Kitabı oku: «Краудсайд», sayfa 2

Книга первая
Часть первая

Глава 1. Лучший мир

1

Было ранее утро, когда парень с коротким криком вскочил с кровати. Сильно болела голова, и парнишка, осторожно трогая лоб, нащупал шишку, оставленную вчерашним ботинком. Прилетевший в голову подарок, не в первый раз дал понять, что он здесь не свой. Холод, одиночество и ботинок – всё это, как и вспыхивающая тьма за окном, сопровождаемая пустотой и ознобом, говорило о том, что зима в самом разгаре. Но морозную пустоту в это утро занимал собой вожатый, чья рыжая голова, в сочетании с высокомерной ухмылкой в свете лампы, мерзко нависала над головой восьмиклассника. Сам же парнишка решил не запоминать имя нового вожатого, так как надеялся, что вскоре рыжий покинет этот мир, и отправится ко всем чертям.

Мальчик не услышал, как под ним, по обыкновению, будя детей в соседних комнатах, проскрипела кровать, когда он вставал. И виной тому был не мгновенный переход из сна в бодрствование, а сама причина, почему он не обратил на это внимание – этот рыжий кретин держал в руке пустой кувшин, а по волосам Джека Ината стекала вода.

– О, ты проснулся? А я только зашел тебя будить. Как хорошо, что ты уже не спишь! – восторженно воскликнул вожатый. – Одевайся малой, через полчаса служба. Опоздаешь, будешь снова отмывать коридоры!

Хлопнула дверь, и Джек, уставившись в потолок, остался один.

– Ненавижу! – процедил он сквозь зубы, и стал подниматься с постели.

Джек обернулся посмотреть на кровать и его лицо перекосило. Желтое пятно на половину простыни заставило его побледнеть.

– Чем этот урод облил меня?! Джек принюхался и его лицо еще больше перекосило.

– Ненавижу! Если кто-то из пацанов это увидит, то мне точно конец! Джек стиснул кулаки и принялся судорожно метаться по комнате, рассчитывая, что физическая активность доставит в мозг достаточную порцию кислорода, вместе с тем и решение как избавиться от этой напасти. В суматохе Джек ударился об ножку кровати соседа.

– Мазафанта! – проскулил парень, схватившись за ногу. Слезы подступили к глазам, но он не заплакал. Продумывая варианты мести, Джек покосился на виновника своей боли.

Кровать пустовала. Сожителя по комнате уже не было, как и большинства ребят, которых повели сегодня в музей старого оружия.

– Ты прости меня… – прошептал Джек, и без особого труда поменял тонкие матрасы, для верности перевернув соседский другой стороной и заправив. Будь его сокомнатник хотя бы приятелем Джека, и хоть раз за него заступился, то Джек не стал бы идти на такую подлую крайность. После дикого скрипа пружин кровати, когда Джек вставал, всегда следовали побои, которые уже обрели некий утренний ритуальный характер, за долгие годы ставший для остальных ребят действием на уровне животного инстинкта. Но в это утро, к облегчению подростка, никто больше в его комнату не зашёл.

Джек взял полотенце, снял с батареи носки, в одном из которых прятал огрызок мыла, и направился по длинному коридору в душевую комнату. Ванная представляла собой мрачное сырое помещение с черной дырой в стене, из которой сочилась ледяная вода, вне зависимости от того был перекрыт кран или нет. Что бы помыться под таким слабым напором приходилось вплотную прижиматься к противной скользкой плитке, но сегодня было воскресенье и Джека это радовало. Тем более приснилось ему сегодня, что-то хорошее, но что, он забыл.

2

Темноволосому парню с шишкой на лбу, этим утром стукнуло пятнадцать. И то, что, всё реже слышались далекие взрывы снарядов, к которым никак не привыкнуть, Джек воспринял для себя как подарок. Невежество одного человека, заскучавшего на старости лет, или жажда власти как то бывает у безумцев – парень уже не помнил, из-за чего всё началось. И насколько тяжело было поверить в то, что можно неплохо зарабатывать на убийстве людей, причем на смертях собственных солдат, так же не верилось, что этот ужас, наконец, подходил к концу. В мире заканчивались последние вспышки сражений, и все были рады, что детский дом, в котором все еще навязывали старые традиции, каким-то чудом обошло стороной. Ведь бойня, подходя к своему логическому завершению, успела уже итак унести много жизней, отняв родителей у детей и детей у родителей. Черт, это было хуже любой другой войны.

Парню же повезло. Две фигуры, которые должны были заслонять собой горизонт – мама и папа – парнишка их не знал, и единственным утешением для Джека были одинокие прогулки по вечерам, залезать в полуразрушенные здания и часами напевать там мелодии, которые сам же и придумывал. Жил он в общежитии, с такими же потерянными мальчишками как он, где их каждый день заставляли, стоя на коленях что-то бормотать о благодарности некому Великому и просить о спасении. Кормили два раза в день макаронами с тунцом и разрешали гулять, где вздумается. И последнему Джек был рад больше всего. Ребятам не особо нравилось, когда Джек выдавал своё мычание за музыку, поэтому он с радостью уходил в место, где единственным жюри было его собственное эхо – в подвал заброшенного здания. Не имея друзей, Джек и не рассказывал никому, что он может видеть сны, в большинстве своём психоделические, но всё же свои, собственные.

Тем более он не стал рассказывать никому о том дне, когда через несколько минут после взрыва Галактики что-то невидимое упало рядом с ним и принялось искажать и плавить воздух. Затем это что-то заговорило с Джеком. Это был нечеловеческий язык, и язык ли это был вообще, юноша не понял, просто в подростковую голову мощным неконтролируемым потоком ворвались картинки с непонятными символами и пугающим до усрачки замогильным бормотанием, которое было похоже, скорее на звуки несварения у какого-нибудь огромного животного.

Стоя в душевой и размазывая мыло по волосам, Джек вспоминал тот день. Затем его мысли плавно перетекли в нечто более приземистое. Он вспомнил о том, как мальчишками, было придумано нечто вроде смешения имени и фамилии, и вместо Джека Ината он стал для всех Джинат. А впоследствии – (боялись тратить слова понапрасну) – так он себя успокаивал, за ним укоренилось прозвище «Джин». Джин – исполнитель желаний. Он не умел делать что-то сверхъестественное, но, когда взрослые ребята говорили, он всегда делал… у него просто не было выбора.

Джек стукнул кулаком по кафелю.

Все знакомые называли его Джин, и только директор детского дома называл его по имени.

На время войны отключали отопление, а после, видимо забыли включить. С точки зрения экономики это были приемлемые жертвы, ведь кому нужен полуразрушенный город, в котором населения осталось не больше, чем волос у лысеющего мужчины?

Колючая от холода вода не позволяла подолгу размышлять о своём, да и вообще не каждый отваживался принимать душ больше одного раза в неделю, но Джек, отстранился от этого неудобства, глубоко уйдя в свои раздумья. Теперь он это умел. И все благодаря голосу. Джек думал о директоре.

Этот удивительный человек за свои пятьдесят два года потерял трёх своих самых близких. Будучи совсем молодым, у директора погиб брат; не проявив достаточной ловкости на пешеходном переходе, его сбил автомобиль – как сообщил тогда упитанный следователь по этому делу. Porshe красного цвета был 1977 года выпуска, но все же оказался спортивным автомобилем, поэтому быстро скрылся с места происшествия. Толку от очевидцев, которые утверждали, что видели за рулем жену губернатора, было абсолютно никакого. Неудивительно, что водителя, как и машину, по-прежнему не нашли. Свой пост чиновник не потерял, а на любые вопросы с холодным выражения лица шаблонно отвечал: "Без комментариев, не знаю где моя супруга, у вас нет доказательств". Видимо о том, где находится злосчастная женщина, знали лишь белоснежные пляжи Сейшил и ее молодые черные любовники.

Жена директора ушла из жизни после того как последние несколько лет боролась с тяжелым онкологическим заболеванием, но, к сожалению болезнь оказалась сильнее. Тогда-то директор и поднял свои глаза к небесам. Оставшись с поздним ребёнком, несмотря на все трагедии, мужчина не сломался, а занялся образованием и воспитанием молодёжи. Так и начал своё существование нынешний детский дом, со всей программой, которая бывает в обычной средней школе. Только мрак фанатичных древних предписаний, казалось, был здесь излишним, а тут еще и война против религиозных деятелей, что практически списало веру на нет, оставив лишь дважды в день невнятные бормотания на коленках и что-то там просить о спасителе, которому не было дела до этого мира с самого его сотворения.

Через год после начала войны директора ждало еще одно потрясение. Его сын был растерзан бездомными собаками, которые схоже человеку, за неимением пропитания озлобились и вышли на улицы в поисках пищи. Тогда-то директор и изменился. Поговаривали, что после этого у него и поехала крыша.

– Идите ребятки, погуляйте на свежем воздухе, – мрачно говорил он после отбоя. А когда ему сообщали о гибели кого-то из учеников, которые по дозволению выходили ночью на улицу, он отстраненно смотрел в пол и думал о том, как все произошедшее могло бы быть к лучшему, о чем говорилось в писаниях, которые директор столько лет прививал детям любить.

Но Джек по-прежнему превозносил директора, и всегда старался утешить его, как только мог.

Не было странности в том, что в такое агрессивное время и молодым приходилось расписывать на бумаге свои пожитки, (носки и кнопочный мобильник), но это было лишь детской забавой. Способ забыться.

Но однажды директор отнял у всех последнюю бодрость духа, когда на одном из собраний в столовой заявил:

– Государство решило навязать всем учебным учреждениям технологию под названием ДЕВАЙС, и эта не до конца продуманная технология имеет массу побочных эффектов, самая щадящая из которых – шизофрении.

Столы в столовой были расставлены буквой «П», и всем отчетливо было видно директора, стоявшего с понурой головой в центре верхней перекладины.

– Я отказываюсь вводить эту технологию в нашу школу, – продолжал он, – в любом случае, до тех пор, пока она не перестанет плавить людям мозг. Наша психика и так оставляет желать лучшего. Но это к слову, а собрал я вас сегодня не за этим.

Директор глубоко вздохнул.

– Знаю, скоро настанет и мой час. Но прошу вас, крепитесь. Мне некого просить заниматься моими похоронами, и вас, мои друзья я не собираюсь обременять такой тяжелой процедурой…

– Какой заботливый, – хихикнул кто-то из зала.

– Ш-ш-ш-щ-щ-щ-щ! – стиснув зубы, прошипел один из учителей, но Джек подумал, что это неуместное замечание хоть немного разрядило обстановку. Да, хорошо, что есть такие придурки, думал парень, теперь я точно знаю каким я быть не хочу.

– …поэтому очень важно, чтобы я не был похороненным, а мое последнее желание быть после смерти, а точнее после жизни, – поправил себя директор, – быть кремированным. Подавленный мужчина сел и принялся водить вилкой по пустой тарелке. В наступившей тишине Джек слышал звук скребущегося металла об стекло, а затем перешептывания учителей о том, зачем нужно было говорить об этом именно сейчас, когда война почти закончилась.

Джека это очень задело. Он не мог себе представить, что с этим человеком могли произойти подобные изменения, что, будучи жизнерадостным живым примером для всех, он будет ждать своей скорейшей смерти. Он был для Джека больше, чем друг идущий первым в огонь, и ближе отца, на котором держится пропитание семьи, каковым он и был, содержа за свой счет школу, поэтому все не на шутку перепугались того, чего больше всего на свете боятся люди, того чего нельзя предвидеть – будущего. Директор был для Джека единственным примером для подражания, на которого смотришь, и хочется быть как он, а не наоборот – лишь бы не быть таким как те вожатые, учителя и ребята. У директора не было недостатков, и была превосходная репутация, ведь все это время ему удавалось скрывать от государства истинную правду о детском доме.

Но больше всего Джека злило недостойное поведение – ведь спустя пару недель тот рыжий урод уже пускал грязные слухи о странной просьбе светоча детского дома, мол, как так, что все тела погибших мальчиков мы хороним на заднем дворе, а что он? Кремированные? Разве капитан не уходит вместе с кораблем, когда тот тонет?

– Аморал… Кстати насчет тонет! – встрепенулся Джек, вырывая себя из воспоминаний двухнедельной давности, осознав, что он находится под леденящей водой, а не на пляже, – до вечера же здесь никого не будет, – тут же проигнорировав дискомфорт, ожил парень. – И пока никого нет, – проговорил юноша в стену – я знаю, что нужно делать.

3

Но бассейн, как и остальные подростковые воспоминания, останутся для Джека мутным пятном в подсознании, и, оглядываясь назад, у него не будут всплывать никакие теплые образы из прошлого. Они все уйдут из его памяти как смывается мыльная пена и исчезает в сливе душевой, за чем он сейчас с интересом наблюдал. А единственное, что останется с ним с детства, ему безумно нравился запах бетона, который от старости, пылью развевался по воздуху.

Директор исчез, и уже две недели от него никаких вестей. Учителя нашли хорошую травку, поэтому их тоже почти не было видно. Джек колебался, но в глубине души знал, что директор больше не вернется. Видимо он все-таки решил не подвергать детей таким испытаниям, как сжигать человека, поэтому, словно старый пес, директор ушел умирать, оставив еще неокрепших молодых щенят одних.

А потому зачем и дальше терпеть насмешки и измывательства, преследующие Джека на каждом шагу? Не легче ли поступить как директор и послать к чертям это место?

После того как один из ребят скрутил его голову у себя подмышкой и грозил расправой кулаком в боксёрской перчатке, это решение утвердилось в нём окончательно. И где он только взял эту перчатку?! Нечего было и думать об ожидании добродетели к себе как со стороны ребят, так и со стороны взрослых, и чаша веры в людей разбилась на мелкие осколки, остро впившись в нежное подрастающее сердце.

После очередного варева на завтрак из пресного теста в виде узких трубочек, Джек накинул куртку, и уже через минуту стоял за массивными воротами учебного заведения. Дабы совесть, после долгих лет, ставшая на толщину волоса, не смела стать помехой в осуществлении плана, он не стал оглядываться туда, где за каменной стеной возвышалась школа, которая была ему домом пятнадцать лет. Но все же по пути, в голову Джека вкрадывались настойчивые мысли, от которых у него потели ладони и по спине пробегался холодок.

«Может я не прав? Может то, что происходит со мной, действительно имеет значение, и я заслужил это? Но ведь я ничего им не сделал! Что это за (мудрость) такая, которую я должен тащить на себе!», – Джек сжал кулаки. – Нет! Я долго терпел!

Уверенно юноша побежал в сторону автовокзала, где он как думал, его ждал более лучший мир.

4

Артиллерийские снаряды многих лишили жилья, и большинство людей осталось на улице, без денег в кармане, без связи с близкими. И обо всех лишениях, что в слезах им когда-то рассказывали их предки, теперь во всех ярких красках сами поведают своим потомкам. Если доживут.

Полиция, к мимолётному всеобщему удовольствию, была распущена, и призвана в армию, и по улицам бродили типы, которых теперь ничего не сдерживало грабить, бегать на четвереньках, ссаться, и во всем остальном походить на животных. Выползали они лишь ночью, и Джек, всем сердцем понадеявшись, что утром его никто не остановит, ускорил шаг до легкого бега.

Он бежал на автовокзал, с которого пару раз в день отходил один единственный автобус. Парень понятия не имел, какое было расписание, но, если понадобится, он будет ждать хоть до следующего дня. Спрячется и будет ждать. Куда тот ехал, этого Джек тоже не знал. Да и какая разница, главное подальше отсюда. С каждым шагом Джек приближался к своей цели, и уже ничего не могло омрачить его улыбку, но по дороге случилось нечто, совершенно не входившее в его планы. Но вполне ожидаемое.

За местом, где размещалось содружество по охране общественного порядка, (так называла себя местная гопота, которые словно вампиры всегда пребывали в пьяном бреду и прятались от солнца), была рыночная площадь под открытым небом, за которой находился автовокзал. В центре площади, несмотря на аномальную для Ньюпорта погоду в минус шесть градусов, возвышался до сих пор действующий фонтан и, не дойдя до него двадцать метров, запыхавшийся юноша, снизил темп, часто выдыхая изо рта разгоряченный пар. Залюбовавшись игрой водных потоков, Джек присвистнул, чему сам удивился.

«Не ожидал от себя такой искренности, после всего то. Неужели я еще способен наслаждаться красотой?», – подумал подросток.

Воду в чашу качал насос мощностью 150 киловатт, а установка по управлению находилась в подвальном помещении, которое в спешке покинули, и технически сложное оборудование одиноко выполняло свою функцию, насколько это позволяло отсутствие человека в «жизни» робота, и запас энергии в генераторе.

Джек видел, как вода текла по ржавым трубам, утопающим в земле, видел, как эти трубы разделялись на маленькие, словно ветви на дереве, и дальше тянулись по замкнутому кругу, впадая в подземный металлический бак с водой. Видел на панели управления стакан с недопитым кофе. Рядом лежала газета, с заголовком на главной странице «Мы все умрем? Поскорее бы».

Все эти видения пронеслись в голове у подростка яркими картинками, и Джек задрожал, снова попытавшись охватить мыслью ту призрачную штуковину, упавшую с неба. Опять она…

– Забыли выключить, – поспешил сказать он в голос, восхищаясь тем, что он еще не потерял сознание от этого внезапного вмешательства в течение своего сознания. Эта штуковина любила застать парня врасплох. Джек догадывался, что оно пытается выбить парня из седла и перехватить управление, и лучше это сделать неожиданностью, когда мозг юноши наиболее всего уязвим. Были, конечно свои плюсы и свои минусы. Плюсы в том, что Джек мог видеть то, что не видели другие, а минусы – что-то живет в нем и это ужасало.

Вдруг Джек заметил, появившегося, словно из ниоткуда нищего. Эти выпады из реальности порой сильно мешали замечать вещи, происходившие прямо перед носом. Парню казалось, что взорвалась не Андромеда, а его мозг, разбросав ошметки по стенкам черепа.

Бездомный лежал под фонтаном, его грудь прерывисто поднималась и опускалась, а сам он постанывал. По его искаженному от боли лицу было понятно, что с ним произошло. Бедняга пытался достать со дна монетки, когда того ради забавы грубо от этого занятия оторвали. Далее взору Джека предстали скамейки, симметрично расставленные вокруг фонтана, чья краска в несколько слоев уже успела стереться штанами и ботинками кайфующих там по ночам панков.

Несмотря на страх, было ясное утро сулящее массу приключений, и Джек решительно подошел к подножию, на котором на высоту одной ступеньки возвышалась вся эта картина. Но внезапно Джек споткнулся и вдруг его замутило, зрачки расширились, пространство и материя слились воедино, и ворвавшиеся образы, на этот раз уже сильнее, беспощадно стиснули сознание.

Всё, что существует в мире, подвластно закону времени и пространства. Круглые звезды и планеты, ходят по круговым орбитам, Солнечная система оборачивается вокруг центра Галактики. И Млечный Путь, символизирует жизнь в своём вечном круговороте. И все вернется к своему началу, и всему этому придет конец. Но не беги от меня. Я могу спасти тебя, если ты спасешь меня.

На этот раз Джек смог перевести символы, возникшие перед его глазами, где каждая буква напоминала сложный литературный иероглиф, которые периодически выскакивали перед ним, словно назойливые мухи.

– Да сколько можно?! – в голос прокричал Джек, пытаясь вытащить себя из власти навязанных картинок и закадрового голоса, который низким басом бормотал эти самые слова. И к отчаянию мальчика, голос принадлежал неизвестному существу, делившим с ним одно сознание уже около года, и которое постоянно от него что-то хотело. То оно просило спасти его. (От чего и почему… этого Джек уже не знал, существо не соизволило поделиться этим). То оно иногда могло внезапно разбудить Джека среди ночи и что-то нашептывать пару минут о каком-то воздаянии и мести. Сперва Джеку казалось, что его внутреннее ухо стало просто чувствительнее, и он яснее слышит свои мысли – ведь воздавать и мстить ему было по душе, тем более было кому. Но когда спустя пару месяцев, перед глазами стали мелькать призрачные силуэты и тени, и все это ночью в пропахшей потными ногами комнате, Джек перестал спать, есть и вообще с кем-либо общаться. Спустя еще полгода туманные видения, возникающие у парня в голове, приобрели четкие самостоятельные образы, которые имели обыкновение порой сбываться в действительности, чему подросток был крайне удивлён. С тех пор с каждым днем страх перерастал в уверенность, что существо пытается наделить юношу какими-то способностями, для того, чтобы он, Джек, смог его спасти. Джек немного, но свыкся со своим новым недугом, но неумение контролировать это приводило Джека в неописуемое бешенство.

– Почему так не в тему! – продолжал возмущаться юноша и снова не заметил, как бездомный уже пропал.

Но иногда Джек все же думал по-другому. «У меня просто поехала крыша. Да, да. Иначе все происходящее нельзя ничем объяснить. Может и бездомный у фонтана мне просто показался…», – Джек пытался мысленно перекричать то, что так неожиданно оживало в его голове и пыталось жить собственной жизнью. Но разве человек может контролировать свое сердцебиение…

Архитектурная задумка круглой площади, на которой еще недавно кормили голубей, должна была выражать идею единства и цельности, но от раздавшихся неподалёку криков Джек стал возвращаться на землю.

– Отпустите меня! Грязные ублюдки! Раздался грохот выстрела, несколько гиеных смешков, затем всё снова стихло.

– Эй, пацан!

Джек вздрогнул. Замогильный голос пропал также внезапно, как появился. Снова Ньюпорт, снова реальность. «Видимо страх заглушает его», – подумал было обрадовавшийся на мгновение парень.

– Ты что бессмертный? А ну иди сюда!

Джек оглянулся и увидел, как к нему со стороны фонтана бегут несколько человек. У мальчика подкосились ноги. Присутствие реальной опасности что-то с ним сделало, и от страха он забыл, какое число следует за числом четыре, когда попытался посчитать приближающихся к нему людей. Он насчитал двенадцать человек, ровно в два раза больше, чем их было в действительности.

Когда те были в десяти метрах от него, Джек попытался собрать остатки мужества в слюну и с некой дерзостью небрежно сплюнул, половина чего попала ему на куртку и на тронутый первыми волосами подбородок. Подходя к юноше «главарь», как подумал Джек, потому что тот вышел вперед, расплылся в улыбке и еще раз повторил, – эй, пацан, ты зачем слюнявишь себя? От страха язык проглотил? Мужчина молниеносно подлетел к Джеку, встал на колено и обыскал его. Ничего не найдя, он помахал рукой в воздухе, и толпа, державшаяся немного поодаль поплелась к одной из скамеек, и принялась что-то горячо обсуждать. Джек ни на секунду не расслаблялся, ведь рядом, всё так же находился потенциальный источник ущерба – рослый мужлан в грязной кожаной куртке нараспашку. Фильм о могучих мстителях, который им показывали на вечернем сеансе в детском доме, (после которого, к слову говоря, ему и залетел в голову «ботинок-молот Тора»), как защитный рефлекс уже начал завладевать разумом подростка, и Джек для себя решил, что самообман сейчас лучшее, что он может противопоставить этому бугаю. Он представил, как позеленеет, если разозлится. Внутреннее оно даже помогло ему с этим, но каким бы супергероем в своем подсознании Джек ни был, крепкий удар по голове вырвал его из объятий воображения, даже несмотря на то, что было усиленно чем-то внеземным, и ужас вернулся к Джеку с новой силой.

– Ты не смертник, – прогремел сверху голос. – Что ты забыл здесь?

Еще один сильный подзатыльник, наконец, развязал испуганному подростку рот.

– Я знаю… – Запинаясь проговорил Джек, – здесь недалеко есть место, где… где дети (молятся – едва не сказал он) не используют ДЕВАЙС…

– Тссссс… – Довольным тоном протянул мужчина. – Ну пойдём, покажешь.