Kitabı oku: «Провалившийся в прошлое»
Глава 1
Вот это проехал по мостику…
Митька, а может быть, ну его к чёрту, этот твой дальний кордон? – Голос отца был такой тоскливый, что Дмитрий невольно опустил глаза и горестно вздохнул, а тот снова принялся с жаром уговаривать сына: – Посуди сам, Митька, какой ты к чертям собачьим псих? Это скорее те лекари, которые тебя так обозвали, психи. Эх, не видели они настоящих психов. Посмотрели бы, идиоты, на братьев-молдаван из пятой бригады, вот те психи так психи. Форменные. А ты? Ну какой из тебя псих, Митька? Подумаешь, перестрелял из пулемёта кучу бандюков. Так то же засада была! Ты этим чёртовым ооновским долдонам жизнь спас, а их доктора тебя в психи записали.
– Батя, не начинай, – ещё раз вздохнув, сказал Дмитрий. – Да, засада, да, я перестрелял не каких-то там голожопых беженцев, а самых что ни на есть оголтелых пиратов, ну так что с того? Понимаешь, батя, я же по ним ещё метров с восьмисот начал садить из «корда». Ладно бы со мной такое случилось в первый раз, но ведь у меня снова «очко сыграло», ещё тогда, когда никому и в голову не пришло, что впереди может оказаться засада. Да и замаскировались черномазые в буше знатно. Фиг увидишь, пока нос к носу не столкнёшься. Вот командование и решило меня отправить в Могадишо, в госпиталь на обследование, а я возьми и учини там бучу, и снова со стрельбой. Меня как бес в бок толкнул перевернуть ту повозку с бананами, а под ними целый центнер пластита лежал. Но знаешь, даже не это главное, а то, что я бабе башку камнем проломил, а второго террориста пристрелил из её пистолета, чтобы чего не вышло. Хотя и мог арестовать, ведь пульт у бабы был, а не у него. В общем, перестарался я тогда.
Отец печально вздохнул и зло воскликнул:
– Вот ведь суки злобные! Нет чтобы тебя к герою представить, они тебя взяли и обвинили в этой… излишней жестокости. Ну разве не твари они после этого?
Дмитрий хлопнул отца по плечу и сказал:
– Батя, хрен с ним, с геройством. Главное – я жив и выбрался из этой чёртовой Африки, хотя меня и комиссовали с совершенно идиотской формулировкой. Контузию приплели, но ведь деньги они мне выплатили. Причём как за саму командировку, так и за мои мытарства в психушке. Правда, кое в чём я с этими коновалами всё же согласен. Ну не может быть у нормального человека такого звериного чутья на опасность. Не может. Ладно бы я был каким-нибудь опытным спецназовцем, головорезом со стажем, а то ведь смех один, лейтенант Ботаник. Меня и отобрали-то в русский отряд только потому, что я по-английски и по-французски свободно разговариваю. Нет, всё же с моей головой точно что-то не так, батя, а потому я согласен с профессором Сычёвым, мне действительно надо пожить несколько лет в одиночестве, на природе. Так что извини, батя, я всё же поеду егерем на кордон. К тому же я ведь почти зоолог и с детства мечтал работать в заповеднике, изучать животных. Егерь, конечно, это тебе не эколог, но и то хорошо. Если бы у нас не было военной кафедры, то фиг бы я в армию загремел на два года. Отслужил бы год и в Краснодар вернулся. И в Сомали меня никогда бы не направили, но раз так всё случилось, то и нехрен об этом горевать.
Отец и сын сидели на скамейке у подъезда панельной пятиэтажки, стоявшей на улице Коммунистической в городе Апшеронске. Дмитрий Мельников родился и вырос в этом городе и из него уехал в Краснодар, чтобы поступить в университет, на биологический факультет, на экологическое отделение. Учился он ни шатко ни валко, в общем, ровно и, хотя круглым отличником не был, практически все предметы знал назубок. После окончания университета он получил лестное предложение из краевой администрации, но, прежде чем стать научным сотрудником краевой экологической службы, ему пришлось отправиться на два года в армию, и попал он не куда-то, а в элитную дивизию, командиром взвода. Через год командование предложило ему отправиться в командировку в Сомали сроком на два года. Сомалийские пираты так осточертели всему миру, что Совет Безопасности ООН сколотил интернациональную бригаду и направил её в Могадишо, ну а Дмитрию такое предложение сделали по двум причинам: во-первых, он хорошо знал английский, а во-вторых, изучал в числе прочей живности ещё и змей, которых командир русского батальона почему-то боялся как огня.
Так лейтенант Мельников, по прозвищу Ботаник, загремел в Африку и почти два года вместе со всеми гонялся за сомалийскими пиратскими бандформированиями, а те оказались отнюдь не так просты, как это всем казалось, и воевать там пришлось всерьёз. В батальоне с первой же недели сослуживцы стали считать Ботаника полным психом и чуть ли не конченым отморозком из-за того, что он никогда не расставался с автоматом, а когда рота куда-нибудь выдвигалась, всегда сидел на броне возле «корда» и начинал палить по всему, что шевелится, при малейших признаках опасности, оправдывая это тем, что у него «очко сыграло». Правда, все отдавали ему должное в том, что «очко» у него всегда «играло» только по делу. Американцы даже дали ему прозвище Крейзи Шутер, но сами вели себя точно так же и открывали огонь без предупреждения по всему, что шевелится в чахлых, пыльных кустах буша. Но никого из них не объявили за это психом, а вот в отношении лейтенанта Мельникова вердикт врачей оказался на диво единодушным – острое расстройство психики и неумение контролировать себя в опасной ситуации, а это, что ни говори, диагноз.
Однако в Москве, в институте Сербского, с таким диагнозом не согласились, и профессор Сычёв в конечном итоге написал просто и ясно – контузия, и, поскольку лейтенант Мельников оттрубил в армии даже больше двух лет, его спокойно отправили в запас, но перед тем дали отдохнуть два месяца в подмосковном санатории. Тем не менее профессор Сычёв порекомендовал ему всё же пожить хотя бы пару годков на каком-нибудь дальнем кордоне на природе, вдали от городского шума. Так, на всякий случай. Отец Дмитрия, работавший главным инженером в строительной компании, сгоряча подсуетился и договорился с частным охотхозяйством в Апшеронском районе об этом самом отдалённом кордоне. Он действительно находился аж у чёрта на куличках – в верховьях речки Пшехахи, куда просто так хрен доберёшься. Да и какой это к чёрту был кордон, так, избушка на курьих ножках, в которой уже лет пять никто не жил. Зато на несколько десятков километров окрест, кроме медведей, оленей и туров, там не встретишь ни единой живой души. Немного подумав и решив, что в горах он сможет заняться ещё и самообразованием, Дмитрий согласился, оформился на работу в охотхозяйство егерем, пообещав отпахать на кордоне Дальний четыре года, и принялся энергично готовиться к переезду в горы. Вот тогда-то Олег Максимович и понял, что погорячился со своей помощью сыну.
Он немедленно принялся отговаривать Дмитрия, даже договорился, чтобы его взяли на работу в строительную компанию в службу безопасности, но было поздно. Молодой человек принял решение и менять его уже не хотел. Более того, он даже купил себе пусть и довольно старый, тысяча девятьсот девяносто девятого года выпуска, но ещё очень даже бодрый, совершенно не убитый армейский вездеход ГАЗ-66-40. Машина ему досталась со смешным пробегом в сорок три тысячи километров, да ещё с турбодизелем, системой самоподкачивания колёс, лебёдкой самовытаскивания, а также запасным комплектом новой импортной резины, хотя и на старой ещё ездить и ездить. У «Шишиги» вместо военного кунга имелась роскошная, увеличенная на метр с четвертью в длину и на сорок сантиметров в ширину металлическая будка-кубрик. На этой машине с усиленной ходовой частью (прежний хозяин в технике разбирался на редкость хорошо) Митяй – так Дмитрия звали друзья детства и однокурсники – мог заехать на любую гору, но купил он её ещё и потому, что несостоявшийся пчеловод отдавал в придачу запасной двигатель и кучу запчастей к ней. А чтобы заправиться, достаточно доехать до ближайшей горной дороги, по которой круглый год ездят лесовозы, и либо купить у них солярки, либо выменять её на мясо, что выглядело намного реалистичнее. Поесть свежего мяса всем хочется.
Помимо «Шишиги» Митяй брал с собой в горы ещё и старый, неубиваемый и неумирающий дедовский мотоцикл Иж-49, с ремонта которого началась его любовь к мотои автотехнике. Хотя мотоцикл, для которого он не поленился купить целых три комплекта мощной горной резины, и был суперстар, у него имелось три важных достоинства: он мог ездить, но самое главное, Митяй мог отремонтировать его с завязанными глазами с помощью молотка и зубила, да и запчастей к нему в гараже нашлось столько, что можно второй собрать, не говоря уже о том, что некоторые он мог и сам изготовить, но всё же кое-что прикупил на всякий случай, включая второй движок. В горы он ехал надолго, жить там собирался с комфортом и не один, а с подругой, после того как отстроится. На «Шишиге» Митяй мог увезти с собой хоть чёрта с рогами и потому решил взять с собой из отцовского гаража небольшие настольные станки. Ещё он прикупил два самых простых, но надёжных и мощных, способных работать на русской соляре японских дизель-генератора, один из которых был оснащён электросварочным трансформатором. Для своей подруги, чтобы та не скучала зимой, он забрал у бабушки старинную, вечную швейную машинку «Зингер» с электроприводом. Делал он так исходя только из одного – если уж залезать в горы, то так, чтобы не спускаться вниз за каждым гвоздём, а всякие мелочи ему и друзья подвезут. Тем более что из желающих поохотиться в горах уже очередь образовалась.
На первый взгляд государственному, а на самом деле взятому в аренду и потому частному и зажиточному охотхозяйству, а точнее, его хозяину для самого отдалённого кордона требовался отнюдь не простой егерь. Это должен быть русский, молодой, физически сильный и умеющий постоять за себя парень, способный отвадить браконьеров, взявших моду охотиться на медведей, кабанов и оленей, не платя за это в кассу ни гроша. Митяй подходил по всем статьям. Ну а поскольку он закупил для обустройства в горах немало нужных вещей, то и директор охотхозяйства и его единоличный владелец Ашот Вартанович Маркарян также счёл необходимым как следует экипировать своего нового егеря. Первым делом он вооружил его ничуть не хуже сомалийского пирата, после чего отвёл на склад и разрешил взять из него всё, что может понадобиться, сказав, что строевого леса он и там напилит сколько угодно. Митяй, пока учился в университете, каждое лето подрабатывал на лесозаготовке и потому умел держать в руках бензопилу, хотя и отвык от неё в Африке, и считал это дело плёвым. Он никогда не чурался работы, даже самой тяжелой, а потому ехал на кордон смело, ничего не боясь.
Целых три недели Митяй не спеша, с чувством, с толком, с расстановкой загружал в будку всякую всячину, преимущественно инструмент и те строительные материалы, которых в горах взять будет негде. Большое охотхозяйство приносило господину Маркаряну хорошую прибыль, и он не жалел денег на обустройство кордонов. Поэтому Митяй, помимо запчастей для мотоцикла и вездехода, прихватил три бочки хозяйской соляры, две бочки бензина и бочку моторного масла. В общем, склад Ашота Вартановича он пограбил по полной программе, но тот не возражал. На кордоне, который прозвали необитаемым островом, до которого доходили только самые настырные браконьеры, давно уже нужно было сделать капитальный ремонт. Одновременно Митяй, получивший крупную сумму командировочных за Африку, прикупил себе новенький ноутбук «Тошиба» с семнадцатидюймовым экраном, кое-что из цифровой техники, но самое главное, накупил множество дисков с самыми разными электронными энциклопедиями, кучу электронных и просто оцифрованных учебников, да ещё и хорошо качнул всяческую научную информацию с компов старых друзей и бывших однокурсников. Четыре года – большой срок, за это время в горах можно что-то и изучить.
«Груз знаний», хотя и был очень велик, всё же не выглядел неподъёмным. Зато завскладом и кладовщик гадали и даже бились об заклад, развалится древний армейский вездеход или нет, будучи забитым по самое некуда всяческим добром, вплоть до стального, бронзового и латунного кругляка. Однако они даже и не предполагали, насколько прежний хозяин машины усилил ходовую вездехода, и потому «Шишига» увезла на себе со склада добрых шесть тонн груза не просто играючи, а радостно урча, как и её молодой, да ранний и зело запасливый хозяин-куркуль.
Всю ночь нагруженная машина простояла под домом. Рано утром Митяй позавтракал с родными и попрощался с матерью. Ей он клятвенно пообещал, что не станет лениться, а будет минимум два раза в неделю спускаться вниз, к посёлку Отдалённому, где со склона горы Сахарная Голова мог спокойно звонить по сотовому телефону. Он поцеловал мать, взял корзину с пирогами и прочей домашней снедью, которую та собрала ему в дорогу, и вместе с отцом и своим новым другом, громадным кобелём по кличке Крафт, чистокровной кавказской овчаркой зонарного окраса, вышел из квартиры. Во двор они спустились, когда ещё только чуть светало. В принципе по прямой ехать было недалеко, всего каких-то шестьдесят километров, но дорога петляла так, что удлинялась до добрых двухсот, и ещё нужно было умудриться не заблудиться на ней. Как раз этого Митяй не боялся. Ашот Вартанович, которому было лень искать нужные карты, поступил очень просто – дал ему толстую пачку генштабовских карт всего Северного Кавказа, и новоиспечённый егерь ещё с вечера нашёл и положил сверху все необходимые.
Посидев на лавочке вместе с отцом ещё несколько минут, он решительно встал и направился к машине. Молодой пёс, которого Митяй купил месяц назад у своего старого приятеля, как только он открыл тому дверцу, тут же запрыгнул в машину и с важным видом уселся на сиденье. Лохматый здоровенный кобель был большим любителем прокатиться на машине. Хозяин бережно поправил хвост пса, чтобы не прищемить, захлопнул дверцу и обошёл машину. Отец стоял у водительской дверцы с корзиной в руках и горестно вздыхал. Митяй открыл дверцу, забрал у отца корзину и поставил её в кабину. Он широко и ободряюще улыбнулся, обнял отца, а тот, хлопая его сильными мозолистыми руками по спине, ещё раз вздохнул и уже бодрым голосом сказал:
– Ладно, Митька, поезжай. Жди меня через неделю, приеду к тебе в отпуск со всей бригадой. Цемента привезу, отделочных материалов, мебель с дачи. В общем, сладим тебе новый кордон.
Митяй улыбнулся и ответил:
– Вовку с матерью тоже привози, а то он даже не проснулся, чтобы попрощаться. Там, батя, красиво. Лучше, чем на море. Поохотимся на туров, а то и оленя подстрелим.
Вчерашний лейтенант Ботаник забрался в машину, завёл двигатель, прогрел его пару минут – привык беречь технику, – широко улыбнулся отцу и отправился в дорогу, в сторону Новых Полян. Митяй не спеша пересёк город и поехал вдоль реки Пшехи. Заканчивался июнь. Снег в горах уже месяц с гаком как растаял, а потому Пшеха, которая в этом году не особо разливалась, вела себя мирно и тихо. Он даже увидел на берегу нескольких рыбаков. В Пшехе водились знатные усачи, а выше по течению можно было поймать и форель. Через несколько минутвпереди показался мостик через речку Голышку. Впрочем, даже не речку, а скорее ручей, имевший обыкновение в середине лета почти пересыхать, что и немудрено, ведь она начиналась совсем неподалёку, возле Нефтегорска, и в неё впадала лишь пара-тройка таких же полудохлых ручейков. Оттого и мостик через Голышку был таким же неприметным, как и сама речка, и если бы не указатель, то никто её и не заметил бы. Митяй отъехал от дома без десяти пять, а потому ещё не встретил на дороге ни одной машины.
В тот момент, когда вездеход уже въезжал на мостик, он увидел перед собой яркую изумрудно-зелёную вспышку и рефлекторно нажал на педаль тормоза. Однако это не помогло. Тяжело нагруженная машина по инерции с ходу въехала на мостик и угодила в яркое изумрудное сияние, всосавшее её с неприятным, громким, хлюпающим и каким-то металлическим звуком. В тот же момент Митяй понял, что дорога под колёсами вездехода исчезла, и «Шишига» полетела камнем вниз. Это он почувствовал интуитивно, но уже в следующее мгновение, подлетев, словно на трамплине, вездеход с изрядным грохотом опустился на все четыре колеса. Изумрудное сияние исчезло, и Митяй увидел перед собой сначала тучу брызг, а вслед за этим довольно широкую, но не глубокую реку и крутой обрыв берега впереди, метрах в пятидесяти. Впрочем, машина, всё ещё двигаясь вперёд, въезжала в пологое углубление, и Митяй, даже не глянув в зеркала заднего вида, моментально дал задний ход и нажал на педаль газа. Только после того, как вездеход стал быстро сдавать назад, он с облегчением увидел, что слетел с моста чуть ли не в пятнадцати метрах от берега невероятно раздавшейся вширь Голышки и сзади берег был пологим. Дно реки, покрытое не слишком крупной галькой, прекрасно держало машину, колёса не вязли, и он без особых затруднений выехал из реки на берег, поросший высокой травой, и уже было остановился…
В следующее мгновение Митяй увидел в зеркало заднего вида нечто такое, от чего завопил от ужаса. Справа от машины, метрах в семидесяти, на всех своих четырёх ногах подпрыгнул в воздух от испуга громадный носорог, до безобразия здоровенный, да не простой, а шерстистый и явно рассерженный тем, что ему не дали спокойно подойти к реке и напиться воды. Поэтому, не переставая вопить во весь голос, чем заставил Крафта сначала зарычать, а затем истошно залаять, Митяй только прибавил газу. Носорог, услышав басовитый и азартный лай кавказца, издал громкий, хрюкающе-шипящий звук и с места припустил таким галопом, что и на гоночной машине фиг догонишь. Гоняться за такой зловредной бестией у Митяя и в мыслях не было, а потому он, проехав по высокой траве метров двадцать, остановил машину и истерично захохотал. Окно с его стороны было открыто, и Крафт сунулся было к нему, чуть не опрокинув корзину, но тут же получил от хозяина кулаком по лбу. Предупредив охотничий порыв пса, Митяй громким, но подрагивающим голосом, с перепугу его зубы чуть ли не выстукивали танец с саблями, сказал:
– Крафт, не советую. Это тебе не волкам хвосты отгрызать. С таким зверем не всякий тигр совладает. – В ту же минуту он понял, что с ним произошло нечто ужасное, и воскликнул: – Ё-моё, куда же это нас с тобой занесло, Крафтуля? Это что же такое получается?
Крафт, поставив передние лапы на толстое стёганое ватное одеяло, укрывающее крышку двигателя, посмотрел на Митяя умным глазами и наклонил голову, а лейтенант-эколог стал втолковывать псу:
– Шерстистые носороги, Крафт, вымерли где-то десять, может быть, пятнадцать или даже двадцать тысяч лет назад, когда закончился ледниковый период. Если так, то мы с тобой провалились в прошлое и хрен теперь попадём на свой кордон. Мы больше вообще никуда не попадём, Крафтуля, поскольку уже попали в такую задницу, что хоть бери и стреляйся к чёртовой матери.
Пёс жалобно заскулил и стал переминаться с лапы на лапу, и Митяй, грустно улыбнувшись косматому другу, спросил:– Что, считаешь, не стоит стреляться, Крафт? Нам ведь обоим ещё даже тридцатника не стукнуло, и вся жизнь впереди! А ты хоть представляешь себе, какая нас теперь ждёт жизнь, если мы действительно провалились в такое далёкое прошлое, что в нём шерстистые носороги водятся? Это, дружище, каменный век. В гробу я такую жизнь видел в белых тапочках, Крафтуля.
Пёс, словно поняв смысл сказанного, тихонько заскулил, а Митяю тотчас пришла в голову умная мысль.
– Нет, это, наверное, просто чьи-то дурацкие шуточки. Блин! Точно! Это всякая учёная сволочь испытывает на нас какой-нибудь гипноизлучатель, и мы с тобой сейчас просто сидим в машине, как мумии, а она стоит себе тихо и мирно на обочине. Ладно, Крафтуля, раз так, то давай не станем суетиться и спокойно покемарим. Тем более что я действительно не прочь вздремнуть.
Так Митяй и сделал. Даже толком не оглядевшись, он выкурил сигарету, слегка опустил стекло со стороны Крафта, приподнял стекло со своей, поёрзал в кресле, устраиваясь поудобнее, и попросту заставил себя сначала задремать, а потом и вовсе уснуть. Проспал он часов шесть, не меньше, и проснулся оттого, что, во-первых, в кабине стало слишком жарко, а во-вторых, пёс начал скулить. Ему требовалось справить свои собачьи дела. Митяй открыл глаза, вздохнул и огляделся. Время близилось к полудню, солнце припекало не на шутку, но, несмотря ни на что, никто даже и не собирался выключать тот чёртов гипноизлучатель, который заставлял его видеть радикально изменившийся пейзаж, а он, признаться, поражал воображение. Прямо перед «Шишигой», за рекой Голышкой, до безобразия широкой, много шире, чем Пшеха в родном настоящем, стеной стоял высоченный лиственный лес. Слева до Митяя доносился отчётливый, громкий шум реки. В паре сотен метров Голышка, как и положено, впадала в Пшеху, а вот та своей полноводностью ничем не уступала Кубани в среднем течении, хоть корабли по ней пускай.
За спиной Митяя – это он увидел через зеркало заднего вида – расстилалась холмистая степь не степь, нонечто вроде этого, с высокими кустами и деревьями, но самое ошеломляющее он увидел справа. Там тоже лежала лесостепь, и в ней километрах в двух паслись десятка полтора таких здоровенных мамонтов, что Митяй даже обомлел. Он достал из бардачка полевой бинокль и принялся рассматривать их. Эти косматые млекопитающие имели в высоту метров под шесть, и экологу снова сделалось до жути страшно, хотя мамонты вели себя миролюбиво. Они обламывали и ели ветки деревьев. Кажется, это были дубы немалого размера. Выше по течению Голышки Митяй увидел гигантского оленя, пришедшего на водопой, и сразу же узнал в нём Megaloceros giganteus – большерогого оленя, животное также вымершее не менее семи тысяч лет назад, современника страшных махайродов – огромных саблезубых кошек. Вспомнив о них, егерь громко цыкнул на начавшего громко подвывать, а не просто поскуливать Крафта:
– Цыть, дубовая голова! Дай мне сначала добраться до оружия. Только после этого я тебя выпущу.
Пёс, явно поняв, что сказал ему хозяин, успокоился, широко зевнул и, вывалив длинный язык, шумно и часто задышал. Хотя Митяй и вычёсывал пса каждые три дня, тому было жарко в роскошной тёплой шубе с длинной бурой шерстью. Ну а сам он, открыв дверцу, спрыгнул на траву и, быстро оббежав машину, метнулся к боковой двери высокой металлической будки. Сзади в будке стояли три бочки с солярой и две с бензином, а на них мотоцикл без колёс. С правой стороны машины, сразу за дверью, в передней части будки располагался железный шкаф с оружием и боеприпасами. На нём возвышалась большая клетка с голубым волнистым попугайчиком Гошей, также изнывавшим от жары, ещё одним его спутником, которого он взял с собой на кордон. Митяй открыл переднее окошко в будке пошире, чтобы попугайчик не так маялся от жары, и достал из шкафа длинноствольный помповый «ремингтон» двенадцатого калибра и патронташ, уже снаряженный патронами с турбинными пулями со стальным сердечником. Пожалуй, такой пулей он смог бы завалить и мамонта, хотя лучше бы ему иметь слонобой шестого, а ещё лучше четвёртого калибра. Однако у него и так был ствол помощнее – новенький охотничий карабин «Тигр-9» с оптическим прицелом, а к нему до чёрта и более патронов, хоть траппером становись.
Быстро нацепив патронташ, Митяй открыл Крафту дверь и взлетел на крышу будки. Пёс, утробно ухнув, спрыгнул на траву и первым делом обильно оросил колесо «Шишиги», после чего, весело помахивая хвостом, деловой походкой направился в заросли травы, вымахавшей выше его роста, но далеко убегать не стал. Митяй, стоя на будке, снова вооружился биноклем и принялся рассматривать окрестности. Он внимательно оглядел лесостепь и вскоре убедился, что в ней паслось много крупного доисторического и из-за этого страшного зверья. В том числе он увидел даже табун коренастых, невысоких, но мощных лошадей. Они оказались даже покрупнее монгольских лошадок, и это точно были не тарпаны, а именно дикие лошади, мало чем отличавшиеся по своему внешнему виду от лошадей кабардинской породы. Совсем рядом с табуном пасся громадный шерстистый носорог, и от одного этого Митяю сразу же сделалось так дурно, что его чуть не стошнило. Проглотив подступивший к горлу комок, Митяй горестно вздохнул и невольно подумал: «Если это не действие гипноизлучателя, то, значит, зелёная вспышка была разрывом в пространственно-временном континууме, и меня как минимум забросило в параллельную Вселенную, а это плохо. Очень плохо, ведь мне теперь отсюда никогда не выбраться».
Почему плохо, Митяй понял сразу же. На параллельной Земле Два могло ведь и не оказаться людей, даже неандертальцев, а стало быть, не видать ему тут женщин как собственных ушей, и своих потомков тоже. Впрочем, уже в следующую минуту он забыл о женщинах, поскольку повернулся лицом сначала на запад, где стеной стоял высоченный лес, а затем на юго-запад и даже вздрогнул, увидев там высоченный, длинный ледник, и подумал, шевеля мигом пересохшими губами: «Здец, я точно провалился вместе с Крафтом и Гошей в прошлое лет тысяч так на пятнадцать, а может быть, и все двадцать. Ледниковому периоду пришли кранты, но Большой Кавказский хребет, начиная где-то с Нагой-Чука, ещё накрыт мощным ледником. Судя по всему, толщиной километра в полтора или около того. Опаньки, приплыли».
Митяй, подумав о том, что в параллельной Вселенной – в путешествия во времени он не верил – может и не оказаться на Земле Два женщин, чуть не завыл от тоски. Однако ему почему-то сразу же припомнились лекции по краеведению, и ход его мыслей моментально изменился. Оглядывая окрестности, Митяй неожиданно для себя самого сказал сам себе же безапелляционным, жестким тоном:
– Нет, люди здесь точно есть. Скорее всего, они должны находиться не в горах, а в предгорьях и на равнине, где им есть на кого охотиться. Кроманьонцы точно такие же люди, как и я сам. Они владеют речью, и я смогу с ними разговаривать, а раз так, то договариваться и дружить. У них есть бабы, но нет приличного оружия и инструментов, следовательно, я смогу выменять себе молодую красотку. Думаю, что они шастают подальше от гор и этого леса. Восточнее, в междуречье Белой и Лабы. Да и здесь, в районе Апшеронска, которого я не наблюдаю, и дальше, в сторону Майкопа, они тоже должны обитать, но лучше мне с ними сейчас не встречаться. Они обязательно заразятся от меня целой кучей болезней, а зачем мне больная подруга? Поэтому мне нужно погодить маленько, минимум год побыть в карантине и сначала хорошенько обустроиться, если это всё не сон, и только потом искать людей. Думаю, что за год, если есть побольше чеснока и лука, мой организм очистится от всякой дряни. Экология здесь всем на зависть. Так что мне нужно сначала оглядеться, затем заняться планированием, а после этого приниматься за работу. Вкалывать придётся не на страх, а на совесть и без каких-либо выходных, но это не страшно, работы я никогда не боялся и много чего умею делать. Пока Митяй, размышляя столь рациональным образом и словно отдавая себе приказ, рассматривал ледник, у него снова «сыграло очко» и он резко обернулся. Примерно в километре от вездехода он увидел, что с наветренной стороны к ним подкрадывается, прячась в густой, высокой траве, какое-то зверьё, но не стал рисковать понапрасну, а сразу же вихрем слетел с крыши будки, забрался в кабину и громко крикнул:
– Крафт, ко мне! Быстро!
Пёс не заставил себя ждать, через несколько секунд с разбега запрыгнул в кабину и уставился на хозяина внимательным, но вместе с тем лукавым взглядом. От этого доброго взгляда у лейтенанта запаса сразу же сделалось теплее на душе. Митяй захлопнул дверцу и, заводя мотор, объяснил своему четвероногому другу:
– Кажется, нами кто-то решил пообедать, Крафтуля. Делаем отсюда ноги, пока нам очень сильно не поплохело.
Неведомые охотники приближались к ним справа и сзади, но Митяй, как-то очень уж быстро смирившийся со своей незавидной участью, решил не штурмовать водную преграду, а поехать вверх по течению реки в направлении Нефтегорска, хотя тот ещё и не появился на карте. Его интересовали две вещи: в честь чего это Голышка сделалась такой полноводной, а также есть ли в Нефтегорске автозаправочная станция. Разумеется, если он действительно провалился в палеолит, то ЛУКОЙЛ ещё не начал торговать бензином. Однако нефти здесь и в те времена хватало, а в некоторых местах она даже выходила по трещинам в горных породах на поверхность самотоком, вместе с водой. Во всяком случае, севернее от Нефтегорска, в Асфальтовой горе, он её точно найдёт, да и вокруг самого Нефтегорска на месте некоторых скважин когда-то били из земли родники с немалой примесью нефти, а стало быть, он сможет при желании собрать её, чтобы потом получить соляру для «Шишиги» и прямогонный бензин для «Ижа» и трёх халявных японских бензопил, специально заточенных под низкосортное российское гарево. Тогда лет двадцать, если не больше, ему точно будет на чём ездить и чем валить лес.
Митяй медленно поехал вдоль берега, внимательно всматриваясь в траву, и вскоре наткнулся на тех охотников, которые решили его схарчить. Ими оказалась стая махайродов, и он даже вздрогнул, увидев, какие эти кошки огромные. Крафт немедленно залаял, а те в ответ остервенело зарычали, но на машину бросаться не стали. Наверное, им не понравился её запах, и Митяй, прибавляя газу, насмешливым голосом сказал:
– Да, Крафт, это котики, но не те, за которыми ты привык гоняться. Эти тебя самого слопают за милую душу и костей не выплюнут, так что гавкать гавкай, но лучше держись от них подальше, если не хочешь сделать меня полным сиротой.
Вскоре Митяй ехал вдоль левого берега Голышки и только диву давался – та текла, по всей видимости, в прежнем русле, так как ландшафт, судя по всему, мало изменился с тех далёких пор. По мере продвижения вперёд эколог подметил одну характерную особенность: если справа в реку впадали полноводные ручьи, то слева лишь хилые, жалкие ручейки, которые «Шишига» преодолевала играючи. Всё встало на своё место тогда, когда он доехал до места Нефтегорска и увидел, что на холмах будущего посёлка лежит и медленно тает громадная глыба льда высотой метров в четыреста. Она была накрыта сверху толстым слоем чего-то тёмного, скорее всего, вулканического пепла, поверх которого пышно зеленела растительность. Пепел наверняка сюда занесло во время извержения Эльбруса, после которого тот стал двуглавым, и вряд ли это был один-единственный осколок ледникового периода в предгорье Большого Кавказского хребта. Возле миниатюрного, но тем не менее всё равно громадного ледника было ощутимо холоднее, и потому трава рядом с ним росла хилая, низенькая. Тая, ледник питал собой ставшую невероятно полноводной Голышку. Доехав почти до её истока, Митяй повернул направо, к речке Тухе, в его время славящейся на редкость обрывистыми берегами, которая, можно сказать, текла в самом настоящем микроканьоне.
