Глаз бури (в стакане)

Достаточно ли ты внимателен, чтобы углядеть свое имя среди всех этих бесконечных знаков, знамений, символов?

Достаточно ли ты внимателен для самого себя?

Достаточно ли ты внимателен, чтобы не смотря ни на что, несмотря ни на какие перипетии в твоей жизни свято верить в сказку о том, что твоя душа превратиться в суперновую, вспомнит свой свет, вспомнит свой пульс?

Возрадуется и воспарит над подлунным миром. Чихнет, рассеется, рассмеется…

***

Я отчаянно пытаюсь вспомнить свое имя, и, кажется, сегодня я нащупал что-то очень-очень важное, очень близкое. Я знаю его, я знаю его, я хочу в небо…

Я отворачиваюсь от человека, играющего на калимбе грустную мелодию, погруженный в собственные мысли…

Через два дня я вспомню эту мелодию, и кажется, вместе с ней свое имя…

Нужно только слушать внимательно…

Я забытое имя Джека, я не то, что он представляет себе, не весь этот глупый набор реконструкций, я всего лишь…

Глава десять

В которой капитан звездного корабля Василий Баев просыпается в камере анабиоза, захлебываясь дыхательной жидкостью и пытается понять, что происходит.

Системы дали сбой.

Несколько фактов, ужасных, но являющихся правдой.

Тела экипажа истлели практически в труху. Их камеры оказались повреждены, представьте, все, кроме моей. Пережив первичный шок я занялся делом. Простым, понятным.

Делай что можешь там, где ты есть. Все стало неважно, но я решил по всем правилам космических путешествий предать тела почтению и погребению.

Отправил их, в этих блестящих саванах в открытый космос, дрейфовать в пустоте, одного за другим.

Как мог навёл порядок, убрал остатки жидкостей, расставил все по местам.

Сел, и понял. Теперь я один.

Вам знакомо чувство оглушающего одиночества, которое внезапно настигает, посреди дня, посреди ночи? Оно не обращает внимания на наличие людей вокруг, ты брошен, никем не понят и совсем-совсем один? Знакомо?

Так вот я это познал в полной мере, и все мои невзгоды и чаяния, пережитые мной в земной жизни никогда бы не сравнились с тем, что я испытал сейчас.

***

Прием-прием…

В ответ только белый радио шум и ничего больше.

Есть ли здесь хоть кто-то живой?

На много световых лет вокруг ответ: нет.

Но я продолжаю посылать свои сигналы в пространство космоса. Потерянный в этом мире, полном звезд, но чуждом для людей.

Я остался один, и это теперь навсегда.

***

Капитан космического корабля должен обладать качествами сверхчеловека, принимать экстренные решения в непростых ситуациях, так как от них зависит жизнеспособность команды и целого корабля. Капитан корабля должен…

Бла бла бла… Должностная инструкция мной зачитана до дыр, как и все имеющиеся на борту книги. Я болтаюсь тут уже слишком долго для того, чтобы перечитать все, что можно перечитать. А новых поступлении в нашу книжную лавку не намечается в два ближайших эона.

***

Нас готовили в космонавты.

С самого детства. Таких, как я, тренировали, бесконечно проверяли показатели здоровья и психики. Капитан космического корабля должен обладать устойчивыми психофизическими навыками. Должен, должен, должен… Сейчас я уже никому ничего не должен. Бесполезен, как и моя должностная инструкция.

***

Прием-прием…

Знаешь, а я решил, что не буду сдаваться. Хотя смалодушничал, и сдался уже тысячи раз. Столько же раз подходил к обрыву. Столько же раз хотел покончить с собой. Но я не имею на это права. Потому что за мной… Потому что моя честь и доблесть не позволят оставить в одиночестве тех, кто окажется в такой же ситуации. И пусть мой голос подхватит солнечный ветер и тот, другой, поймает его, сидя в своей радиорубке с намыленной веревкой, лезвием или что там у него будет припасено для того, чтобы покончить с собой.

Здравствуй друг. Ты не один. Я такой же. Слушай мой голос. Слушай мою историю, как слушал множество историй до этого. Может быть, именно я буду тем, кто поможет. По крайней мере, если у тебя за плечами целая вечность одиночества и такая же вечность впереди, ты можешь несколько минут подождать, и выслушать меня.

Слушай. Я не знаю, как ты остался один, но я – по глупости своей и, конечно, неимоверной гордыне. Миссия была невыполнима на этапе зарождения плана, а я, как все гордецы, люблю всё невозможное. Меня отправили в экспедицию к центру нашей галактики и все, что могло пойти не так, пошло не так. Это закон мироздания, который не учитывают наши астрофизики при расчёте пути следования. В какой момент забарахлит техника? В какой момент у меня сдадут нервы? В какой момент я просто усну и пропущу вспышку? Одному богу известно, и только ему. И в тот момент, когда красиво начерченная линия вашего плана начинает хаотично скакать и прыгать, как кардиограмма завзятого сердечника, ты, очевидно, пребываешь в полнейшей фрустрации, потому что таких непредсказуемых поворотов никто не ожидал. Так что быть готовым надо чуть более чем ко всему и сразу. Уповать на счастливую случайность точно не стоит, когда начинают ехать крышей все известные тебе законы физики, благо, пока что есть кислород и какой-то запас пищевых капсул.

То, что показывали приборы и телескопы это одно. Никто не учел, что приближение живого существа к центру галактики будет иметь совершенно другой характер.

Я потерял связь со всеми спутниками. Вообще потерял связь. Приборы барахлят, поэтому я даже не могу вести какой-то адекватный отсчет времени. И оно постоянно искажается и играет со мной в злые прятки.

Капитан Василий Баев вызывает Землю…

Капитан Василий Баев вызывает станцию «Юпитер»…

Капитан вызывает солнечную систему….

Нет ответа.

***

Временами на меня накатывают воспоминания.

О том, что происходило прежде. Об упущенных возможностях и незамеченных мною простых истин.

Живи и радуйся.

Вокруг очень красиво.

Совершенно невыносимо красиво. Сверхчувствительность человеческого существа не выдерживает нагрузок, глушит это восприятие, создает что-то сродни болевому шоку. Это шоковая нагрузка красотой. Каждого мига этой жизни.

Я только сейчас это осознал, все, чего лишился, все, чего не замечал.

Каким нужно быть беспросветным дураком?

Я оставлю это как есть.

Чистым, незамутненным воспоминанием о том, как может быть красиво.

Как в облаках скрываются горы, предвечерним сумраком спускается в ущелье туман.

***

Старая груша перед домом возвышается бесконечной зеленой горой ветвей и листьев, кажется, что она уходит в самое небо своей кроной, никто никогда не видел, где заканчивается ее верхушка. Она обстреливает жестяную крышу сарая мелкими круглыми горькими и несъедобными плодами. Падающие снаряды громко и гулко гремят по стальной лестнице и отскакивают на щебень. Груша вредная, ворчливая, вся в зазубринах и проплешинах, но, как старая бабка, просто назло переживет тут всех, чтобы никому не оставить ни наследства, ни права побывать на ее похоронах и позубоскалить.

Она заслоняет собой все окно из кухни, являясь и продолжением, и подтверждением лика природы, неумолимого леса, подступающего к самому краю жилища людей. Лес шумит. Шумит небольшая горная река. Тропа проглатывает путников, отважившихся ее преодолеть.

Что со мной стало? Время опять встало.

По стойке смирно, как оловянный солдат, замурованный, отлитый в неподвижность человечек.

Годы растянулись в эоны, прошлое зыбким отражением маяка маячит за спиной, будущее предопределено.

Грустные вещи, хищные вещи, ненужные вещи. Обрамляют меня стенами, домами, людьми, мелкими кусочками разных паззлов, из которых я пытаюсь собрать один целостный пейзаж. Куда там. Куда нам?

Вперед, по прямой, не сворачивая, сворачивать. Вспомнить себя, вспомнить цель, вспомнить средства для достижения цели и добыть средства на проживание и пропитание тела и духа.

Чем питается дух?

Одиночеством, иллюзорным, как и все сущее, и тем не менее… Более или менее.

Согласен на все, лишь бы не слышать поступь вечности, гремящей хрустальными колокольчиками. Только бы не забыться во сне, пропасть там, со всеми своими мечтами, со всеми потрохами своих желаний и своих надежд. И не дадут этого сделать. Выдернут, вывернут, вернут в реальность. Негоже нам, спящим в этом вящем настоящем.

***

Чувственность глушиться набором невидимых обязательств, они мне не принадлежат, но почему-то мной обладают мной, указывают мне как жить и что делать, не оставляют в покое.

Внутри моей тишины тишина. Завернутая в два пледа, курит на балконе, считает светлячков и беспечно останавливает поток несуразных мыслей.

Она не говорит со мной, почти не дышит, только ухмыляется, и ждет.

Ждет, когда я, наконец…

Когда я побросаю все свои суетящиеся и бегающие вокруг дела, вернусь, и мы будем делать абсолютное ничего вместе.

Я и моя тишина.

***

Неразлучными близнецами засыпая в белой постели, сцепившись руками и уперевшись покатыми лбами друг в дружку. Плавающий островок сознания среди ночной пустыни.

Где бы мне взять сил добежать до финала, не опустить руки, не стерев ноги в кровь.

Ничего странного не случается ни с кем из живущих, в моем мире, в мире, где материей управляет дух, который состоит из двух.

Я повторяю про себя, я повторяю вслух.

Мне безбожно холодно, мне невыносимо жарко. Лихорадка подступает к моей голове, и мне нужно выдохнуть, прервавшись на бесконечном довдохе. Слишком много людей и мыслей, приходящих, приносящих шум, но не оставляющих ничего после своих разгромов.

Это излечение души, это извлечение света. В конце этого лета…

***

Друг мой останется… В записях на флешах, на кассетах, на дисках, в облачном хранилище, возможно, это, когда-нибудь останется. Я помню, как ты, текучий, свободный, плечи и руки, бьешь в барабан, закрыв глаза и создавая ритм-ритм-ритм. Как ты, структурный и собранный, взглядом в свое измерение, настраиваешь пятиструнный бас на частоты вселенной. Как ты, мечтатель неизмеримых высот, берешь саксофон и выдаешь мелодию синархии звука.

Потому что ты, как и я, ходишь босиком по пустоте. Потому что ты, как и я, движешься вместе со светящимися лирами мира. Потому что ты, как и я…

Друг моего сердца.

***

Слово не разворачивай на полпути, кеды не переодевай в полупрыжке.

Здесь, в горах, где тучи собираются танцевать вальс, я обретаю снова, заново силу духа. Ты со мной. В долине папоротников, в долине теней, в долине огня.

Я забираюсь на самый высокий пик, я спускаюсь на самое дно болота, поезд прибывает на станцию, выгружает безликого без тела и бессмертного без души. Когда границ нет, остаются только бликующие грани, где свет преломляется, рассыпается на звук, волну… Синусоида волшебства.

Технология супрафизического сдвига постигается в моменте, когда волчьи зубы смыкаются на коже.

Вот, сшитый из разных лоскутов личностей и реальностей, цветной пёс. Волной ультразвука сшибает стены зданий, крошит бетон в пыль.

Делай проще, делай больше.

Куда направишь свой взгляд, капитан межзвёздного корабля?

Знаешь ли ты, чего хочешь?

Я знаю. И ты.

***

И все об этом волшебном лете, и все об этой невыразимой любви.

Я романтик. Был им и останусь.

В самых тяжелых думах, в самых тоскливых днях, я просто буду помнить, о том, что жил не зря.

О том, что все это видел, о тех, кого я любил, о тех, кто меня забыл.

Я передаю свою радиоволну в пустоту, зная, что меня не спасут, зная, что я обречен, зная, что я один.

Но там, за много световых лет есть вы. Живые, счастливые и несчастные, свободные делать выбор, способные решать свою судьбу.

А я здесь. В пустоте, с которой все началось и которой все закончится.

А в промежутке нам дана возможность любви и красоты.

Внимание. Обратите внимание.

***

Я выключаю кассетную запись, откидываюсь на спинку кресла в усталом и небрежном опустошении.

Мы получили эту передачу несколько лет назад, и никто до сих пор не знает, что было дальше. Мы ждём еще, мы настроили все свои спутники на прием.

И мы ждем.

Я безликий безымянный служащий радиорубки, страдающий провалами в памяти. Я хотел было поверить, что меня зовут: Василий Баев, и я бесстрашный капитан космического корабля. Но я смотрю на свое служебное удостоверение, и читая прыгающие буквы понимаю, что я совсем не он…

Глава 11

В которой Гаспар Магай просыпается среди ночи, выброшенным на берег, задыхающимся, пытающимся вдохнуть свое сознание обратно, как кислород.

Я выныриваю из пространства своих снов, омываемый морем и соленым ветром, припоминаю свой сон…

Сон, в котором я бреду по пустынному пляжу и бесконечно натыкаюсь на разношерстные предметы, которое выбросило море. Как море выбросило меня. И мне почему-то кажется, что это какой-то паззл, я беру недостающие детали в руки и пытаюсь собрать цельную картину из ржавых тазов, блокнотов, коряг и башмаков. А паззл никак не склеивается в одно целое, потому что там, дальше, еще и еще, детали, вещи, картинки, трещинки и зазубринки. Я утомлен и опустошен этой головоломкой, которая не складывается, и меня выматывает знание о том, что должно получится, но… И это очень похоже на иллюстрацию к моей жизни. Я все время стремлюсь вперед, к заветному недостающему кусочку знания, которое точно мне поможет все расставить по местам, которое позволит мне немного отдохнуть от это гонки за благополучием и безопасностью, благодаря которому я смогу проспать кряду несколько часов, не вскакивая посреди ночи в холодном поту от осознания, что есть несделанные дела, не проведённые встречи и неувиденные мною чудеса.

Я вспоминаю, когда жизнь была сильнее смерти.

Когда, если, как будто.

Когда детей не клали на амбразуру социальных ожиданий. Когда можно было петь и лететь. Когда можно было…

В прошлом, которого не было. Не имеет значения, что рассказывают, и что расскажут. Все картины написаны кровью, как и все учебники истории, мы запятнаны ею с момента, как начинаем верить в суждение извне. На всех картинках космические корабли только и делают, что сражаются с маленькими межпланетниками, с большими крейсерами, друг с другом. Всегда происходит вторжение, агрессия, беда, напасть.

А я хочу, чтобы космические корабли…

Чтобы космические корабли блестящими птицами взмывали в небо, уносили с собой команды задорных исследователей и искателей, дружных, смеющихся, радостных. Открывать новые планеты, новые миры, новых друзей. Чтобы не вторжением, не наживой, не поиском нового места для жизни вместо убитой нами же Земли, но добрым жестом, доброй волей.

Здравствуй, новая мыслеформа, как поживаешь, как ваше ничего? Ничего.

Завладевая территорией все хочется оттяпать кусочек побольше и послаще. Неверно. Error. Это так не работает.

Потому что огненным драконом с Ориона нельзя управлять, с ним можно только подружиться, доверить ему свое существо, честно и искренне показать суть и тогда можно вместе в полет.

Потому что афалины с Сируса чувствуют микроложь, на всех уровнях, а мы здесь тут чемпионы по вранью, особенно самим себе.

Потому что законы гравитации могут плавиться под твоим взглядом, потому что ты способен создавать миры. А ты выясняешь, кто из двух белых котов с помойки не прав.

Жизнь сильнее смерти. В неслучившемся будущем, рано или поздно, так или иначе, придётся пожать руку своему врагу. Сотворил ты его сам. Потому что нет врага, кроме того, что видишь в отражении, а если не видишь в отражении ничего, значит, пора в путь.

Люди собаки, люди кошки, люди волки.

Если ты мне волк, значит мы стая. Так повелось. Нежными носами принюхиваясь к утренней росе и друг к другу, мы начинаем наше путешествие при встрече, я сойду раньше, тебе до кольцевой. Кататься полусонным, уронившим на рюкзак голову и руки, сделать лишних три витка, прежде чем выйти из этой подземной сансары. Прочитай все книги, посмотри все фильмы, подслушай все случайные разговоры, попади в неприятные приятности и в случайные связи. Ты пришел сюда по своей воле, и да, в нашем послесмертии, в этом светящемся радужном мире все не так, все по-другому, наверное, проще. Но ты здесь. Значит, ты сделал выбор. Познай игру с помощью игры. Можно обезуметь окончательно, слететь с катушек, дать себе сил и воли решить, это они тупицы, а не ты дебил. Моя остановка, я шагаю в пропасть. Не прощаемся, еще свидимся, доброго пути.

Меня ждет маленький межпланетник. Гладкая пуля, капсула телепортации в неизвестность. Есть и другие миры.

Их никто не видел, они несозерцаемы и не существуют в этой вселенной. Но они ждут. Недреманое око не сомкнется.

Они ждут, и я иду к ним с распростертым сердцем, стертым в порошок. Не сеятель, не жнец, не пахарь. Я не оставляю следов, я не рассыпаю хлебные крошки.

Найди свой путь сам. Поверь, ты будешь в восторге.

…

Я ненавижу себя за свой дар оставаться ни при чем. Слушая разговоры, дискуссии, споры. Никогда не вовлекаться, не участвовать, не присутствовать. Это стирает мое лицо, делает меня бесчеловечным, безучастным, непринужденным, высокомерным. Мне как будто нет дела. Как будто. На само деле. И никто так до конца и не поверил в это. Как будто присутствие моего дело еще о чем-то говорит. Нет, не говорит. Прошу, не нужно этих неоправданных ожиданий, на меня не получится переложить ответственность, я ее не возьму. Я растворюсь вместе с дымом от костра в предвечерних сумерках, смешавшись с туманом и облаками. А ноша останется там, где раньше был я.

Я появляюсь в чьей то жизни только лишь для того, чтобы человек разочаровался в собственных отражениях. Я пуст. Я ничего из себя не представляю, у меня нет ни имени, ни звания, ни призвания. Я обретаю все эти признаки только лишь в присутствии Другого. Того, кто смотрит выжидающее. Того, кто хочет узнать ответ на вопрос: почему время нелинейно? Того, кто хочет волшебную таблетку от боли, и думает, что я прячу блистер в кармане в зажатом кулаке. Что, когда я раскрою кулак, на нем окажется что-то, что приведет его к победе над самим собой. Обыкновенное чудо. Но там только фантик от творожного сырка, и чудес я с собой не ношу. Не могу.

Чудеса случаются со мной. Намеренно или сами собой. И оттого люди думают, что я к ним как-то причастен. А я просто их вижу. И это все. Я наблюдающий призрак, бесплотная тень. Чудеса любят меня, ластятся своими шерстистыми головами, ждут, когда я захочу, чтобы они случились. Ждут, когда я захочу.

Потому что все всегда хотят. А я не хочу

Я не умею хотеть сам по себе. Я могу хотеть только для кого-то. Для кого-то очень красивого, воздушного, летящего и искрящего. Для драконов хотеть просто. Они и сами являются чудесами, только не знают об этом.

Когда мы отправляемся в путешествие, пол ногами из корней вырастают чешуйчатые василиски, переползают тропы и тихо шипят, только тихо, не смотри им в алые зрачки… Водяные ворота скрывают песни подводных жителей и разной нежити. Нечисть, говорят в народе… Лучшие друзья, говорю я. Лохматыми головами лешие склоняются и свисают с ветвей, дриады звонким смехом разбегаются из поля зрения, и только в слепом пятне можно увидеть слабые блики: это их сверкающая на солнце кожа.

***

Я помню, что я…

Я всеведущ и вездесущ

Я суть

Я сила

Я жизнь

Я дважды(многажды) не родившийся ребенок, прерванная жизнь, порванная нить. Я умирал молодым и старым, беспечным, пьяным от алкоголя и веществ, трезвым, как стекло, убитым, как время, во сне и в бодрствовании, в здравии и в болезни, в мучениях и с легким сердцем.

Мне втыкали ножи в спину и мечи в основание черепа, предавали, продавали, вздергивали на ветке. Я помню каждого и каждую свою смерть. Но что более важно, я помню каждую свою жизнь.

Я находил самых лучших друзей и самых злейших врагов. Они менялись местами как карты в колоде, дамы, короли, вальты. А я всегда был джокер. А я всегда был помножен на ноль.

А я всегда просто был.

Был золотой шестеренкой, недостающим звеном, перегородкой, медиатором, транслятором.

Через меня говорила Вселенная и все что я делал – старался не мешать ее голосу говорить через меня.

И если я самый последний злодей, то я: самая отчаянная надежда. Пусть так.

Я самый верный товарищ, который тащит тебя, израненного, по полю боя, залитому кровью, спасает, ценой своей жизни пусть так.

Я самый подлый предатель, который выдает сто неверных решений и поступков только для того чтобы ты через меня познал свои уроки.

Я был любим. Я был ненавидим.

И я ничего не мог с этим поделать. Суть вела меня по дорогам жизней, чертила путь, трассерами указывала во тьме мои цели.

Я видел очень много боли. Боли матерей, теряющих своих детей, для войны ли они их вынашивали и рождали?

Видел боль отцов, чьи сыны не оправдывали надежд и становились худшими представителями человеческого рода.

Боль друзей, которые были вынуждены расстаться после стольких лет.

Боль любимых, чьи спутники все больше зарывали себя в яму и их бессильную ярость, ярость бессилия, неспособность помочь и спасти.

Кто меня осудит, кто меня наградит?

Я всего лишь Голос.

Я стал прозрачен, прозрачен и пуст.

Помещая заблудшие души в сферу чистоты я всего лишь давал им возможность увидеть самоё себя. Ибо в пространстве, где нет отражений, а есть только возможность проявится, ты можешь делать это на полную мощность, не отвлекаясь и не отвлекая.

Укутанный тьмой взор ищет зацепку, ищет, куда можно направить свое внимание, и находит свое существо. Как есть.

Истинно и непоколебимо.

Вот такой ты. Посмотри на себя.

Хватит ли тебе широты сердца и любви не сойти с ума, увидев себя во всем уродстве и во всей красоте?

Я дополняю триединство. Элемент, который уравновесит твою смешную биполярку, что еще называют дуальностью всего сущего. Ты некрасив, ты прекрасен, ты добр, ты зол, ты спектр света, ты свет.

Я запутался в паутине своих имен и личин. Я пропал в туманном мареве галактических скоплений, я забыл, я вспомнил. Я стремился и отчаивался, я опускал руки, и я был тем, кто несет факел. Я вырвал свое сердце и стал этим пылающим сердцем. Я ждал и разочаровывался в своем ожидании.

Я не стал лучше, чем кто-либо из живущих, но и хуже, определённо, не стал. Я первородная искра космоса, мой путь – волна, я и есть волна. Пульсирующая, сияющая, звездная.

Камень, брошенный в воду, рябь кругов на воде, вода, воздух, солнце.

Я разделен на тысячу кусочков своей души во всех живых существах, но я неделим, един, целостен.

Я: Гаспар, умерший, возрожденный в памяти и в буквах: черных, на белом, в звуках, стелющихся в уши тем, кто слышит, в образах, картинах, странных явлениях…

В конце концов, не имеет значения, как меня зовут: Гаспар, Оскар, Люциус, Рауль… Много личин и имен, все об одном и том же. И вообще, слишком много тут обо мне.

Давай переиначим.

Помнишь ли ты свое имя?

Здравствуй, как тебя зовут?

Эпилог.

Ноги в песок и соль,

Как проснёшься, прорвавшись сквозь помехи телефонной связи и радиоволн, вставай, иди, дыши, тонким дымом стелись к потолку, бегай топоча по комнатам, роняя куски своего сознания то тут, то там, вот чашки и кружки, окурки, нитки, капли застывшего гипса вырастают вокруг как стены города, из которого мы сбежали.

Как закатное солнце на плечах своих несёт 48 слоёв градиента, воистину, труд атланта, поди, такую тяжесть удержи, не то, что спина надломиться, так сможешь ли сдюжить с таким количеством красоты, какое не вместиться ни в одну человеческую душу. Так и моя, смотри уже по шву трещит, лопается, кипит изнутри жгучей лавой, потому что ядерный реактор превращает глаз твой сначала в один сплошной залитый чёрной смолой зрачок, трансформирует его в трефовую масть, ну ты – всегда в масть, кто бы спорил, а потом нагревает моё сердце до такой температуры, при которой не то что не живут, при таких нагрузках уже страховочные графитовые стержни начинают плавится, превращая существование в одну сплошную любовь.

И

Я вырежу отпечаток твоего образа как делают себе тотем или фреску, носить под сердцем, согревать свою душу только напоминанием о том, что ты, такой, горящий пламенем тысячи входящих в атмосферу метеоритов, переливающийся, горячий, плотный, пульсирующий, как новорожденная суперновая, есть.

Чтобы, когда меня настигнет очередной персональный конец света, когда меня снова потащит в холодную пропасть отчаяния привязанный к левой почке ледяной булыжник, я вспомню.

Вспомню как перед глазами расплетались зыбкие полосы иллюзии боли, вдох, море забирает мой след у песка, солнце садиться за горизонт, волны сбавляют свой гонор и уже не бурлят, но шепчут, там что-то про спектр шкалы страданий, который раскладывается на ультрафиолет и неведомую тоску по свободе. Там мы, сидим рядышком на краю Вселенной, и я четвёртой рукой глажу тебя по вихрастой неспокойной голове. В тот день определённо нужно будет вернуться из смерти, которой нет.