Ты (НЕ) мой муж! Малыш на заказ

Пролог

Я совсем не так представляла себе эту процедуру: как минимум белые больничные стены, дорогая клиника, врач в белом халате и запах лекарств и… хлорки? А вместо этого: суперлюкс в дорогущем отеле, горящие свечи вокруг огромной кровати кинг-сайз, усыпанной лепестками роз, и тихая музыка – блюз, доносящийся откуда-то из невидимых колонок под потолком. Хотя, возможно, чего-то я не знаю, в конце концов, в контракте про это ничего не было сказано.

Разглаживаю на себе своё черное шёлковое платье, идеально облегающее все мои формы. Ну что же, эстетика во всём: с этим я совершенно согласна. На маленьком прикроватном столике стоят фрукты и безалкогольное шампанское: отлично, алкоголь мне точно теперь нельзя, как минимум ближайшие несколько недель. А если всё пройдёт удачно – и все девять месяцев. Я беру сочную огромную черешню, для которой сейчас совсем не сезон, и отправляю её в рот, предварительно облизав круглый шарик губами. Как я всегда делала в детстве. Выдергивая упругий черешок. И сладкий ягодный сок наполняет мой рот летними ароматами.

– Ну как, вкусно? – вдруг слышу я за спиной низкий знакомый голос, от которого вздрагиваю. И от которого по телу проносится миллиард электрических разрядов.

Я оборачиваюсь: передо мной стоит он, Егор Шведов собственной персоной. Владелец заводов, газет пароходов. Стройный, высокий и властный. Чёрные густые волосы зачёсаны назад, тёмно-синие глаза глядят прямо мне в душу, а идеальные губы кривятся в порочной усмешке.

– Что вы здесь делаете? – удивленно спрашиваю я. – А где доктор? Миронов? Разве не он должен проводить процедуру?

– Ах ты моя маленькая птичка, – подходит он ко мне, и я чувствую, как его рука скользит у меня по талии, спускаясь ниже и ниже, и от этого прикосновения странное незнакомое тепло разливается у меня по всеми телу. – Ты же уже должна была хотя бы немного узнать меня, правда? – и его тёмно-синие глаза буквально пожирают меня. – И ты должна была уже понять, что Егор Шведов привык все делать сам…

И я чувствую, как его крепкие руки прижимают меня к его груди, животу, всему натянутому, как струна, телу, не давая мне ни малейшего шанса на спасение…

1

Стою в пустой подсобке минимаркета, критически разглядывая своё отражение в пыльном заляпанном зеркале, и протяжно вздыхаю. Во что ты ввязалась, Милославская?!

Отказаться от тёплого местечка в строительной империи отца? Легко!

Добровольно попереться кассиром в новую сеть круглосуточных продуктовых магазинов с нелепым названием «Кактус»? Проще простого!

И всё это ради того, чтобы доказать всем и каждому, что ты не просто красивая картинка? Не деточка талантливого бизнесмена Михаила Румянцева, а самодостаточная восемнадцатилетняя женщина, сама принимающая серьёзные решения? Могу, умею, практикую!

Голос папы глухо звучит в телефонной трубке:

– Алина, ты же не глупая девушка, сначала нужно как следует вложиться в себя, а потом спокойно получать дивиденды. И нет ничего зазорного в том, чтобы дать собственным предкам поставить тебя на ноги.

– Я всё решила, – упрямо твержу я. – Я буду снимать квартиру и заработаю себе на жизнь и на учёбу. Сама.

– Когда? – устало возражает отец. – Через сто лет?

– Поступлю на бюджет!

– Не смеши меня, дочь. Триста человек на три с половиной места?

– У других же получается? Почему я не смогу?

– Потому что у других нет иного пути, пойми. Они привыкли рвать жилы, грызть глотки, а ты домашняя и послушная. Ты не выживешь в джунглях. К чему сейчас эти выкидоны? Хочешь что-то доказать, стань архитектором, как я тебя прошу, и выведи на мировой уровень мою компанию.

– Вот именно твою! – повышаю я тон, стараясь не обижаться на то, что отец пытается мной манипулировать и так низко ценит моё стремление к независимости. – А я хочу свою частную практику. И хочу себя вывести на космический уровень сама, а не пользоваться тобой как трамплином.

Несколько волнительных секунд серьёзный и обстоятельный Михаил Румянцев молчит. Потом тяжело, обречённо вздыхает.

– Ок. Как наиграешься, звони.

– Не стану! – по-детски выкрикиваю я, злясь на бездушные короткие гудки.

Длинные светлые локоны никак не хотят укладываться под идиотскую фирменную розовую кепочку с вышитым на лбу зелёным… дилдо. На кактус это тянет слабо, зато отлично тянет на знак отличия эпической неудачницы. И если бы я не знала, из какой я на самом деле семьи, я бы уже рыдала крокодильими слезами.

А хотя… Разве я из какой-то особенной семьи?! Вовсе нет. Родители развелись, отец жил и работал заграницей, а я топталась тут, росла и взрослела, так сказать, в меру сил и способностей, и нечего строить из себя королеву, – такая же, как и все, взмыленная студентка. Ведь на бюджет я всё же поступила! И квартиру сняла. И даже не комнату, а целую однушку!

Я могла бы разделить её с подругой, но все подруги, как назло, разъехались по разным городам, а те, кто остался, слишком привыкли к родительской опеке и улетать из тёплого гнёздышка не спешили. Поэтому на своих тридцати квадратных метрах в тихом спальном райончике я единоличная хозяйка, и меня это очень даже устраивает.

Скептически скольжу взглядом по фигуре. Вместо нормальной форменной одежды, как-будто бы недостаточно было придурковатой бейсболки, мне выдали какое-то шлюховатое короткое платье. Видимо, владелец магазина как-то уж слишком буквально понимает фразу «секс продаёт».

Ну и ладно. Работы разные важны, работы разные нужны, разве не этому нас учат в школе? Тем более, в ночные смены не так уж и много покупателей, работа по большей части сидячая, а значит, мои прелести останутся незамеченными для большинства любопытных глаз.

А посмотреть у меня есть на что! И грудь и задница – всё на месте, худышкой я никогда не была. «Быть может, поэтому тебя и приняли так быстро и без опыта», – подленько лепечет внутренний голос, и я раздражённо поджимаю губы.

Натягиваю туго облегающее грудь и пятую точку платье пониже, но через пару шагов плотный трикотаж нагло задирается, радостно демонстрируя всем желающим мои белые хлопковые трусы под тонкими телесными колготками. И я становлюсь похожей на вызывающе сексапильную теннисистку…

Может, стоить обратно нацепить свои джинсы? И сделать вид, что это не платье, а туника?

О чём это я? Не прокатит.

Директор по свежести, старший менеджер и племянник владельца магазина в одном лице, Елисей Шестопалов – противный, краснощёкий и потный тип, ясно дал мне понять, что не приемлет никаких нарушений должностных обязанностей и не потерпит даже малейших увиливаний от инструкции, а за любое отклонение от правил будет нещадно штрафовать.

И так я не то что на жизнь не заработаю, а ещё и должна останусь.

Вспоминаю недавнюю встречу со своим парнем и корчу себе в зеркале издевательские рожицы.

– Ничего себе, вот это номер! – шагающий рядом Костя останавливается, разворачиваясь ко мне лицом. – Его серые глаза за бликующими стёклами очков смотрят на меня с удивлением и лёгким недоумением. – Ты что, реально свалила из дома, мышка?!

Да, мой замечательный молодой человек, дотошный и ответственный студент третьего курса юрфака, будущий блестящий адвокат Константин Пряников до последнего не знал о моих грандиозных планах уйти из дома и отправиться в свободное плаванье. И я только на днях ему об этом между делом сообщила.

– Ага, – пожимаю плечами я, беря его под руку и возобновляя нашу ленивую прогулку по парку.

– А чем же ты собралась оплачивать эту свою квартиру? – переварив услышанное, спрашивает Костя.

– Ну, у меня есть кое-какие личные сбережения и… я нашла работу.

Молодой человек снова встаёт как вкопанный.

– В чём дело? Что тебя так удивляет? – начинаю беситься я и тяну его за рукав вглубь безлюдной аллеи.

– Да ничего, собственно, – смущённо отвечает Костя, ободряюще сжимая мою руку. – Горжусь тобой, вот что. Смелый поступок!

Он стряхивает с лацкана своего кашемирового пальто невидимую пушинку, мнётся пару секунд и выпаливает: – Может, попробуем жить вместе?

Я вижу, как загораются его глаза, когда он наверняка в красках представляет, как мы будем спать на одном диване, и он, наконец-то, уговорит меня расстаться с невинностью, которую я так упорно оберегаю от любых посягательств.

– Мы же договорились, Костенька, никакого секса до свадьбы, – с упрёком произношу я, надувая губы, и Костя на миг залипает на них, как и всегда.

– Да помню я, помню, – недовольно бурчит мой парень и отпускает мою ладонь.

Какое-то время мы идём молча. Потом Константин снова останавливается.

– Слушай! – с энтузиазмом начинает он, будто ему в голову только что пришла гениальная идея. – А можешь дать мне ключи от своей квартиры? Мне нужно подготовиться к одному сложному семинару, а дома мелкие орут. Родители вечно ссорятся. Никакого покоя! В кафешке – тоже не айс. Нужна прям тишина, понимаешь?

– В библиотеке не вариант? – спрашиваю я, вдруг чувствуя странное нежелание пускать своего парня в свою чистую и уютную, хоть и съёмную, квартирку. Испытывая вдруг потребность защитить свои личное пространство.

– Ну, не-ет… – пространно тянет он. – Тебе жалко что ли? Ты же всё равно на работе будешь! А кстати, что за работа? – спрашивает Костя, и мне кажется, что ему совершенно наплевать на ответ, устройся я хоть стриптизёршей на полставки.

– Кассиром в «Кактусе», – чересчур воинственно говорю я, внимательно наблюдая за его лицом.

Аккуратно причёсанные и уложенные прозрачным гелем брови моего молодого человека ползут вверх, но он тут же берёт себя в руки.

– Неплохо для начала! Правда ведь, мышка?! – излишне бодро выдаёт он, устраивая мою руку на сгибе своего локтя.

– Угу. Неплохо.

Костя как-то по-дружески обнимает меня за плечи. И я, не желая показаться недоверчивой и грубой, нехотя отдаю ему второй комплект ключей, который только сегодня выпросила у хозяина квартиры. Потому что у меня паранойя. Люблю подстраховываться и смотреть на два шага вперёд. Мало ли теряется ключей? А так я буду уверена, что не придётся париться под запертой дверью в девять утра после пересменки в «Кактусе» и ждать опаздывающего на свою нормальную дневную работу арендодателя…

– Алина, – в подсобку просовывается кудрявая обесцвеченная голова моей сменщицы, напарницы и по совместительству наставницы на время моего двухнедельного испытательного срока, Тамары Григорьевой, вырывая меня из потока сумбурных воспоминаний и мыслей. – Иди скорей, Елисей Анатольевич зовёт.

Не успев переодеться обратно в своё, вхожу в тускло освещённую клетушку, гордо именуемую кабинетом Шестопалова, с отвращением ощущая запах лука и сигарет, насквозь пропитавший маленькое помещение.

Мой новоиспечённый начальник раскачивается в жалобно скрипящем под потным центнером кресле, жирные ляжки, обтянутые модными тесными светло-голубыми джинсами, свисают по бокам сидушки, как сбежавшее из таза тесто. Кажется, я даже вижу под ширинкой очертания пережатой швом несчастной мошонки. Фу!

Он отрывает хмурый взгляд от монитора, старательно изображая крайнюю степень занятости и важности, и несколько долгих секунд шарит липкими глазами по моему телу.

– Милославская, ну ты и огонь, детка! – взвизгивает молодой и бесформенный, безликий Шестопалов. – Зачётная соска! – одобрительно присвистывает этот урод, нагло пялясь на мою грудь.

Меня передёргивает от этих его отвратительных, беспардонных комментариев. Отличное начало трудового пути, Алина! Сжимаю кулаки, не собираясь спускать мудаку подобные «комплименты».

– Харассмент на рабочем месте, Елисей Анатольевич? Лишение свободы на срок до одного года, – внутренне содрогаясь от омерзения, подчёркнуто сухо отвечаю я, принципиально глядя начальнику прямо в глаза.

Жиденькие брови Шестопалова взлетают вверх, почти сразу же встречаясь с линией роста волос, потому что лоб у него низкий, как у неандертальца. А щёки непропорционально широкие, как у хомяка, набившего рот орехами на пять лет вперёд. Красное лицо багровеет.

– Херасмент, Милославская!!! – гневно и слегка растеряно выплёвывает он. И я вижу, как лихорадочно он ищет, что бы такого быстро и адекватно мне ответить. – Уже и пошутить нельзя! – ворчит мой начальник, утирая со лба испарину тыльной стороной мясистой ладони.

Я никак не реагирую, ожидая получения очередных указаний и служебных инструкций, или даже незамедлительного увольнения. И, если честно, начинаю жалеть про себя, что не послушалась папу. Но тут же упрямо стискиваю зубы, сердясь на собственную слабохарактерность.

– В общем, так. На работу являешься за час до начала смены. То есть ровно в 23:00. Пересчёт, приём кассы, восемь часов труда, и та же песня. В девять утра тихо и скромно испаряешься. Вся недостача на тебе, имей в виду, – говоря это, он как-то по-особенному злобно сверлит меня своими стрёмными глазами цвета пыли. – Покупателям не хамить. Ясно? Увижу, сразу вышвырну.

Киваю, внутренне усмехаясь тому, как усердно рисуется и пыжится этот биг босс. Бедолага. Чуть не огрёб за свои ущербные подкаты.

Ну ок, Елисей Анатольевич. Я тебе подыграю, так уж и быть. Мне ведь нужна эта чёртова работа. И я так легко не откажусь от своих планов.

Когда я разворачиваюсь и выхожу из его кабинета, практически сверкая трусами в своём рабочем платье, я слышу, как Шестопалов глухо неудовлетворённо крякает за моей спиной. И я даже знать не хочу, чем он планирует заняться после моего ухода.

– Не опаздывай, – советует Тамара, когда я прохожу мимо неё, чтобы на несколько часов съездить домой, и к ночи вернуться на свою первую полноценную рабочую смену.

– Ок, – взмахиваю я рукой, поглубже натягивая капюшон любимой толстовки, и выхожу на улицу под моросящий с утра дождь.