Kitabı oku: «DISHONORED: Возвращение Дауда»

Yazı tipi:

Adam Christopher

DISHONORED: THE RETURN OF DAUD

Печатается с разрешения издательства Titan Publishing Group Ltd.

TITANBOOKS.COM

Dishonored, Arkane, ZeniMax, Bethesda, Bethesda Softworks and related logos are registered trademarks or trademarks of ZeniMax Media Inc. in the U.S. and/or other countries.

Пролог
Бездна

4000 лет назад

«Обычное дело: предположим, человек перестал дышать, попав под колеса экипажа, или случилась иная трагедия – и его сочли мертвым. Однако стоит убрать гнет с его груди, как пострадавший мигом приходит в себя! Хотя за несколько мгновений до этого он умер для нас и был потерян для этого мира.
Что же люди ощущали в момент такой временной смерти? Тьму? Небытие? Как бы не так! Как и многие до них, они рассказывали, что побывали в некоем особом месте, и могли ярко описать его.
Кто из нас не знаком с ним? Разве все мы не видели его во снах? Это наш общий опыт, почти за гранью разума. Мир, в котором все лишено смысла, где человек одновременно чувствует себя потерянным и обретает дом. Это Бездна».
– БАРНОЛИ МУЛАНИ, «ШЕПОТ БЕЗДНЫ»
Трактат о физическом существовании потустороннего мира (отрывок)

Место это создано лишь из камня и пепла, наполнено лишь холодной тьмой, пахнет лишь ржавчиной и разложением, и во рту оно оставляет лишь острый и кислый привкус страха.

Мальчик глядит в небо… хотя это вовсе не оно. Вместо неба наверху колеблется пелена серого дыма, тяжелая и зловещая, она тянется отсюда до самого края мира. Лишь ее различает мальчик, да еще две витые колонны из битого камня, что подобно окаменелым древесным стволам переплетаются над плитой, на которой он лежит. Руки, что сжимают его голову, так же тверды, как и алтарь под затылком, – и так же холодны. Когда мальчик пытается повернуться, пальцы сжимают его виски так сильно, что кажется, будто череп под давлением треснет.

Так что мальчик лежит неподвижно, уставившись в ничто наверху, в не-небо, что простирается над этим проклятым местом, в этом «нигде».

В Бездне.

Алтарь страшно холоден, а камень, из которого он сделан, столь древний, что больше похож на отполированное железо. Его будто высекли из единого куска черного металла, вроде того, что находят в сердцах упавших звезд. Холод проникает в плоть мальчика и пробирает его до костей, заставляет дрожать так, будто тот лежит на льду.

Он пытается пошевелить руками, но они связаны. Его ноги также стянуты веревкой, настолько плотной и грубой, что при малейшем движении ее волокна впиваются в кожу и причиняют жгучую боль – нестерпимую, как и холод, идущий от алтаря. Мальчик шевелит пальцами, но им не за что зацепиться, нечего ухватить – лишь золотые кольца звякают, когда он царапает камень.

Сначала он бился, боролся изо всех сил с культистами, скрывающими лица в капюшонах цвета свинца, что тащили его по пологой каменной лестнице и укладывали на алтарь. Но это было бесполезно. Их было так много, так много рук сжимали его тело, пока он еще не обессилел, пока корчился и кричал, кричал, кричал… они держали его железной хваткой. Когда его привязывали к плите, он продолжал сражаться, но борьба лишь зря отнимала силы.

Привязав жертву, культисты отступили. Мальчик поднял голову и смотрел, как они собираются по обе стороны от каменных ступеней, склонив головы и пряча ладони в свисающих длинных рукавах. Он вновь начал кричать: грудь его вздымалась, когда легкие наполнялись ледяным воздухом, но мужчины глазели на жертву, сохраняя молчание. Когда мальчик обессилел и опустил голову обратно на алтарь, в нее вцепились две руки и прижали затылок к плите.

Теперь он может лишь моргать. Даже если время движется здесь, он не в силах следить за его движением: разум затуманен тошнотворными сладкими зельями, которые его заставили выпить, и цветным дымом с кислым запахом, которым его заставляли дышать, прежде чем принесли сюда, в это ужасное «нигде». Теперь, после драки, когда последние силы высосал холод, у мальчика начинает кружится голова – кажется, что сама Бездна вращается вокруг него.

Он пытается вспомнить свое имя. Бесполезно. Он пытается вспомнить, сколько же ему лет, – он знает, что молод, и цепляется за это знание, хотя и потерял счет годам. Ему пятнадцать? Двадцать? Возможно, больше. Он не помнит, и чем больше напрягает память, тем больше забывает.

Теперь он видит, что над ним из-за оголовья алтаря склоняется мужчина. Потом мужчина отворачивается, и мальчик больше его не видит, но слышит шорох его одеяния и глухой звук шагов.

А затем раздается иной звук – скрежет металла о металл. Мужчина возвращается в виде черной тени, что загораживает не-небо. Тень движется, и мальчик видит, как что-то вспыхивает в руках мужчины, высоко занесенных над головой. Яркий бронзовый блеск. Внезапная вспышка пугает мальчика – он не ожидал увидеть здесь нечто подобного цвета.

Это нож с двумя длинными параллельными лезвиями, они сияют и отбрасывают всполохи света, который кажется потусторонним. Яркого света, который сначала белый, а потом превращается в оранжевый и красный. Будто нож медленно вращается перед гигантским костром… в то время как его неподвижно держит мужчина в плаще. Остальные – те, кто собрался вокруг алтаря и ступеней, – молчаливо ждут, повернув раструбы капюшонов к творящемуся жертвоприношению.

Мужчина, который сжимает Двудольный Нож, бормочет что-то, но мальчик не слышит его. Голову жертвы наполняет звук плачущего ветра. Страх внутри мальчика внезапно разбухает, и он чувствует себя так, будто падает в глубокий темный колодец. Кишки сводит, горло заливает горькая желчь, и он находит в себе силы сделать еще один рывок, будто это имеет какой-то смысл.

Но рваться бесполезно. Веревки крепко держат – так же, как и руки, сжимающие голову. Мальчика заставляют запрокинуть подбородок, и теперь он видит лицо мужчины, держащего нож. Лицо своего палача.

Затем он видит вспышку – похоже на молнию, хотя грома нет. Мальчик моргает, и слезы текут из-под век, а свет продолжает разгораться. Он не понимает, что это: свет Бездны, или его собственный бред, или это невозможное сияние исходит от ножа.

Мальчик кричит.

Культист вновь что-то бормочет, отводя чуть в сторону высоко занесенное оружие.

Затем нож опускается вниз, вспарывая шею мальчика. Его крик обрывается и сменяется свистящим бульканьем. Ноги жертвы дергаются, пальцы скребут по жесткой поверхности алтаря, которая быстро становится скользкой от крови. А потом он затихает. Мальчик лежит, уставившись на ничто в вышине, пока жизнь ускользает прочь.

Он умирает.

И рождается нечто ужасное.

ЧАСОВНЯ СЕСТЕР ОРДЕНА ОРАКУЛОВ,

БЭЙЛТОН, ГРИСТОЛЬ

14-й день месяца Песен, 1851 год

«Немало рассказывают о слепых сестрах ордена Оракулов, но на самом деле глаза их видят не хуже, чем ваши или мои. Тем не менее сестры тщатся обрести слепоту пред лицом легкомыслия и развлечений. Если же обстоятельства вынудят, сестры выйдут к нам с богато украшенными повязками на глазах. Именно таким способом они сохраняют «готовность видеть ясно».
– «ОБ ОРДЕНЕ ОРАКУЛОВ»
Дуглас Харвикл, историк

Клуатр Пророчества представлял собой большой круглый зал, расположенный в самом центре часовни сестер ордена Оракулов. Именно отсюда расходились семь крыльев здания. Ярко-белый камень, из которого были сложены стены клуатра, умело обтесали так, чтобы образовать комнату идеальной геометрической формы, а высокий сводчатый потолок создавал иллюзию, будто зал находится на открытом воздухе.

Вокруг центрального возвышения были расположены шесть прямоугольных плит из черного мрамора, собранные таким образом, чтобы плотно примыкать к стенам в арках клуатра. Перед пятью из них преклонили колени на черных подушках пять сестер в безупречных туниках бело-серебристого цвета с высоким воротом. Хотя глаза скрывались под красными церемониальными повязками, те служили скорее данью традиции и символической деталью одеяния, чем действительно выполняли ту функцию, для которой были изначально созданы. На самом деле каждая из сестер могла беспрепятственно сосредоточить внимание на девушке из ордена, что стояла на коленях на красной подушке в центре зала, на возвышении.

Рядом с шестой плитой находилась сестра, не похожая на остальных. Она была одета в длинную черно-красную тунику. Эта была Верховный Оракул Пелагия Фемида собственной персоной, и надо сказать, что ее присутствие на церемонии Пророчества было весьма редким событием. Но она находилась здесь с особой целью: к данному моменту сестры были на своих местах вот уже несколько часов, церемония проходила как подобает и именно так, как планировала Верховный Оракул.

И это было… скверно.

Сестра Кара, склонившаяся перед красной подушкой на центральном возвышении, хмурилась. Она раскачивалась, стоя на коленях, а губы беззвучно шевелились, будто она зачитывала слова, возникающие внутри головы.

– Сестра Кара!

Та дернулась назад от оклика, едва не соскользнув с подушки, и повернулась в сторону Верховного Оракула. Потом потянулась к подушке, чтобы устроиться поудобнее. Колени горели от боли: прошло уже несколько часов в попытках – бесполезных попытках – прочесть Пророчество.

– Да, Верховный Оракул?

– Дар пророчества, коим обладают сестры ордена Оракулов, драгоценен, – проговорила Пелагия. – Мы несем на плечах его тяжесть, осознавая: это не сила, но величайшая ответственность. Посему дар нельзя растрачивать зря. Слишком многое зависит от того, какую информацию мы предоставим нашему брату, Верховному смотрителю.

Сестра Кара склонила голову:

– Да, Верховный Оракул.

Пелагия кивнула, затем перевела глаза налево:

– Ты готова приступить, сестра Беатрис?

Беатрис поднялась с подушки и потянулась к предмету, который стоял рядом с ней на полу. Это было небольшое устройство из металла и дерева с длинным медным раструбом, направленным в сторону возвышения и сестры Кары – аудиограф. Беатрис разорвала последнюю перфокарту с записью, достав ее из отверстия в боку устройства. Потом осторожно вытащила наружу свежую из рулона, что покоился внутри машины, и подтянула ее край к записывающим иглам. Удовлетворившись сделанным, она опустилась обратно на подушку, протянув руку к рычагам управления.

– Готова записывать, Верховный Оракул.

Пелагия вновь повернулась к возвышению.

– Что ж, попробуем снова, сестра Кара. И мы будем пытаться до тех пор, пока пророчество не будет провозглашено.

Кара склонила лицо с повязкой на глазах к самому полу.

– Простите, Верховный Оракул. Пророчество… сложное.

Пелагия поджала губы. Слова Кары полностью отражали правду – ритуал Пророчества был сложен, этот навык требовал годов практики и целой жизни, посвященной ему. Между тем сестра Кара была новичком – она присоединилась ордену в Бэйлтоне всего год назад. Для столь неопытной сестры участие в ритуале было неслыханным, но именно по этой причине Пелагия и использовала ее.

О настоящей причине своего визита она умолчала. Ни сестре Каре, ни другим присутствующим Верховный Оракул не сообщила, что прибыла сюда вовсе не для того, чтобы посмотреть, как юная сестра пытается озвучить свое первое пророчество. Нет, она была здесь, чтобы собрать данные, которые подтвердили бы теорию… ту, что завладела всеми ее мыслями на протяжении последних нескольких недель.

Пророчества… что-то вносило в них помехи. Это было единственным термином для описания происходящего. Так или иначе, предсказанное сестрами не сбывалось – Пелагия потратила несколько месяцев, изучая пророчества, отправленные Верховному смотрителю в Дануолл. Она даже изучала оригинальные записи аудиографа, чтобы убедиться, что они были расшифрованы без ошибок и без подтасовки смыслов.

Но факты говорили сами за себя: что-то шло не так, и это «что-то» окажет влияние не только на орден Оракулов, но и на всю Империю, если проблему вовремя не определить и не искоренить. Пророчества, сделанные сестрами, использовались для множества целей и помогали государственным мужам принимать важные решения. Они служили для объявления войны и заключения мира, для ведения переговоров между народами Островной Империи, их использовали для того, чтобы планировать посевную, противостоять природным катастрофам или даже предсказывать погоду.

Судьба мира – его история – определялась теми сообщениями, что сестры отправляли Верховному смотрителю Юлу Хулану в Аббатство Обывателей. Он, в свою очередь, изучал пророчества и распространял важную информацию, что содержалась в них, среди заинтересованных лиц по всем Островам. Сестры из ордена Оракулов были самой влиятельной группировкой в Империи.

Именно поэтому помех в их работе просто нельзя было допускать. Именно поэтому Пелагия прибыла в Бэйлтон, в часовню маленького города на западном побережье Гристоля, куда ни разу за всю историю ордена не ступала нога Верховного Оракула. И Кару, самую неопытную из сестер, она выбрала для провозглашения пророчества по той же причине. Недостаток опыта и тренировок, как надеялась Пелагия, позволит раскрыть механизм помех. Незашоренный, восприимчивый разум новичка открыт для того, чтобы увидеть и прочесть истину, в большей мере, чем у других Сестер – натренированных, опытных, дисциплинированных, которые уже научились пренебрегать помехами или подстраиваться под них.

Именно такой была теория Пелагии.

– Да, – произнесла она. – Ритуал Пророчества непрост. Но неужели ты ожидала иного, сестра Кара?

– Я… Простите меня, Верховный Оракул.

Пелагия вздохнула. Пять остальных сестер стояли на коленях вокруг, и Верховный Оракул не сомневалась в том, что их тела были измучены и молили об отдыхе. Однако это были самые опытные сестры в часовне Бэйлтона, привыкшие к неудобствам. Они были борцами и атлетами в той же мере, что и пророчицами, ибо тренировали тело так же сосредоточенно, как и разум. Лишения являлись привычной частью их жизни.

– Тебе не за что просить прощения, сестра, – сказала Пелагия. – Но если ты хочешь полностью посвятить себя ордену, если хочешь принадлежать ему, ты должна изучить ритуал Пророчества. Ты должна научиться направлять свой ум, грезить о Бездне, глядеть сквозь нее, чтобы суметь прочитать будущее. Помни, что мы здесь для того, чтобы помочь тебе. Семь сестер – все вместе мы часть ритуала. Так что сконцентрируйся и, опираясь на нашу мощь, стань сильнее.

Пелагия замолчала на мгновение. И продолжила:

– Я Верховный Оракул. Я здесь для того, чтобы указать тебе путь. Возьми мою силу и прочти грядущее.

Сестра Кара склонила голову, потом подняла ее и обратила лицо к потолку.

– Да, Верховный Оракул. Я готова.

– Хорошо, – сказала Пелагия. – Тогда мы вновь начнем. Сестра Беатрис, возобнови запись.

Беатрис кивнула и передвинула рычаг активации на аудиографе. Машина вернулась к жизни, и тихий клекот записывающих игл зазвучал, отражаясь от сводчатых стен клуатра, будто далекий дождь. Перфокарта медленно выползала наружу из отверстия на боку устройства.

Сестра Кара приподнялась на возвышении, затем опустилась на подушку, держа руки на бедрах. Она размяла шею и закрыла глаза под красной повязкой.

– Верховный Оракул ведет тебя, сестра, – прошептала Пелагия. – Тебе нечего бояться. Пусть будущее явит себя.

Остальные сестры молчали. Аудиограф тихо потрескивал. Коротко дыша сквозь стиснутые зубы, Кара начала слегка раскачиваться.

– Расслабься, сестра, расслабься, – проговорила Пелагия. – Открой свой разум и позволь ритуалу Пророчества привести тебя к свету. Расслабься, расслабься, расслабься…

Шея Кары вновь изогнулась, потом пальцы сжались в кулаки. Закинув голову назад, она зажмурила закрытые глаза еще сильнее, а ее лицо исказилось в гримасе.

Аудиограф жужжал, а сестры – и их Верховный Оракул – ждали от Кары образа будущего.

День превратился в ночь, и в Клуатре Пророчества стало темно. Семь сестер продолжали стоять на коленях, а тем временем еще одна из членов ордена проскользнула внутрь и зажгла четыре старинные лампы, заправленные китовым жиром, что стояли по сторонам света у стен зала. Потом она исчезла, чтобы не мешать ритуалу.

Верховный Оракул и сестры ждали. Не будет ни отдыха, ни еды, ни воды, пока Пророчество не сделано.

Прошел еще час.

А потом сестра Кара начала хватать ртом воздух, глубоко и жадно дыша, будто вынырнула из глубокого бассейна с ледяной водой. Слева от Верховного Оракула сестра Хатена вскочила, уставившись в центр зала. Затем она обернулась к Пелагии, и глаза ее под повязкой были расширены от ужаса.

«Да», – подумала Пелагия. Она тоже чувствовала их.

Помехи.

Верховный Оракул наблюдала, как сестра Кара поднималась и падала на колени, вновь поднималась и вновь падала. Пелагия чувствовала, что сестра Хатена смотрит на нее завязанными глазами, и подозревала, что страх той уходит. А взамен его растет злость, по мере того как Хатена начинала понимать план Пелагии.

Да, она знала, что нарушила все протоколы и традиции, выбрав Кару для оглашения пророчества. И она также знала причины возникновения этих традиций. Ритуал Пророчества был не только трудным – для недостаточно подготовленной сестры он мог быть опасным. Без предшествующих ему годов тренировок неподготовленный разум мог забрести слишком далеко в лабиринт Бездны, следуя за видениями и песнями, что исходят не из будущего, а из собственного подсознания пророка.

Без должной подготовки разум мог заблудиться навсегда. Пелагия знала об этом риске, и остальные тоже знали. Только они не знали, что этот риск был оправдан. На кону стояло будущее ордена. В конце концов, Пелагия Фемида была Верховным Оракулом, а слово Верховного Оракула – закон. Она отбросила чувство вины, проигнорировала долгий взгляд сестры Хатены и сфокусировалась на одной из практик ордена, повторяя в уме Семь Запретов, дабы очистить чувства. Затем, почувствовав, что контроль над эмоциями вернулся, сестра Пелагия вздернула подбородок и заговорила. Ее слова были первыми, что записал аудиограф за много, много часов.

– Скажи нам, сестра, – тихо проговорила Пелагия. – Скажи нам, дитя. Скажи нам, что ты видишь. Пусть пророчество говорит через тебя. Позволь будущему стать явным, взгляни на него очами разума.

Кара открыла глаза. Пелагия сумела различить их сквозь повязку – остекленевшие, расфокусированные. В конце концов у Кары получилось.

Она содрогнулась.

– Я вижу… вижу…

Кара задыхалась.

Другие сестры вскочили с подушек, но Пелагия не обратила на них внимания. Тем временем Хатена глядела на Верховного Оракула, не отрываясь.

– Скажи нам, сестра, – продолжила Пелагия. – Истолкуй пророчество и позволь нам всем узнать о нем.

– Я вижу…

– Говори, Кара, говори.

Кара вновь будто захлебнулась воздухом, поднимаясь с колен. Теперь сестра Беатрис обменялась взглядами с сестрой Хатеной. Палец Беатрис застыл над рычагом аудиографа. Пелагия, не отрывая глаз от возвышения, протестующе взмахнула рукой.

– Продолжай запись, Беатрис. Мы близко. Мы очень близко.

– Оракул! – сказала Хатена, вцепившись в подушку. – Оракул, это неправильно. Мы должны остановить ее.

Пелагия шикнула на нее, поднялась с колен и вновь обратилась к сестре на возвышении:

– Кара, говори! Скажи нам, сестра, что ты прочитала в будущем.

Кара с трудом втянула воздух вот уже в третий раз и упала на подушку, неловко подогнув ноги. Она начала вращать головой из стороны в сторону, будто пес, который прислушивается к голосу хозяина. Пелагия смотрела на то, как на щеках Кары напряглись желваки, а челюсти сжались так сильно, словно сестра пыталась стереть собственные зубы в порошок. Кара начала бить себя кулаками по бедрам, а между сжатыми пальцами сочилась кровь – она глубоко вонзила ногти в мякоть ладоней.

– Сосредоточься, Кара! Сосредоточься!

Хатена покачала головой и поднялась со своего места. Нарушение протокола ее уже не волновало.

– Верховный Оракул Пелагия, остановите это! Прекратите. Сейчас же.

Пелагия оставалась на месте.

– Кара, слушая меня…

В этот момент Кара закричала. Затем поднялась и… И засмеялась.

– Я вижу это! – она вскинула руки, и по ее лицу зазмеилась ухмылка. – У меня получилось!

К этому моменту те четыре сестры, что ранее оставались столь же безмолвны и неподвижны, как и мраморные плиты позади них, заволновались. Сначала они переглянулись, потом посмотрели на Верховного Оракула, затем вновь на сестру на возвышении.

– Скажи нам, сестра! – настаивала Пелагия. – Огласи пророчество.

– Я… – Кара уронила руки и вновь опустила голову. Устремилась всем телом вперед, вытягивая спину и вертя шеей из стороны в сторону. – Я вижу… вижу…

– Скажи нам.

– Я вижу тени, – теперь Кара говорила зловещим свистящим шепотом. – Много теней, синих и темных. Я вижу… впереди путь, дорога вперед, однако проход закрыт. Завеса. Пелена. Синяя вуаль. Вуаль… она движется. Я вижу… руки? Я вижу много рук. Они движутся за вуалью. Толкают ее. Царапают. Тянут ее на себя, тянутся, тянутся…

– Да, Кара, – сказала Пелагия. – Тянутся. Они тянутся к тебе, Кара. Иди к ним!

– Оракул! – Хатена разорвала круг, сойдя со своего места в сторону Пелагии и глядя на нее. – Пелагия, это ересь. Я чувствую ее! Прекратите это, пока мы не потеряли Кару.

Пелагия не обратила внимания на эти слова. Там, на возвышении, Кара вертелась на подушке, поднималась и падала, ее прерывистое дыхание становилось все чаще. Она то сжимала, то разжимала кулаки, и на белой ткани туники расплывались пятна крови.

– Я вижу вуаль… Я вижу вуаль… Я вижу вуаль. Руки тянутся… руки тянутся…

Из носа Кары поползла тонкая кровавая дорожка. Она, казалось, не замечала, что кровотечение все усиливается, а губы и верхние зубы становятся багровыми.

Хатена развернулась. Прежде, чем Пелагия успела ее остановить, сестра запрыгнула на возвышение перед Карой. Та даже не заметила Хатену рядом с собой, продолжая раскачиваться и завывать:

– Я вижу вуаль… вижу вуаль. Много рук!

Хатена опустилась на колени, чтобы оказаться на одном уровне с Карой, и ухватила ее за запястья. Потом потянула юную сестру за руки к себе, но та начала отбиваться, и на мгновение тела женщин сплелись, будто схватились равные по силе борцы. Но в конце концов Хатена разжала хватку и упала назад, на ступени, ведущие к возвышению. Она приземлилась напротив Беатрис, ударившись о раструб аудиографа, и почти тотчас приподнялась, опираясь на ладони.

– Кара, послушай меня! Найди путь и возвращайся к нам! Там нет пророчества. Возвращайся обратно к своим сестрам.

– Много рук… много рук… Синий свет, такой синий…

Хатена вскочила на ноги и, содрав красную повязку с глаз, стала озираться по сторонам.

– Да что с вами со всеми? Кто-нибудь поможет мне?

Остальные обменивались взглядами, но не двигались с места. Хатена обернулась к Верховному Оракулу Пелагии, что стояла напротив нее.

– Верховный Оракул, пожалуйста! Остановите это!

Пелагия посмотрела над плечом Хатены на сестру Кару, которая корчилась на возвышении, шепча кощунства, а кровь продолжала бежать у нее из носа – теперь и изо рта, из ушей и даже из глаз.

Пелагия выяснила, что хотела. Ее страхи подтвердились. И теперь ритуал Пророчества убивал Кару.

Рука Верховного Оракула потянулась к поясу, пальцы пробежались по навершию церемониального жезла, который носили все сестры ордена.

Хатена посмотрела вниз и отшатнулась, тряся головой:

– Нет. Пелагия, нет, вы не можете…

Верховный Оракул выступила вперед, доставая жезл из-за пояса. Другой рукой она указала на Беатрис.

– Достаточно. Останови запись.

Беатрис передвинула рычаг. Машина с громким лязгом прекратила работу.

Хатена открыла было рот, чтобы сказать что-то, но Пелагия оттолкнула ее, Толчок был так силен, что сестра упала на пол. Верховный Оракул поднялась на возвышение. Жезл в руке внезапно показался ей очень, очень тяжелым.

Кара не осознавала ее присутствия. Она успокоилась и теперь стояла на коленях, запрокинув голову. Губы ее шевелились, хотя вслух она не произносила ни слова.

Остальные сестры поднялись на ноги. Хатена кричала, но Пелагия сумела отрешиться от ее крика, раз за разом повторяя в голове текст Семи Запретов. Пророчеству мешали. Кто-то нашел способ каким-то образом влиять на видения, чтобы преуменьшить силу ордена Оракулов. Должно быть, это какое-то колдовство. Другого объяснения не было.

Это ересь.

Затем Верховный Оракул замахнулась рукой, воздевая жезл. Позади нее остальные сестры, образующие круг, вскричали – и Хатена тоже. Она вскочила, бросилась к Пелагии, ухватила ее за руку и потянула назад так сильно, что они обе свалились на пол. Жезл Пелагии покатился по камням, Верховный Оракул пыталась подняться, но Хатена оказалась быстрее. Она оттолкнула Пелагию и вскарабкалась на возвышение, где Кара рухнула на вышитую подушку. Ее скрюченное тело содрогалось от рыданий.

Пелагия встала и сдернула повязку с лица.

– Хатена, как ты смеешь мешать мне?

Хатена обняла Кару и посмотрела поверх ее дрожащей головы на Пелагию.

– Вы могли зайти слишком далеко, Верховный Оракул.

Пелагия промолчала. Тишину в Клуатре Пророчества нарушали только рыдания Кары. Когда Верховная Оракул вновь взошла по ступеням и посмотрела на плачущую сестру, Хатена обняла ту еще крепче.

Никто не произносил ни слова. Никто не двигался. Затем Пелагия обернулась и указала на Беатрис:

– Немедленно уничтожь запись, сделанную аудиографом. Сожги ее!

Беатрис, дрожа, начала вытаскивать перфокарту из устройства. Верховный Оракул снова посмотрела на Хатену, и две женщины сверлили друг друга взглядами так долго, будто этот момент растянулся на вечность.

Затем Пелагия произнесла:

– Сестра, нам надо было все узнать.

Глаза Хатены сверкнули негодованием:

– Нужно было найти иной способ!

– Будущее сестер ордена Оракулов висит на волоске, – проговорила Пелагия. – Мы не должны позволить кому бы то ни было мешать ритуалу Пророчества.

Она взглянула на других сестер, которые дрожали перед Верховным Оракулом.

– Нам противодействует ересь, – добавила она. – И мы должны противодействовать ей, чтобы победить.

Она вновь повернулась к Хатене и глубоко вздохнула.

– Но я должна поблагодарить тебя, сестра. Возможно, я позволила чувствам одолеть себя. Присмотри за Карой. Можешь отложить другие обязанности, пока она не поправится. Я должна поразмыслить над нашими действиями и определить лучший путь для преодоления ереси.

Хатена внимательно посмотрела на нее, затем кивнула. Пелагия отвернулась и вышла из зала, не проронив более ни слова.

После того, как она вышла, Хатена взглянула в угол клуатра, туда, куда укатился жезл Верховного Оракула. Когда рыдания Кары начали стихать, Хатена пошевелилась… И только теперь пальцы жрицы, сжимавшие ее собственный жезл на поясе, разжались.