Kitabı oku: «Ангел-насмешник. Приключения Родиона Коновалова на его ухабистом жизненном пути от пионера до пенсионера. Книга 2. Подставное лицо», sayfa 2
Глава II. Начало рабочей биографии
Родион прибыл в Ростов утром, и на электричке отправился в пригород к дяде Семёну посоветоваться насчёт дальнейшей учёбы. Семён Андреевич Сотников был опытным человеком, и на следующий день отвёз Родиона в город, где показал ему подходящее училище. Это было ГПТУ от завода Ростсельмаш. В нём учились многие ребята из пригорода, и Родион, недолго думая, подал туда документы. Его приняли в группу столяров-плотников. Выбора у Родиона не было, так как остальные группы были уже укомплектованы. Но Родион был доволен, ему всегда нравилось работать с деревом. Общежитие полагалось только детдомовцам, но дядя Семён любил Родиона, и предложил на время учёбы пожить у него. Вариант был вполне удобным, и Родион согласился. Семья у дяди Семёна была небольшой. На тот момент она состояла из трёх человек – самого дяди, его жены тёти Вари, и позднего ребёнка Вити, ходившего в пятый класс. Две старшие дочери уже вышли замуж, и проживали в самом Ростове. Поэтому Родион, умевший делать по хозяйству всё, в качестве помощника пришёлся очень ко двору.
Разумеется, за два года учёбы много чего произошло, но Родион не любил вспоминать это время, и лишь иногда касался некоторых эпизодов. Каких-то особенных неприятностей у Родиона не было. Просто этот период запомнился ему рутиной учёбы, работы в мастерской, и по домашнему хозяйству. На досуг времени почти не оставалось. Но такова взрослая жизнь.
Вскоре Родион обнаружил, что он является членом пригородной молодёжной хулиганской группировки. Впрочем, в ней состояли все местные ребята призывного возраста, а Родион среди них считался «своим». Дело в том, что все предыдущие годы, он каждое лето хотя бы ненадолго приезжал к дяде Семёну в гости, и давно перезнакомился со сверстниками. Рыбалка, походы на пересыхающие озёра за вьюнами и целебным корнем желтой лилии, раскопки в поисках боеприпасов, а также работа на уборке абрикосов в ближайшем совхозе, и другое совместное времяпровождение способствуют возникновению крепких дружеских связей. А когда Родион прописался в Аксае, то сделался полноправным местным жителем, и «своим парнем». Многие знакомые ребята учились в том же училище, а живущий через дорогу очкарик Сидор Дынин оказался в одной группе с Родионом. Многие думали, что Сидор кличка, но это было его настоящее имя, которого он нисколько не стеснялся.
На «взрослые» танцы Родион стал ходить со следующей весны. До этого Родион ходил в местный клуб только в кино, но однажды Сидор затащил его и на танцы под радиолу. Это мероприятие бывало по воскресеньям, и в клуб на танцы съезжалась молодёжь из окрестных поселений и хуторов. Родиону нравилась тёмненькая кучерявая Тамара из Берданосовки, или по-местному Берданки. Так назывался окраинный район Аксая. Родион тут же пригласил её на вальс, но после первого же танца к нему подошёл щуплый парнишка, и попросил выйти за клуб поговорить. Там его ждали трое курсантов танкистов. Разговор был очень коротким. Высокий курсант сказал, что Тамара «забита», и двинул Родиона по сопатке. Но продолжить избиение они не успели, потому что из-за угла выскочили все бывшие в клубе местные ребята, и в две минуты буквально замесили наглых чужаков. Родиону популярно объяснили, что закон «Все за одного» здесь соблюдается железно, и своих ребят в обиду не дают. Но взамен и Родион обязан был при необходимости без рассуждений вступать в драку за своих. Ничего нового для Родиона в этом не было. В станице тоже существовала территориальная вражда, и происходили драки «край на край». Но в пригороде всё было намного жёстче. В дальнейшем Родиону приходилось участвовать в массовых драках против наглых горожан студентов, и прочих чужаков. Между собой пригородные группировки массовых драк не устраивали. Конфликты, конечно, были, но они решались обычным путём в частном порядке. То есть, соседи могли не ладить меж собой, и даже подраться, но против общего врага сразу же объединялись. Во всём этом были и свои плюсы. В училищах существовала своего рода «дедовщина», но ребят из пригорода, в том числе Сидора и Родиона, старшекурсники не трогали, так как за них всегда могли заступиться земляки из этого же училища.
Электричка была связующим звеном, нейтральной территорией, и местом общения. Это был особый мир со своим устоявшимся бытом, и довольно постоянным населением. Поезда именовались «пятёрка», «шестёрка» или «восьмёрка», то есть по времени прибытия в Ростов, причём у каждой электрички имелся свой контингент. Так, например, «пятёркой» ездили в основном рабочие Сельмаша. Многие из них коротали время за игрой в подкидного на погоны. Команды были сыгранные, и за каких-то полчаса часто успевали привесить погоны до тузов. Через три месяца ежедневных поездок на электричке, Родион уже знал в лицо всю молодёжь на участке от Ростова до Новочеркасска. Его физиономия тоже примелькалась, и на этом маршруте Родиона помнили ещё долго, а кое-кто здоровался даже через несколько лет. В этом тоже были свои плюсы. Сидор с Родионом запросто могли съездить в кино или на танцы в Большой Мишкин, например, и никто на них там не бросался, потому что все знали их в лицо.
В конце восьмидесятых вышел фильм «Меня зовут Арлекино», который вызвал много споров. Родиону фильм не понравился внутренним противоречием. Антураж был снят правдоподобно, но сама идея фильма ему казалась насквозь фальшивой. В этом фильме дикие выходки самой обычной пригородной хулиганской шайки преподносились как некая форма социального протеста. Из своего опыта Родион знал, что хулиганские шайки по природе своей неспособны на какие-либо социальные протесты. Да, такое им самим в голову не придёт. Подобного рода шайки бывали и в шестидесятые. Ребята подбирались туда соответствующие.
Есть сорт людей с амбициями, но не имеющих ума и способностей их удовлетворить. По отдельности они никто, мелкие пакостники, презираемые окружением. Сознавая свою ничтожность, они объединяются с себе подобными, и самоутверждаются единственным доступным им способом – агрессией. Часто их называют гопниками, но к настоящим грабителям они имеют косвенное отношение, так как отнимают часы, сигареты, и выворачивают карманы у прохожих не с целью наживы. Это всего лишь способ унизить человека. Эти подонки наслаждаются властью над своей случайной жертвой. Это чувство может завести далеко, и спровоцировать так называемые «безмотивные» преступления. Впрочем, такого рода шайки существуют недолго. На зоне эту публику не уважают, и зовут «бакланами». Неформальные объединения пригородной молодёжи не имели к этим шайкам никакого отношения. Хотя бы потому, что у них не было вожака, постоянного главаря, без которого любая банда не банда. В каждом населённом пункте имелись два-три авторитетных парня, которые в случае нужды организовывали общие действия. Пребывание в группировке заканчивалось самым естественным образом. Люди просто из неё вырастали. А у взрослых людей была своя взрослая жизнь.
Через несколько лет из одной умной книги Родион узнал, что молодёжные банды, как социальное явление, известны с незапамятных времён. Возможно, они старше самого человечества, так как наблюдаются в природе и у высокоразвитых животных. Волки, как и прочие собачьи, в природе живут хорошо организованными стаями-семьями. Но и среди них бывают свои волчьи отщепенцы, которые иногда объединяются в разбойничьи стаи. В таких стаях нет самок, и с гибелью вожака, они чаще всего разбегаются.
Наблюдения зоологов показали, что время от времени из организованного сообщества шимпанзе выделяется группа молодых самцов, которая отправляется в путешествие по чужим территориям с целью их захвата и освоения. При этом они ведут себя в точности как человеческие хулиганы. С шумом и гамом эти распоясавшиеся самцы разгоняют всё живое, и нагло отбивают чужих самок. То есть, являются самой настоящей бандой разбойников. Невольно вспоминаются новгородские ушкуйники и скандинавские викинги. Да и запорожские казаки того же поля ягоды.
Через два года Родион окончил училище, получил диплом столяра четвёртого разряда, поступил на завод «Ростсельмаш», и переселился в заводское общежитие, расположенное недалеко от завода. Но связей с пригородом он не утратил, и время от времени навещал дядю Семёна, а после его смерти Витину семью. Именно к нему ехал Родион во время незабываемого знакомства с Верой Максимовной.
Родион учился на столяра с удовольствием. Ему нравилось изготавливать рамы и двери самых разных фасонов. Двери он всегда старался украсить разного рода галтелями и калёвкой, для которой зачастую сам вытачивал фигурные ножи. Ему хотелось после училища устроиться в хорошую столярную мастерскую с богатым набором станков, но всё вышло иначе. При распределении желания выпускников не учитывались. Их направляли туда, где в них имелась нужда. Многие ребята, в том числе и Сидор, попали в деревообрабатывающий цех, а остальных рассовали кого куда. Родион попал в инструментальный цех. Сразу же выяснилось, что произошла путаница. Цех посылал заявку на слесаря, а не на столяра. Однако начальник цеха, зная, что сезон окончен, и молодого слесаря ему пришлют нескоро, решил использовать тот материал, который оказался под рукой. Пристально глядя на Родиона, он спросил:
– Ты в училище изучал какое-нибудь оборудование?
– Само собой. Все деревообрабатывающие станки я знаю, как свои пять пальцев.
Начальник покачал возле лица указательным пальцем, и со значением произнёс:
– Станки! Это прекрасно! Ты принят слесарем по ремонту оборудования. Иди в отдел механика к товарищу Дронову, он тебе всё объяснит.
И Родион пошёл. Он ещё плохо разбирался в обстановке, и не мог определить, что для него лучше, а что хуже. Механик Дронов объяснил Родиону, что в отделе платят оклад соответственно имеющемуся разряду. Но как армия не может состоять из одних майоров, так и отдел не может состоять из одних слесарей высшего разряда. Правила жёстко регламентируют количество людей на разрядных ступеньках. На данный момент существует вакансия слесаря третьего разряда, и её предстоит занять Родиону. Но из-за отсутствия нужной подготовки, ему присваивается самый низкий второй разряд с окладом восемьдесят семь рублей пятьдесят копеек. Первый разряд ученический. А чтобы Родион быстрее стал профессионалом, его определяют подручным к слесарю шестого разряда Митрофановичу. Так неожиданно Родион сменил профориентацию. Он вернётся к профессии столяра, но ещё очень не скоро.
Митрофанович был пожилым жилистым человеком с брюзгливым выражением лица. В своей области он был профессионалом высшего класса довоенной закваски. За дело он взялся основательно, и курс общей слесарной подготовки Родион одолел за два месяца. Митрофанович обучал его старорежимными методами. Материально-технические возможности цеха были почти безграничны. Кроме всевозможного оборудования в нём имелась даже своя кузня, электропечи, и ванны для гальванизации. Но Митрофанович заставил Родиона вручную изготовить для себя весь набор слесарных инструментов – от молотка и зубила до пассатижей, отвёрток, и гаечных ключей. Плюс металлический инструментальный чемоданчик. Родион прошёл всю технологическую цепочку от опиливания заготовки до закалки и отжига изделия, с последующим его шлифованием и хромированием. Инструменты получились несравненно лучше казённых. Дипломной работой было самостоятельное изготовление замка хитроумной конструкции для шкафчика в раздевалке. В отделе механика презирали магазинные замки, и каждый слесарь изготавливал свой вариант этого устройства. В процессе ремонта станков Родион невольно выучился управлять ими. До профессионального токаря или фрезеровщика ему было далековато, но простые операции на станках он выполнял уверенно.
Митрофанович нисколько не возражал, если Родион в свободное время изготавливал что-то постороннее, вроде печаток из нержавейки, кухонных ножей и прочей мелочи. Справедливо полагая, что так приобретается опыт, он помогал советами, и просил только не делать пружинных ножей и пистолетов. Такие случаи уже бывали, но они всегда заканчивалось неприятностями.
Постоянное угрюмое выражение лица Митрофановича сочеталось у него с любовью к шуткам. Как правило, его шутки имели отношение к технике и производству. Однажды, во время ремонта токарного станка, он устроил классический розыгрыш молоденькому токарю. Он дал ему маленькое жестяное ведёрце, и велел сходить до цеховой малярши Зины, чтобы она дала ему краски. Токарь задал естественный вопрос: – «Какой краски?», и услышал в ответ: – «Менструации». Паренёк был городской, но удивительно тёмный. Он взял ведёрко, и отправился в малярку. Потом-то ему объяснили, за что экспансивная Зина ткнула большой кистью ему в лицо, и обложила крепкими словами. На такие примитивные крючки Родион не попадался, но один раз Митрофанович его подсёк. Родион делал свой первый кухонный нож, но от неумелого закаливания в масле заготовку повело. Митрофанович посоветовал отрихтовать её, но от первого же удара молотком «сухая» перекаленная сталь лопнула. Родион хотел выкинуть обломки, но Митрофанович посоветовал ему сходить в материальную кладовую и попросить там специальный «торцовый клей», чтобы склеить обломки. Мол, после шлифовки место склейки не будет видно даже под лупой. Чувствуя подвох, Родион засомневался, но Митрофанович сказал, что наука не стоит на месте, а Родион отстаёт от жизни, потому что не интересуется технической литературой. Последний довод попал в точку, и Родион отправился в кладовую за чудо-клеем. Над ним хохотал весь отдел. После этого случая Родион выписал журнал «Наука и техника».
Родион быстро понял, что его завербовали на работу в отдел из-за трудностей с кадрами. Профессия слесаря ремонтника интересная, но грязная. Ходить чумазым за восемьдесят семь рублей в месяц желающих было не густо. Для города это была очень скромная сумма. С голоду не помрёшь, но и только. Освоившись на заводе, Родион стал приглядывать более денежное рабочее место. Поиски облегчались внутризаводскими командировками в другие цеха, где возникала острая нехватка людей. Это именовалось «послать на прорыв». Обычно на эти прорывы посылали Родиона, как самого малоценного работника отдела. В этих месячных командировках чаще всего он работал не по специальности. В цехе экспортных машин он был сборщиком, в механосборочном цехе токарем операционником, а в следующий раз целый месяц паял гидравлические трубки. И только в прессовом цеху занимался ремонтом прессов. Большинство этих мест Родиону не нравилось загазованностью и чудовищным грохотом, а в цехе экспортных машин, куда он с удовольствием бы перешёл, его невзлюбил начальник. Однажды его послали на месяц в главный сборочный цех поработать на конвейере. В бригаде было много разной молодёжи, и Родион там пришёлся ко двору. Он быстро освоился с работой и подружился с недавно демобилизовавшимися Саней Буровым, и Михаилом Хохловым. Они и уговорили Родиона перейти работать на участок постоянно. Но главной причиной смены места работы для Родиона стала зарплата минимум сто двадцать рублей в месяц, и он согласился.
Глава III. Первые городские впечатления
Ростов на Дону. Сколько в этом имени спрессовано жизней и судеб. Мне приходилось бывать в разных городах. В огромных мегаполисах, где их сущность рассеяна в пространстве, и ты чувствуешь там себя букашкой. В небольших прилизанно-чистеньких прибалтийских городах, где из-за чрезмерного лоска чихнуть боишься, как в музее. Видел я города по-восточному красивые, и с древней историей. Да, Ростов не самый стерильно вылизанный, не самый древний, не самый огромный, и не самый архитектурно красивый город. Просто он лучший город земли. Лучший, потому что он Ростов, и ничего более.
Особенно Ростов шестидесятых. Сейчас он представляется ушедшим в прошлое раем. Но в ту пору я не сознавал, что живу в прекрасном месте, как щепка не замечает течения, в котором она дрейфует. Это не потому, что тогда воздух был чище, и не было транспортной забитости улиц. И не потому, что я был молод, и вода от этого была мокрее. Другими были люди. Вернее сама атмосфера общения. В глазах людей не было отчуждённости, равнодушия, и страха. Не было суетливости и напряжения. Жили бедно, но была уверенность в завтрашнем дне. Люди планировали будущее на годы вперёд. Я уж не говорю о социальных язвах. Тогда их просто не было. Явления были, но не было системы. Наркоманов, особенно тех, кто кололся морфием, было очень мало. Население их не понимало. Зачем травиться химией, когда в магазинах полно дешёвой водки и вина? Любой вид наркомании чужд русской культуре. Воры и хулиганы имелись, но организованной преступности не было. Банда «Фантомасов» была исключением, подтверждающим правило.
По моему мнению уже тогда сформировался особый субэтнос – ростовчане. Среди советских областей и регионов они выделялись диалектом, своеобразием культуры, и даже социальным характером. В рейтинге они не уступали москвичам, одесситам и ленинградцам, а в иных областях и превосходили. Слово «ростовчанин» было половиной характеристики человека. Подразумевается, что ростовчанам, как данность, присущи такие качества как умелость в работе, образованность, предприимчивость, граничащая с наглостью уверенность в себе, и способность брать ответственность на себя. Конечно, можно нарваться и на «ростовского жулика», но в большинстве своём ростовчане грамотные рабочие и инженеры. Даже ростовские алкоголики выделяются своей артистичностью. Спору нет, далеко не все жители Дона соответствуют заявленным стандартам, но погоду делают не они. Окружающее население называет ростовчанами и горожан, и жителей области. И в определённом смысле они правы. Молодые люди на время обучения в Ростове становится горожанами, а затем развозят приобретённый менталитет по станицам и хуторам.
В Ростове я обзавёлся немалым количеством приятелей и знакомых на работе, в общежитии, и в других местах. Рассказы обо всём подряд не втиснутся ни в одну книгу, поэтому я коснусь только случаев по затронутой теме, но общий фон тоже важен.
Обосновавшись в городе, я понял, что свою провинциальность и деревенские навыки общения надо забывать, и учиться городской культуре. Поэтому вначале я предпочитал помалкивать, и вести себя как можно скромнее. Впрочем, я и раньше не любил выпендриваться. Вероятно, первое время я немного комплексовал, но времени на самоанализ не было. Городская жизнь захватила, и закрутила.
В общежитии обретался разный народ. Порою это были весьма колоритные личности разных возрастов, вплоть до пенсионного. На мякине меня провести было уже трудно, но я ещё был доверчив, и поддавался манипулированию. Ребята быстро меня вычислили, и иногда беззлобно подшучивали надо мной. Я воспринимал эти шутки как уроки. Было много отслуживших парней, и я с замиранием сердца слушал их рассказы об армии. Позже мне стало ясно, что они здорово врали, но тогда, слушая эти басни, мне очень захотелось служить, и я серьёзно стал готовиться к армии. Чтобы легче переносились будущие нагрузки, я три раза в неделю посещал спортивную секцию, хотя здоровье моё, и без этого было отменным. А также записался в ДОСААФ на курсы радиотелеграфистов. Кроме того был последний класс вечерней школы, плюс библиотеки и чтение. Времени было в обрез.
Я занимался вольной борьбой, но это был случайный выбор. Я ходил туда на тренировки ради поддержания спортивной формы и развития выносливости. Сейчас с этими целями посещают фитнес клубы. У меня не было тяги к чемпионству, и в соревнованиях я участвовал отбывательски. Тренер это заметил, и частенько выговаривал мне:
– Нет в тебе азарта Родион! Равнодушный ты. Месишь воздух без пользы, а ведь данные у тебя очень хорошие. Мог бы далеко пойти.
Спортивных высот я не достиг, но два приёма волей-неволей освоил, хотя и не старался.
Но человек предполагает, а бог располагает. Однажды на работе я упал с высоты, и повредил ногу. Случилось это не по моей вине, но кому от этого легче? Накол кости зажил быстро, и через две недели я уже почти не хромал. Особого значения этому случаю я не придал, на мне всё заживало как на собаке, но рентген показал какое-то нарушение в колене, и очередная призывная комиссия меня забраковала. Как потом выяснилось на полтора года. Для меня это стало потрясением. От огорчения у меня выступили слёзы, хотя я давно забыл, когда плакал в последний раз. Над моим искренним горем потешалось всё общежитие, ведь многие считали, что мне на самом деле повезло, но я их не понимал.
Однако время лечит, а иной раз быстро. Подготовку к армии за ненадобностью я забросил, и призывной энтузиазм увял.
Непригодность к службе для меня везением не являлась, но я перестал воспринимать её как несчастье, и зажил в своё удовольствие.
Работалось мне легко. Вообще-то работа на конвейере занятие нудное, поэтому для разнообразия я освоил все операции, и через полгода мог заменить любого на нашем участке. Сменный мастер Анатолий Иванович ценил меня за это, и ещё за то, что я никогда не скандалил, и работал там, куда поставят. В бригаде было много молодёжи, и со всеми я был в хороших отношениях. Но больше всего я подружился с Саней Буровым и Мишей Хохловым. Мне нравилось бывать с ними в компании, потому что хотя они и смеялись над моими промахами, но не возносились, и считали меня своим младшим товарищем. Я тоже не возносился, и, как младший член команды, при нужде становился гонцом на посылках. Саня играл на саксофоне в дворцовом ансамбле, и научил меня некоторым словам музыкантского сленга. Оказалось, что существует и такой. Но этим его таланты не ограничивались. Бывший детдомовец, циник и пройдоха, он обладал редкостным даром внушения. В нужный момент он умел делать такое выражение лица, что ему невольно хотелось верить, а взгляд больших выразительных глаз буквально зачаровывал обывателя. Цыганки рядом с ним и не стояли.
Ребята они были из тех, кто на ходу подмётки рвёт, и, выходя с ними в город, я, как правило, попадал на цирковое представление, которые они устраивали экспромтом. Наши с Максимом шутки были детским лепетом по сравнению с их проделками. Но о самых интересных придётся умолчать, так как в той же мере они неприличны. География похождений была мало предсказуема. Чаще всего они начинались в парке Островского в пивбаре «Летучая мышь», но могло занести неведомо куда.
Ребята ценили мою сдержанность, потому что я вёл себя спокойно, удивлялся про себя, и никогда не смеялся в критические моменты. На самом деле многие Санины шутки до меня не сразу доходили. Главную роль играл Саня. Миша в унисон кивал головой, и солидно «угукал». А я был поддерживающей массовкой, и рабочим сцены. А если они по случаю напивались, то я аккуратно развозил их по домам. Поэтому они никогда не пытались угощать меня спиртным. Впрочем, у этого были и другие причины.
Диапазон проделок был широк, и мало предсказуем. Это могло быть какое-нибудь странное пари со случайным знакомым, или жульническая игра на бильярде. Пару раз использовалось моё умение играть в шахматы, но чаще всего эксплуатировалась уникальная Мишина способность выпивать невероятное количество пива. Бывая в пивных, Саня организовывал пивные соревнования на деньги, из которых Миша всегда выходил победителем. А где пиво, там и раки. Я рассказал Сане про деревенский фокус с оживающим варёным раком, и он с удовольствием включил его в свой арсенал розыгрышей. Немногие знают, что если живого рака окунуть в водку, то он краснеет, перестаёт шевелиться, и по внешнему виду становится неотличим от варёного. Но если его потом отпустить в банку с обычной водой, то красный рак на глазах зеленеет, и оживает. При хорошей подготовке этот фокус смотрится очень эффектно.
Санина фантазия была неисчерпаема. Как-то раз мы сидели на скамейке по улице Пушкинской. Из ближнего двора появилась солидная дама с собачкой. Саня тут же заговорил с нею, и убедил, что теперь породистым собакам в паспортном столе выдают такой же паспорт, как и у людей, и без него прочие собачьи документы недействительны. Дама разволновалась:
– И как это происходит?
– Обычным порядком. Берёте родословную, вместе с собачкой идёте в паспортный отдел, заполняете бланки, оплачиваете гербовый сбор, и несёте на подпись начальнику.
Дама клюнула на эту чушь, и вернулась домой за родословной. Мы незаметно пошли вслед за ней. Она явилась в паспортный стол, умудрилась заполнить бланки, оплатить сбор, и пробиться к начальнику. Шум и выяснения продолжались минут десять.
Или, вот, как-то сидим в сквере недалеко от политехникума. Саня и Миша пьют бутылочное пиво, а я лимонад. В двух метрах от нас расположилась большая группа студентов. Видимо что-то отмечали, да деньги кончились. Сидят и тоскуют. Саня, как бы, между прочим, и говорит, обращаясь к нам, но громко, чтобы всем было слышно:
– Видите, какой недогадливый студент пошёл? Не знают где бабок на портвешку раздобыть. А ведь нет ничего проще, записались бы как мы в «Дидики», и все дела. Миша степенно кивнул, а я застыл в недоумении. Один из парней заинтересовался:
– Что ещё за дидики?
– Вот! Полгорода уже в курсе, а он первый раз слышит. Подойди ближе, расскажу.
Студент подошёл, а за ним подтянулись и остальные. Глядя на них обволакивающим взором, Саня начал обработку:
– Дидики, это новое сан – демократическое движение, поддержанное партией. Неделю назад в газете «Правда» на третьей странице напечатали программную статью «Дидики – прямой путь». Не читали? А напрасно. Так вот, сейчас идёт набор в это движение, создают количество, поэтому принимают всех подряд. Кто записывается, тому сразу выдают на руки десять рублей, и потом, как кандидату выдают по десять рублей в месяц полгода. А после этого экзамен, и ты уже как член начинаешь получать семнадцать рублей пятьдесят копеек в месяц. Сейчас пока так, а потом, возможно, требования повысятся.
– А какие они?
– Молчать один час в день, ну и ещё кое-что. Видите этих? Сейчас у них тренировочный час молчания.
– А, что за экзамены?
– Лёгкие. В библиотеке есть главная книга дидиков «Человек – земля», так по ней. Я вот только что от кассы.
Саня вывернул карман, и на глазах у всех пересчитал наличность, которой оказалось именно семнадцать пятьдесят.
Демонстрация вызвала нужный эффект. Посыпались вопросы:
– А касса-то где? И где всё это? А можно ли выйти оттуда?
– Выйти легко. Один раз не пришёл за деньгами, и всё. Из списков долой. А касса – обычная сберкасса. Квиток из райкома предъявляешь, и деньги на лапу.
– Райкома?
– Само собой! Не из коммунхоза же! В райкоме сидит товарищ Григорьев по сектору пропаганды, вот он и заправляет этим делом. Ты ему заявление, а он тебе квиток. Всё просто. Вы тут как хотите, а мы пиво допьём, и ещё по винцу ударим.
Миша опять важно кивнул. Саня говорил так убедительно, что на десять секунд поверил даже я. Что уж говорить о жаждущих студентах. Волшебное слово «халява» делает правдоподобной любую ахинею. Вся эта группа тут же отправилась в райком. Можно только догадываться, как отбивался товарищ Григорьев от внезапного наплыва желающих вступить в дидики. На всякий случай мы оттуда быстро слиняли, и ещё долго не показывались в том районе. Уже сидя в троллейбусе, я спросил Саню:
– Кто такие дидики? Откуда они взялись?
– Да у нас в армии был военный медик капитан Дидиков. По образованию он был санитарный врач, и в обычных болезнях разбирался слабо, можно сказать, вообще не рубил. Поэтому налегал на гигиену. Он страшно опасался кишечных инфекций, и при малейшем подозрении отправлял всех в изолятор, который у него не пустовал. Вот по его фамилии всех дристунов и звали дидиками.
Я тут же вспомнил остроумное заглавие несуществующей главной книги дидиков. Миша флегматично развил тему:
– У нас их звали «запевалами». Без запевалы в армии нельзя. У нас их было четыре – два основных, и два запасных. И как-то раз получилось, что все четверо оказались на карантине по этому делу. Тут строевой смотр, а запевать некому. Злой начштаба и говорит:
– В запевалы надо отбирать не только по лужёной глотке, но и по исправной попке.
В следующий раз попали мы в частный сектор на посёлке Чкаловском. Дело было в воскресенье после обеда. Там у кого-то из Саниного оркестра собиралась гулянка, на которую он захватил с собою и нас, то есть Мишу и меня. Идём. Возле двора на стуле сидит дедок. Саня привязался к нему, и купил у него этот стул за лотерейный билет. Он внушил деду, что это новые деньги. Идём дальше с этим никому не нужным стулом. Нести этот не новый, и уже слегка расхлябанный мягкий стул, конечно же, выпало мне. Предупреждая мои вопросы, Саня коротко буркнул: – «Сгодится».
Смотрим, небольшая толпа посреди улицы. Судя по всему, прорвало водопровод. Экскаватор раскапывает трубы, а окрестные жители наблюдают. Когда мы поравнялись с ними, Саня, которому до всего было дело, притормозил, и разговорился с мужичком в рабочем комбинезоне. Это был местный водопроводчик. Он коротко объяснил ситуацию, а затем спросил:
– А чего это вы со стулом таскаетесь?
У Сани экспромты вылетали без раздумий:
– А вы, что? Ничего не слышали? Мы издалека припёрлись, а вы тут рядом живёте, на соседней улице, и ничего не знаете.
Народ заинтересованно придвинулся:
– А, что такое?
– Так ведь зам председателя исполкома за взятки посадили, квартиры, то, сё. А теперь конфискацию производят. Что крупное, машины, деньги описывают. У него кроме «москвича» в личном пользовании был «ГАЗ-51». Представляете? Сейчас возле двора стоит. А мелочёвку – посуду, мебель всякую малоценную народу раздают. Нам тарелки достались, мы их уже отнесли, а этот только стул ещё тащит. Добра там было много, но скоро, уже, наверное, закончится.
– А где это?
Я сразу понял, где это место. Несколько минут назад мы проходили мимо двора с распахнутыми воротами, где гуляли свадьбу. Собственно говоря, свадьба уже закончилась. Музыки и танцев не было, а люди слонялись по двору в послесвадебной маяте. Со двора не спеша выносились взятые у соседей напрокат столы, скамейки, и прочие вещи. Если правильно думать, то со стороны всё действительно смахивало на неторопливую раздачу конфиската. Возле двора стоял допотопный «москвич» и газик грузотакси явно деревенского происхождения. Саня дал координаты этого двора, и посоветовал торопиться. Люди переглянулись, и всей толпой двинулись по указанному адресу. Даже экскаваторщик, захваченный общим порывом, заглушил технику, и пошёл догонять остальных. В который уже раз халява перекрыла рассудок.
