Kitabı oku: «Князь Рысев 3», sayfa 2
Словно все это представление только для одного меня.
– Ну что же вы, господа? К бою!
Она сразу поняла, кто в нашей троице опасней остальных. Если с другими можно было играть, как кошка с мышью, то во мне она чуяла угрозу.
Словно где-то внутри у нее было свое особое ясночтение, заточенное на воинском инстинкте.
Словно осатаневшая, она бросилась на меня в яростной атаке. Клинок выписывал мне одно обвинение за другим, не ведая пощады. Я ответил сарказмом. Почерк мой оставлял желать лучшего – до остро отточенной грации Романовны мне было как до Китая раком. Смешная острота из-за моих кривых рук прозвучала как скверная шутка, но на лице женщины отразилось удивление. Что ж, кажется, она не ожидала, что хоть кто-то раскусит ее методику боя.
А другой, которому подсказали, сможет выдумать свою.
Она не стала пробовать на вкус мою защиту дальше. Рывком расправила простыню плаща, махнула им перед моим лицом – жесткое полотнище, хлопая по воздуху складками заставило меня отступить, спрятало мерзавку от моих ударов.
Что будет дальше, я знал.
Она первым делом завалит Женьку – худосочная шпала, выше ростом и с длинными руками соперником ей не был, но расчет был верен. Напади она на Дельвига, и Женька сможет ударить ей в спину. Пусть подло, пусть мерзко, пусть сама благородная суть рода не позволит ему этого сделать, но она опасалась.
Видимо, был печальный опыт.
Дельвиг держался молодцом. Швырнув былую нерешительность в бездну, он стоял в красивой стойке, заложив руку за спину. Словно толстяк был сейчас не на импровизированной школьной арене, а на палубе готовящегося к абордажу корабля.
И пусть дрожат колени, а страх крадется в душу – он встретит соперника как подобает.
Поэт, одним словом, по другому-то и не скажешь…
Я ударил наотмашь, подцепив край плаща шпагой, тряпкой швырнул его за круг арены, кольнул снизу, наткнулся на блок. Романовна заскрипела зубами – она ждала от меня отступления, но никак не дерзкой, решительной атаки. Все ее былые планы разом отправились к чертовой бабушке.
Мне страшно хотелось, чтобы ясночтение не было столь однобоким. Хотелось украсть у Биски ее право читать чужие мысли: мне жаждалось хоть краем глаза взглянуть, что за идеи роятся в голове этой женщины.
Она жила на чистой импровизации. Не оставалось даже сомнений, по каким именно причинам она приглянулась Николаевичу – против такой-то словоохотливой фехтовальщицы не найдешь и слова против сказать.
Зато у нее их было вагон и маленькая тележка. Надо отдать ей должное – тот кортик, что я подарил Кондратьичу, следовало бы передать ей в руки.
И тогда, наверное, она была бы непобедима.
Женька вовремя поддержал мою атаку – двумя клинками, не давая Романовне ступить лишнего шагу, мы заставили ее отступать. Словно вспомнивший, что он здесь не только для того, чтобы красиво стоять, к нам присоединился Дельвиг.
Я знал, что у него ни черта не получится. Шпага представлялась ему игрушкой, а не оружием, а потому женщина сразу же учуяла брешь в его обороне. Двумя скачками ушла от нас с Женькой, рубанула клинком наотмашь, предчувствуя последующий удар – я чертыхнулся. Промах был глупым, а от того еще более обидным.
С толстяком она оказалась мягка, словно любовница в майскую ночь. Если другие смельчаки ловили по несколько болезненных, сбивающих с ног уколов, то с поэтом она ограничилась лишь тычком в живот.
Жиробас разом потерял волю к сопротивлению и завалился, будто мешок.
Мне казалось, что над ним будут смеяться, но аудитория молчала.
Мы переглянулись с Женькой.
– Бей ей по ногам, – сквозь зубы, едва слышно проговорил я. Женька, может быть, и удивился, но виду не подал, кивнул, принимая на веру мой план.
Мы атаковали вместе, не сговариваясь. Мой друг выбрал своей целью живот и колени, метя в них. Романовна отбивалась упреками – звенящая сталь горазда была обвинить Жеку во всех смертных грехах.
Моя атака прошла мимо – ровным счетом так, как и планировалось. Решив, что я попросту промазал, женщина спешила разделаться с долговязым парнишкой. Даже не понявший ее возможностей и стиля, его длинные руки по-прежнему были для нее угрозой. Рост позволял ему держать ее юркую фигурку на расстоянии, а ей было до болезненного важно его сократить.
Клинок в моих руках выписал издевательское, на грани сарказма извинение. Мана потекла по клинку каплей, застывая на кончике острия будущей болью. Следом я нарисовал дразнящую, показывающую язык рожицу, и перешел в наступление.
Щеки Валерьевны вспыхнули пунцом, от неосторожно брошенной мной скабрезной шутки. Она прочитала мои движения, улыбнулась и вдруг поняла, что мне удалось загнать ее в угол.
Раненый, но не поверженный Женька, не желая сдаваться, был рядом.
Учительница каллиграфии выдохнула, понимая, что у нее из этой ситуации есть только один выход.
Я ждал, что она атакует, но она решила самым наглым образом украсть мою победу.
Ее резная шпага с грохотом рухнула на пол, в сдающемся жесте Романовна подняла руку.
Взмокшая, уставшая, сейчас она смотрела на меня совершенно иными глазами.
Сокурсники зароптали. Схватка, что происходила на их глазах, началась ярко, но закончилась ничем. Заглушая гомон недовольства, гаркнул Николаевич.
Женька тяжело дышал, но был доволен – не собой, всеми нами. Знал, поганец, что мы не просто загнали нашу «старушку» в угол, а подвели к цугцвангу. Попытайся она отбиться от моей атаки, и он пырнет ее в бок. Отразить две атаки разом в том положении, где она оказалось, было практически невозможно…
Урок закончился. Николаевич поманил пальцем – я ждал, что меня будут хвалить.
Старик покопался в карманах и развел руками – на сегодня конфеты похвалы для меня у него не было. Может, он хотел устроить мне взбучку?
– Вы показали не самый худший результат, молодой человек.
– Не самый худший? – Я не знал, чего в моем возгласе больше: удивления или возмущения.
– Да-с, Рысев, именно так. Вы разгадали… хитрость науки, которую преподает моя скромная подопечная. Но не обольщайтесь – она вам попросту поддалась.
Я завис, переваривая услышанное. Инфантер-генерал не спешил уходить, а значит, ждал реакции.
Что ж, должен был признать, что слинявшие на обед сокурсники сейчас вызывали у меня зависть. Пока я здесь точу лясы и слушаю о вечном, они наворачивают в столовой. Мне хотелось того же самого, а потому я решил не тянуть кота за бантик и сразу перейти к делу.
– Я сделал что-то не так? Ошибся?
Инфантер-генерал кивнул.
– Она во много раз сильнее вас. И была уверена в своей победе. Она сдалась не потому, что вы зажали ее в угол, просто чтобы вырваться из захвата ваших тисков, ей пришлось бы вас покалечить.
– Не понимаю своей ошибки. Не стоит загонять противника в угол?
Николаевич склонил голову, дивясь моей недогадливости.
– Отнюдь, Рысев, отнюдь. Проявите фантазию-с. Евлампия Романовна преподала вам только что урок – не всякое сражение стоит заканчивать кровью. Иногда победу у врага можно украсть иным путем.
Он уходил, ковыляя, а я смотрел ему вслед…
Глава 3
Наш курс был вне себя от восторга. Избитые на уроке каллиграфии всего лишь одной женщиной, мы чувствовали себя до бесконечно легко и свободно. Будто с каждым ударом, что она наносила нам, с каждым поражением она выколачивала из нас все остальные заботы, оставляя место лишь одному – умиротворению. Даже униженный Орлов ходил с каким-то странным, загадочным видом только что просветившегося человека.
Я же ощущал себя немного иначе – победа над Евлампией далась мне далеко не малой кровью. Признав во мне равного ей соперника, она не сдерживалась и била что было сил. Меня же вело одно лишь сплошное наитие, а я чувствовал, что сумел ее одолеть лишь потому, что она попросту выдохлась и устала.
Перед глазами до сих пор стоял тот момент, когда она споткнулась и упала. А ее шпага заскакала по полу. Тогда я почуял на себе внимательный взгляд Николаевича – старик будто желал узреть, что я сделаю дальше. Сумею ли остудить юношеский пыл, сдержать удар и вовремя остановиться? Уверен, у него был на этот случай какой-нибудь прием. Впрочем, Романовна и сама оказалась не промах, когда я протянул ей руку помощи. Запястье до сих пор болело от проведенного ей захвата. Взбудораженная, горячая, но все столь же легкая на подъем и задорная, она горячо шепнула мне, что помогать противнику – большая глупость.
Разминая запястье, я был с ней полностью солидарен.
– Это было непревзойденно!
Не участвовавший в общей потасовке Дельвиг не чувствовал себя хоть сколько-то ущемленным. Наоборот – вышагивал впереди, будто чрезмерно впечатлительный ребенок. Он держал себя в руках. Но я так и видел, как он больше всего на свете желает выхватить мнимую шпагу и размахивать ей не хуже, чем я сам. Уверен, это обязательно ляжет новыми строками на его стили или будущий рассказ. Не раз и не два я просил его дать мне почитать, что же он там такого написал, но он всякий раз то сказывался занятым, то обещал дать потом, когда закончит. Ибо половину работы показывают лишь дураки, а он разве такой?
На этот довод мне нечем было возразить. Жека шел мрачнее тучи – если бы не его длинный язык, то этого представления не было бы и в помине. Хотя больше чем уверен, что спроси мы сейчас любого старшекурсника – и они расскажут, что все они проходили подобный урок рано или поздно. В плывущих мимо нас фигурах будущих офицеров я видел лишь боксерские груши, до отказа забитые тайнами офицерского корпуса – стоит их лишь хорошенько встряхнуть, как они выдадут все и вся.
Я ткнул Женьку кулаком в плечо, желая его подбодрить.
– Ты чего скис, дружище?
– Да так… – Он как будто не желал с нами разговора, а плелся рядом лишь за компанию.
– Господа, вы знаете… – вдруг задумчиво проговорил Дельвиг. Я узнал это его придыхание – с таким он готов был сообщить нам очередную важную веху в его жизни. Взбудораженно он вещал нам о начале своего нового романа, столь же одухотворенно говорил, что копит деньги, чтобы открыть собственный издательский дом, отдельный от отцовского дела. Хочет издавать литературу – новую, молодую и живую! Сейчас я ждал чего-то в этом же духе.
Но, видимо, день подкидывал один сюрприз за другим, и даже толстяку было чем нас удивить.
– Дай-ка угадаю, – не без раздражения, будто желая все испортить, буркнул Женька. – Ты сочинил новый стих и обязательно хочешь зачитать нам его первые строки?
– Лучше! – с горящими глазами и выставив перед собой ладони, не пряча радостной улыбки, заявил Леня. Он будто в самом деле не видел сарказма на свой счет, в детской наивности принимая чужие насмешки за интерес. Мы переглянулись с Женькой, но так ничего и не сказали.
Толстяк же задрал рукав и продемонстрировал нам яркую, проявившуюся там отметину. Глаза Лени пылали восторгом – он будто представлял нам свой магнум опус и ждал чистого восхищения. Жека закатил глаза, я же оказался не столь жесток к наивности нашего друга.
– Ого! И кто же он? Кто-то из твоих знакомых литераторов? – Я попытался представить того, кто решился пойти за Дельвигом в те самые огонь и воду, которые нам обещали едва ли не на каждом уроке. – Или какой-нибудь художник?
– Это скрипачка, – гордо задрав голову, заявил он. Я вскинул бровь: удивился, скорее, тому, что Дельвиг сумел отыскать девушку, согласившуюся стать его первой подопечной. Жека же, кажется, был куда больше в курсе, чем я, а потому оживился.
– Та самая японка? Которая была у тебя в гостях год тому назад?
– Да, Евгений! Именно она! Честно говоря, я не ожидал ничего подобного, но она по своей воле приехала со своей родины и предложила стать моей первой подопечной.
Я закусил губу. Что ж, в мире полно дев, желающих видеть подле себя пусть и неказистого, круглого, как глобус, но романтика. Осознавал ли, что «быть его подопечной» азиаточка желала совершенно в ином смысле, чем понимал Дельвиг, я спрашивать не стал. Посчитал, что это будет слишком низко с моей стороны.
– Я хотел бы вам представить ее завтра. Она будет давать благотворительный концерт в «Ъеатре».
– В театре? – переспросил я? Мне показалось, что первую букву жиртрест попросту проглотил. Тот же, словно подтверждая мою догадку, старательно закачал головой.
– Именно, что в том самом театре. Вы пойдете со мной?
– Буду рад, – отозвался Женька. Дельвиг перевел полный надежды взгляд на меня, будто только моего одобрения во всем и ожидал. Я выдохнул и согласно кивнул – отказывать в такой малости? Главное, подумалось мне, чтобы сам Сатана не решил воззвать к моему долгу перед ним в этот самый момент. Или чтобы Орлов не назначил на этот день ту самую злосчастную дуэль.
– Тогда встретимся на этом же самом месте, друзья, завтра после занятий. У вас есть какие-нибудь планы на сегодняшний вечер?
– У меня как всегда, – выдохнул Женька, – буду искать своего подопечного и дальше. Увы и ах, но в этот раз неудачником среди нас оказался только я. Но буду рад увидеть твою подопечную завтра вместе со всеми вами.
– Федор, а ты?
Я лишь отрицательно покачал головой. Не то чтобы я в самом деле был обременен сейчас какими-то заботами. Но мне следовало делать то же самое, что и Женьке – и в утроенном темпе. Как оказалось, кровнорожденные подопечные не бегают табунами по улицам. Мне-то казалось, что я запросто при помощи ясночтения смогу отыскать того, кто подходит мне лучше остальных. Но, словно почуяв за собой охоту, тот самый избранный подопечный прятался изо всех сил, не желая попадаться на глаза. Конец этой недели грозил мне отчаянием и провалом практики – Николаевич, конечно, намекнул на еще две недели, которые даются ученику, но это ведь только в том случае, если у него нет подопечного. Я-то умудрился совершить глупость и едва ли не каждому в ухо крикнуть о своей крутости.
Теперь вот… приходилось за это расплачиваться.
Я таил надежды, что Славя, будучи ангелом, окажется той самой необычной и специально под меня подогнанной, но, как оказалось, тщетно. То ли я не там искал, то ли как-то не так.
Дельвиг выдохнул на наши отказы, но совсем не отчаялся. Я качнул головой – иногда мне казалось, что в этой жизнерадостной куче сала человеческого больше, чем в каждом здесь вместе взятом.
Откланявшись, я нырнул в туалет, осмотревшись по сторонам. Молодчиков Орлова ничуть не боялся, но это ведь не значило, что следовало давать им повод. Да и просто быть осторожным никогда не помешает.
Я распахнул дверцу кабинки, и в тот же миг резко отпрянул назад, столкнулся с старшекурсником, жутко спешащим облегчить бренное тело. Он удостоил меня всего лишь презрительного взгляда, но промолчал. Через мгновение я услышал тихий вздох долгожданного высвобождения.
Биска восседала на унитазе, словно королева, закинув ногу на ногу. Ей разве что не хватало короны и регалий. Я усмехнулся – да уж, ей бы очень даже пошло.
– Лучше места найти не могла? – тихо и шепотом спросил у нее. Наш негаданный свидетель не обратил на мое бормотание никакого внимания, заспешил прочь – мало ли чего этому младшекурснику еще в голову взбредет? Унитазов шугается, людей спешащих толкнуть норовит – ну его в дупу…
Правильно. Ну меня в самую дупу, так спокойней.
– Не могла же я ждать, когда ты поскачешь сайгаком в свою разлюбимую комнатушку.
– Могла бы хоть как-то намекнуть.
– И вылезти из лампочки или радио, чтобы ты наложил в штаны? Нет уж, лучше в том месте, где тебе не грозит оконфузиться.
Как ни крути, а смысл в ее словах был. Я закусил губу: дня три или четыре назад, когда мы предавались плотским утехам, я попросил чертовку об услуге – глянуть, как там Майка? После нашей ночной вылазки она как будто снова исчезла с радаров. Я ждал, что она пришлет весточку или передаст вместе с Алиской какое письмо, но ни слуги, ни горничной-велеса. Я бы не отказался погладить последнюю по голове, ощупать ее пушистый хвост…
– Узнала? Есть новости? – Я требовал от Биски отчета здесь и сейчас. Ухмыльнулся – как будто бы мы были в каком-нибудь дрянном шпионском фильме. Не хватало только обменяться паролями и назначить следующую встречу.
Биска устало покачала головой, привычным жестом потерла рога.
– В порядке твоя Майя, ничего с ней не случилось.
– Слава богу, – вырвалось у меня со вздохом облегчения, бесовка тотчас же нахмурилась.
– Как грубо.
Ей не нравилось любое упоминание святых в ее присутствии. А уж как она морщила свой маленький носик, когда учуяла, что я неплохо провел время с ангелицей – описать невозможно. В ней бесились ревность вперемешку с дикой завистью.
– Отец прознал про ее ночную вылазку. Сложил два и два – мы сверкали огнями на весь город. Я не знаю, что ему рассказали. Но он решил лишить ее свободы.
– Заточил в башне, заставил выращивать бесконечно длинную косу? – позволил себе горькую усмешку. Дьяволица лишь часто закачала головой в ответ.
– Нет. Но вместо домашнего ареста определил ее в Институт Благородных Девиц, в котором она и без того учится. Запретил ей вылезать из него на протяжении месяца. Этакий домашний арест. Сейчас вон лежит, рыдает, всю подушку слезами залила.
Я закусил губу.
– А Алиска?
– Про лисичку разговора не было. Хочешь знать, что с ней, сходи как-нибудь сам. Если, конечно, Тармаев-старший не выгонит взашей. Старик зол на тебя так, что готов порвать вручную при встрече. Неужели у вас можно заслужить к себе такую ненависть, просто кого-то трахнув?
Я подозревал, что дело в другом, но высказывать вслух не стал.
– А Ночка? – Судьба несчастной коровки, жутко пострадавшей от наших пыток все никак не выходила у меня из головы. Одно дело, издеваться над разбойниками, насильниками и убийцами, и совсем другое – над девчонкой, едва ли понимающей, что ее используют.
– А что с ней? Провалилась в свойственный ее сородичам восстановительный сон, вот только вряд ли проснется. Руки-ноги назад не отрастают. Честно говоря, не понимаю, чего ты о ней решил спросить. Вам следовало бросить ее в ближайшей канаве и забыть о ней, как о дурном сне.
– С чего у тебя вдруг к ней такая лютая ненависть?
– Как грубо. – Ей не понравилось то, что я сказал, и она на миг зажмурилась, снова схватилась за рога. – Она служила святочертому. Если бы не ее грехи, Иоганн бы так никогда не разросся.
Вот уж о чьей судьбе я нисколько не волновался, так это о его. Верил: что бы с ним ни вытворяла Биска, он это точно заслужил. Я закусил губу, привалился к стене кабинки, зажмурился. Все летело к дьяволу под хвост. Мне хотелось резкого развития событий, встретиться как можно скорее с своей двоюродной сестрицей через Майю. Вызнать, какие у нее ко мне претензии, раз она намалевала то письмецо и заплатила за мое убийство. А теперь получалось, через Майю это осуществить невозможно, нужно искать другие способы.
– Ну ладно, я пойду, – сказала Биска, вертясь от нетерпения. Мое молчание сумело ее утомить, а послушно ждать, что я скажу еще, ей было попросту не под силу.
– Стой. А это что? – ткнул в свежий шрам на ее плече. Я мог поклясться, что еще позавчера его не было. Либо моя подручная чертовка – мазохистка, либо кто-то ее постоянно и ежедневно истязает. Мне было чертовски жаль, как бы смешно это ни звучало, что ясночтение ничем не способно мне помочь в этом.
– Иди уж, герой-любовник. Оставь хотя бы частицу моего тела мне самой, хорошо?
Она вдруг встала – я ждал, что будет делать дальше. Нырнет в унитаз или закружится вихрем, скользнув в горящую над нашей головой лампочку? Вместо этого, покачивая красивыми бедрами, подразнивая раскачивающимся хвостом, она решила меня удивить и выйти через дверь.
Я вышел за ней следом мгновение спустя, выдохнул. После той схватки с Романовной хотелось принять горячий душ и хоть немного поваляться в кровати. Нарастающий на боках жир требовал дань в виде лени, и, должен признать, я готов был поддаться его зову.
Шестое чувство, спешащее ко мне, словно к человеку-пауку в момент крайней опасности, вонзило в меня свое жало, стоило коснуться ручки двери. Я облизнул губы, готовый увидеть что угодно. Словно назло, петли двери противно заскрипели, выдавая меня с потрохами. Решив не ломать комедию и дальше, толкнул дверь посильнее, желая ворваться внутрь и учинить непрошеным гостьям самый настоящий экстерминатус. Хоть сейчас и не ночь, но у меня все еще было немало сил, чтобы задать кому угодно хорошую трепку.
Внутренний демон, притихший после того, как лев из святых чернил сумел намять ему бока, сейчас снова ликовал и жадно потирал руки. Схватка с какой-то там девчонкой, пусть и очень даже хорошим с клинком, не могла насытить его кровожадного нрава. Ему хотелось больше свободы, больше крови, больше смерти.
Случившийся внутри его облом едва ли не громким хрустом затрещал у меня в ушах. Там, где ему хотелось видеть десяток вооруженных до зубов убийц и головорезов, он увидел лишь крохотную, едва ли больше миниатюрной куколки фигурку.
Словно фея, она кружилась над столом не ведая покоя и не находя себе места. Крыльев у крохи не было. Сама она больше напоминала неясный поток света, от которого хочется зажмуриться. Лишь хорошенько приглядевшись, можно было узреть миниатюрный девичий силуэт.
Лучик, ответило на мой немой вопрос ясночтение. Создание первого уровня, разумное.
Разумное, значит. Уже неплохо. Вспомнилась та самая малютка, которую здоровяк хотел запихнуть в мотоцикл. Ее свобода была моим пропуском к спасению, о чем я ни разу не пожалел.
Эту можно было принять за нее – будто она могла запомнить мое лицо и вернулась с благодарностью, но я через мгновение понял, что она совершенно другое.
Ясночтение еще никогда на моей памяти не спешило называть живых существ созданиями. Более странным было, что над ее фигуркой я увидел разухабистые, полупрозрачные иконки того, из чего же она состояла. Субстанция ангела, солнечный свет, святые чернила.
Она, заметив меня, обрадовалась. Неумело выражая переполнявшую ее гамму чувств, не в силах озвучить ни слова, она выписывала передо мной один пируэт за другим.
– Ну привет, – сказал ей немного хриплым голосом, закрывая за собой дверь. Шустрым шагом прошел и зачем-то задвинул штору, захлопнул окно.
– У тебя есть имя? – Мне казалось, что я говорю с пустотой. Чертенок, мирно сопящий у лампы, зря жевал свой хлеб – почему он никак не отреагировал на святую субстанцию, так резво нырнувшую в мою комнату? Это, значит, кто угодно сюда как в проходной двор может шастать…
– Я буду звать тебя Нея. Тебе нравится имя Нея?
Вместо ответа она опустилась на стол, села, сложив ноги, словно турецкий султан. В ней как будто сочетались изящество Слави и сама женская непосредственность. Я пощелкал пальцем над ухом бесенка, надеясь разбудить, но ясночтение заявило мне, что он отправлен в сон. Заклинание должно было сойти с него минут через сорок – видимо, моя знакомая ангелица не желала отпускать свою подопечную совсем уж безоружной. Я на миг представил, как эта кроха тащила ношу ее сообщения в себе – в мире, где полным-полно злых чертей. И могли ли ее поймать птицы?
Я положил рядом с ней ладонь, как будто приглашая на нее сесть. Девчонка ничего не поняла и лишь коснулась руками моих пальцев, потерлась о них головой, словно кошка. Снова вспорхнув, она вдруг лопнула, заставив меня отпрянуть и часто заморгать. Ее тело обернулось золотистой нитью, поначалу вытянувшейся в струю. Если бы я кому рассказал, мне бы ни за что не поверили. Линия изгибалась, разрываясь на кусочки, обращаясь в буквы. Я закусил губу, на миг представив, что извечно беспокойный Дельвиг решит навестить меня прямо сейчас. Или Женька вдруг решит, что его подопечная прячется если не в моем шкафу, то уж точно под кроватью.
Я прогнал лизнувший страх пинками, принялся читать.
Славя звала меня явиться в церковь. Холодная воочию, она была столь же холодна в словах. Мда уж, писателя из нее точно не выйдет – читатели издохнут от скупости предложении на втором. Или на третьем.
Я кивнул письму, будто давая знак, что все понял. К моему удивлению, оно начало таять в воздухе, рассыпаясь мелочью искр. Я накинул на плечи китель, застегивая одну пуговицу за другой, как вдруг остатки сообщения хлопнули. Миниатюрная дева как ни в чем не бывало покачивалась в воздухе. Покачав головой, будто очнувшись от сна, она заметила, что я ухожу. Резко нырнула в мою сторону, кружась над головой – ей как будто не хотелось, чтобы я уходил без нее. Что ж, кивнул ее желанию и приоткрыл клапан бокового кармана. Девчонка юркнула в него, словно мышь, спокойно улеглась и затихла.
В церковь, значит. Нашла Славя тех, кому принадлежал лев. Что ж, следовало бы постучать самого себя по лбу – не я ли ныл там недавно про то. Что стало как-то скучно без приключений? Вот тебе, дружище, ешь с обеих ложек!
Глава 4
Я выскочил наружу, стараясь не столкнуться с новыми знакомыми. Неделя в офицерском корпусе не прошла даром. А я хранил традицию давних времен – самое крепкое, что есть в мире, – это школьно-университетские связи, которые еще не раз и не два из любой жопы вытащат. Пара слов тут, шутка там, вовремя рассказанный анекдот – и из темной лошадки для остальных ты превращаешься если не в друга, то как минимум в своего парня.
Я старательно избегал мажорчиков, кто спешил лизнуть зад Орлову: с этими мне точно говорить было не о чем. Может, сами по себе они ребята и неплохие, но явно катятся незнакомой мне дорогой.
В кармане болталась Нея, я придерживал ее ладонью, боясь раздавить. В кобуре под кителем ждал своего часа пистолет – кто бы мог подумать, что можно вот так запросто купить короткоствол и никто не задаст лишних вопросов? Интересно, что скажут Белые Свистки, если найдут его у меня? Честно признаться, только сейчас задумался над этим вопросом – ведь никаких документов у меня по-прежнему не было. Кроме, конечно, некоего подобия паспорта – закристализованная бумаженция, изрядно пообтрепавшаяся по краям. Кондратьич вручил ее мне дня два, а может, и три назад, велев никуда без нее не выходить. Я ему кивнул, носил там же, где и подписанный в аду контракт.
К счастью, Белым Свисткам я был побоку – у них и без меня хватало дел. Встревоженные, будто ужаленные осами, они раздраженно всматривались в лица, будто злоумышленника по одной лишь роже можно определить.
Петербург оказался бандитским не только в родном мне мире – здесь он хранил традицию, изрядно отдавая ей дань. Следом за нападением на главу инквизаториев, Василису Егоровну, последовало затишье, сменившееся тем, что грязные улочки нищих кварталов стали заполняться трупами. Там мальчонка, тут девчонка, здесь еще кто-нибудь. Город замер в ожидании следующего преступления – мамаши прятали детишек под юбку, продавцы оружия накидывали цену на свой товар. А Белые Свистки… ну, им, как это заведено, вставили пистон – и начальство, и общественность, и даже лично губернатор. Газеты разве что не крали друг у дружки текст, перепечатывая одно и то же, переливая из пустого в порожнее.
Я же наконец вдохнул полной грудью – впереди меня ждала очередная встреча со Славей. Хотелось снова заключить ее в объятиях, немного потискать. Ладно, сказал я самому себе, с этим как-нибудь успеется.
Инквизаторий – их группа дежурила с самого моего первого дня – уныло и скучающе рассматривал протянутые мной бумаги на выход. Ему хотелось поскорее вернуться домой, принять ванну, выпить чашечку чая и завалиться спать, а мы тут, словно назло его сонливости, шныряем туда-сюда как тараканы…
Выдохнув, он поднял шлагбаум, качнул головой, давая проход – бдительная стража осмотрела меня с ног до головы, но не заметила ничего подозрительного.
Поначалу я боялся, что среди них найдется какой-нибудь ретивый молодец, что заподозрит во мне того самого полудемона. Егоровна-то, конечно же, знает, для нее это не станет новостью. А вот если здесь и на виду у всех устроят шоу-представление, моя репутация явно пошатнется даже в глазах Дельвига, не то что остальных.
А если они еще и узнают, что у меня появились способности жнеца… Думаю, тогда Орлов точно решит отменить дуэль – не станет со мной попросту связываться.
Полученный свежий уровень там, в храме, под присмотром Слави, после транса отблагодарил меня новым дополнением к классу. Такими темпами я стану скоро ниндзя-пиратом-зомби-киборгом…
Свободные очки навыков я распределил среди лидерских умений. Одарил самого себя умением чарующей улыбки – помогала добиться своего, закинул парочку очков в харизму для ее открытия. Оставшиеся очки достались все той же ловкости и пассивке, ловкость же повышающую. Я с содроганием вспомнил образок, который мне подарили в храме – я временно решил его выложить. Вещица пускай и уникальная, с необычной способностью, но она взяла гадкую привычку добавлять мне свой бафф в самый неподходящий момент. Лог долбил меня сообщениями о смене характеристик, о том, что мной получен свежий эффект, что эффект прошел…
Будто учась у самого Сатаны, образок спешил добавить мне пару очков интеллекта для ночных размышлений во время сна и норовил одарить излишней ловкостью, когда я тужился на толчке.
Я решил, что разберусь с этим безобразием немного позже, вот только как? Могла знать разве только что сама Славя.
Дня два назад я пытался зайти к ней сам, спросить – как дела, не было ли продвижения и успеха в общих поисках, на что получил грубый, холодный ответ – ангел разве что не вышвырнула меня взашей. Бабулька, вручившая мне образок, глядя на мою нерешительность, лишь вздорно, словно молодка, вскинула носик и одарила уничижающим взглядом – мол, неча тут всяким нетерпеливым рассказывать, пшел!
Я и пошел, что делать-то оставалось. А сейчас ангелица аж расщедрилась породить Нею только ради того, чтобы пригласить меня к себе. Дело обещало быть опасным, завораживающим и грандиозным – как я и мечтал.
При мысли о последнем захотелось сплюнуть. Прав, может быть, Кондратьич, что я не думая голову в самое пекло пихаю. Может, надо быть вдумчивей и осторожней? Уверен, доложи я старику о своих терзаниях, он одарит меня всего лишь одним вопросом – а чего ты, конкретно, барин, отыскать хочешь? Чего добиваешься? Справедливости?
Ответа, пожалуй, я не знал и сам.
Я шмыгнул мимо Института Благородных Девиц, угрюмо выдохнул – если верить словам Биски, то где-то там от скуки томится Майя. Может быть, я и не испытывал к ней того самого неприязненного чувства под названием любовь, не поддаваясь его пьянящему плену, но скучал по девчонке. Огненная дочь Тармаевых явно сумела запасть мне в душу, да и вместе мы наворотили немало дел. А еще Алиска…
Я прикусил губу, едва разум нарисовал ее образ. Рыжая обнаженная лисичка с пылающим клинком наперевес в последнее время любила захаживать в мои сны. А я все больше и больше испытывал желание самолично проверить – на месте ли все ее соблазнительные бугорки и ложбинки?
