Kitabı oku: «Никто не уйдет живым», sayfa 7

Двадцать

Стефани прождала у себя в комнате больше часа, но звонка от Райана не было. В конце концов она набрала его номер.

– Спасибо, что позвонил, – сказала она, когда он поднял трубку.

– Стеф, ты в порядке?

Несколько секунд она не отвечала. При звуке его голоса у нее в горле возник комок.

– Не совсем.

– Что случилось? Я беспокоился из-за твоего сообщения.

«Но не сильно».

Она посмотрела на дверь; у дома за пределами ее комнаты был один из его спокойных периодов.

– У меня неприятности. Серьезные неприятности. Слушай… Прости меня, у тебя-то как дела?

– Нормально. Ну, знаешь, все еще работаю в ночную смену. По контракту, но все равно это работа… – он говорил что-то еще, но Стефани обнаружила, что не может сосредоточиться; она была слишком занята тем, что соображала, как объяснить ему свое положение. Он закончил свой монолог словами:

– А у тебя что? Где работаешь?

– То там, то здесь. В основном дерьмо всякое. В этом ничего не поменялось.

– Так что за ошибка?

– Этот дом. Это… место, где я живу… – она ограничилась рассказом о «неуравновешенности» Драча и тому подобном: залоге, который он отказался вернуть, своем ужасном финансовом положении, потерянной карточке и необходимости поскорее съехать. И хотя прежняя заботливость Райана отчасти проявилась, Стефани была разочарована тем, что он немедленно не предложил ей денег; когда-то он бы так и сделал, зная, что она вернет долг, что она порядочная и ненавидит обманывать. С небольшой суммы, оставленной отцом, она сама помогла ему покрыть залог и несколько месяцев оплаты за их первую совместную комнату. Может, он забыл? Она больше никогда и ничего у него не просила, только отпустить ее – неоднократно за последние три месяца их отношений.

Он должен был подозревать, что раз уж Стефани звонит ему, значит, больше ей обратиться не к кому. Но, если она не ошибалась, голос Райана изменился: стал тише, не таким звенящим от эмоций, каким был при каждом разговоре незадолго до их разрыва. Еще она чувствовала настороженность из-за того, что это она связалась с ним. «Как все меняется».

– Ты с кем-то встречаешься? – ляпнула она.

Он затих не меньше, чем на три секунды.

– Угу.

Было больно, но только из-за остаточной инстинктивной ревности, из-за раздражающего собственнического чувства по отношению к тому, с кем больше не хочешь быть. Хотя она так и не перестала любить Райана, ей не хотелось его вернуть. Не так давно она даже молилась, чтобы он встретил другую. И все равно не могла заставить свое эго не вмешиваться в его любовные дела, особенно теперь, когда ей нужна была его помощь.

– Стеф, разве ты можешь меня винить? В смысле, это же ты меня бросила.

– Все нормально. Я совершенно не против этого. И вообще, я так и думала.

– А ты? – спросил он, и его голос напрягся, когда он представил эту возможность.

– Была парочка ночевок и одна групповуха, но ничего серьезного.

Райан знал, что это неправда, но Стефани почуяла, как он ощетинился на своем конце телефона.

– Шучу. Никого не было. Я об этом даже не думаю. – Хотя бы это было правдой. – В моей ситуации не до того.

– Хорошо, – сказал он, слишком быстро, чтобы обдумать свой ответ.

– Но мне нужно отсюда выбраться, а ты уже ответил на мой вопрос. Прости, что побеспокоила.

– Не веди себя так.

– Я никак себя не веду. Я только надеялась… думала, не смогу ли перекантоваться у тебя, пока не накоплю залог за комнату. Но это будет сложно.

– Стеф, ты знаешь, что я бы тебе помог. Без вопросов. Но у нас с деньгами туго.

Денег она у него не просила.

– Мы тоже копим, – добавил он.

– Не говори мне, что вы живете вместе. Ты ее только встретил.

Ей захотелось забрать эти слова назад, и она возненавидела себя за то, что хотела причинить ему боль. В мыслях она воображала Райана гарантированным запасным выходом – пусть и неразумным, чреватым эмоциональным истощением. Но теперь у нее было одной страховочной сеткой меньше; звонок это подтвердил, и от этой мысли она почувствовала слабость. Слава богу, что она не рванула к нему после первой же ночи в доме, нагруженная сумками. Это было бы ужасно. «Но хуже ли, чем здесь?»

– Иногда понимаешь сразу, – сказал он голосом, приглушенным смесью печали и пассивного сопротивления, которую Стефани помнила слишком хорошо.

Толку от этого разговора не было.

– Конечно. Слушай, я лучше отключусь. Мне нужны деньги на телефоне, чтобы комнату искать, – ее голос начинал срываться, и чем дольше продолжится разговор, тем будет хуже.

«Нет, подожди, не вешай трубку. Я тебе перезвоню», – раньше он всегда говорил что-то подобное, но эти времена давно прошли. Вместо этого Райан сказал:

– Позвони Джони. Или Филиппе. Бекке.

И это ее действительно протрезвило.

– Они в Стоке. Я туда не вернусь.

«Я не вернусь туда, где живет она: Вэл».

То, что Райан хотя бы предложил ей вернуться в родной город, в очередной раз показало, что он о ней на самом деле больше не думает. Или, что еще хуже, больше о ней особенно не беспокоится. Они действительно расходились своими дорогами и забывали друг друга.

– С тобой все будет в порядке, – сказал он, успокоенный, судя по голосу, тем, что разговор заканчивался. – Ты умная девочка, Стеф. Мне не нужно тебе этого говорить. Что-нибудь да появится.

– Вот этого-то я и опасаюсь. В моей долбаной комнате.

– Что? Этот ублюдок-хозяин пытался к тебе подкатить?

– Нет. – «Пока нет». – Слушай, я не стала бы звонить, если бы не отчаялась.

– Ну спасибо.

– Я не это имела в виду. Просто… Никто мне не поверит. Этот дом. – Ее голос упал до шепота. – С ним что-то не так. Все не так. Тут люди… девушки, которые говорят и плачут, но я не знаю, есть ли они. Я не могу их найти.

– Что?

Стефани начала плакать. Она всхлипнула:

– Здесь что-то происходит.

– Что происходит?

– Не знаю. Кто-то был у меня в комнате, Райан. У меня в комнате!

– Что? Где вообще этот дом?

– Эджхилл-роуд. Я не могу здесь оставаться.

– А номер какой?

– Восемьдесят два. Пожалуйста, ты можешь мне помочь?

– Но кто был в твоей комнате? Я не понимаю.

– Когда я включила свет, никого не было. И еще… в ванной… голос. Все неправильно.

– Что? Ты имеешь в виду…

Гудок оповестил ее, что на телефоне закончились деньги, и Стефани потребовалось все невеликое самообладание, чтобы не запустить мобильником в стену.

Она прикусила язык прежде, чем поток ругательств сорвался с ее губ – ругательств, которые заставили бы ее ощутить еще большую безвыходность, – и в этот момент кто-то сообщил о своем прибытии игривым тройным стуком в дверь.

Двадцать один

Это был Драч.

– Вот што, милая. – У него были с собой бутылка вина и два бокала. – Я тут сообразил, што ты одна в пятницу вечером, и мне это не понравилось. Подумал, может, захочешь отметить переезд, типа. Новоселье.

Не подслушивал ли он под дверью? От мысли, будто Драч знает, что у Райана она больше поселиться не может, Стефани пробрал озноб.

– Нет. Не самое удачное время. Но спасибо.

Воняющий лосьоном после бритья Драч вошел в комнату без приглашения, двигаясь одновременно на нее и вокруг нее. Он оказался так близко, что она отшатнулась, как от удара.

– Не надо так. Я ж за милю вижу, што ты снова ревела. Расстроилась из-за чего-то? – Он поднял бокалы. – Никаких подкатов, типа. Не обижайся, сестренка, но ты не в моем вкусе, да и бизнес с удовольствиями я не мешаю. И вообще, мне этого дела хватает.

Он говорил так, словно отвергал ее предложение:

– Просто оказываю гостеприимство, типа.

Она не могла запретить ему войти. Комната на самом деле не принадлежала ей, а была предоставлена в знак его снисходительности; Стефани провела здесь одну ночь, и ее право на это место еще не утвердилось. Осознав это, она представила, как его лицо окаменеет и побелеет от ярости, если она скажет, чтобы он отвалил; а потом представила себя стоящей на улице под дождем и с сумками у ног.

– Я сяду?

Если бы она и возразила, это ничего бы не изменило, и когда он тяжело уселся на ее постель, Стефани передернуло от омерзения. Он уверенно стирал последние следы ее сопротивления. Намеренно, к тому же, и с наслаждением, и она ненавидела его за это.

– Не удивительно, што ты не можешь парня удержать, девочка. С таким-то лицом. Кто ж захочет на такое целый день смотреть?

– Вы… – она осеклась, когда Драч вызывающе задрал подбородок. Он был одет в новый красный пуховик «Хелли Хансен», джинсы «Дизель» и свои чистенькие зеленые кроссовки. Позер-хулиган; такие ей никогда не нравились.

– Я слыхал, ты с Фергалом познакомилась. Кузеном моим. Говорит, што видел тебя внизу.

Болтая, он стрелял глазами, оглядывая комнату у нее за спиной.

– Это што, почта? – Он поднялся и схватил ее со столика. – Ты што с ней делала?

– Я… ее подобрала.

Всякий след издевательского юмора исчез из его глаз так быстро, что это ее шокировало.

– Вижу, но она ведь не твоя.

– Знаю. – Она сглотнула. – Ваш кузен, он…

– Што?

– Ошарашил меня. И я забыла, что она у меня в руках. Драч снова уселся, довольный.

– Ошарашил тебя! Это мне нравится, «ошарашил». Такое словцо не часто услышишь. Умеешь языком вертеть, девочка. Улыбайся только почаще, и мир в твоих руках.

– Что он делал? У той двери, внизу?

Драч нахмурился:

– Это и его дом, не только мой. Может делать, што хочет.

Ей показалось странным, что кузен является совладельцем дома.

– Кто там живет?

Драч начал шмыгать носом.

– Никто. Вход закрыт. – Он откупорил бутылку вина. – Вся та часть дома закрыта.

– Почему?

– Там поработать надо. Слушай, ты винище будешь или нет? Я-то его не часто трогаю. Дурная водичка. Пара стаканов – и меня, типа, держать приходится. Как-то оно с моей башкой играет. Мне бы лучше травки чуть-чуть, кокаинчику. Но один-то бокальчик не повредит, наверное.

Кузен Драча, Фергал, прислонившийся головой к двери в неосвещенном коридоре, словно медитируя, не казался готовящимся к ремонту. А Драч пытался соскочить с темы.

– Отделка нужна? – спросила она, подталкивая его к разговору.

– Серьезнее, милочка. Сначала все, типа, перестроить надо. Забот у нас будет полон рот.

– Но там, вроде, живет мужчина? Я утром слышала, как он уходит. Или это был ваш кузен?

Драч уклонился от ее взгляда, шмыгнул.

– Наверное. – Он передал ей бокал, до краев полный белого вина. – Вот, держи, хватит совать везде нос, пора пить.

Стефани взяла бокал и смирилась с тем, что сидеть ей придется на кофейном столике.

В течение следующего получаса, удивленная собственной молчаливостью и стеснительностью, и отвечавшая по возможности односложно, Стефани отбивала стремительные вопросы домовладельца о своей временной работе, мачехе, друзьях и учебе, причем Драч особенно заинтересовался тем, что она сдавала экзамен по психологии:

– Подумывал о том, штобы самому чем-то таким заняться.

Она изо всех сил старалась пропускать мимо ушей хвастливые монологи, из которых по большей части состояла его речь, и в основном с отсутствующим выражением лица смотрела в пол, надеясь, что ее холодность сократит время его визита. Но он ничего не замечал, и лицо его краснело от вина. Ему нравилось унижать ее, но подавать себя как хитроумного, крутого и финансово успешного человека Драч обожал еще больше. Он утверждал, что был десантником, что у него «повсюду» собственность, что он был строителем, занимался «электрикой», и когда-то был хозяином рейв-клуба. Он занимался «всем понемножку. Што ни назови, делал. Вообще все».

Он хотел произвести впечатление, но тщетно, потому что она ненавидела его и считала нелепым. То, что он ждет одобрения, поражало Стефани, учитывая, что он запугивал и оскорблял ее с самого первого дня в доме; воспоминания о насмешках скручивали ей живот при одном только виде Драча. Но тот, похоже, не мог разглядеть ее очевидной неприязни. Или упрямо игнорировал ее сигналы, что заставляло Стефани нервничать.

Когда его самовосхваления набрали ход, она обнаружила, что признает – нехотя – уже назначенные постоянные роли: он был хозяином положения и не потерпел бы, если бы она попыталась это изменить. В точности как хамы, с которыми она сталкивалась на работе. В точности как ее мачеха. Судя по невеселому опыту знакомства с тем, что она считала формой нарциссизма – потому что у ее мачехи диагностировали нарциссическое расстройство личности, когда отец был еще жив, – единственной подлинной защитой будет убраться от него подальше. Только это было невозможно до тех пор, пока она не заработает больше денег. Стефани задумалась, не может ли ощущение безысходности повлиять на ее восприятие дома и его хозяина, или даже это восприятие исказить.

– …вот так вот, девочка. Жизнь такая, какой ты ее видишь. В конце концов нужно, типа, помнить…

«Что делать?» Работы на следующую неделю не было, на счету – только 120 фунтов. Как только засранец-Драч покинет комнату, она позвонит подружкам из Стока, как предложил Райан, и узнает, можно ли завтра занять диван. «Но надолго ли занять? На неопределенное время?» С работой в родном городе Стефани было так же плохо, как и в любом другом месте, а еще там жила мачеха. Возвращение в Сток будет не только признанием поражения, но и тупиком. Она не была уверена, что найдет в себе силы покинуть его еще раз, да еще и одна, без Райана.

Новую карточку ей выдадут через шесть дней. Она не может оставаться здесь так долго. Но если она уедет в Сток, все равно придется возвращаться сюда за картой. «Что делать?» Ей хотелось кричать; кричать, не прекращая.

– В общем, если по чесноку, я, типа, боец, да… Никогда… с Макгвайрами…

Она начала разглядывать новую одежду незваного гостя и задумалась над отсутствием всяких признаков ремонта в доме. Драч соврал ей о том, что комнату недавно подновили. На самом деле, вранья было так много, что Стефани сомневалась в способности самого Драча за ним уследить, но он немедленно обозлился бы, если бы она указала на нестыковки. Мысли душили ее; они были петлей на ее шее весь день, и большую часть недавних месяцев.

– Чего люди не понимают…

– А кто она такая? Девушка из соседней комнаты? – Она задала вопрос, чтобы Драч перестал учить ее жизни.

– Какая разница? Кто тут живет, кто там живет? Тебе-то что?

– Вполне естественно хотеть узнать, рядом с кем ты живешь в общем доме. А вас, кажется, интересуют ваши жильцы. – Она раскрыла ладони, указав на его все более вальяжную позу – или отсутствие таковой – на ее кровати.

И зашла слишком далеко, потому что он начал бледнеть и прищурил глаза. Затем резко выпрямился, и пуховик зашуршал от двигающихся внутри плеч.

Она говорила ровным голосом, стараясь подавить сарказм:

– Я просто слышу их. Девушек. Расстроенных. Но они со мной не разговаривают. В ванной…

– Не понимаю я тебя. Ваще не понимаю. Получила лучшую комнату в доме за сороковник в неделю. Што, добавлю, может быть пересмотрено быстрее, чем ты думаешь, если такая фигня продолжится. Кто тут живет, кто там живет? Почту чужую берешь. Не твое сраное дело. Лезешь куда не надо. Что ты задумала, а?

– Ничего. Я просто…

Он не слушал. Он накручивал себя. Стефани вспомнила, что Драч говорил о том, как на него влияет алкоголь. Она сглотнула.

– А я скажу тебе, что ты задумала…

Дверь распахнулась так стремительно, что они подскочили.

Двадцать два

В комнату просунулась рыжая голова. Шея, на которой она сидела, была до невозможности длинной и бугристой из-за хрящей, просматривавшихся под бледной кожей. Кузен Драча, Фергал, без приглашения вошел в комнату.

– Фергал, бляха-муха! Я из-за тебя чуть инфаркт не заработал! – Драч начал лыбиться. Но Фергал не обратил на него внимания. Вместо этого он уставился на Стефани с безграничной, как показалось ей, злобой. Он выглядел примерно так же, как когда она впервые увидела его внизу, но на этот раз все было еще хуже. В бескровном лице было столько ненависти и ярости, что у нее перехватило дыхание, закружилась голова, и она попыталась отыскать в памяти хоть что-то, чем могла его разозлить.

Стефани была уверена, что ее ударят, потому что Фергал шел прямо к ней. Потребовалась вся сила воли, чтобы не сжаться и не вздрогнуть. Руки тряслись, поэтому она сжала их в кулаки.

Фергал остановился в шаге от Стефани. Склонился так, что его лицо оказалось не более чем в дюйме от нее. И вгляделся ей в глаза с такой агрессивной внимательностью, что Стефани отвернулась к Драчу, ища объяснения.

Драч тоже казался обеспокоенным, и от этого она запаниковала еще сильнее.

– Садись, кореш. Винцо есть. Держи бокал. – В приглашении Драча слышался примирительный тон, который вовсе не поддерживал в Стефани уверенность.

Вблизи от Фергала несло немытым телом и чем-то масляным, жирным. Джинсы его были засалены и покрыты пятнами, края штанин – растоптаны в черную мешанину из ткани и грязи подошвами перепачканных кроссовок. Он выглядел и пах так, словно ночевал на улице.

Фергал наконец усмехнулся прямо в лицо Стефани, обнажив желто-коричневые зубы. Так же стремительно, как и вошел, он отступил назад и тяжело уселся на кровать, затем раздвинул ноги, словно заявляя свое право на территорию, и столкнул вместе колени Драча. Драч напрягся, потом быстро улыбнулся и хлопнул кузена по спине.

Фергал выхватил бутылку из его руки. Среди длинных паучьих фаланг и широких костяшек пальцев бутылка словно уменьшилась в размерах, а заодно лишилась всякой цивилизованности, сопутствующей распитию вина. Фергал приложил ее к губам и забулькал; его острый кадык неприятно двигался, пока он глотал, точно дикарь.

Не оставляя намерения найти поведение кузена забавным, Драч принялся подпрыгивать на кровати:

– Он сделал эту штуку, эту штуку с лицом. Прям классика. Все обсираются. Когда мы были в Скрабсе, то…

Фергал повернулся и резко приблизил свое лицо к лицу Драча.

– Рот завали, – медленно сказал он глубоким голосом.

И Драч завалил рот. Он был, должно быть, лет на десять старше, но явно опасался Фергала. Теперь он пытался поддерживать улыбку, словно пытаясь затащить кузена обратно в дружелюбное настроение, доказав Стефани, что это все была безобидная игра. Ее это не обмануло, и даже Драч больше не казался настолько устрашающим и сомнительным в сравнении с более молодым кузеном.

Что-то было не так с этим местом, с ними, с их присутствием в этом месте. Не просто в этой комнате, а в самом доме. Она чувствовала несовпадение между огромным, негостеприимным домом и этой парочкой неуравновешенных мужчин, сидящих на ее кровати. Они были в высшей степени необычными и абсурдными домовладельцами. И даже родом были не из Мидлендса.

«Как я тут очутилась?»

Сюрреалистическая, но опасная, не имевшая в себе ни толики забавного ситуация была нелогичной в сравнении со всем ее прежним опытом. Как и все в этом доме. Даже без голосов и рыдающих женщин он был странным. Это был сумасшедший дом, и она чувствовала себя здесь единственным разумным созданием… единственным чистым, цивилизованным созданием.

Она уже осушила огромный бокал вина, и его эффект завел ее воображение в еще более зловещую тьму. Стефани онемела; смятение становилось невыносимым. И что такое Скрабс?

Она приняла решение; было глупо оставаться в одном здании с Фергалом, и с Драчом тоже. Стефани увидела достаточно и хотела, чтобы они немедленно ушли. Ей нужно было вызвать такси, чтобы доехать до станции на Нью-стрит, а потом начать обзванивать подруг по дороге в Сток. Ее удивляло, что она вообще до сих пор здесь, снова, в этом здании, в месте, которое отказывалось принимать узнаваемые формы. Она боялась, что безнадежность, апатия и вялость, порожденные усталостью и отчаянием, стали теперь ее главными врагами.

Фергал скорчил потешную рожу и кивнул в сторону Стефани, не сводя глаз с Драча.

– И это все, на что тя хватило?

Драч подавил ухмылку, намекавшую, что они втихую смеялись над ней.

Увидев ее реакцию, Драч несильно стукнул кузена по бедру, словно обрывая шутку, зашедшую слишком далеко.

– Просто помогаю девчушке, ага. Она старается. Пытается концы с концами свести, типа. Я это уважаю. Тяжкие сейчас времена.

Фергал повернул голову нарочитым движением, словно был болванчиком чревовещателя под управлением старшего кузена, и уставился на Стефани с раззявленным ртом, притворяясь идиотом. Он скосил глаза. Когда Драч снова заговорил, Фергал вновь повернулся в его сторону, все еще не закрывая широкого рта.

– Она, типа, работы толковой не находит, – сказал Драч. – Невезуха. Сколько раз мы такое видали.

Он заметил, что кузен дразнит его дебильным выражением лица и выкрикнул:

– Хорош!

Стефани встала. Ей нужно было выставить их из комнаты.

– Мне надо собраться. Рано вставать.

Фергал повернул к ней уродливую, глумящуюся, похожую на шар для сноса зданий голову:

– Не стесняйся.

Они оба посчитали это забавным и принялись смеяться, Фергал все тем же глубоким, вымученным смехом, Драч – шипящим хихиканьем сквозь широкие губы.

– Не ахти какая вечеринка, да? – сказал Фергал.

– Она не такая оторва, какими мы были, приятель, – ответил Драч; чудовищная природа их жестокого комического дуэта принимала все более четкие очертания в комнате Стефани.

Весь мир казался преступно враждебным. Она вспомнила, как читала о богачах, переселяющихся в охраняемые поселки и возмутительно дорогие районы страны, и о том, почему они отправляют детей в частные школы и университеты группы «Расселл» ⁴. Чтобы никогда не соприкоснуться вот с этим, никогда. Как говорил ее отец, общество разделялось, оно стало менее цельным, чем когда-либо. Богачи породили неравенство, а потом свалили со сцены, не раз повторял он ей. Стефани тогда гадала, что случилось со всеми теми, кто остался позади, потому что у них не было денег и возможности защитить себя – как и у нее. С жертвами.

– Я косячок сверну? – спросил Фергал, чей голос неожиданно стал мягче, даже вежливее, словно на поверхности показалась другая личность.

– Нет. Не надо, – сказала она, словно появление наркотиков в ее комнате было приглашением разыграться для каких-то кошмарных событий.

Не обратив на нее внимания, Фергал достал из кармана своей грязной куртки жестянку из-под табака «Голден Вирджиния» и открыл ее. Достал пакетик с длинной бумагой для самокруток, шарик травки, завернутый в пленку, зажигалку. Его движения были намеренно медленными, если не осознанно враждебными.

– Чуток дури. Ничего нет круче чутка дури, – сказал Драч.

Стефани встала.

– Прекратите! – Она сама поразилась силе в своем голосе.

Они разделили ее удивление и выглядели ошеломленными – распахнутые рты, пропавшие улыбки, мигающие глаза.

– Мне это не нравится, – сказала она тихо, и голос ее задрожал. – Вы заставляете меня нервничать.

– Нервничать? – спросил Фергал после долгой, неуютной паузы, когда никто, похоже, не знал, что сказать.

– Нервничать? – повторил он, нахмурившись, а потом выдавил дурацкий смешок из глубин живота. Новая роль, новый голос. Он считал себя главным шутником, только шутки его, как и сам он, воняли.

– Загостились мы, видать, – Драч поднялся, улыбаясь, расставив руки, будто пытался остановить уличную потасовку. – Без обид. Все нормально, ага. Мы просто развлекались, типа. Извиняюсь. Мы не хотели тебя пугать. Не в нашем стиле это. Я себя прям уродом чувствую. Мне стыдно.

Он произнес этот монолог с такой искренностью, что Стефани почти поверила – на полсекунды – что ему действительно было жаль.

Фергал убрал травку, подхватил бутылку и поднялся. Затем посмотрел на вино у себя в руке, все еще хмурясь, словно не ожидал его там увидеть.

– Оставь ей, типа, – сказал Драч, теперь изображая собственное понимание вежливости и безграничной щедрости, и с таким энтузиазмом, что Стефани хотелось расхохотаться в голос. – Это ее. Я ей подарил. Сюрприз на новоселье. Держи, солнышко. Выпей за нас. В покое. Мы куда-нибудь уйдем.

Фергал ухмыльнулся и показал грязные зубы:

– И забухаем.

Их уход наполнил ее таким облегчением, что Стефани едва удержалась на ногах.

Драч замер у двери:

– Никто тебя не тронет в твоей комнате, типа. Не такой тут дом. По чесноку, да? Понимаешь ведь? Ага? Ага? – повторял он, подгоняя своего верзилу-кузена на выход из комнаты. – Недоразумение, вот и все. Только есть кое-што, о чем мне надо с тобой перетереть. Я хотел раньше разговор затеять…

Должно быть, отчаяние вернулось на ее лицо так стремительно, что Драч осекся:

– Но это подождет, ага. До завтра. Но ты, типа, захочешь это услышать. С утра, точно тебе говорю. Но решение твоих проблем недалеко, типа. По чесноку, ага.

– Угу, чистая правда, – вклинился его кузен из темноты коридора. – Кучу бабла сделаем. Очень скоро. Прям тут.

Драч лыбился, как возбужденный мальчишка.

– Это верно, да. Завтра, милочка. Выпей бокальчик винца, за счет заведения. Телек включи. Никто тебя больше не потревожит. Можешь расслабиться.

Его примирительные подбадривания начинали раздражать, но Стефани была озадачена их планами. Кузены казались ей способными на что угодно и неспособными ни на что одновременно. Она задумалась, не стоит ли позвонить в полицию и рассказать… о чем?

Стефани подбежала к двери и попыталась ее захлопнуть. Но ей помешал огромный грязный кроссовок. Лицо Фергала просунулось обратно в комнату так быстро, что Стефани вскрикнула.

Он оглядел потолок и стены в напускной заговорщической манере, а потом прошептал:

– О них не беспокойся. Они тя обидеть не могут.

Потом он ускользнул в темный коридор, тихо прикрыв за собой дверь.