться, разочаровываться и т. д., зато, конечно, его более редкие ощущения, наверное, глубже. Новое не только не исчезает, напротив, открывается бесконечная область нового. Где конец человеческой науке? Не на каждом ли шагу вы встречаетесь с новыми соображениями, раз приучили себя думать? Не бойтесь распрощаться и с философией. Ваша деятельная мысль раздражается всем попадающимся под глаза, ставит вопросы за вопросами – и скоро опять дойдет до неотложной надобности общих всеобъемлющих принципов, но пойдет серьезно, твердою ногою, от честных вопросов.

Итак, думать, творить в умственной области – вот конечная цель умственной силы.

Приучить себя думать, поставить в надлежащие условия деятельности логическую силу – вот конечная задача эпохи развития человека. И истинное человеческое счастье гарантировано только тому, кто вовремя понял эту задачу и все свое время и труд отдает ей. В пору молодости природа как бы дразнит, возбуждает вкус к радостям умственной жизни, как бы в дверь показывает интересное привлекающее царство мысли. Но войдет в него только тот, кто, очарованный его видом, предпримет серьезную и трудную работу, чтобы сделать себя достойным его.

Dixi!⁷

Хроника

16 августа прибыл в Петербург с остановкой в собственной квартире коллежский секретарь Д. И. Павлов.

_____________

Нас просят известить, что предполагавшийся брак профессора и лаборанта А. Л. Потылицина³⁶ с одною из слушательниц Высших женских курсов по странным обстоятельствам (к сожалению, ближе неизвестным Редакции) внезапно расстроился.

_____________

Доктор С. А. X.⁸ получил назначение в Кронштадт, в местный батальон, и 20 августа должен отбыть к месту своего служения. В настоящее время он находится в очень тяжелом положении, изыскивая средства на проезд из Петербурга в Кронштадт.

_____________

Товарищ делопроизводителя в Департаменте необложных сборов Н. С. Т в первых числах августа с.г. после долгих поисков и бесконечных колебаний решился приобрести в магазине Целибеева (что в Гостином дворе) новые ботинки за 6 р. 15 к. Ботинки так понравились почтеннейшему бумагомараке и рифмоплету, что еще и теперь было, около 20 августа, он не перестает ими любоваться и даже гораздо в большей степени, чем знаменитой пиджачной парой. Кстати, о последней. Не прошло и двух месяцев со дня приобретения, а уж университетский портной, сторож минералогического кабинета Кириллов, зашибает порядочные деньги, замаскировывая, по возможности, часто обнаруживающиеся разложения на составные элементы.

_____________

13 августа известный нам доктор X. встретился в Летнем саду со своим старым приятелем и не выдержал. Положив начало в Летнем саду, сильно заложив на пароходной пристани около Летнего сада, основательно заправился у Палкина в прекрасном обществе и окончательно потерял сознание на островах. В редакции имеется собственноручное письмо к редактору вышеупомянутого врача, в котором он, описывая свои похождения, ни слова не намекает на раскаяние и на исправление в будущем.

_____________

Мы получили достоверные известия, что высшие женские курсы уже переведены на Сергиевскую улицу в дом Боткиной (быв. Сумарокова). В нынешнем году слушательницы Курсов получат возможность слушать лекции по химии профессора Менделеева и будут иметь счастье часто любоваться на прекраснейшего Д. П., который будет ассистировать по химии.

_____________

19 августа вечером в квартире Васильева (дядюшки вашего почтеннейшего редактора) произошло первое свидание коллежского секретаря Д. П. Павлова со слушательницею медицинских курсов Р. С. Руденко. При этом свидании Р. С. не могла сдержать своих чувств и к досаде многих молодых господ чмокнула его в губки. Последний же не оставался в долгу и почтительнейше (впрочем, испросив сперва позволения) приложился к ее ручке.

_____________

17 августа 1879 г. некий коварный злоумышленник похитил у Н. С. Т кабинетный портрет одной молодой особы С. В. К. Преступление совершено искусно. Пострадавший отнесся к своему несчастью чрезвычайно равнодушно.

_____________

Объявления

Потерян жених с кличкой «Сашка». Приметы: долговязый, косой и сильный к выпивке. Нашедших просят доставить за громадное вознаграждение по следующему адресу: Пески. Дом Салтыкова Р. С. Р.

_____________

Молодой доктор от безделья и долгого отсутствия в практике, рискуя потерять и последние еще оставшиеся у него медицинские познания, решается в отчаянии предложить свои услуги почтеннейшей публике бесплатно. Адрес: Шпалерная, доктор Павлов (редакция сильно сомневается как в пользе этого объявления, так и последующего).

_____________

В непродолжительном времени появится в печати новое сочинение кандидата прав Н. С. Т. под заглавием «Швайпольд Феоле и его баварская типография» или «Не читай без разбора всякую печатную чепуху». А то как раз в данном случае и наткнешься на нее. Сочинение это всем желающим будет высылаться немедленно и бесплатно. Тут же предлагаются услуги по филологии и славянским наречиям за самую дешевую цену. Адресоваться письменно и устно: Университет, номер квартиры 2, Н. С. Т.

_____________

Потеряны серебряный портсигар и золотые часы на Невском недалеко от «Общества для закладки движимых имуществ». Нашедшего просим доставить по ниже написанному адресу и извинить, что нечем его вознаградить. Кронштадт. Врачу местного батальона С. А. X.

Сбежала коломенская страсть светлой шерсти. Просят доставить на Шпалерную улицу д-ру П.

_____________

М. О. Т. извещает своих знакомых о кончине своей страсти (убитой преступными руками приятелей) к одной замечательной интересной особе. Просят пожаловать на поминовение в гостиницу Европа вечером 22 августа, будет очень и очень порядочная выпивка.

_____________

Примечание редакции. Третье объявление обязывает редакцию к некоторым объяснениям. По житейскому закону – рыбак рыбака видит издалека: познакомились некий седовласый купец, измысливший путем литературной славы получить некоторые житейские выгоды и увековечить свое имя, и с другой стороны, известный уже вам наш почтенный сотрудник, богатый идеями с неизменным зудом в руках. Условия знакомства вполне определенные. За известную довольно значительную плату наш сотрудник должен пожертвовать своим правом автора на следующие произведения: на основании ученых источников должно быть написано исследование в 4 печатных листа о первом типографщике славянских книг Швайпольде Феоле, что теперь уже благополучно и исполнено.

Редакция считает своим долгом не согласиться с замечанием автора Хроники по поводу о приключениях с доктором X. По личным нашим наблюдениям раскаяние есть и очень значительное.

Ответы Редакции

Ваше самощипание, Читательница, очень и очень знаем по личному опыту. Припадок – скоропреходящий. Надеемся, что теперь снова горит в вашем сердце солнце жизнерадостности. Подробности – при недалеком, надеемся, свидании.

_____________

Просьба редакции. Передайте от всего состава редакции душевное приветствие Авдотье Михайловне.

С глубокой благодарностью к Саре Васильевне за внимание к нашему литературному пыхтению остаемся.

Сотрудники и Редактор-издатель

Ив. Павлов

Третий курс

После летней переписки встретилась я с Иваном Петровичем как со старым близким другом.

Тут только первый раз я обратила внимание на его наружность. Удивительно, не правда ли?

Но я так много видела людей, что внешность не производила на меня впечатления. Старалась я проникнуть в душу. Интересовала меня всегда жизнь духа! Всякого нового знакомого я стремилась прочесть, охотно перелистывала в разговоре его мысли, чувства и бросала, если не находила ничего интересного. Поэтому-то и любила я новые знакомства, как новые книги.

Иван Петрович Павлов. 1871 г.

Иван Петрович был хорошего роста, хорошо сложен, ловок, подвижен, очень силен, любил говорить и говорил горячо, образно и весело. В разговоре-то и сказывалась та скрытая духовная сила, которая всю жизнь поддерживала его в работе, и обаянию которой невольно подчинялись все его сотрудники и приятели. У него были чудные русые кудри, длинная русая борода, румяное лицо, ясные голубые глаза, красные губы, совершенно детская улыбка и чудесные зубы. Особенно нравились мне умные глаза и кудри, обрамлявшие большой открытый благородный лоб. Да, по правде сказать, полюбилось мне все в моем новом интересном друге.

Приехали мы с юга втроем. Кроме меня с Кией, приехала наша подруга Люба. Это была красивая, стройная, высокая девушка, очень разумная и интересная собеседница. Всю дорогу я говорила ей об Иване Петровиче и уверяла, что оба они самая подходящая пара.

К моему удивлению, они не понравились друг другу. Люба поселилась в семье офицера, приятеля своего брата, и ушла от нас в веселую атмосферу, мы же с Кией зажили по-прежнему.

Компания братьев Павловых стала посещать нас все чаще. Понятно, это не могло способствовать успеху наших занятий, и особенно сказывалось на мне, которой приходилось для заработка тратить все время на уроки.

Круг наших знакомых все увеличивался. По выражению Дмитрия Петровича Павлова, у нас был настоящий салон XVIII-ro века. И действительно, кто только не Иван Петрович Павлов. 1871 г. бывал у нас! Флотские, офицеры всех видов оружия, адвокаты, художники, ученые, студенты, доктора и т. д.

Это не нравилось Ивану Петровичу. Особенно не нравилось ему, да и всей нашей близкой компании, ухаживание за мной уже немолодого не очень красивого адвоката.

Провалился адвокат в моих глазах после с гордостью произнесенной фразы «Я горжусь своими пороками». За эту неосторожную фразу я высмеяла его при всей нашей компании. Высмеивание было настолько удачно, что каждый мой выпад возбуждал общий смех. Все с уважением стали относиться к моему язычку.

Наш кружок был в восторге, когда я разделала этого гордеца. Это, однако, не мешало ему продолжать свои посещения. Все друзья старались не оставлять меня наедине с ним, как он к этому ни стремился.

Жили мы в это время на новой квартире в Манежном переулке. Узенький маленький переулочек (забыла, как он называется) вел на Фурштатскую, где был мой лучший урок. Я репетировала там пятерых детей. Урок был по вечерам, когда я возвращалась с курсов. Всегда кто-нибудь из друзей поджидал на углу переулочка и Фурштатской. Сам Иван Петрович на это не решался. Но был весьма благодарен нашим молодым друзьям: ветеринару М. и технологу Т., которые не пропускали ни одного дня моих уроков и дежурили на углах переулочка. Делали они это ввиду того, что адвокат тоже не пропускал ни одного вечера и часто предлагал покататься с ним в чудные лунные вечера.

Тогда один из молодых людей усаживался рядом с кучером лицом к нам и благодарил адвоката за счастливую мысль воспользоваться таким прекрасным вечером для катания. Можно себе представить разочарование адвоката! Меня же эти приключения только веселили.

Но раз, увы, решено было меня проучить. Как-то на бенефис Савиной брали дешевые билеты для всей нашей компании. Брал билеты всегда Д. П. Павлов и приговаривал: «Для этих барышень беру билеты с удовольствием: когда поручишь им пригласить подруг в ложу, они приглашают таких красоточек, одну лучше других».

Памятник императрице Екатерине II и Александринский театр

На этот раз адвокат попросил у меня позволения взять для меня билет, на что я неосторожно согласилась.

Приезжаем в театр, все друзья поднимаются наверх, а я, о ужас, иду в бельэтаж, где остаюсь одна с адвокатом и большой коробкой чудесных конфет!

В антракте вся наша компания пришла ко мне и усердно набросилась на конфеты, но никто (даже Кия) не согласились остаться со мной в ложе. Весь спектакль пришлось просидеть мне с адвокатом вдвоем. Мое неловкое самочувствие скоро прошло, так как я увлеклась игрой Савиной и следила за каждым ее жестом и каждым ее тоном. Иван же Петрович долго не мог забыть этот мучительный «спектакль».

Подобные приключения могли бы повторяться не раз. Но всегда меня выручали мои юные приятели ветеринар М. и технолог Т., за что они пользовались неизменным большим расположением Ивана Петровича.

Обыск

Жили мы спокойно и дружно под крылышком дорогой Елены Алексеевны.

Новая квартира наша была весьма незатейлива. Помещалась она в первом этаже и имела один вход со двора. Войдя, попадали в маленькую переднюю и налево от нее – кухню. Рядом с кухней – наша комната с Кией, затем общая комната – гостиная и столовая, в которой стоял рояль. Дальше следовала комната Кати – дочери Елены Алексеевны, затем комната самой Елены Алексеевны, вместе с которой жила студентка-медичка Лина Лоренц. В конце коридора жила кухарка Аннушка и ее племянница Настя – горничная.

Вот как-то, в конце ноября, появился у нас в кружке весьма яркий и услужливый человек. Аннушка объяснила, что это ее родственник, приехавший в столицу по торговым делам. Никто не обратил внимания на этого родственника. Он не только целые дни проводил у нас в кухне, но зачастую и ночевал там. Вдруг однажды, совершенно неожиданно, ночью, около 3 часов, явился целый отряд полиции производить обыску Кати. Понятно, и мы с Кией вскочили и поспешили одеться. Никто из нас не мог объяснить причину этого обыска, так как не только Катя, но решительно никто в нашей квартире не занимался политикой. Только впоследствии мы узнали, что был донос на нее, как на племянницу анархиста Кропоткина.

Сидим мы с Кией во время обыска и обсуждаем это необыкновенное приключение. Вдруг тихо постучали к нам в дверь, мы открыли. Два весьма приличных господина очень вежливо попросили позволения войти к нам в комнату и отдохнуть, так как в остальной квартире очень много народу и шумно. Конечно, мы разрешили.

Вошедшие незнакомцы подсели к столу, за которым мы всегда работали, и попросили посмотреть наш альбом, лежавший на столе. На первых же страницах они увидели фотографии и весело воскликнули:

– Э-э! Да это наши общие знакомые. Вот Валерий Осинский³⁷, повешенный в Киеве, вот Михаил Попов, сосланный, а вот Федя Сарсер!

– Это все братья наших одноклассниц, – сказали мы.

– Хорош же был состав вашего класса, – сказали они, смеясь.

Должна сознаться, что некоего общего любимца Феди Сарсера и нельзя было не любить. Это была душа кристальной чистоты, безграничной доброты и с детской верой в людей. Для него зло было совершенно непонятно. Его ожидала участь Осинского, но мы все дружно выхлопотали ему разрешение свободно вернуться и умереть на родине. У него была скоротечная чахотка, и дни его были сочтены.

Затем мы поговорили с нашими гостями. Посмеялись над нашим простодумием и доверчивостью.

Как вы могли не обратить внимания на пребывание родственника кухарки рядом с вашей комнатой? Ведь мы знаем не только фамилии и лица всех тех, кто у вас бывал, но и темы ваших разговоров. Мы знаем, например, что вы живете научными интересами или веселой болтовней. И все это известно нам через родственничка вашей кухарки. Он умудрился не только все слышать, но даже и все видеть, что велось у вас. Позвольте вам пожелать всего хорошего и побольше осторожности в будущем.

Оказалось, что это были важные чины судебного ведомства. Обыск не имел для всех нас никаких печальных последствий.

На святках

Подошли рождественские праздники. Павловы пригласили меня, Кию и студентку-медичку Руденко пойти на вечер к их дядюшке Васильеву. Он был двоюродный брат их матери. Дмитрий Петрович звал его «синодской крысой».

Это был скромный человек, служащий управления в большом доме на Литейном, где имел хорошую квартиру. Жена его была образованная дама. Их дочери – [Зиночке] – давал уроки меньшой из братьев Павловых, которого прочили в женихи девочке. Мать и отец Павловых были очень довольны этой перспективой, так как отец невесты говорил:

– На ее имя лежит в банке сорок тысяч. Кроме того, приготовлено много драгоценностей, мехов и кружев. Да в этом же доме я дам им и обмеблирую хорошенькую квартирку. И будут они жить, как у Христа за пазухой!

После неожиданной кончины жениха³⁸ невеста со всеми благами была назначена Ивану Петровичу.

Вот в этой-то семье, по приглашению братьев Павловых, мы и провели рождественский вечер. Пришли компанией в десять человек. Наслаждались праздничными угощениями, приятной обстановкой и веселились вовсю, не обращая внимания на хозяев.

Собрались играть в «мнения», дочь хозяина, девочка пятнадцати лет, выразила желание принять участие в игре. Но Дмитрий Петрович сказал ей:

– Ты еще мала для этого, ничего не поймешь в наших шутках.

Каждый написал свое мнение обо мне. Дмитрий Петрович собрал все билеты и начал читать.

Прочел он: «Птичка-невеличка, а ноготок востер!» и закричал:

– Это написал Иорданка!

Второй билет: «О чем думает Сара Васильевна, когда ей не спится? и ответил – Сара Васильевна всегда спит прекрасно и никогда не думает о таком болване, как вы».

Авторы мнений запротестовали, но тут Дмитрий Петрович крикнул:

– Молчите! Я нашел преступление! Женской рукой написано мужское мнение! И виновен в этом мой братец Ванька, нарочито севший рядом с Авдотьей Михайловной. Женщина не могла написать о женщине: «Хочу Создателю молиться, а сердце молится тебе!»

Тут поднялся шум и гвалт. Иван Петрович для всеобщего успокоения предложил играть в «веревочку». В этой игре принимали участие и хозяева. Иван Петрович с таким усердием прилагал свою силу, что хозяин с охами и вздохами вышел из игры. А у нас руки раскраснелись и припухли.

* * *

На другое утро после вечера, проведенного у дядюшки Павловых, мы получили торжественное письмо от нашей дорогой Елены Алексеевны. Она приглашала нас на праздничный обед и просила оказать ей честь нашим посещением. С самого раннего утра в квартире стоял смех. Открылись двери из нашей комнаты в общую, нашим кроватям с помощью ковров и диванных подушек был придан вид диванов. Хвост рояля был выдвинут из общей комнаты в комнату Кати. Посредине почти пустой общей комнаты красовался обеденный стол с праздничной сервировкой.

Угощением мы были поражены: суп с пирогом, жареный гусь с яблоками и гречневой кашей и – о, верх блаженства! – большая форма чудесного крема… Разговоры шли самые оживленные и веселые.

Во время чаепития раздался звонок и пришел Юрий Дмитриевич – племянник Елены Алексеевны, московский студент, уже два месяца живший в Петербурге по делам. Он был мрачного вида, носил ботики, которых петербургские студенты никогда не имели, и говорил мрачным голосом об абсолютах. За это я и прозвала его «ботики-абсолютики».

Своим появлением Юрий Дмитриевич не внес веселья в нашу компанию. Впрочем, он усердно пил чай с вареньем; чтобы оживить его, Елена Алексеевна спросила:

– Юрий, как ты находишь мою молодую компанию?

На это он ответил, понуря голову:

– Лина у вас красавица, Авдотья Михайловна красива, Катя – хорошенькая, – а потом замолчал.

Все трое посмотрели на меня, посмеиваясь. Катя хлопнула его по плечу и сказала:

– Что же вы ничего не сказали о Саре Васильевне?

Не менее мрачно он ответил:

– Сара Васильевна лучше всякой красавицы.

Я показала длинный нос своим приятельницам и бросилась к нему с громким возгласом:

– «Ботики-абсолютики», напишите и выдайте мне аттестат на красоту!

– Ах, так это вы прозвали меня «ботики-абсолютики»? Ничего я вам не напишу.

Давил Абрамович Каменский

С этими словами он поднялся и заявил, что ему необходимо пойти закончить какой-то философский разговор.

Мне казалось, что «ботики-абсолютики» говорили слишком небрежно, и это меня обидело. Я гордо сказала:

– А-а-а! Вот вы как ко мне относитесь, знайте, что при первом же удобном случае я продерну для общей потехи вашу домашнюю философию, как продернула адвоката за его фразу.

Домашний философ поспешил уйти. Во дворе его встретила компания братьев Павловых и затащила обратно.

Мы хотели закрыть было дверь в свою комнату и там принимать своих гостей, но Елена Алексеевна пригласила и их войти к себе на чай и танцы. Тут-то пошла всеобщая потеха над суждением «ботиков-абсолютиков». Заиграла Елена Алексеевна кадриль. Катя танцевала со своим женихом, ветеринар с Линой, Дмитрий Петрович с Авдотьей Михайловной, а неистовый Егорка – со мной.

Иван Петрович не танцевал, а сидя за занавеской в нашей комнате, предавался печальным размышлениям, о которых рассказал мне много позже.

– Вот человек Егорка – знает ее только два месяца, а сумел уже высказать ей, как она ему нравится. А я никак не могу решиться сказать ей, что она для меня значит. Не будь ее здесь, я бы никогда не ходил сюда.

Тут он был потащен одной ангажированной дамой и принял участие в новой кадрили, устроенной братом Авдотьи Михайловны.

Среди нас был молодой студент из медицинской академии³⁹. О его развитии мы понятия не имели, так как он не решался открывать рот в нашей компании. Зато он прекрасно пел баритоном, брал уроки у лучшего учителя по итальянской опере и влюблен был без памяти в Киечку, он не мог оторвать глаз от ее лица.

Вдруг встает он и, сверх обыкновения, останавливается передо мной, хотя его глаза влюбленно смотрят в сторону Кии:

– Мне приказано спеть вам арию. «Онегин, я скрывать не стану», – и замечательно спел ее.

Когда мы все поблагодарили его, и я пожелала узнать, кто доставил мне такое удовольствие, он ответил, что этого ему сообщать не приказано. И поспешил на свое место возле Киечки. А Дмитрий Петрович указал пальцем на Ивана Петровича, уже сидевшего, как и всегда, на окне за портьерой. Я подумала: у Кии брат-студент последнего курса, а дома богатый отец. У меня же дома – брат-гимназист и больная мать, оставившая на время по болезни свою службу. На все про все у меня только мой острый язык. Да потому я серьезно заявила:

– Теперь я, господа, не могу ответить на любезное ко мне обращение. У моих двух учениц переэкзаменовки, и сама я, как депутатка, занята устройством литературного вечера у нас на курсе, кроме того, обещала я «ботикам-абсолютикам» продернуть его домашнюю философию, значит не скоро дойдет очередь до разбора сегодняшнего ко мне обращения…

Серафима Карчевская (в центре) с подругами-сокурсницами. На обороте фотографии подписи: «Марта (прекраснодушная, но задирательная), Мефистофель (желтое шарообразное тело) и Капитан (доблестная молчаливость) засвидетельствовали свой педагогический триумвират. Февраль 1880-го г.» и «Моему» хозяину «Ваньке»

Веселились мы до двух часов ночи, а на другой день у меня в одиннадцать часов был урок, который пропустить я никак не могла. Пришлось расставаться.

При прощании попробовала я разжалобить Юрия Дмитриевича и усиленно просила его выдать мне свидетельство для защиты от жестоких насмешек нападающих на меня приятелей.

– Они нисколько не жалеют одинокую беззащитную девочку, которую все здесь преследуют!

– Это вас-то преследуют, это вы-то беззащитная? – воскликнул Юрий Дмитриевич. – Да вы здесь первая заноза и всеобщий баловень!

Так и осталась я с прозвищем «заноза!»