Kitabı oku: «Миры Бесконечности», sayfa 2

Глава 3

НЕВЕРОЯТНАЯ ТИШИНА.

Интересно, все ощущают подобное, умирая?

Все совсем не так, как я думала.

И при этом…

Именно…

Так…

Глава 4

Первое, что я вижу, открыв глаза, – яркий белый свет, а в голове лишь одна мысль: «Кто бы знал, что все разговоры о смерти правдивы?»

Но как только мои глаза привыкают к свету, я понимаю, что вижу небо сквозь оконное стекло.

И смотрю на солнце.

Я так резко сажусь, что боль тысячью маленьких иголок впивается в глаза. Тело тут же съеживается от боли.

Мне казалось, что люди не испытывают боли после смерти. Разве не так? Неужели нет такого правила?

Сжимая пальцами виски, я пытаюсь понять, очнулась ли я сразу после операции или провела в коме какое-то время. Может, врачам удалось меня спасти? Может, то, что я посчитала смертью, – всего лишь следствие анестезии?

– Как ты себя чувствуешь?

Я поднимаю глаза и вижу женщину с короткими темными волосами, сидящую рядом со мной. В ее голосе звучит забота, а не беспокойство. Но означает ли это, что со мной все хорошо?

Я выпрямляю спину и тут же вздрагиваю, потому что все тело ощущается так, будто прошло через мясорубку. Мне даже приходится закрыть глаза, чтобы перетерпеть боль. Я пытаюсь представить какую-нибудь умиротворяющую картину, которая окунула бы меня в радостные воспоминания, но вижу лишь черный ствол пистолета, направленного мне в грудь.

Когда я вновь открываю глаза, женщина протягивает мне круглую белую таблетку.

– Это поможет от мигрени, – говорит она с улыбкой, от которой на ее лице появляются морщины.

Я медлю. Сомнения грызут меня, а мысли в голове путаются, словно их окутало туманом. И мне не удается понять, где я, или сформулировать вопрос, чтобы спросить об этом.

Но уж точно не буду принимать лекарства.

Я качаю головой, надеясь, что она поймет меня. Сейчас мне хочется контролировать все. Ощутить, что я действительно очнулась.

Она убирает руку, и я вижу, что на ее рубашке нет бейджа с именем. А когда мне удается осмотреть комнату, становится понятно, что помещение не похоже ни на одну известную мне больницу. Здесь нет ни оборудования, ни проводов, ни пищащих звуков. В комнате не пахнет медицинским спиртом или стерилизованным пластиком. И обстановка слишком современная.

«Нет, не просто современная, а скорее… футуристическая», – понимаю я, рассматривая изогнутые окна и серебристые деревянные рамы.

А еще от меня не ускользает то, что рядом нет ни букета цветов, ни открытки.

Паника обрушивается на меня, как град в солнечный день, а каждая мысль, возникающая в голове, сопровождается резкой болью.

«Боже, родители хоть знают, где я? Неужели я не взяла с собой паспорт? Неужели меня не опознали и никто не знает, что в меня выстрелили на дрянной автозаправке где-то в глуши? Меня вообще ищут или я так долго провела в отключке, что они уже сдались?»

От этих мыслей я начинаю хмуриться:

– Кто-нибудь… кто-нибудь звонил моим родителям?

Я по привычке бросаю взгляд на запястье, но там нет часов O-Tech. А значит, и нет Офелии, которая могла бы мне помочь, хотя вряд ли у них не кончилась зарядка. Я не медицинский эксперт, но пересмотрела много фильмов и сериалов «Марвел», а в них даже Люк Кейдж провалялся в коме какое-то время после огнестрельного ранения.

Осознав, что у меня должен остаться шрам на груди, я поднимаю руку и обнаруживаю белую футболку, которая точно не принадлежала мне. А опустив глаза, вижу на себе штаны из такой же ткани. Интересно, что они сделали с моими вещами? Или мое черное платье залило столько крови, что его уже не очистить?

Женщина склоняет голову вбок:

– Ты помнишь, как тебя зовут?

– Нами. Нами Миямото. – Я замолкаю на мгновение, чувствуя, как начинает нарастать беспокойство, расползаясь ледяным ознобом по коже. – Мои родители Такеши и Клэр. Вы нашли мою сумку? Врачи связались с ними?

Боль пронзает череп, заставляя меня морщиться, но я не оставляю попыток собраться с мыслями. Как бы ни были плохи мои дела, я должна знать правду:

– Как давно я здесь?

– Недолго, Нами, – отвечает она.

Ее голос очень мелодичен. Но звучит заученно, словно она специально старается очаровать меня.

Я смотрю ей в глаза. Они голубые, но есть в них что-то неестественное. Словно кто-то выкрутил яркость на максимум. И тут я понимаю, что ее кожа тоже как будто светится.

Я выдыхаю, но не ощущаю тепла на губах.

В голове вспыхивает воспоминание о выстреле. Его эхо растянулось на несколько мгновений, а мое падение – и вовсе на целую вечность. Так что я осознала, что со мной произошло, еще до того, как тело коснулось пола.

– Я умерла.

Мне не требовалось подтверждения от женщины. Я не сомневалась, что так и есть.

Она вновь натягивает улыбку на лицо и медленно моргает.

– Проще всего, когда люди вспоминают об этом сами. Тогда они считают, что лучше контролируют ситуацию.

Перед глазами у меня проносится множество лиц – моих родителей, Мэй, Финна, Люси, человека в черной маске, – но ни одно из них не задерживается дольше мгновения.

– Но почему мне до сих пор больно?

Я показываю на свою голову, чтобы она наверняка поняла, о чем идет речь. Прошло еще не так много времени, чтобы случившееся отразилось болью в сердце.

– Такое ощущение, будто мозг пытается вырваться из черепа.

Женщина вновь раскрывает ладонь, на которой лежит белая таблетка.

– Это поможет.

Я поднимаю брови:

– В загробной жизни есть обезболивающее?

Она вновь улыбается мне, но улыбка не затрагивает глаз.

– Мы считаем, что знакомые формы не так ошеломляют, как принятые нами способы. – Она протягивает таблетку мне. – Это позволит завершить переход от смерти к загробной жизни. Твоя боль исчезнет. А разум обретет покой. И ты сможешь отправиться в рай за этими стенами.

Язык во рту еле шевелится. А голова словно ватой набита.

– Так это рай?

– Мы называем это место Бесконечностью. Оно создано из человеческого разума. – Ее голубые глаза сияют. – Когда физическое тело человека умирает, его разуму необходимо куда-то уйти. И оно попадает сюда – в мир, где можно существовать вечно.

Я бросаю взгляд на таблетку в ее руке, а затем перевожу его на окно в другой части комнаты. Я заставляю себя встать – двигаться, – и, когда толкаю створку окна, меня переполняет восхищение от увиденного.

На многие километры вокруг виднеются деревья, они покрывают землю тысячью разных оттенков зелени. Небо окрашено молочно-лавандовыми и нежно-розовыми завитками. Вдали виднеется изогнутая в форме полумесяца гора, с которой в сверкающее у подножья озеро срывается мощный водопад.

И каждый увиденный мной цвет сочный и наполнен жизнью. Я ощущаю ароматы жимолости и свежих фруктов. Воздух наполняет пение птиц, которое звучит как спокойная колыбельная, но при этом вызывает такие яркие эмоции, что глаза начинают слезиться.

Рай. Он действительно существует.

И я…

Прочистив горло, я отхожу от окна.

– Простите. – Я стираю несколько слезинок костяшками пальцев. – Можно мне побыть немного одной? Слишком многое нужно осмыслить и принять.

Сжав таблетку в кулаке, женщина поднимается на ноги.

– Конечно, Нами. Я буду в гостиной дальше по коридору, найди меня, как будешь готова.

Я киваю:

– Хорошо. Спасибо.

Когда она уходит, я вновь поворачиваюсь к окну. Внизу виднеется терраса с мраморной плиткой на полу и элегантными каменными колоннами. Их украшает замысловатая вязь из перьев и листьев, а между ними тянутся арки, увитые пышным плющом и белоснежными гортензиями.

Вдоль перил прохаживаются люди, наслаждающиеся свежим воздухом и улыбающиеся теплому солнцу. Они выглядят до абсурдного счастливыми… словно испытывают блаженство. На них такая же одежда, что и на мне, но у большинства седые волосы и изможденный вид. А самый молодой из них по виду чуть старше моего отца.

Нет ни одного моего ровесника. Никто из них не умер в восемнадцать лет.

Я сглатываю комок в горле и закрываю глаза, жалея себя из-за такой несправедливости. Но меня и саму удивляет эта ужасная горечь, что разливается внутри. Разве загробная жизнь не должна приносить удовольствие? Разве не считается, что, умирая, ты попадаешь в лучший мир… если вообще куда-то попадаешь?

Но эмоции, охватившие меня, совсем не похожи на радость. Это и раздражение, от которого так стучит в голове, что не слышно собственных мыслей. И обида, что я никогда больше не увижу сестру. И сожаление, что я не сказала родителям, как люблю их, перед тем как выбежать из дома. И душевная боль оттого, что Финн так и не подарил мне мой первый поцелуй. И возмущение из-за того, что Люси заставила меня остановиться на той заправке. И злость, что незнакомец с пистолетом оборвал мою жизнь, когда она только-только началась. Это не покой… а вихрь ярости и терзаний, нарастающий внутри и не находящий выхода.

И мне тоже нужно выйти. Нужно где-то подумать.

Как только я подхожу к дверям, они открываются передо мной. Я с опаской выхожу в коридор, ожидая, что сейчас меня начнут ругать за желание прогуляться, но там никого нет. Слева виднеется освещенная комната, из которой доносятся приглушенные голоса.

Но безрассудное желание побыть одной берет верх. И ноги сами несут меня вправо еще до того, как я успеваю обдумать, куда мне идти.

А может, мне и не надо задумываться об этом. Может, мне просто нужно найти место, которое покажется мне хоть немного привычным.

Коридор изгибается и тянется все дальше и дальше, пока я не оказываюсь у широкой лестницы, внизу которой замечаю красивый круглый фонтан. Он очень большой и украшен еще богаче, чем колонны на террасе. Кажется, будто сотни белых огоньков вспыхивают у краев его мраморной чаши, оставляя причудливые блики на гладкой поверхности.

Медленно подходя к нему, я рассматриваю скульптуру в центре фонтана. В некоторых местах камень остался необработанным. В других же поражал бесконечными выемками и изгибами, создавалось впечатление, будто скульптура вырывается из пьедестала, прикрытого струями воды.

– Что ты видишь? – внезапно раздается позади голос незнакомца, чье приближение я не услышала.

Я резко оборачиваюсь и вижу молодого человека с золотистыми волосами и теплыми карими глазами, который внимательно наблюдает за мной. На нем белая униформа, которая по крою больше напоминает строгий костюм, чем форму врача, а кожа на его лице сияет так же, как и у женщины из комнаты.

Он указывает на скульптуру, поясняя свой вопрос:

– Каждый видит что-то свое. Считается, что она показывает то, что было в твоем сердце, когда ты прибыла в Бесконечность. – Он опускает руку. – Так что видишь ты?

– Кучу камней, – неуверенно отвечаю я.

Его улыбка кажется выверенной, как и у женщины:

– Ты же знаешь, что сердца иногда лгут. Может, тебе нужно отбросить лишние мысли и посмотреть еще раз? – Почувствовав мои сомнения, он склоняет голову вбок. – Попробуешь?

Я вновь поворачиваюсь к фонтану и внимательно смотрю на светло-серые изгибы. С пару мгновений ничего не происходит, и я уже собираюсь повернуться, чтобы сообщить, что это так же глупо, как искать смысл в астрологическом прогнозе, как мой взгляд ловит что-то за неровными изгибами.

Это лицо женщины, отображенное до кромки волос, словно она вырывается из облака тьмы и света и тянется к чему-то, что не может достать.

Лицо той, что бежит в другой мир. И тут я замечаю какое-то движение краем глаза… а может, просто свет?

Но когда я поворачиваю голову, то ничего не вижу. Лишь еще один пустой коридор.

– И как? – интересуется мужчина спокойным и размеренным голосом.

Не знаю, почему с губ срывается ложь, но я не останавливаю себя.

– Ничего не изменилось. – Я замолкаю на мгновение, пытаясь придумать, как сменить тему. – А почему вода так мерцает?

– Потому что это не вода. – Он протягивает руку к фонтану, и тот будто приходит в движение.

Кажется, будто комната накренилась, и мне с трудом удается удержать равновесие.

– Как вы… – начинаю я, открыв рот от удивления.

Жидкость поднимается вверх тонкими спиралями и начинает кружить вокруг скульптуры, словно в танце, обвивая ее изгибы. Словно…

«Словно по волшебству», – озаряет меня.

Что это за место?

– Человеческий разум создал Бесконечность, а все, что создано, можно контролировать. Со временем ты узнаешь, как это делать. Научишься пробуждать те части своего разума, которые не использовала при жизни. Но сначала ты должна выпить это.

Он щелкает пальцами, и жидкость спиралями устремляется ввысь, поднимаясь выше статуи, создавая ореол из мерцающих лент.

– Это Источник Вечности. Состав примерно такой же, как в таблетке, которую тебе уже предлагали. Если ты выпьешь таблетку или попьешь из Источника, то завершишь свой переход. Бесконечность станет частью тебя, и ты сможешь исследовать, а также изменять ее. Она станет раем в представлении твоего разума.

Как бы мне хотелось испытать восторг оттого, что все мои фантазии о сверхъестественных способностях могут сбыться, но я мало знаю об этом месте, чтобы довериться кому-либо. И, возможно, даже себе.

Я умерла. В одно мгновение лишилась своей семьи. И после этого – сейчас – я не уверена, что порадуюсь чему-либо снова.

«Потому что я не ожидала собственной смерти».

Пульсирующая боль все так же режет глаза. И желание заглушить ее, сделав глоток из этого неземного бассейна, и никогда больше не испытывать боли, все сильнее.

Да и я заслуживаю рая. По крайней мере, мне так кажется. Я была хорошей сестрой для Мэй. Уважительно относилась к родителям. Вежливо общалась с кассирами. Никогда не дралась. Никогда и никого не предавала и не строила козни за спинами. Да, я иногда жаловалась Финну, насколько эгоистичной бывает Люси, но это обычное нытье. Вряд ли существует хоть один человек, на которого никогда и никому не жаловались.

К тому же меня убили. И, вероятно, в новостях меня назовут «ребенком». Так неужели после этого я не заслуживаю рая?

И все же…

Я морщу нос, перебирая в голове кусочки этой головоломки, пытаясь понять, что вижу. И слышу.

На лице мужчины отражается вселенское терпение.

И все же я качаю головой:

– Почему никто не объяснил мне это, когда я пришла в себя? Почему мне сразу попытались сунуть поддельную таблетку?

– Мы не хотели шокировать вас, – просто отвечает он.

– Знаете, меня больше беспокоит не мое шокированное состояние, а то, что меня хотели обмануть, – возражаю я, поражаясь обретенной после смерти смелости.

Я никогда не разговаривала так с незнакомцами, но что-то во мне изменилось. Что-то, что побуждало меня сопротивляться.

Рядом вспыхивает еще один огонек, но на этот раз, когда я поворачиваю голову, то вижу, как он скользит по полу… вернее, с десяток огоньков удаляются от меня в сторону коридора, оставляя позади световой хвост, как у кометы.

Когда я вновь поворачиваюсь к мужчине, оказывается, что он все так же смотрит на меня, словно и не заметил их.

На его застывшем лице словно приклеенная странная улыбка.

– Мы всегда так поступали.

– Почему вы все время говорите «мы»? Вы как-то отличаетесь от меня? Вы… – Я замолкаю, с трудом перебирая мысли, словно они стали неподъемными. – Вы ангел?

Он поднимает брови:

– Не надо фантазировать. Мы здесь только для того, чтобы помочь вам совершить переход. – Он замолкает на мгновение, словно ждет, пока я впитаю информацию. – Я же вижу, как ты страдаешь. Головная боль ничто по сравнению с болью в душе. К моему искреннему сожалению, твоя смерть не была мягкой.

Звук выстрела вновь всплывает в памяти. Надеюсь, с той девочкой все в порядке. Надеюсь, с Мэй тоже.

Интересно, она уже знает, что я умерла?

Я отвожу взгляд, стараясь унять дрожь, сотрясающую плечи. Может, я слишком разозлилась, чтобы здраво мыслить.

Мужчина слегка наклоняет голову, что вновь привлекает мое внимание.

– Бесконечность даст тебе покой. Как только ты выпьешь из Источника, боль покинет тебя навсегда и никогда не вернется. Страх, сожаления, беспокойство… они исчезнут. Ты сможешь жить той жизнью, которой пожелает твой разум. Счастливая жизнь в твоем собственном раю.

– А что, если я этого не сделаю? – тихо спрашиваю я.

Мужчина вздрагивает, удивившись моему сопротивлению, причины которого я и сама не до конца понимаю.

Но в голове настойчиво крутятся слова, которые папа вновь и вновь повторял в своем графическом романе «Токийский цирк»: «Подвергай все сомнению».

– Я не могу заставить твою боль прекратиться, – наконец говорит мужчина. Он разворачивается, чтобы уйти, но, поднявшись на пару ступеней лестницы, бросает через плечо: – Это твой выбор. И только твой.

Когда он уходит, я вновь поворачиваюсь к фонтану. Он мерцает, словно маня меня. Хотя именно это и происходит. Разум и душа болят, а этот мир – или чем бы ни была Бесконечность – пытается помочь мне. Эти люди пытаются помочь мне.

Но меня пугает это совершенство. Все выглядит так, словно я оказалась в компьютерной игре. И меня уговаривают перейти в рай таким образом, словно протягивают мне бесплатный входной билет на ярмарку….

Это слишком просто. А если папа чему и научил меня своими комиксами – так это тому, что просто не дается ничего.

Но, возможно, смерть всё меняет.

Свет вновь притягивает мой взгляд, и я смотрю на коридор, пытаясь отыскать доказательства того, что зрение не обманывает меня, как эти люди. И вновь вижу, как огоньки удаляются от меня.

Я смотрю, как они загораются все дальше и дальше, гадая, что это значит.

Огоньки. Стрелка. Это путь.

Сердце сжимается в груди – если у меня еще осталось сердце, – и у меня не остается сомнений, что огни зовут меня, как звала к себе странная вода.

Вот только мне не кажется, что огоньки меня обманывают. И я знаю, что не должна этого делать. Знаю, что переступаю границы места, которое не совсем понимаю.

Но ничего не могу с собой поделать.

И следую за огоньками.

Глава 5

Меня удивляет, когда я слышу звук своих шагов, ведь, по сути, моего физического тела больше не существует. Но звук шагов есть, а их ритм отчего-то совпадает с ритмом пульсирующей боли в голове. Я начинаю нервничать еще сильнее и ускоряю шаг. Перехожу за движущимися огоньками из одного коридора в другой, не обращая внимания на мысль о том, что уже запуталась в этом лабиринте и не смогу выбраться из него самостоятельно.

Возможно, эти огоньки ведут меня куда-то. А может, впереди ничего нет. И, наверное, забравшись так далеко, я нарушаю сотни каких-нибудь правил, о которых даже не знаю.

Но я уже мертва. Что мне еще терять?

Неуловимые огоньки ускоряются, напоминая искру, несущуюся по высоковольтному проводу. Я понимаю, что это звучит бредово, но не могу отделаться от чувства, что огоньки говорят со мной.

Перейдя на бег, я заворачиваю в очередной коридор, надеясь, что он будет последним, но тут же резко останавливаюсь, когда передо мной оказывается знакомая мне женщина.

Я пытаюсь отдышаться – интересно, а мне вообще нужно дышать? – и распрямляюсь, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Надеясь, что первое пришедшее мне в голову оправдание покажется правдоподобным, я невольно поджимаю губы:

– Мне захотелось пробежаться. От всплеска эндорфинов мне легче думается.

Она моргает, и я понимаю, что женщина не поверила ни единому моему слову.

– Ты должна пойти со мной. – Она протягивает руку, и ее пальцы касаются моей кожи еще до того, как я успеваю отступить на шаг.

В ее глазах появляется искорка, словно она оживает. Может, она хочет, чтобы я начала сопротивляться? Может, это какой-то странный тест?

– Вы говорили, что выбор за мной. Ведь так? Ну, перейти в Бесконечность или нет. Тогда почему вы смотрите на меня так, будто я сделала что-то неправильное? – спрашиваю я, остановившись на мгновение, секунду, миллисекунду.

– Мы лишь хотим помочь, – говорит она, и в ее глазах вновь светится полнейшее равнодушие, от которого во мне сильнее загорается желание сбежать.

Огоньки мерцают у ног женщины. Если она и заметила их, то никак этого не показала. Они вновь начинают отдаляться, отчаянно мигая мне, словно предупреждая о какой-то опасности.

Меня охватывает озноб. Что-то явно не так.

– Что это за место?

На лице женщины вновь появляется странная, будто глуповатая улыбка:

– Твое спасение.

Огоньки впереди начинают мигать красным – то загораются, то тухнут, то загораются, то тухнут – словно я могу опоздать.

Я толкаю женщину изо всех сил, а затем так быстро несусь по коридору, будто за мной гонится вторая смерть. Перед тем как свернуть за угол, я слышу ее голос. Но она не зовет меня, а будто отдает кому-то приказ:

– Человек осознает происходящее. Пришлите Гвардейцев из Войны.

От этих слов у меня кровь стынет в жилах. Я не в раю… а в какой-то тюрьме. Огоньки продолжают мигать, сворачивая налево, затем направо и прямо через большой незнакомый зал. Мое дыхание учащается, а голова, кажется, скоро взорвется, но я не останавливаюсь.

И тут у одной из стеновых панелей вспыхивают огни. Я заставляю себя остановиться, хотя разум кричит не делать этого, – словно я какой-то незадачливый герой в фильме ужасов, – и перевожу взгляд на коридор, не понимая, куда мне идти.

Я открываю рот, желая спросить: «Что мне делать?» Но тут до меня доносится гул ломающихся стен. Дым окутывает пространство, передо мной вспучивается пол, и мощная взрывная волна сбивает меня с ног.

В ушах звенит, а облако пыли не дает вздохнуть. Кашляя, я пытаюсь собраться с силами, чтобы встать.

Но в это мгновение что-то впивается мне в бедро. Что-то острое и тонкое. И внезапно все меняется. Нечто чужеродное, словно тысячи микроскопических существ, расползается по крови, захватывая контроль над моим телом и ломая любое сопротивление.

Я ощущаю… слабость.

Веки тяжелеют. Грудь сжимается. Вся тяжесть Вселенной обрушивается на меня, затягивая в сон. И я не в силах этому сопротивляться.

Опустившись на пол, я медленно обвожу взглядом зал и вижу женщину, которая движется ко мне, направив серебряный пистолет на мою ногу. Последние силы, словно облако дыма, покидают мое тело, и я чувствую, как щека опускается на холодные плитки.

Я…

…очень устала.

Мир окутывает тьма.

Но даже сквозь нее я вижу, как расширяются глаза женщины, когда какая-то сверхъестественная сила отбрасывает ее от меня. Ее тело ударяется о дальнюю стену, и эхо от звона металла и треска костей заполняет зал. А потом кто-то опускается передо мной на колени. Я вижу перед собой зеленые выразительные глаза и слышу заверения, что все будет хорошо.

И через мгновение я отключаюсь в чьих-то объятиях.

* * *

Тело покачивается, будто я плыву по волнам на маминой лодке. Она назвала ее в мою честь – «Нами». Волна. Всегда в движении и собственном ритме.

Мама любила по весне ставить ловушки на крабов, а я всегда упрашивала взять меня с собой, несмотря на то что мне не нравилось видеть крабов в клетках. Это всегда вызывало у меня мысль: «Каково это, когда тебя забирает из дома странное существо, которое хочет сделать с тобой что-то ужасное».

Может, крабы не понимают, что их съедят, но наверняка чувствуют опасность. Они должны осознавать, что их забирают от семьи, друзей, дома.

Мама в ответ на это утверждала, что крабы не заводят семьи, как люди, но откуда ей знать? Кто-нибудь когда-нибудь спрашивал краба о его чувствах?

Но, несмотря на это, мне нравилось выходить в море. Мне это было необходимо. Благодаря таким поездкам я чувствовала какой-то контроль – что если мне удастся уговорить маму отпустить хотя бы одного краба, то я спасу чью-то жизнь. Что мое присутствие на яхте поможет всей Вселенной.

Хотя было глупо считать, что Вселенная нуждалась в моей помощи. Но, почувствовав, как рычит двигатель, я открываю глаза. И тут же вижу, как парень с зелеными глазами смотрит на меня с переднего пассажирского сиденья. Водитель сосредоточен на дороге.

– Мы тебя подлатаем, как только вернемся на базу, – говорит зеленоглазый незнакомец.

У него вьющиеся волосы цвета ириски, большие уши и широкий нос. Его щеки окрашивает розовый румянец, и он тут же переводит взгляд куда-то мне за спину.

Ощущения обрушиваются на меня, словно ведро воды, и я инстинктивно прижимаю руку к сиденью. Мягкая черная кожа. Запах новой машины. Из-за быстрой езды пейзаж за окнами сливается в цветные полосы, и мне не удается ничего разглядеть. Но у трех незнакомцев в машине оказались несовершенства обычных людей.

И теперь стало еще труднее понять, что же реально.

Сдерживая стоны, я заставляю себя подняться, а затем поворачиваю голову, чтобы посмотреть в заднее окно.

Песок вздымается из-под колес, словно соленые брызги в океане. Только вот поблизости нет водоема. Вокруг красный каменистый ландшафт. Я никогда не видела более безжизненного места. На фоне ржаво-красной земли даже неестественно серое небо напоминает про кости.

Это… совершенно не то, что я видела. А где лес? Где водопад?

Что случилось с тем райским пейзажем, что виднелся из окна?

Рядом со мной сидит девочка лет пятнадцати и улыбается во все тридцать два зуба. Ее волосы цвета розовой сахарной ваты заплетены в две косы по бокам.

– Это шокирует, правда? Из окон Распределителя все выглядит так красиво. Они умеют управлять иллюзиями.

– Распределитель? – переспрашиваю я.

Она кивает:

– Так мы называем то место. Там Колонисты обманом заставляют передать им управление разумом, после чего они решают, на какой участок тебя отправить. – От любопытства ее лицо слегка вытягивается. – Они предложили тебе таблетку или показали фонтан?

Я открываю рот, но не издаю ни звука.

Молодой человек, сидящий передо мной, смеется:

– Не расстраивайся. Они и меня заставили поверить, что я могу гулять где хочу. Когда я очнулся, у кровати даже не сидела медсестра. Так что я отправился бродить по коридору, пока не вышел к фонтану. А потом появился Колонист и сказал, что сделает меня бессмертным. Честно говоря, если бы я мог вернуться в прошлое и сказать им, что они несут чушь, то стал бы самым счастливым покойником.

Я прижимаю пальцы к вискам и начинаю массировать их, пытаясь прогнать смятение.

– Я не понимаю. Кто они? Куда вы меня везете? И почему у меня такое ощущение, будто в ноге застрял осколок?

Девушка наклоняется вперед, чтобы осмотреть мою рану. А вот у меня не хватило бы на это ни смелости, ни сил. Она слегка морщит нос:

– Похоже на глушитель. Ен разберется с этим. – На ее лице вновь появляется улыбка. – Кстати, меня зовут Шура. Это Тео, а за рулем Ахмет.

Водитель слегка поворачивает голову вправо и кивает. У него короткие волосы и темная щетина, в которой виднеются седые волоски. Его смуглая кожа обветрилась с возрастом, а над правым ухом под ежиком волос виднеется хирургический шрам.

– Хватит шокировать девочку. Вы должны смотреть в оба, пока мы пересекаем ландшафт. В прошлый раз мы переместились в какой-то дремучий лес, и я чуть не застрял в болоте.

Тео вновь оборачивается к нам с Шурой, но его взгляд устремлен в заднее окно.

– У нас гости.

Я бросаю взгляд через плечо и замечаю вдалеке две машины. Они напоминают серебристые гоночные болиды с обтекаемыми крышами. Но стоит мне присмотреться, как я понимаю, что это вовсе не автомобили. Они летят.

Я вжимаюсь от страха в кожаное сиденье.

– Мы… мы в космическом корабле?

Шура хихикает:

– Ох, малышня…

Я тут же поднимаю бровь и открываю рот, чтобы напомнить, что она младше меня, но она продолжает:

– Не важно, сколько тебе было лет, когда ты умерла. В Бесконечности имеет значение только время, проведенное здесь. А ты родилась меньше часа назад.

– Черт. Они ускоряются, – говорит Ахмет, и у меня все сжимается в груди, когда земля вокруг нас разлетается от пуль. В нас стреляют.

Преследователи начинают сокращать отрыв. Очередь из пуль едва не достает нас, взметая в воздух красный песок. Они еще не могут достать нас, но долго ли осталось?

По шее скатывается холодный пот, и я сильнее впиваюсь пальцами в ладони, понимая, что нас уничтожат в любой момент. Ведь достаточно будет одной пули, чтобы сбить нас. Так каков план? Мне уже известно, что это место работает по другим правилам, но у меня даже мыслей нет, как нам удастся обогнать два вооруженных летающих корабля. Особенно сейчас, когда из моей ноги торчит кусок металла.

Тео стучит ладонью по задней части подголовника Ахмета.

– Эта штука может ехать еще быстрее?

Занервничав, Ахмет ругается себе под нос:

– Нам нужно добраться до границы. Я смогу уйти от них в Лабиринте.

Словно в ответ, двигатель начинает реветь еще громче, заглушая звуки выстрелов у нас на хвосте.

Шура вытягивает шею и выглядывает в окно.

– Не хочу говорить под руку, но не думаю, что мы успеем добраться до границы. – Она поворачивается к Тео. – Сможешь взорвать их отсюда?

– Они слишком далеко, – покачав головой, отвечает он, но затем вдруг хлопает Ахмета по плечу. – Остановись, – приказывает он так громко, что я невольно вздрагиваю.

– Совсем, что ли? Мы почти добрались, – огрызается Ахмет.

– Они слишком близко. И даже если сменится ландшафт, они без проблем последуют за нами. Поверь мне… Я выиграю для нас время, пока они не позвали своих друзей, – настаивает Тео.

Тяжело вздохнув, Ахмет ударяет по тормозам, и мое тело по инерции врезается в спинку сиденья Тео. Наш летун замирает в чудовищном облаке пыли, а затем вертикально опускается на землю. Тео распахивает двери, выскакивает на свежий воздух и шагает по кроваво-красному песку так, будто совершенно не боится.

Наши преследователи тут же перестают стрелять. А смысл тратить пули, если они не сомневаются в своей победе?

Мой желудок сводит от страха, а горло сжимается. Серебристые летуны напоминают ножи, пронзающие небо и готовые убивать.

Тео останавливается в нескольких метрах от нас. Его кулаки сжаты так, что костяшки побелели, но плечи расправлены, несмотря на то что оба летуна несутся к нему, не сбавляя скорости.

Сердце бешено колотится в моей груди.

– Он самоубийца?

Шура хихикает:

– Ты разве не знаешь? Мы уже мертвы.

Когда до летунов остается несколько метров, Тео отводит правую руку назад и с гортанным рыком, словно использует все, до малейшей крохи, внутренние силы, ударяет кулаком в землю.

И тут же красный песок взметается вокруг него, и в сторону летунов отправляется взрывная волна. С мгновение кажется, будто аппараты застыли в воздухе, но затем они переворачиваются и кубарем отлетают назад, словно на них обрушился удар с неба.

Когда куски искореженного металла усеивают пустыню, Тео возвращается к нам с торжеством на лице и запрыгивает на пассажирское сиденье.

– Все в порядке, – говорит он, проводя рукой по растрепанным кудрям.

Ахмет пытается изобразить неодобрение, но морщинки, появившиеся вокруг глаз, выдают его.

– Показушник, – говорит он и жмет на газ.