Kitabı oku: «Русское масонство. Символы, принципы и ритуалы тайного общества в эпоху Екатерины II и Александра I», sayfa 5

Затем братья снова пьют тосты. Дальше идут вопросы о ложе, о ее внутреннем составе, внешних украшениях и ее символическом смысле.

Ученик. Ложу составляет известное число масонов, которые соединились, чтобы вместе работать. Ложу составляют числа: три, пять, семь или одиннадцать³⁸. Три составляют ложу потому, что три Великих масона создали мир, так же как и это благородное произведение архитектуры, человека, которые так совершенны в своих пропорциях, что древние начинали свою архитектуру с тех же самых правил; и еще потому, что три великих масона были при строении Соломонова храма³⁹. Пять составляют ложу потому, что каждый человек одарен пятью чувствами, именно слухом, зрением, вкусом, обонянием и осязанием. В масонстве три из этих чувств имеют для меня великую важность, именно слух, зрение и осязание. Слух служит к тому, чтобы слышать слово; зрение – чтобы видеть знак; осязание – чтобы чувствовать прикосновение, так что я могу так же хорошо узнать брата в темноте, как при свете. Семь составляют ложу потому, что есть семь свободных наук, именно: грамматика, риторика, логика, арифметика, геометрия, музыка и астрономия. Грамматика учит меня писать и говорить на языке, которому я учусь, «по правилам первого, второго и третьего согласования». Риторика учит искусству говорить обо всяком предмете. Логика учит правильно рассуждать, чтобы тем отличать истину от заблуждения. Арифметика учит свойству чисел. Геометрия учит искусству измерять… Музыка учит свойствам тонов. Астрономия учит знанию небесных тел⁴⁰. Одиннадцать составляют ложу потому, что было одиннадцать патриархов, когда Иосиф был продан в Египет и считался погибшим; и еще потому, что было только одиннадцать апостолов, когда Иуда предал Христа.

Ложа имеет вид продолговатого, прямоугольного четверо-угольника⁴¹; длина ее от востока до запада; ширина от севера до юга; высота от земли до неба; глубина от поверхности земли до ее центра; глубина ложи простирается от поверхности земли до ее центра потому, что масонство универсально. Ложа расположена от востока к западу потому, что так расположены, или должны быть расположены, все церкви и часовни; и это потому, что Евангелие прежде всего возвещено на востоке и оттуда распространилось на запад. Ложу поддерживают три великих столба; они называются: мудрость, сила и красота. Столб мудрости представляет собой мастера на востоке. Столб силы – старший надзиратель на западе. Столб красоты – младший надзиратель на юге. Первое потому, что мастер дает рабочим наставления, чтобы они вели свое дело в должном стиле, с хорошей гармонией. Второе: как солнце заходит, чтобы окончить день, так старший надзиратель стоит на западе, чтобы выдавать рабочим их плату, что и составляет силу и опору всякой работы. Третье потому, что младший надзиратель стоит на юге в самый полдень (который и есть красота дня) сзывать рабочих для отдыха от работы и смотреть, чтобы они вовремя возвращались на работу, для того чтобы мастер получил от этого удовольствие и прибыль. Ложа поддерживается этими тремя столбами потому, что мудрость, сила и красота суть совершители (finisher) всех дел и без них ничто не может быть сделано. Это оттого, что мудрость придумывает, сила поддерживает, а красота украшает. Наша ложа имела покровом облачный небесный свод⁴² разных цветов; ветер масона дует прямо от востока к западу.

Мастер. Который час, брат?

Ответ. Самый полдень.

М. Созовите людей от работы для отдыха и смотрите, чтобы они вовремя воротились опять на работу.

Этим оканчивается масонская беседа; в заключение поется масонская песня, причем масоны становятся вокруг стола. При последнем стихе песни они берутся за руки следующим образом: человек, стоящий вправо, берет левую руку своего соседа правой рукой или стоящий влево берет правую руку своего соседа левой рукой – так составляется масонская цепь. Братья все поют в хоре, поднимая и опуская в такт руки и громко стуча ногами.

После того все говорят, о чем хотят, а мастер делает распоряжение об отдыхе.

На этом кончается изложение степени ученика в ритуале старых масонов.

В ритуале Великой ложи 1717 г., или новых масонов, изложенном у Броуна и Престона, мы находим еще некоторые черты, которые приведем вкратце, в дополнение символики и нравственного учения старого английского масонства.

В ритуале Великой ложи перед закрытием ложи приводятся еще другие подробности, и переданное сейчас описание ложи дополняется таким образом. Три столба, тосканского, дорического и коринфского ордена, представляют Соломона, Гирама, царя тирского, и Гирама-Абифа. Ложа покрыта многоцветным балдахином (небом), которого масоны надеются достигнуть по символической «лестнице Иакова». Она имеет три главные ступени: веру – в Христа, надежду – на спасение, любовь – ко всему человечеству! Эта лестница ведет к небу и утверждается на Библии. «Но любовь обнимает целое; кому свойственна эта добродетель в ее обширном смысле, о том мы говорим, что он достиг вершины своего призвания, или, говоря метафизически (sic), достиг того эфирного жилища, которое закрыто от глаз смертных звездною твердью и далее представляется эмблематически семью звездами, обозначающими семь принятых масонов» etc.

Дальше идет описание внутренности ложи. Внутри ложа состоит из украшений, принадлежностей и клейнодов. К первым относятся: мозаиковый пол (изображаемый на чертеже), «прекрасное основание масонской ложи, он представляет богатство творения и божественных благодеяний, так же как переменчивый и неизвестный ход жизни, и разнообразные внешние отношения людей, которые по рождению и могиле все равны»; пылающая звезда, напоминающая о подании десяти заповедей на Синае, о любящем и благом вездесущии Бога и т. д. Принадлежности ложи: Библия, чтобы управлять и руководить нашей верой и обязывать на ней новопринимаемого; циркуль и наугольник, чтобы управлять нашими действиями. Библия исходит от Бога для всех людей, как самое красноречивое объяснение его воли; циркуль относится к великому мастеру, как его отличие; наконец, наугольник принадлежит всему цеху… Наконец, ложа тщательно бережет и скрывает от профанов свои клейноды. Этих клейнодов – три подвижных и три неподвижных. Подвижные – наугольник, линейка и отвес, – собственно, это необходимые инструменты рабочего каменщика, а для масона это клейноды неоценимого достоинства по своему нравственному значению, потому что наугольник учит нравственности, линейка – равенству, а отвес – прямоте и чистосердечию во всю жизнь. Подвижными они называются потому, что колеблются, когда они висят на груди мастера и двоих надзирателей, и они движутся каждый раз в День святого Иоанна, а если нужно, и чаще. Неподвижные клейноды – чертежная доска для мастера, дикий камень для ученика, чтобы обделывать его и вырезать на нем знаки и нарезки, и совершенный, т. е. кубический, камень для опытного работника, чтобы пробовать на нем свои клейноды и приводить их в порядок. Они называются неподвижными потому, что всегда должны находиться перед глазами масона, как знак того, что они означают в нравственном смысле. Ложа, украшенная таким образом, посвящается вообще Соломону, как первому великому мастеру, а так как он был еврей, то теперь ложа посвящается святому Иоанну Крестителю и Иоанну Евангелисту.

Затем, в новом отделе, излагаются основные нравственные положения масонства. Мы приведем только некоторые черты. Масонство состоит из трех великих принципов: братской любви, помощи и верности (brother by Love, Reliet and Truth). Братская любовь смотрит на весь человеческий род как на одно семейство, в котором люди должны взаимно защищать, оказывать помощь и поддерживать друг друга. Помощь каждому нуждающемуся, особенно всякому масону, есть основание масонской дружбы и знакомств. Верность есть божественное свойство и основание масонской добродетели, почему лицемерие и обман масонам неизвестны, а чистосердечие и прямота составляют их отличительный характер, и сердце и язык каждого соединяются, чтобы содействовать благосостоянию другого и радоваться этому.

Отличительный характер масона есть добродетель, как высшее образование сердца, как чистота, гармония и настоящее равновесие склонностей, здоровье, крепость и красота души. Совершенство добродетели состоит в том, чтобы дать разуму его полную свободу, с радостной силой повиноваться велениям совести, в том, чтобы душевные движения, относящиеся к самозащищению, действовали с силой и постоянством; относящиеся к человеческому обществу – со справедливостью и, наконец, душевные движения частной жизни – с умеренностью.

Масоны называются свободными и принятыми (free and accepted), потому что они свободны (имеют взаимное право) для дружеских связей и должны быть свободны от пороков. В случае если бы не находилось человека с такими свойствами, они надеются наверно найти его «между наугольником и циркулем», потому что если они действуют по одному, то, конечно, они встретятся внутри другого⁴³ и т. д. В течение беседы, при главных ее пунктах, пьются тосты, например в память обоих святых Иоаннов, в честь масонских принципов и добродетелей и т. п.

В заключение, закрытие ложи совершается с такими же обрядовыми вопросами и ответами мастера и обоих надзирателей, с какими ложа открывалась.

Так кончилась «лекция ученика». Заметим, что в этой лекции (в ее первоначальной форме) первоначально и заключался весь ритуал и вся обрядность масонства, потому что, как доказывают новейшие исследования, степени товарища и мастера были уже позднейшим развитием основной темы старого обряда и первоначально вовсе не имели своих особых ритуалов, с которыми являются впоследствии.

Приведенные нами тексты, по всей вероятности, не представляют собой подлинного обряда собственных каменщиков, как он существовал в старые времена до Великой ложи. Можно легко предположить, что преобразователи масонства, расширившие смысл старого обычая людей одного ремесла до целого общественного учреждения, произвели и здесь обобщения, какие можно замечать в «Конституциях», – но за всем тем едва ли сомнительно, что первый старинный смысл и источник лекции есть именно обычай, легенда и мораль средневекового цеха. Ее символы, уподобления, нравственные правила, послужившие вспоследствии для целой системы масонской мистики, очевидно, шли первоначально не дальше того, что говорится в них прямо, в этом содержании было много светлых и человечных идей, которые могли получить более широкое значение и более возвышенные применения. Преобразователи только воспользовались этими формами.

Настоящий вид приведенного нами ритуала сохраняет черты старого содержания, во многих случаях, вероятно, буквально. Если мы сравним «Конституцию» и «лекцию», особенно первую, с такими памятниками, как отысканные масонскими историками «Уставы немецких каменотесов в Страсбурге» 1459 г. и другие подобные цеховые документы каменщиков XV и XVI вв., мы найдем в них весьма любопытные указания, подтверждающие их историческую связь. В этих уставах правила каменщиков изложены в чисто специальном цеховом смысле, и по сравнению с ними мы можем наглядно судить о том, насколько «Конституции» должны были сохранить старое содержание: здесь те же самые порядки, то же чиноначалие, те же отношения между людьми ремесла и те же заявления о дружелюбии. Как естественно в людях цеха являлась не только ремесленная, но и нравственная связь и солидарность, можно видеть из сравнения этих цехов с нашими артелями, даже в их нынешней форме. В «Постановлениях» артелей, напечатанных Н.В. Калачовым при его исследовании о русских артелях, мы не раз встретим тот же самый тон отношений и то же присутствие нравственных требований между членами общества. И здесь точно так же новик принимается в общество за поруками, как масон-кандидат должен быть представлен ручающимся за него братом; равные и справедливые отношения также выполняются между членами, от которых требуется верность и честность; артель точно так же имеет свой: суд над членами и приговаривает их ко взысканиям по общему приговору; точно так же членам артели предписывается доброе обращение; такая же заботливость о хорошей службе «господам хозяевам»; такое же обязательство «не возвышаться один перед другим старшинством или званием… не заводить ссор, удерживаться от непристойных выражений», «не заводить с артелью ни в каком случае никаких споров по судебным местам», наконец, старание вести всю работу «добропорядочно и дружелюбно, чтобы заслуживать доброе имя», одним словом, в том же роде, как мы читали в «Конституциях». К этому цеховому характеру отношений надобно только прибавить легенду и обрядность. А легенда в Средние века была таким общим спутником бытовой жизни, что присутствие ее здесь не требует особенных объяснений. Как отдельные местности, сословия, промыслы имели свои священные предания или своих патронов между святыми, так патрональная легенда была и у каменщиков. Особенная исключительность их общества, которая характеризуется ложею, строго закрытой для профана, будет очень понятна, если мы представим себе действительных каменщиков и действительные обряды религиозно настроенного цеха, строившего «церкви и часовни», и вместе цеха-монополиста, который питал обычную корпоративную гордость своим искусством и ревниво оберегал себя и от конкурентов, и от непосвященных. Некоторые из масонских историков думали, что универсальность масонства, о которой говорит ритуал в обеих редакциях, выражает собой благороднейший и самый широкий идеал космополитической любви к человечеству; мы полагали бы, что подобного рода «универсальность» могла быть понята и проведена в принцип разве только Андерсоном и Дезагюлье, но что если она и упоминалась у старых каменщиков, то скорее ограничивалась только всем составом цеха, который принимал чужестранных братьев и оказывал им дружелюбие и помощь. В таком смысле, например, «Конституции» говорят о каменщиках всех стран, как членах одного общества, как рабочих одного высокого ремесла. И точно так же, как в «Конституциях» помощь брату не обязательна сверх возможности, так и в «уставах» эта помощь всегда оговаривается наивно высказываемым условием «если это не будет вредно мне самому и моему семейству».

Что касается до формы этой лекции, здесь мы опять в Средних веках. Это – обыкновенная форма средневековой полународной и полукнижной «беседы», форма, которую мы встретим и в мифологической беседе бретонских друидов, и в «ученой» беседе Алькуина, и в тех народно-поэтических беседах о предметах религии и знания, какие мы находим и в старой русской письменности. Обрядность, естественно, привязывается к символам ремесла. Расширение ложи от земли до неба, от севера до юга и т. д., как идеальное представление высокого значения искусства масона, совершенно соответствует приемам народно-поэтической фантазии. Особенная обстоятельность присяги и оригинальность казней, которые призывает на себя масон за нарушение клятвы, также отражают в себе приемы народного вкуса. Но каменщики были вместе и люди ученые, и в «лекции», записанной в 60-х гг. XVIII столетия, эта наука представляется еще в виде trivium et quadrivium.

Итак, содержание каменщицких обрядов и учения было очень просто, наивно, но в нем было, однако, искреннее чувство дружелюбия и братской помощи. Поэтому реформа каменщичества, совершившаяся в Англии в начале XVIII в., могла иметь свой смысл: она хотела только развить национальный обычай и ввести его в высший слой общества, расширив при этом содержание старой цеховой поэзии до целой нравственной дисциплины…

Но чтобы кончить с этой стариной масонства, мы должны сообщить еще несколько подробностей. Мы сказали уже, что степень товарища и степень мастера были позднейшим распространением ритуала; но они уже вскоре стали существенной его принадлежностью. Здесь явились такие же или подобные обрядности приема, такие же лекции или катехизисы, только с новыми символическими толкованиями, а также и новыми словами, прикосновениями, знаками и т. д. Принятие в ученики и товарищи вскоре стало делаться даже в один вечер, потому, конечно, что в церемониях оставалось слишком много сходного⁴⁴. Впрочем, степень товарища сообщает уже некоторые указания на строение Соломонова храма, масонскую легенду, которую стали сообщать окончательно в степени мастера.

Об этой легенде надобно сказать несколько слов, потому что впоследствии она, в самых разнообразных редакциях, играла большую роль в ритуалах различных систем нового изобретения.

Заметим предварительно, что следующая здесь легенда о Гираме, или Адонираме, или Гирам-Абифе, главном мастере при строении Соломонова храма, воспользовалась некоторыми чертами из легенд о Соломоне и строении Иерусалимского храма, ходивших в христианской Европе Средних веков; но основной сюжет ее, вероятно, очень новый. Предания о Соломоновом храме, его великолепии, чудесных подробностях его строения, удивительном искусстве главного мастера, были чрезвычайно распространены в Средние века и, без сомнения, известны были также и старым каменщикам. Новейшие масоны, естественно, могли развить свою легенду на почве этих преданий, близких к специальности цеха. К Гираму относилось самое изобретение масонских слов и знаков. По масонскому рассказу, «Гирам, главный строитель Соломонова храма, имел столько рабочих, с которыми ему нужно было расплачиваться, что ему невозможно было знать их всех; поэтому каждой степени или классу рабочих он дал особенный знак и слово, по которым он легче мог различать их, чтобы платить им различное их жалованье». Эти слова и знаки и стали потом принадлежностями и тайными приметами различных масонских степеней. Составление легенды об убийстве Гирама масонские археологи относят, кажется, не раньше, как к XVII, если не к XVIII столетию. Сообщаемая нами редакция принадлежит к числу самых старых.

Когда товарищ «посвящается в мастера», то в «лекции» – таким же образом, как мы видели это в степени ученика, – рассказываются все подробности приема, к которым прибавляются потом новые действия и рассуждения. Новопринятый мастер рассказывает, как он получал обучение у старшего надзирателя мастерской ложи:

«Он сказал мне, что я представляю собой одного из величайших людей в мире, именно нашего великого мастера Ги-рама, который был убит при самом окончании (Соломонова) храма; и об его смерти рассказывают следующее.

Было первоначально пятнадцать товарищей, которые, видя, что храм почти окончен, и не получая мастерского слова, были в большом нетерпении и согласились вынудить его силой у своего мастера Гирама, – при первом случае, когда им удастся встретить его одного, – чтобы после им можно было считаться масонами в других странах и получать жалованье или прибыль мастера. Но прежде, чем они могли выполнить план, двенадцать из них отказались от него; остальные трое упорствовали и решились получить слово силой, если нельзя найти другого средства. Назывались они Jubela, Jubelo, Jubelum. В других вариантах этой мастерской легенды являются другие имена, конечно, столь же произвольные.

У Гирама был всегда обычай в полдень, как скоро людей позовут на отдых, идти в Sanctum sanctorum, или святая святых, приносить свою молитву истинному и живому Богу; тогда трое вышеупомянутых убийц стали у восточных, западных и южных дверей храма. На Севере не было входа, потому что лучи солнца никогда не падают с этой стороны.

Гирам, кончив свою молитву к Богу, пришел к восточной двери и встретил при ней Jubela, который решительным образом потребовал у него мастерского прикосновения. Гирам отвечал ему, что не в обычае требовать этого прикосновения таким тоном и что сам он получил его не так; Гирам прибавил, что он должен ждать и что время и терпение это сделают. Гирам сказал ему дальше, что не во власти его одного открыть это (прикосновение) и что может это сделать только в присутствии Соломона, царя израильского, и Гирама, царя тирского. Jubela, недовольный этим ответом, ударил его по шее 24-дюймовым масштабом (gauge). Гирам после этого поступка его побежал к южной двери храма, там встретил его Jubelo, который спросил у него мастерское прикосновение и слово таким же образом, как прежде Jubela; и, получив от своего мастера тот же самый ответ, Jubelo нанес ему жестокий удар наугольником в левую грудь, заставивший его покачнуться. Придя в себя, Гирам побежал к западной двери – единственное оставшееся средство уйти; но этот проход стерег Jubelum, который спросил его в том же смысле и, получив такой же ответ, нанес ему страшный удар по голове каменщицким молотом, что и причинило ему смерть».

В этом пункте церемонии принятия мастера, замечает «Иакин и Боаз», вы встречаете некоторую неожиданность;

младший надзиратель ударяет вас масштабом по шее; старший надзиратель вслед за тем наносит вам удар наугольником в левую грудь, и почти в ту же минуту мастер ударяет вас молотом. Так это бывает в большей части лож; и при этом нужно немало мужества, потому что удары бывают часто так жестоки, что бедный кандидат падает назад на пол; и чем больше бывает его страх при этом действии, тем больше удовольствие братьев. Этот обычай, замечает та же книга, слишком благоприятствует жестокости, и можно привести много примеров, что люди в этом положении просили на коленях, чтобы их выпустили на свободу, а другие как могли скорее спасались из ложи⁴⁵.

Возвращаемся к легенде и к церемонии:

«После того убийцы вынесли тело Гирама в западную дверь и скрыли его под мусором, до двенадцати часов следующей ночи, когда они, по уговору, сошлись и похоронили его на скате холма, в могиле в шесть футов глубины, вырытой от востока к западу»⁴⁶.

Затем, на вопрос мастера, что происходило дальше, ново-принимаемый рассказывает:

– Мне сказали, что я представлял одного из величайших людей в мире, т. е. нашего великого мастера Гирама.

Мастер. Благодарю вас, брат. Прошу вас, продолжайте.

О. Когда я лег на спину, мастер сказал мне, как Гирам был найден и каким образом трое злодеев были открыты. Именно: «Когда наш мастер Гирам не пришел по обыкновению смотреть рабочих, царь Соломон велел сделать строгие поиски; и когда они были бесплодны, то предположили, что Гирам умер. Когда двенадцать отставших товарищей услышали это известие, в них заговорила совесть: они пришли к Соломону с белыми запонами и перчатками, эмблемами их невинности, рассказали ему все, что знали об этом деле, и предложили свое содействие для отыскания трех других товарищей, которые скрылись. Они разделились на четыре партии: на восток, запад, север и юг, чтобы искать убийц. Когда один из двенадцати странствовал по морскому берегу близ Яффы, он, уставши, сел отдохнуть, но вскоре был встревожен следующими ужасными восклицаниями из-за обрыва скалы: „Ах, пусть бы мне перерезана была шея, язык вырван с корнем и зарыт в морском песке при низкой воде, за кабельтов расстояния от берега, где прилив и отлив проходит два раза в двадцать четыре часа, прежде чем я согласился на смерть нашего великого мастера Ги-рама“⁴⁷. – „Ах, – говорил другой, – пусть бы лучше у меня было вырвано сердце из-под моей обнаженной левой груди и отдано на пожрание коршунам, чем принять мне участие в смерти такого доброго мастера“⁴⁸. – „Но я ударил его сильнее вас обоих, – сказал третий, – и я убил его. Ах, пусть бы мое тело было разделено надвое и разбросано на юг и север, мои внутренности сожжены в пепел на юге и рассеяны по четырем ветрам земли, прежде чем я сделался причиной смерти нашего доброго мастера Гирама“⁴⁹. Товарищ, услышавши это, пошел искать двух своих спутников, и они вошли на скат скалы, взяли и связали убийц и привели к царю Соломону, перед которым они добровольно сознались в своей вине и просили смерти. Приговор, сделанный над ними, был тот самый, какой они выражали в жалобах своих на скале: Iubela была перерезана шея; сердце Iubelo было вырвано из-под его левой груди; а тело Iubelum было разделено надвое и брошено на юг и на север.

Когда казнь была совершена, царь Соломон послал за двенадцатью товарищами и просил их поднять тело Гирама, чтобы похоронить его торжественным образом в Sanctum Sanctorum. Так как Гирам умер, мастерское слово было потеряно. Товарищи, исполняя приказание Соломона, пошли и расчистили мусор и нашли своего мастера в искаженном состоянии, так как он лежал пятнадцать дней; при этом они с изумлением подняли руки над головами и сказали: „Господи Боже!“ Так как это было первое слово и первый знак⁵⁰, то царь Соломон принял их как великий знак мастера-масона и он употребляется теперь во всех ложах мастеров».

Опускаем несколько частных подробностей. Лекция мастера кончается вопросами о строении Соломонова храма, при котором не было употреблено никакого металла (почему у новопринимаемого и отбираются металлические вещи); дерево привозилось обделанное из ливанского леса, и звук металлического орудия не был слышен в храме.

Мастер. Почему y вас была снята обувь с обеих ног?

О. Потому что место, на котором я стоял, когда принят был в масоны, было священное⁵¹.

М. Что поддерживает вашу ложу?

О. Три столба.

М. Прошу вас, брат, скажите, как они называются?

О. Мудрость, сила и красота.

М. Что они представляют?

О. Трех великих мастеров: Соломона, царя израильского, Гирама, царя тирского, и Гирама-Абифа, который был убит тремя товарищами.

М. Участвовали ли эти три великих мастера в строении Соломонова храма?

О. Участвовали.

М. В чем состояло их дело?

О. Соломон доставлял содержание и плату рабочим; Ги-рам, царь тирский, доставлял материалы для строения, а Гирам-Абиф совершал дело и имел главный надзор за ним.

Так кончалась первоначальная легенда, которую стали сообщать в степени мастера. Три первые степени составляли полный цикл, в котором завершалась легенда и нравоучение.

Степени ученика, товарища и мастера представляли известную градацию, в которой и легенда и символическая мораль высказывались все полнее; в степени мастера и то и другое оканчивалось и мысль легенды, как полагают, состояла в нравоучении, что, исполняя свою обязанность, не должно бояться самой смерти. Дальнейших притязаний эта форма масонства не имела.

Но уже и эта первая форма масонства, принятая в Англии, не представляла собой подлинной старой формы каменщицкого обряда, потому что самая градация трех степеней, составляющая потом основной тип масонского ритуала, повышений и администрации, образовалась уже после открытия Великой ложи, в период 1734–1730 гг. Впоследствии, в новых образовавшихся системах масонства, на этих трех степенях еще наросла целая масса высших степеней; в самых иоанновских степенях также произошло много видоизменений; эти изменения и варианты, история которых, конечно, очень сложная, внесли наконец большое разнообразие и во внешние обряды, и в самое толкование масонского содержания. Мы ограничимся немногими замечаниями.

Когда ремесленные обычаи рабочей ложи при реформе 1717–1723 гг. получили для новых масонов только чисто иносказательный смысл, это уже открывало полный простор для символических истолкований. «Хозяин постройки» и «Строитель» (Builder), который сначала является только случайной аллегорией, потом становится постоянным термином; «работа» стала исключительным названием для нравственно-религиозных упражнений; рабочие инструменты, вся обстановка ложи превратились в масонские «украшения и клейноды» и получали все более и более широкие символические толкования, конечно, более или менее произвольные. И это было не только в новоизобретенных системах с высшими степенями, но и в самых ложах Англии. Книга Гучинсона (Spirit of Masonry, 1775), хотя и изданная с одобрением Великой ложи, представляет уже сильное развитие такой символики, которая, по-видимому, уже не всегда была ортодоксальна в старомасонском смысле. Рядом с этим нравственно-общественные идеи, с которых начало масонство, не всегда сохраняли свою чистоту, даже и в самой Англии. Например, старые «Конституции» говорят прямо о «всеобщей религии» – «той, в которой все люди согласны»; между тем позднейшее масонство исключает евреев, не говоря о магометанах, и впоследствии вопрос о допущении евреев был предметом долгих споров. Вместо деистических идей масонство становится на почву мистики… Правда, английские ложи никогда не доходили в мистическом направлении до тех нелепостей, какие мы указывали в континентальном масонстве, но тем не менее и здесь простота первого учреждения начинала теряться. Успех свободного каменщичества при его первом распространении в Европе был, вероятно, очень неожиданный, и это могло содействовать появлению фальшивых тенденций: масоны старались разработать мистическую сторону дела в том объеме, какой должен был соответствовать их высокому понятию о значении их общества, и, с другой стороны, представить достойную его историю. Начало этой истории, положенное Андерсоном, было развито до целого баснословного сказания о судьбе таинственной мудрости, сберегавшейся в среде избранных мужей с самого сотворения мира. И то и другое, т. е. мистицизм и историческое баснословие, мы видим уже в полном ходу в упомянутой книге Гучинсона. Другие ревнители пошли дальше, и уже с первого времени являются подделки масонских памятников, как, например, мнимый масонский катехизис Локка, который был даже принят в издание английских статутов и которому верит поэтому и Елагин; или как мнимая Йоркская конституция 926 г. и т. д. Отсутствие исторической критики и готовность верить всяким рассказам о древности ордена обеспечивали успех подделок и все больше и больше запутывали историю масонства.

Вместе с содержанием и самые формы каменщичества становились все более искусственными. Церемонии, описываемые в старейших ритуалах, еще довольно просты. Чем дальше, тем они делаются сложнее, изысканнее, театральнее. Темная комната, в которой прежде всего оставляется кандидат, в прежнее время была, кажется, просто комната с завешенными плотно окнами; впоследствии это – черная комната с черным столом, на котором лежит Библия и человеческий череп; потом в ней является целый скелет; потом – это скелет движущийся и т. д. В самой ложе украшения ее становятся все ухищреннее, эффектнее; чертеж на полу мелом превращается в целый «ковер», на котором рисуется множество символических изображений⁵²; «низкие кресла», за которыми становился в старину мастер при обряде принятия, впоследствии превращаются в «жертвенник», и перед ним совершалось даже нечто подобное церковным обрядам: у наших розенкрейцеров было миропомазание. Простое хождение новопринимаемого кругом ложи превращается в целое так называемое «путешествие», которое чем дальше, тем больше усложнялось; в старину новопринимаемый встречал в этом хождении только те «препятствия», какие находил в спинах братьев, на которых он натыкался с завязанными глазами, – впоследствии является целый ряд настоящих «испытаний»⁵³, которыми пробовали храбрость кандидата. В донесении Олсуфьева о масонах, при имп. Елизавете, это путешествие названо прямо «мытарствами». В позднейшее время, особенно во французских ложах, «путешествие» представляло для кандидата целый ряд мудреных задач, которые приходилось ему разрешать, – он должен был переходить через воду, прыгать через пропасти, брать в руки раскаленное железо, на него лил дождь, сыпался град, над ним гремел гром и т. п. В заключение, для придания масонской практике всевозможной эффектности, чтобы окончательно ошеломить и напугать кандидата, пущены были в ход всякие театральные уловки, оптические обманы, электрические машины, гальванические приборы, провалы и т. п.