Kitabı oku: «Геном: исцелённые»
Шторм на Ист-Ривер
2042 год
– Мы обошли весь остров. – Офицер Брайс, в черной форме с серебристым значком на груди, стоял в дверях кабинета доктора Робертса. – Я был уверен, что тут и прятаться негде. Тем более удивительно, что мальчик отыскал такое укромное место.
– Где вы его нашли? – спросил доктор Робертс.
– Под досками причала, у нас под носом, – мрачно сказал Брайс.
Брайс промок и продрог до костей. С Ист-Ривер дул пронизывающий осенний ветер, шел мелкий дождь, от которого невозможно спрятаться под зонтом. Стволы старых деревьев, не тронутых при застройке Норт-Бразер-Айленд, раскачивались, ветви сталкивались, кроны тряслись, осыпая землю крупными каплями. Больше всего на свете Брайсу хотелось сдать суточное дежурство, вернуться домой, открыть банку пива и принять горячую ванну.
В сопровождении двух полицейских он прибыл сюда накануне под вечер. Поездка на катере с ближайшего причала хоть и заняла пятнадцать минут, но изрядно взболтала второпях проглоченный обед. Черные ряды солнечных батарей на крышах медленно наклонялись, укладываясь на ночь. Брайс подоспел как раз вовремя, чтобы опередить медицинский катер, пригнанный с материка.
– Убитый – Тобиас Мур. 15 лет. – Брайс впечатал имя в протокол.
За полчаса инспектор сделал тридцать фото трупа, употребил больше двадцати матерных слов, выкурил пять сигарет и заполнил пять листов электронного отчета. Оставалось только найти убийцу. Но это дело плевое, когда все обитатели острова повторяют его имя. «Никуда пацан не денется. Через час отправим его на материк вслед за телом Тобиаса Мура», – спокойно думал Брайс, но ошибся. Поиски затянулись до самого утра, и только на рассвете убийца был наконец пойман.
– Катер ждет у пирса. Мы можем забрать подозреваемого прямо сейчас. Если вы дадите разрешение, доктор Робертс. На время лечения он находится под вашей опекой, – торопил офицер Брайс.
– Позвольте психологу Габи Хельгбауэр поговорить с мальчиком. Это не займет много времени, – попросил доктор Робертс.
– Ладно. Парень напуган, весь дрожит и не может слова сказать, – кивнул офицер Брайс.
Он заложил планшет в широкий карман на поясе и тяжело вздохнул, глядя на часы. Теперь лишних полчаса отделяли его от возвращения домой.
Пока Марк Робертс печатал сообщение доктору Хельгбауэр, Брайс осматривал кабинет. Удивительно нелепо инспектор смотрелся на фоне ослепительно белых стен и светлой дорогой мебели. С влажной от дождя формы на натертый до блеска паркетный пол то и дело падали капли. Из единственного зеркала на офицера Брайса смотрело его усталое лицо: прилипшие ко лбу пряди волос, трехдневная щетина.
Брайс стоял как столб посреди кабинета и с деланым интересом рассматривал интерьер. Грамоты, дипломы, награды и регалии. Казалось, сотрудники Института успели совершить открытий на несколько жизней вперед. Всё, что его окружало с тех пор, как он впервые прибыл на остров, было для него чужим и непонятным. Все, с кем он говорил, были очень заняты «необходимыми человечеству» научными изысканиями.
Дверь кабинета открылась. Габи Хельгбауэр вошла молча, не поднимая глаз ни на Брайса, ни на Робертса. Вместо белого халата на ней был черный кардиган, волосы подвязаны темной лентой.
– Здравствуйте, инспектор Брайс, – тихо сказала доктор Хельгбауэр. – Я попробую успокоить мальчика и помочь ему прийти в себя перед тем, как вы заберете его в участок.
– Я даже настаиваю на этом… – начал Марк Робертс.
– Какая забота, Марк, – враждебно сказала Габи.
– О! А что у тебя на руке? Ссадина? – Марк Робертс смотрел на ее запястье, испачканное запекшейся кровью.
«Ссадина? Это ты мою комнату еще не видел», – зло подумала Габи, но ничего ему не ответила.
Габи за ночь успела сложить свои вещи в чемодан. Аккуратно, педантично соединяла рукава, загибала воротнички. И бесконечно плакала, тихо, без всхлипываний – просто слезы текли по щекам. В раскрытых настежь шкафах – только пустые вешалки, голые полки. Ящики выдвинуты до предела, матрас поднят и сброшен на сторону от кровати. Габи не успокоилась, пока не убедилась, что собрала все до последней бусины. Начало светать. Она устало опустилась на деревянные лаги кровати, забыв, что на них больше нет матраса. Не сильно, но все же ударившись, Габи схватила один из лагов, вырвала его из ленты и швырнула на пол. Потом схватила второй, третий, круша днище кровати, и щепки разлетались по комнате. Она вывернула последнюю доску, вошла в ванную комнату, посмотрела на свое отражение в зеркале и стала с остервенением колотить по нему доской, не замечая сыплющихся на пол осколков. Вместо зеркала перед ней зияла черная задняя панель. Габи обессиленно рухнула на холодный пол.
Утром она надела единственную черную вещь в гардеробе – давно забытый кардиган. Накинула его на темно-синюю блузку. Хотела посмотреть на себя в зеркало, но в ванной его уже не было. Габи не любила траурный цвет и никогда его не носила. Черный не шел ее открытому, пусть и опухшему от слез лицу, россыпи веснушек, синим глазам, наполненным внутренним светом. Пальцы подрагивали – нехорошо. Нельзя было идти к Марку Робертсу в таком состоянии. Пользы от ее присутствия не будет, а вреда и так предостаточно. Габи приложила руку к груди – что там внутри такое тяжелое, твердое, будто камень? Сердце. Она пригладила рыжие волосы, перетянула их темной лентой, несколько раз глубоко вздохнула, закрыла глаза, немного успокоилась и, не утруждаясь ответом на сообщение Робертса, пошла к нему.
Теперь она стояла в его кабинете, готовая швырнуть в него пресс-папье с книжной полки или прирезать его канцелярским ножом. Гнев закипал в Габи, градус повышался с каждой секундой.
– Погоди, ладно? – говорил Марк Робертс. – Я знаю, о чем ты думаешь. Ты не могла предсказать, что на уме у убийцы. Никто не мог.
– Могла! Если бы ты сказал мне правду, Марк. О том, как вы облажались с его лечением. Ничего бы этого не было, если бы ты нашел в себе смелость признать фатальную ошибку. – Она не смотрела на Робертса. Казалось, ее речь была обращена к невидимому пятну на полу.
Брайс подумал, что эта женщина умеет держать себя в руках. Но чутье подсказывало ему, что она находится на грани. Скорее всего, она не спала всю ночь, к тому же они с Марком Робертсом словно продолжали давно начатый разговор, новый старт которого не сулил ничего хорошего.
Сам инспектор не был готов разговаривать с убийцей. Уже много лет он служил в полиции, но до сих пор испытывал сложности в общении с подростками. Институт Карпентера – не психушка, а научные лаборатории, но все, что случилось на острове за последние сутки, сильно смахивало на дурдом. Тем лучше, если сама доктор Хельгбауэр как можно скорее поговорит с парнем.
– Послушайте, у нас мало времени. Нас ждут на материке мои коллеги. Еще пять минут, и ваш разговор с мальчиком не состоится. – Брайс прервал начинающийся конфликт и втайне похвалил себя за осмотрительность.
– Хорошо. – Габи впервые посмотрела ему в глаза.
«Словно в душу заглянула», – содрогнулся инспектор.
Как только дверь за доктором Хельгбауэр захлопнулась, Марк Робертс не спеша встал из-за стола. Покинутое грузным телом вращающееся кресло медленно кружилось. Заложив руки за спину, он мерил шагами комнату. «Этот инспектор все-таки чертовски похож на Моргана Фримена», – некстати подумал Робертс. С ним часто случалось ловить себя на нелепой мысли перед важным разговором.
Брайс понимал, что их беседа затянется, и втайне досадовал, что Робертс даже не предложил ему присесть. Офицер настолько устал, что самовольно выбрал белый кожаный диван у стены, злорадствуя, что на обивке останутся пятна от его мокрой, пропитанной грязью формы. Робертс посмотрел на него холодным взглядом, поднял одну бровь, но так ничего и не сказал. Зато начал свою речь с неожиданным напором.
– Вы понимаете, инспектор, что информация об убийстве Тобиаса не должна покинуть пределы Института Карпентера?
– Что-то я не пойму, вы мне указания даете? – ощетинился Брайс.
– Ну что вы, как можно, – съязвил доктор Робертс.
В стеклах его кибер-очков блеснул свет, но Брайс понял: только что доктор Робертс получил его личный файл.
– Вам осталась пара лет до пенсии. – Робертс снял очки и потер глаза ладонями.
«Близорукий, – подумал инспектор. – У них вечно в глазах рябит после просмотра файлов в кибер-очках».
– Какое это имеет отношение к делу? – насторожился Брайс.
– Может, и никакого, а может, самое прямое. Вряд ли вы понимаете цели и задачи нашего Института… – Марк Робертс начал издалека.
– Куда уж мне, – вставил инспектор, рассчитывая подколоть собеседника. Но тот проигнорировал его слова.
– Вы на острове уже не в первый раз, но вряд ли осознаете, в каком уникальном месте находитесь! Здесь, – доктор Робертс благоговейно обвел пухлой рукой с холеными пальцами пространство кабинета, – мы творим чудеса, инспектор. Я не оговорился – вы находитесь в святая святых прогресса, в храме величайшей из богинь современности – Геномики.
До этого момента Брайс считал доктора Робертса добродушным колобком с гнилой начинкой. Теперь же ему показалось, что он имеет дело с помешанным.
– В стенах Института каждый день совершаются открытия, которые изменят мир. Корпус Cas9 – это эксперимент. А во время экспериментов бывает всякое.
«Не зря доктор-мозгоправ так и сказала – Робертс где-то накосячил. С мальчишкой-убийцей явно что-то творится, да и на острове не все чисто. А разгребать опять мне. Похоже, с третьего визита сюда я все-таки вляпался в какое-то дерьмо», – подумал инспектор, но решил промолчать.
– Мы, врачи, как и весь персонал, делаем для наших пациентов все возможное. Благодаря нашим усилиям тысячи, сотни тысяч больных людей в будущем смогут жить полноценной жизнью. Пока, увы, медицина не совершенна. Но мы близки, уж поверьте, как никогда.
– К чему весь этот разговор, доктор Робертс? – не выдержал Брайс.
Его уже ждали в отделе, на почту каждые десять минут приходили сообщения. В том числе и репортерские запросы – как всегда с утра писаки жаждали новостей из полицейского участка.
Словно прочитав его мысли, доктор Робертс приблизился к нему настолько, насколько это было возможно, не нарушив приличия, навис над измученным Брайсом и произнес, отчетливо выделяя каждое слово:
– Мы близки к прорыву, который сделает будущее человечества похожим на сказочный сон. Представьте жизнь без генетических болезней и старости. Представили? Больше я ничего не могу вам сказать. Но вы должны отдавать себе отчет, что многие там, наверху, – он указал пальцем на потолок, и Брайс инстинктивно поднял глаза вверх, отчего почувствовал себя полным дураком, – очень заинтересованы в нашей работе. Если вы поднимете шумиху в прессе, заявив об убийстве пациента, нас начнут трясти все кому не лень. И требовать ответы на вопросы, которые пока мы не можем дать. И за это вас, инспектор, не погладят по голове. И тем более не дадут повышение. Да вам и поздно уже. Хотите получить свою почетную грамоту и выйти на пенсию через два года – удалите все сообщения от репортеров, которые лежат у вас в почте.
Инспектор подскочил и в ярости приблизил лицо к самому носу надменного докторишки.
– Если еще раз ты, ученая змея, сунешься в мой планшет и личную переписку, я не посмотрю ни на какую пенсию и прополощу твои проделки во всех СМИ, которые согласятся меня выслушать. А таких будет много, поверь. Так что не вздумай мне угрожать, потому что мне терять немного, а тебе – все. И для тебя это совсем неважный расклад, верно?
Робертс отошел от Брайса на пару шагов и уставился на него.
– Аргумент принят. Прошу прощения, что влез в вашу почту. У нас тут свои системы безопасности, знаете ли. Просто не успел остановить считку данных. Ну да ладно, – примирительно сказал он.
– Я не буду говорить с репортерами о смерти Тобиаса Мура, даю слово, – пообещал Брайс. Он и без угроз доктора понимал, чем это может для него обернуться.
– Я знал, что мы найдем общий язык. – Робертс подошел к окну и встал к Брайсу спиной, полагая, что разговор окончен. Но инспектор считал иначе.
– С третьего раза, – напомнил он.
– Да, в последнее время мы с вами часто видимся, – откликнулся Робертс.
Его громоздкая фигура загораживала свет из окна, и в кабинете стало темно и неуютно.
– Довольно часто для людей, которые, по вашим словам, вершат здесь историю. Мне казалось, что в колыбели прогресса умники вроде вас и ваших коллег не должны все время лажать, – сказал Брайс таким тоном, словно это была неделикатная шутка.
– Вы правы, инспектор, – ответил Робертс спокойно. – Но мы имеем дело с людьми, а они бывают непредсказуемы. И глупы, – добавил он, повернувшись к Брайсу вполоборота.
Инспектор остался доволен ответной реакцией доктора. Вот теперь разговор был окончен.
Оставшись один, Марк Робертс остался стоять у окна. Из своего кабинета он видел другой берег Ист-Ривер: проржавевшие доки, бетон и сталь, гиганты портовых кранов – вечно в движении, тяжелые черные крюки раскачиваются из стороны в сторону. У берега сновали люди и машины, перетаскивали, перевозили, спускали на воду или поднимали на сушу. Фуры, разинув черные пасти, ждали свой груз. Проглотив его, плавно двигались с места и пускались в путь навстречу восходящему солнцу. Над Ист-Ривер свистел ветер. В заполненных цистернах, выстроенных в ряд у самой воды на другом берегу, гудело, будто в пчелином улье. Что-то скрипело и ухало, клацало и билось внутри. И Марк Робертс, стоя в своем кабинете на Норт-Бразер-Айленд, смотрел на материк и прислушивался к доносящимся оттуда звукам.
Он посвятил всю свою жизнь Институту Карпентера. Убийство Тобиаса, несовершеннолетнего пациента, привлечет слишком много внимания к Институту, это вопрос времени. Времени, которое он умел ценить очень высоко. Доктор Робертс снял с себя белый халат и в сердцах швырнул его на пол. Потом, хорошенько подумав, поднял его, осмотрел и аккуратно встряхнул. «В конце концов, еще неизвестно, чем закончится вся эта история», – с надеждой подумал он. Марк Робертс умел выкручиваться из самых сложных ситуаций. Может, получится и на этот раз.
***
Габи Хельгбауэр вышла на улицу, глубоко вдохнула запах воды и деревьев. Дождь все еще моросил. Низкое сентябрьское небо грозилось вот-вот обрушиться на голову.
Во многом, что здесь произошло вчера, была ее вина. Тобиас умер на ее руках, не успев даже понять, что случилось. Теперь она шла на встречу к его убийце, чтобы обнять его и хоть немного утешить. Они будут плакать вместе, и не расцепят объятия, пока их насильно не растащат полицейские.
Габи чувствовала, что ноги прирастают к земле, не слушаются. Вот оно, под лиственницей, то место, где она держала тело Тобиаса на руках. А впереди, в сотне метров, доски причала, под которыми нашли его убийцу, съежившегося от ужаса, мокрого и замерзшего. Эти сто метров надо было как-то пройти, пересилив себя, стиснув зубы, зажмурившись. Габи ускорила шаг, маршируя одеревенелыми ногами. Полицейский катер раскачивался на воде, причал обдавало брызгами.
Шурша гравием, она дошла до реки, где скрипучие опоры причала входили в воды Ист-Ривер. Зеленоватая вода пахла тиной, как всегда после бури, когда волны выносили на каменистый берег Норт-Бразер-Айленд водоросли и пустые бутылки.
Время замедлилось, дождь прекратился, ветер стих, деревья перестали биться в неистовом ритуальном танце. Габи стояла напротив худой, раскачивающейся взад и вперед фигурки. Она не сводила с мальчика глаз, пока он не поднял на нее свои. Когда их взгляды встретились, в просвете тяжелых туч показалось холодное утреннее солнце.
Река успокоилась, как успокаивается женщина после бурной истерики, и как ни в чем не бывало погнала свои воды вниз по течению.
Остров встречает гостей
Четыре месяца назад
Тобиас и его отец выехали из Филадельфии в Нью-Йорк на рассвете. Самый край неба наливался розовым, растушевывал голубой и белый. Старый «форд» мистера Мура свернул на узкую дорогу. С одной стороны Тобиас мог дотянуться до отвесных скал, нависших над асфальтом, с другой мог бросить камешек из окна машины, и тот пролетел бы с обрыва пару десятков метров.
– Пристегнулся? – хмуро спросил мистер Мур.
– Да, пап, – весело ответил Тобиас.
Отец в последнее время часто бывал не в духе. С работой не ладилось, он то и дело засиживался до ночи за срочным одноразовым проектом, не сулившим больших денег. Тобиас видел перед собой его растрепанный седой затылок, ловил в зеркале заднего вида взгляд его покрасневших глаз. Но сегодня Тобиасу не хотелось замечать настроение отца – у него было собственное настроение. В груди не болело, очередного дождя не предвиделось, июнь обещал быть теплым, а небо – ясным и приветливым.
– В Институте Карпентера должно быть много подростков. Подружись с кем-нибудь. Если тебе разрешит доктор Робертс, – сказал мистер Мур.
– Ладно, пап. Как думаешь, там вкусно кормят?
– Ты не об этом должен думать, Тобиас. – Отец укоризненно посмотрел на него в зеркало заднего вида.
– Я думаю, доктор Робертс мне поможет, – кивнул Тобиас и постарался придать лицу серьезное выражение.
– И ты должен во всем его слушаться, сынок. Он был самым талантливым на нашем курсе. Только он знает, что с тобой делать.
– А почему ты не работаешь с ним? – зачем-то спросил Тобиас и тут же пожалел об этом.
Рука мистера Мура дернулась, лицо скривила горькая усмешка.
– Я не слишком хорош для генетики. И вообще для чего бы то ни было, – ответил мистер Мур.
– Прости, пап. У тебя это, ну, просто временные трудности с работой.
– Нет…
– Что нет? – удивился Тобиас.
– Нет, еда там наверняка отвратительная. Потому что никто не готовит лучше, чем твоя мать, – мистер Мур улыбнулся сыну.
Через несколько часов Тобиас насмотрелся в окно. Он закрыл глаза и представил Институт Карпентера. Стерильные лаборатории, люди в белых халатах – больничка, да и только. Но ему все равно не терпелось увидеть все своими глазами.
– Готовься, почти приехали, – окликнул его мистер Мур и резко повернул влево, чтобы занять парковочное место.
Пока отец доставал из багажника большой тяжелый чемодан, Тобиас выскочил из машины.
Пришвартованный к причалу катер качался на волнах. Они поднялись на борт. На острове посреди Ист-Ривер, в лучах солнца белели корпуса Института Карпентера.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил отец, когда катер почти достиг острова.
– Даже не знаю. Я никогда не разлучался с тобой и мамой так надолго.
– Я о твоем сердце. Не болит?
– Нет, все хорошо. Странно, я подумал ты интересуешься тем, что творится у меня на душе, – пожал плечами Тобиас.
– Это мамина прерогатива. С тех пор, как ты родился, у меня одна забота – твое здоровье, – ответил мистер Мур. – А я должен был найти место, где тебе помогут.
– В Институте Карпентера много таких, как я? – спросил Тобиас.
– Не таких. Твое заболевание не относится к первостепенным задачам Института. Там изучают другие генетические болезни. Мне пришлось долго упрашивать Робертса, вспоминать нашу совместную учебу, чтобы он принял тебя.
– Я не знал… Спасибо, папа. – Тобиас коснулся руки отца, которая спокойно лежала на перилах катера.
– Надеюсь, все получится. Пока они проводят эксперименты на добровольцах, но министерство здравоохранения уже готово разрешить масштабное применение их методов. Потом на разрешенные процедуры будет уже не пробиться, – сказал мистер Мур, не глядя на сына.
На пирсе Норт-Бразер их ждал полный коренастый мужчина в белом халате. Мистер Мур с трудом стащил чемодан на гравийную дорожку.
– Что вы туда запаковали? – шутливо поинтересовался доктор Робертс.
– Я ведь надолго, – пояснил Тобиас.
– Не знаю, посмотрим. Привет, Гарри. – Робертс приветливо пожал протянутую мистером Муром руку. – Тобиас, нам с твоим отцом есть о чем поболтать. Мы не виделись столько лет. Зайди в холл, там тебя встретят и проводят в твою комнату.
Волоча чемодан, Тобиас поплелся к самому большому корпусу. По пути он оглянулся на отца. Они с доктором Робертсом остановились на полдороги и листали медицинские выписки Тобиаса. Отец кивал головой, словно хотел, чтобы бывший сокурсник, талантливый врач, убедил его в том, что все будет хорошо.
На сестринском посту Тобиас отдал свои телефон и планшет. Вместо них старшая медсестра Бетти выдала ему новый, еще запакованный в коробку планшет и новенькие smartwatch.
– Мне придется сдать все это после выписки? – спросил он, любовно оглядывая глянцевую поверхность коробок.
– Да, придется. Зато сможешь забрать назад свои гаджеты, – ответила Бетти.
– Эти стоят кучу денег. И намного круче моих девайсов, – ответил Тобиас.
– Ничего не поделаешь, таковы правила. Наслаждайся моментом, пользуйся на здоровье. Кстати, о правилах. Выход в Интернет здесь ограничен. Никаких соцсетей и личной почты. Любая связь с внешним миром только с разрешения доктора Робертса. А с родителями можешь говорить по видеосвязи сколько захочешь.
– Вряд ли я стал бы постить свои фото в больничном халате, – проворчал Тобиас.
– Иди, оставь чемодан и переоденься. Обсудим это позже, – ответила Бетти мягко.
Тобиас осмотрелся вокруг. В просторном холле оживленно беседовали между собой несколько подростков. Две девочки, схожие, словно близняшки, подслушивали их разговор из-за огромной кадки с замысловатым деревом. Несколько его стволов перекручивались в тугую косу, на тонких ветвях висели то ли желтые мохнатые лимоны, то ли теннисные мячики. Ничего подобного Тобиас раньше не видел.
– Пошли, провожу, – увидев новенького, одна из пациенток подбежала к нему. – Я Эмма, привет, – весело сказала она. Сияя, она уже тащила Тобиаса по коридору.
– Я Тобиас, – смутился он. Такие красивые девушки, как Эмма, никогда с ним не заговаривали.
– Комната двадцать семь. Здесь жила одна из девочек, но недавно комната освободилась.
– И куда же девочка делась? – спросил Тобиас.
– Никто не знает. Спустилась в процедурную, и ее больше никто не видел.
– Не понимаю… Ты так просто говоришь об этом? – Тобиас резко остановился.
– Потому что она выписалась. Ха! Какой ты легковерный! Не делай страшные глаза, пожалуйста. Похоже, ты многое навоображал себе по дороге сюда. Ну и правильно. Здесь здорово. А иногда жутко.
Тобиас опять застыл на месте.
– Господи, да сколько тебе лет? – засмеялась Эмма.
– Пятнадцать.
– А мне семнадцать. И я прикалываюсь!
Тобиас подошел к монитору с правой стороны двери и приложил указательный палец.
– Тобиас Мур, – четко произнес он, пока голубая лента сканировала отпечаток.
– Добро пожаловать, Тобиас, – произнес электронный голос. – После регистрации пароля вам будут доступны персональные медицинские назначения, рецепты, график приема лекарств и обследований.
– Хорошо, позже, – отмахнулся он, и они вошли в комнату.
Эмма по-хозяйски села на стул у рабочего стола.
– Ты какой-то бледный, – заметила она.
– Надо отдохнуть немного. – Тобиас сел напротив нее на постель.
– Я к тебе ненадолго. Скоро заедет второй новенький. Бетти сказала, что у него сложный диагноз и тяжелый характер. Подружиться с ним наверняка непросто, но я обязана это сделать, – сказала Эмма.
– Оно тебе надо? – спросил Тобиас, глядя на копну ее белых, будто выжженных солнцем волос.
– Это как спорт, знаешь? Передо мной стоит задача. И чем она труднее, тем интереснее добиваться результата, – ответила Эмма.
– Боюсь, про спорт я ничего не знаю. У меня гипертрофическая кардиомиопатия. Очень больное сердце. Одним забегом меня вполне можно прикончить.
– Не думала, что сюда можно попасть с таким простым для генетиков диагнозом, – удивилась Эмма.
– Отец постарался, – улыбнулся Тобиас.
– Вот почему они с Робертсом сейчас пошли к нему в кабинет. Я уж удивилась. Молодец.
– Может, я занял чье-то место, – неожиданно произнес Тобиас: не стоило говорить такое вслух.
– Занял. Тут и гадать не надо. Но разве ты не заслуживаешь жизни? Или заслуживаешь меньше, чем кто-то другой?
– Думаю, не меньше, – согласился Тобиас, и ему стало немного спокойнее.
– Ты лучше вообще не думай об этом, а читай. Тебе придется проштудировать правила проживания. Поверь, там много важного. Могу зайти за тобой перед завтраком.
– Отлично, – обрадовался Тобиас.
Раньше у него не было друзей. Родители всегда окружали Тобиаса плотным кольцом, как только на горизонте появлялся кто-то, способный вывести его из равновесия. Пара скачков давления или нервный срыв могли стать для него последними. Теперь же он подумал, что побыть вдали от дома – неплохая перспектива.
За окном шуршали деревья: несколько яблонь и одинокая груша. Посреди газона высокими струями бил фонтан. Мраморный сатир в центре фонтана играл на флейте. Его мокрое от воды тело блестело и переливалось. Неожиданно без видимых причин в груди у Тобиаса закололо, кашель подступил к горлу. Он согнулся и уткнулся лицом в колени. «Только не сейчас! Сердце, не останавливайся! У меня, наконец, появился шанс на лечение!» – шептал он, погружаясь в боль и страх.
***
Артур едва ли слышал мягкий голос медсестры Бетти. Все происходящее то и дело казалось ему сном. Он выплывал из темных вод памяти, щурился от яркого света ламп на потолке в холле корпуса Cas9 и снова, будто глубоководный океанский житель, погружался в свои мысли. За все время поездки из приюта в Нью-Йорке на остров Норт-Бразер, ничто не привлекло его внимания. Умение отключаться от реальности давно превратилось в привычку.
– Артур! Артур, дорогой! – Бетти легко потрясла его за локоть.
Он взглянул на карман розового халата с крупным бейджем и только потом посмотрел ей в глаза.
– Да, мисс Бетти, – мрачно сказал он с таким видом, словно женщина помешала важным размышлениям.
– Посмотри вокруг, Артур. Тебе предстоит надолго здесь обосноваться. Неужели неинтересно?
– Вовсе нет. Больница как больница. За последние годы я видел их множество.
– Это не больница, Артур, а научный институт. Ты же говорил с доктором Робертсом по видеосвязи. Здесь тебе помогут. – Бетти настойчиво вела его по коридору.
В просторной комнате пахло свежим постельным бельем. Артур подошел к деревянному шкафу, распахнул дверцы. Петли скрипнули и затихли, только несколько вешалок продолжали покачиваться.
Бетти прибирала разложенные на подоконнике брошюры и памятки для пациентов.
– Зачем вы их забираете? – спросил Артур, впервые проявив любопытство.
– Все есть в твоем планшете, – ответила Бетти. – Никто из наших деток давно не читает бумажные памятки.
– Там что-то важное? Правила проживания, распорядок…
– Не волнуйся, все очень просто. Чувствуй себя как дома, об остальном я позабочусь сама.
«Как угодно, только не так, как дома», – испуганно подумал Артур и проводил глазами уходящую Бетти.
В спецприюте, куда он попал семь лет назад, он никогда не оставался наедине с собой. Это было нечто недозволенное, опасное. Каждый должен был находиться под присмотром круглые сутки, не важно, врачей или таких же пациентов. Поэтому уединение со своими мыслями было одновременно желанным и пугающим. Однако и здесь, как только тишина обступила Артура со всех сторон, в дверь постучали.
– Я занят, – пробурчал Артур и прошелся по комнате.
– Может, я помогу разобраться с делами и пойдем завтракать? – Высокий женский голос приглушала дверь.
Артур приложил палец к электронному замку. Два любопытных зеленых глаза уставились на него не моргая.
– Чего тебе? – спросил он нетерпеливо.
– Я тебе уже все сказала, – упрямо заявила Эмма и, толкнув его в бок, протиснулась в комнату.
– Я тебя не приглашал, – заметил Артур и указал ей на выход.
– А я не нуждаюсь в приглашении. Зашла на минутку, познакомиться, – ничуть не смутившись, сказала она. – Эмма. Ты Артур, знаю-знаю.
– На том и закончим, – хмуро заявил Артур.
– Как хочешь. Если решишь извиниться за свое поведение, моя комната в конце коридора. Это раз. И завтрак через полчаса, это два. Не хочешь пугать местных урчанием в животе, приходи. Это три. Кстати, до столовой дойдешь по птичьим следам.
– Что? Каким еще следам? – удивился Артур.
– Просто проверила, слушаешь ли ты меня, – пожала плечами Эмма. – А то вид у тебя рассеянный.
Она проворно выскользнула в приоткрытую дверь. Но Артур едва ли заметил ее отсутствие. Он снова стоял у шкафа. Похожий глубокий платяной гардероб с темным нутром когда-то стоял у него дома. Он часто забирался внутрь во время шизофренических приступов, когда пульсирующая боль во лбу нарастала, в ушах гудело, словно мимо проходил товарный поезд. Артур успевал закрыть за собой дверцы шкафа и затаиться, крепко стиснув зубы. Но всякий раз после приступа он оказывался где угодно, только не в своем укрытии. На полу в комнате среди разбитых игрушек, в ванной под холодным чугунным корытом, на балконе, свесившимся через перила на головокружительной высоте. И все равно он каждый раз прятался в шкафу в надежде обрести хотя бы одну точку опоры в меняющемся мире страхов и миражей.
– Так ты идешь? – Голос Эммы раздался прямо над его ухом, и щеку окатило волной теплого дыхания.
Артур вздрогнул и обернулся. Дверь закрыта, никого нет.
– Иду, – ответил он пустоте и с силой захлопнул дверцы шкафа.
Артур вышел из комнаты и побрел куда глаза глядят. Ему хотелось на воздух. Судя по расписанию, до встречи с доктором Робертсом оставалось еще два дня. Первой была назначена консультация с психологом, и это показалось ему ужасно несправедливым. От мысли, что ему придется снова рассказывать свою историю незнакомому человеку с холодными глазами и равнодушным лицом, становилось тошно.
С десяток пациентов шли в левое крыло корпуса. В воздухе витал запах настоящей домашней еды. Впереди всех к столовой уже спешила Эмма. Чтобы не говорить с ней, Артур резко сменил направление, но до выхода из корпуса дойти не успел. Бетти уже шла ему наперерез.
– Ты не голоден, Артур? – участливо спросила она.
Он помотал головой.
– Ничего. У доктора Хельгбауэр, нашего психолога, как раз образовался перерыв. Она может принять тебя прямо сейчас. А потом ты свободен. Идет?
– Не идет, – отрезал Артур. – Я никуда не пойду и с мозгоправом говорить не буду. Доктор Робертс – единственный, кого я хочу видеть.
Полная низкая фигура Бетти вдруг выросла на десять сантиметров. Она посмотрела на Артура взглядом, от которого у него по спине побежали мурашки.
– Артур, ты, кажется, едва ли понимаешь, где находишься. Здесь тебе не санаторий и не больница.
– И не приют, из которого меня вытащили, – съязвил Артур. Но лицо Бетти не сменило выражения.
– И не приют, в который ты можешь вернуться, если хочешь. Ты приехал в научный институт, где занимаются проблемами генетики. И здесь не ты устанавливаешь правила. Либо ты подчинишься и сделаешь все, что предписано, либо садись на катер и отчаливай восвояси.
