«Незначительная деталь» kitabının incelemeleri

трогательно, лаконично, беспристрастно, сильно.

книга, которая если не перевернет, то начнет переворачивать ваши представления об арабо-израильских отношениях.

Честно признаться, книга для меня оказалась неожиданной. Ожидала я от нее какую-то архивную хронику событий, описанный в датах исторический контекст, но получила очень личное художественно написанное произведение. Слог безусловно красивый, складный и затягивает. Но если вы хотите погрузиться в контекст палестино-израильского конфликта, то вы вряд ли по адресу. Писательница проживает историю давно погибшей девушки очень лично и обращает внимание на неочевидные детали, что делает повествование трогательным. И в конце эти опыты, разделенные десятилетиями и поколениями, сливаются воедино — именно концовка произвела на меня наибольшее впечатление.

Другой мотив, держащий все время в напряжении — жизнь во время военного конфликта. Писательница описывает чувство отчуждения, тревоги и страха во время, казалось бы, не опасных жизненных ситуаций. И в целом книга скорее о подобных больших вещах, которые больше самого человека, но повествование как раз сужает картинку до точки зрения одной обычной палестинской девушки. Книжка не для всех и половину повествования я ждала, когда же начнет что-то происходить. Мне казалось, что лирическая героиня суетится, делает непонятные движения и вообще все как-то сумбурно и глупо. Но я думаю, что проблема скорее в том, с какими ожиданиями к книге я подходила.

Пронзительная книга, хоть катарсис и настигает читателя на последних страницах. Она – о жизни под колпаком, из-под котрого страшно выбраться, лучше сидеть дома, смотреть в окно, созерцать соседей. Если бы этот колпак мог полностью оградить от войны, у которой нет милосердия и края. Война в этой книге проходит фоном, но она чувствуется в каждой странице: загнанное чувство страха, безысходность, паника, отчуждение, безразличие от эмоциональной усталости. Вторая сюжетная линия о жизни похищенный бедуинки, постепенно вплетается в основную – о жизни журналистки, выстраиваются связи. Раскаленный песок безмолвствует, но на войне нет незначительных деталей. Эта книга именно об этом.

Начиная чтение копенгагенской трилогии, мне казалось, что "Детство" будет для меня самой интересной частью. Люблю, когда авторы рассказывают о пути своего становления; рассказывают как они обнаружили в себе желание писать, желание читать и как оказались в самом центре, в самой гуще слов и символов; как они боролись за право видеть свое имя на книжных полках; мне нравится узнавать съедало ли их тщеславие или наоборот, они терзались комплексом самозванца. Обычно, именно детство - пора свободная от ярлыков и предрассудков, является самой увлекательной и полезной для анализа человеческой души.

Но, в последствии, "Юность" показалась мне более наполненной. В сравнении могу сказать, что "Детство" у Дитлевсен полно расплывчатых образов и абстракции, и похожа на далекий сон, вспоминая который, ты даже не можешь понять, был он страшным или добрым. В то время как "Юность" полна жизни, она словно пробуждение ото сна. Пусть еще не в полную силу, но Тове уже начинает осознавать свое призвание и пытается предпринимать первые попытки к действию в погоне за мечтой.

Копенгагенская трилогия раскрывается очень необычно. Это действительно грамотно выстроенный триптих повествования, в котором мы движемся из глубины темной и сонной, на поверхность к солнцу. Однако, солнце - это метафора, которую я использую не совсем оправданно, потому что даже по названию заключительной части трилогии мы можем судить о том, что взрослая жизнь на вряд ли обернулась для Тове райским уголком безмятежности.

Вторая часть «Копенгагенской трилогии» Тове Дитлевсен посвящена самому непонятному периоду в жизни человека – юности. Оказывается, вырваться из оков детства ещё недостаточно для того, чтобы попасть в мир взрослых и сойти в нём за своего!

В этом романе тесный мирок Тове, проведшей всё детство в маленькой квартирке в рабочем квартале, стремительно расширяется: переезд от родителей, устройство на работу, подъездные вечерние обжимания с кавалерами, первое издание стихотворения, а вскоре и целого поэтического сборника. Героине очень хочется всего и сразу, быть везде и познать всё. С утра она видит себя великой поэтессой, в обед – незаменимой стенографисткой, а к вечеру приходит осознание, что неплохо бы срочно с кем-нибудь обвенчаться, выйти замуж и нарожать кучу детишек. Необходимость остановить свой выбор и невозможность объять необъятное вызывают досаду: зачем в мире столько всего, зачем всё так быстро меняется, если ты не в состоянии за этим угнаться?

Пока воспринимаешь всё описанное как юношескую непосредственность, наивность и открытость героини – умиляешься и пророчишь ей светлое будущее. Но к финалу романа подкрадывается осознание того, что это всё вовсе не возрастное, не юношеский максимализм, а отражение ключевых черт характера, и вместе с этим осознанием подкрадывается и ощущение краха, вечной неустроенности. Видится мне, что Тове так и не сможет найти себе место в жизни и успокоиться, так и будет её, бедняжку, дёргать из крайности в крайность во всём, штормить и в личной жизни, и в литературной, и в социальной.

Жду финал трилогии и надеюсь и надеюсь на лучшее!

Юность Тове выглядит несколько более светлой, чем детство. Конечно, девушка перебивается с одной работы на другую, они малооплачиваемые и лишиться места можно в любой момент. Конечно, отчасти всё безнадёжно по-прежнему - родители всё больше досаждают, нет своего угла, и когда появляется, то это холодная комнатушка. Живет Тове практически впроголодь, в любви не везёт, да и стихами не заработаешь. Хотя финал и оптимистичен, даже несмотря на то, что началась Вторая мировая.

Слог повествования стройный, лёгкий, жизнь Тове представляется вполне отчётливо. Хотя сама рассказчица уж больно холодна и равнодушна временами. Что воля, что неволя, всё одно.

Ещё удивительно, хотя м объяснимо, насколько сильны устои и традиции времени. Тове хочет следовать своему пути, писать, вырваться из постылого круга, по которому ходит почти всё её окружение. Но чаяния у неё наряду с этим постоянно вертятся вокруг замужества, каждого мужчину она прикладывает к себе, как платье. В каждом взгляде ищет подтверждение своей нужности, хочет в этом смысле быть как всё, прислониться хоть к кому-то. Даже если этот кто-то некрасив, толст старше лет на 30.

Вторая часть трилогии уже объемнее. В ней Тове рассказывает о своей жизни с 15 лет и до 21 года.

Жизнь её, как и у большинства в предвоенные годы, проходит в постоянных поисках работы, чтобы выжить, и лишь моментами ей удаётся выкроить время на свою страсть к поэзии. Ничто не может даровать ей большего счастья, чем увидеть свои стихи напечатанными. Вот только удастся ли ей это? Ведь в Германии уже во всю полыхает черно-алая свастика и нацизм уверенной поступью приближается к Дании.

Книга печальна, в ней появляется место драме, но внезапно Тове понимает, что ей мало поэзии, ей хочется семьи. Правда, представления о семье у Тове по-детски наивные.

С нетерпением жду продолжения)))

Вторая часть копенгагенской трилогии была самой слабой для меня, но я не воспринимаю эти мемуары по отдельности, поэтому продолжаю восторгаться слогом автора. Здесь Тове как будто бы подводит сюжет в главному конфликту ее жизни - зависимости, поэтому было ощущение, что это предисловие, а не самостоятельная книга. В ней главная героиня взрослеет, хочет стать поэтессой, ошибается, падает и снова встает. Она обретает себя, встает на свои слабые шатающиеся ножки и делает шаги навстречу зрелости.

Я почти уже не хожу с Ниной, потому что меня больше не интересует знакомство с парнем, который, может быть, захочет жениться на мне.

"Юность" не погружает читателя в гнетущее и депрессивное чувство: здесь есть место мечтам, надежде, смешным моментам (например, как Тове испортила рояль, почистив его щеткой). Эта часть книги оставляет приятное послевкусие, потому что ты еще не знаешь, что ждать впереди. Тем не менее, рассказ пронизан реализмом, который иногда лупит тебя обухом по голове, как и в первой части трилогии. Именно этот реализм так тянет меня к автору и вызывает желание читать залпом всю литературу, вышедшую из-под ее пера.

Смерть - не нежное погружение в сон, как я когда-то считала. Она безжалостна, мерзка и зловонна. Я обнимаю себя и радуюсь своей молодости и здоровью. В остальном моя юность - не более, чем простой изъян и помеха, от которых мне быстро не избавиться.

Вторая часть "Копенгагенской трилогии" мне показалась более стройной в плане хронологии, события идут одни за другими, и потому более "сюжетной" что ли.

Тове заканчивает школу, устраивается на работу и начинает ждать своих 18, чтоб съехать от родителей, первая работа не особо задаётся и в итоге у неё выходит получить должность в офисе, она ходит на танцы, зажимается с подъезде с кавалерами и продолжает писать стихи.

Меня продолжает удивлять та отстранённость, с которой писательница рассказывает свою жизнь: опять вроде и с ней, но не с ней, сухая фиксация. Удивляет немного та доля пассивности, с которой она относится к миру и собственной жизни: она не расстраивается увольнениям, но постоянно находит работу лучше, не расстраивается отношению к ней мужчин или старших, из-за этой пассивности иногда даже кажется инфантильной, будто не подготовленной к жизни, будто так и осталась той 10летней девочкой из первой части. Мне даже иногда казалось, будто жизнь проходит мимо неё, она просто смотрит на неё, как в кино. При этом ей многое удаётся: опять-таки найти работу, жильё, в итоге и мужа, и напечатать свою первую книгу.

Вопрос замужества, кстати, постоянно так висит, будто и не может быть иначе. А ещё она постоянно ждёт: то мужчину, чтоб выйти за него, то 18, чтоб съехать, то выхода книги, то настоящего чувства, то пришлашения на танец, как до этого ждала, чтоб кончилось детство. Она будто не действует сама. Очень странно.

Ещё это время начала Второй мировой, но этому уделено очень мало места, капитуляция Германии не заботит Тове и её окружение, или она намеренно создаёт такое впечатление. Да отречению короля Эдуарда выделено больше места. Я надеялась (после прочтения Питер Хёг - Представление о двадцатом веке , где мало что ясно про Данию), что тут будет больше про страну в 20м веке. Но Тове сосредоточена только на себе, даже чувства и переживания родственников, кажется, не трогают её. В купе с упомянутым выше инфантилизмом я иногда думала чуть ли не о аутичности авторки. Это всё не минус книги, это то, с чем я не сталкивалась раньше в мемуарной прозе.