Kitabı oku: «Балканский венец. Том 2», sayfa 3

– Ну, говорят, что и сам Караджорджа во время оно и отца своего порешил, и брата, за это его и прозвали Черным.

– Да ты не слушай бредни эти. Все бабские да турецкие выдумки. Никого он не убивал. А Черным его прозвали за чернявость да за то, что туркам много навредил. Турки его и нарекли так. Но Вуица! Что ж ему Милош посулил за это?

– Что посулил, не знаю. Ведаю только, что обещал Вуица Милошу голову Караджорджи, Милош собирается послать ее паше белградскому, а тот – султану…

– Ох ты ж… Вот ведь не было в Сербии случая, чтобы брат не предал брата, да не отослал его голову нехристям… А Милош-то, Милош! Иуда!

– Не время предаваться унынию! – подытожил король. – Мы должны предотвратить преступление, не дать свершиться несправедливости!

– Именно! Беги в Радованье, предупреди их!

– Эээ, не могу, любезный…

Король замялся. Он не знал, как объяснить этому припадочному, почему он не может никого предупредить. Что его никто не видит и не слышит, что он на самом деле – король Сербии инкогнито, живет сто лет спустя, а сюда переместился усилиями лондонских медиумов. Хорошее объяснение. Если бы кто-то еще утром сказал такое королю, он бы тут же отправил этого смельчака чистить свинарники за оскорбление величества. А вот же ж!

– Дело в том, что мало просто предупредить. Я отправлюсь в Паланку Смередевску, там князь Вуица собирает своих людей. Попытаюсь там расстроить их планы. А ты пойдешь в Радованье.

– Хорошо ты все придумал, уважаемый, только я до Радованья неделю идти буду – и то не дойду.

Задумался король. И правда, как же это он не подумал про это?

– А если повозку нанять, чтоб тебя отвезли туда?

– Эт другое дело. Только для этого денежка потребна.

Король снова поискал по карманам. Как же он не догадался захватить с собой деньги! И что теперь делать? Но выход был найден. Король снял с себя один из своих многочисленных орденов – недоброжелатели любили попрекать его этим, де, король не был ни в одном из сражений, а ходит всегда увешанный орденами, как новогодняя елка гирляндами, но король полагал такие разговоры следствием зависти злопыхателей – и протянул нищему. Все-таки и от орденов бывает польза.

– Вот, возьми это. Тебе с лихвой хватит.

Нищий очумело воззрился на орденскую звезду в своей ладони. Такого он точно никогда не видал.

– Ну и чудная звезда, – пробормотал он. – В жизни такой не видал и даже помыслить не мог, что буду держать в руках…

Предваряя вопросы нищего, король сказал:

– Я из Парижа приехал. Живу там много лет, на родине давно не был. Но я патриот. И сделаю все, чтобы спасти нашего славного вождя. Живела Србия!¹⁴

Нищий вытянулся во фронт и ответствовал:

– Живела!

Удивительно, но он сразу поверил королю. Какие же они доверчивые, эти патриоты. Но король продолжил:

– Это французский орден. Бери. Он очень дорогой, инкрустирован бриллиантами – видишь, как они сияют?

Пока нищий пытался совладать с этим блеском в своих глазах, у короля было время обдумать дальнейшие действия. Жест с орденом был широким, безусловно, но королю сейчас было не до бережливости, на кону стояла его жизнь, жизнь дражайшей Драги и жизнь династии. Они стоили любого ордена, пусть и усыпанного бриллиантами.

Договорились, что нищий доберется до Великой Планы – его обычно подвозили туда монахини на своей повозке, скоро они как раз собирались ехать – и на деньги, вырученные от продажи ордена местному меняле-еврею, наймет себе повозку до Радованья, где и предупредит вождя Караджорджу о грозящей тому опасности. Король же отправится в Смедеревску Паланку и попытается там остановить злодеев. Король распрощался с нищим и поспешил по дороге.

– Эй! Эй! – услышал он вслед крик. – Уважаемый, не туда идешь! Паланка в другой стороне!

Король приложил руку к голове, что означало «извини, перепутал», и сменил направление. Правда, прошел он недолго – за первым же поворотом свернул с дороги и спрятался в кустах. Он видел, как нищий долго сидел и вертел в руках его орден, потом все-таки поднялся и поковылял в монастырь. Воспользовавшись его отсутствием, король снова сменил направление и направился в Радованье по знакомой уже дороге.

Из-за того, что на разговоры с блаженным был потрачен целый час, ко въезду свадебной процессии в село король опоздал. Когда он пришел, мать жениха успела обсыпать молодых пшеницей, а невеста уже держала грудного ребенка на руках. Парни разобрали черепицу на крыше и пытались продать ее жениху. Тот торговался и не хотел платить. Но когда разгоряченные родственники пригрозили разобрать всю его крышу, все-таки отсыпал им несколько монеток. Потом началось застолье в шатрах, катание родителей жениха на тележке, запряженной свиньями, и их поджог – ужасные, варварские обычаи!

Народ пил, пел и плясал под цыганские завывания. Цыган этих… тоже бы надо погнать отовсюду, не нравились они королю. Его снедала сильная тревога – где этот чертов нищий? Отчего его нет так долго? Король наступил на хвост кошки. Та отскочила с душераздирающим мявом, но на нее никто не обратил внимания – мало ли, кто-то на кошку в толпе наступил. Только король понял – кошка его чует.

К ночи совсем извелся король Александр. Караджорджа и князь Вуица сидели друг против друга и пили сливовицу, задушевную беседу вели. Ну как, как Караджорджа не чуял, что кум замыслил его предать? Ведь было ж у него чутье прежде, не могло не быть. Говорили, что благодаря ему он всегда знал, где турки объявятся и куда направятся. Из-за чутья своего он неуловим был. Именно оно спасло его во времена Сечи Кнезовой¹⁵, когда Георгий Петрович, еще не вождь, а пока только один из вожаков восстания, остановился заночевать в горном селе. Тогда он почуял опасность и не только не бежал от янычар, явившихся убить его, но и сам первый напал на них на горной тропе и зарубил всех. А теперь что?

За полночь молодых проводили к брачному ложу, гости стали расходиться. Нищий так и не приехал. Ждать далее было уже немыслимо. Король пристроился к одной из повозок, с ней и приехал в Велику Плану. Где там можно искать менялу-еврея и нищего глубокой ночью, король даже не представлял. На главной площади городка он увидел освещенные окна и открытую дверь кафаны и зашел туда. И вот чудо! – там и сидел его убогий компаньон. Это была судьба!

К сожалению или к счастью, нищий был совершенно нетрезв. Видимо, вырученные от продажи ордена деньги он по привычке пустил на пьяный кутеж. Вот оно, истинное лицо этого народа. Только бы напиться! Заведение было набито сомнительной публикой – как видно, местными любителями возлияний, дружками этого паразита. И он поил их всех! Повсюду на столах стояли початые и уже пустые бутыли со сливовицей и валялись обглоданные кости. Как видно, пир удался на славу.

– Ааааа! – радостно заорал нищий, узрев короля. – А вот и наш французик пришел! Дай я тебя обниму! Задал ваш Наполеон жару всей Европе! Да что Европе – он черногорцам так хвоста накрутил!

Король попытался уклониться от объятий нищего, но не успел. С другой стороны, раз все равно ничего этого нет… Завсегдатаи кафаны кричали:

– Гойко, ты совсем допился! Тут же никого нет – с кем ты обниматься-то лезешь?

– Я лучше знаю, что есть. Это французик мой.

– Да какой это французик, это черт, не иначе!

Король тем временем освободился от неприятных ему объятий и предпочел выйти из душной кафаны на улицу. Нищий поковылял следом. На его лице не было и следа раскаянья.

– Что же ты, Гойко – так тебя, кажется, звать? – творишь-то? Подвизался вождя нашего Караджорджу спасти, орден у меня взял – а сам что?

– Прости меня, грешника! – нищий ползал мало что не на коленях, размазывая слезы по щекам. – Я тут немного принял. За здравие вождя нашего! Жид-то лопочет – ох какой орден, да ах какой орден, впервые такой вижу! А я ему – так берешь или нет? Французский! Он вцепился в него, как клещ, не заберешь. Деньги притащил сразу, а на остаток расписку дал. Я иду и вижу – кафана, а времени много еще, вот и думаю – а что б на дорожку…

Король не находил слов. Все, решительно все надо делать самому. Ничего другим не поручишь. Этот нищий, если вдуматься, ничем не отличался от его министров. Тем тоже только дай денег, они уж освоят, они так освоят! Вот и этому фрукту орден не надо было давать – ясно ж было, что запьет. А вообще всех этих убогих надо запретить. Это негигиенично и неприглядно. В Европе на папертях нет никаких нищих, там все чисто и благолепно. Что это вообще за традиция такая? Но с другой стороны, запретишь их – а они все равно будут шастать повсюду, как тараканы. Сердобольный народ все равно будет подавать им, все ж добренькие. Нет, надо действовать по-другому, хитрее: ввести патенты для нищих и взимать с них налоги, как раз бюджет пополним. Пусть хотя бы пользу приносят.

Нищий тем временем продолжал нести ахинею:

– Вот и других собрал. Может, их тоже возьмем? Подсобят они вождя от предателей отбить!

У короля отвисла челюсть, когда он понял, что этот разномастный пьяный сброд нищий хочет тащить с собой.

– Только этих нам не хватало! Уважаемый Гойко, как это ты забыл, что мы едем не сражаться, а предупредить вождя об опасности? В этом деле лишние люди без надобности.

– Ой, и вправду, запамятовал я, каюсь! – нищий опять повалился на землю. – Но ты не ругайся, мил человек, я и не думал сбегать с деньгами. Вот даже у хозяина кафаны повозку нанял. Так что быстро поедем, скоро в Радованье будем.

Ну и что прикажете с таким делать? Король решил, что лучше не тратить время на бесконечные разговоры, а все-таки попытаться добраться сразу до Караджорджева конака, пока его владелец жив. Нищий быстро уладил дела с хозяином кафаны, лицо которого сияло, как начищенный медный таз – еще бы, сколько он сегодня заработал на этих блаженных! На выходе Гойко мало, что не подпрыгивал на своих костылях, отпивал сливовицу из бутыли, сделанной из тыквы, и орал:

– Мы идем на помощь нашему вождю! Да здравствует Караджорджа! Смерть предателю Вуице! Живела Србия!

Еле удалось его утихомирить. Наконец, они тронулись. Сидевший в повозке король выдохнул. Кляча хоть и плелась еле-еле, но шансы успеть были немалыми, если бы где-то на полпути до деревни, на перекрестье путей, их телега чуть не столкнулась с какими-то всадниками. Выглядели они точно так же, как и все бандиты в этих местах.

– Ааа, гайдуки Караджорджи! – заорал нищий, размахивая руками. Он так и не протрезвел. – Живела Србия!

– Живела-живела! – загомонили гайдуки в ответ. – Откуда ты такой?

– Да это Гойко, нищий с Копорья.

– Не просто Гойко. Сегодня я стану спасителем вождя!

– Ну и как же ты им станешь?

Король не успел остановить Гойко, язык у этого блаженного работал за десяток базарных баб.

– Предатель Вуица задумал погубить Караджорджу. Сегодня он подкрадется к нему и отрубит вождю голову. Потом отошлет ее гадине Милошу Обреновичу, а тот – туркам. Но этому не бывать!

Замолчали гайдуки. Во тьме не было видно их лиц, но король готов был биться об заклад, что они вытянулись. А блаженный между тем не прекращал своей в высшей степени патриотическкой, депутату Скупщины впору, речи:

– Сегодня мы покажем этим предателям, что значат настоящие патриоты Серб…

В полутьме что-то звякнуло. Нищий осекся и начал оседать на повозку. Из его груди хлестала кровь, а один из гайдуков уже вытирал свою саблю.

– Эй, вы что! – крикнул король.

Но его по обыкновению никто не слышал. Тут всадники расступились и вперед выехал… сам князь Вуица.

– Что это здесь?

– Да нищий какой-то в повозке. Начал за Караджорджу орать. Ну мы его и…

– Но откуда, откуда он узнал, куда мы едем?

– А что он сказал?

– Да что-то вроде «сегодня князь Вуица убьет Караджорджу, отрубит ему голову и пошлет Милошу Обреновичу».

– Но и откуда он мог это знать?

Ответ получился каким-то невнятным.

– Будалы¹⁶, что же вы тогда зарубили его?! Что ж не спросили, откуда он это знает? И отчего каждый встречный нищий по дороге знает то, чего никто не должен знать? Вас бы за это…

Слова его прервал шум.

– Что там? Что там? – зашептались гайдуки.

На гулкой ночной дороге явно раздавался шум от едущей по дороге повозки, она как раз делала крюк вокруг горы.

– Князь, это они, русские, – доложил один из гайдуков. – Едут от Караджорджи. Скоро здесь будут. Что с ними делать? Тоже…?

Гайдук красноречиво провел рукой по шее.

– Я тебе тоже! Еще этого не хватало, прибить русских. Тогда они точно притащат сюда свою армию и раскатают тут всех под… Будалы! А ну, давайте быстро – все в кусты! В повозке остается Слобо и изображает ее хозяина. И не шуметь!

Приказ был исполнен с максимальным тщанием. Всадники спешились и свели коней в заросли акации на склоне. В повозку с накрытым мешковиной телом нищего успел вскочить бандит, которого назвали Слобо. Едва все стихло, как на дороге показалась та самая венская коляска с русскими офицерами. На коляске горели фонари. Русские безразлично посмотрели в сторону припозднившегося по случаю свадьбы селянина. Когда они скрылись из виду, отряд снова выехал на дорогу.

– А с этим что делать? – спросил один из гайдуков у князя, указав рукой на повозку с телом.

– Да выбросьте его со склона. Повозку бросим, пожалуй, а вот лошадь заберем с собой, скажем – у цыган купили.

Слова эти снова прервал топот копыт.

– Да кого же это опять черт несет?! – ругнулся князь.

На дороге на сей раз появился одинокий всадник, его вынесло прямо на них. В темноте сразу не разобрали, но оказалось, что всадник ехал на осле. Запалили факел и увидели, кого это принесло к ним на дорогу на сей раз.

– Так это же жид местный!

Князь крякнул. Только жида ему тут и не хватало. Ну что же, сам виноват, что оказался там, где ему не надо быть, да еще и на темной дороге.

– Уважаемые господа гайдуки, – заговорил меняла первым, предваряя вопросы, – ви таки наверно удивляетесь, что это раби Соломон делает ночью в таком месте…

Ответом на это стали усмешки.

– А между тем удивляться совсем не стоит. Я таки ищу вас.

– Зачем же мы тебе понадобились, уважаемый раби? Ночная дорога не лучшее место для возврата долгов.

Раби засмеялся.

– Веселый ты человек, княже. Скромному раби Соломону нравится ход твоих мыслей. Но я таки пришел не за этим. Раби Соломон будет нижайше просить уважаемых господ выслушать его, а потом уже и рубить с плеча.

Князь одобрительно кивнул.

– Таки слушайте, уважаемые. Сегодня ко мне в лавку прибежал нищий, про которого говорят, что он просит милостыню в Копорье. И Бог, что интересно, подает ему на пропитание и крышу над головой. Но на сей раз Бог таки послал ему целое состояние. Очень щедрый Бог оказался. Дурачок этот то ли украл, то ли поднял оброненный кем-то из паломников иностранный орден, весь усыпанный бриллиантами!

Глаза у княжеских гайдуков загорелись не хуже тех бриллиантов.

– Дурачок хотел продать мне орден и выручить с него деньги на повозку. Я таки выдал ему половину суммы, а на другую половину написал расписку. Пока я считал деньги, он, не закрывая рта, тарахтел о том, что его любимого вождя Караджорджу нынче ночью таки попытаются убить, и не кто-нибудь, а Ваша светлость.

Еврей наклонил голову в сторону князя. Тот явно нервничал. «Вот они, оказывается, какие, эти евреи! – подумалось королю. – Все такие тихие и мирные, детей своих учат на скрипочках играть. А сами только и ждут, как бы нож в спину вонзить да обобрать между делом. Причем все, все они одинаковые! Все эти менялы, не говоря уже о банкирах, за динар удавятся и других удавят».

– Так что ты хочешь сказать, раби? Говори быстрее, у нас мало времени.

– Только то, уважаемый, что раби Соломону от этого убогого дурачка, труп коего лежит тут в телеге, нужна только расписка. А про то золото, что в его сумке, он и слыхом не слыхивал.

Гайдуки полезли перетрясать солому, устилавшую повозку.

– Вот, его сумка!

– Что там?

– Дайте-ка посмотрю…

– О, тут дукаты! Смотрите, как много! Их тут сотни!

– Господи, сколько их тут?! И откуда?

Королю отчетливо казалось, что он уже где-то слышал эти слова.

– Откуда надо, оттуда и есть, – прервал князь Вуица. – Давайте-давайте, собирайте все это побыстрее, а то, неровен час, увидит кто. Деньги, деньги давай сюда!

Пока дукаты перекочевывали из сумы нищего Гойко в княжескую седельную сумку, гайдуки продолжали обшаривать тело нищего, один из них обнаружил расписку и хотел уже вручить ее князю. Но вдруг другой оказался за спиной раби и… Никто не успел помешать ему, один взмах сабли – и меняла оказался лежащим ничком на дороге, и в свете факела было видно, как на дорожную пыль вытекает темная кровь.

– Будалы! – заорал князь. – Что ж вы наделали-то! Зачем?!

– Виноват, княже. Мой брат женился и задолжал ему десять дукатов, а долг выплатить не может. Что же…

– А может, теперь твой брат выплатит мне эти деньги?

Князь развернул перед ними расписку менялы и зачел ее:

– «Настоящим заверяю, что я, раби Соломон из Великой Планы, обязуюсь выплатить подателю сего двести пятьдесят дукатов по первому его требованию». Кто, кто теперь отдаст мне эти деньги? Не ты ли? Или братец твой? Будалы!

Рухнул гайдук на колени перед князем.

– Княже, виноват я. Если жив останусь сегодня, буду должен тебе по гроб жизни.

– Ну то-то же! – ответил князь. – Давайте, собирайтесь скорее. Выбросьте трупы с обрыва. У нас мало времени!

Избавившись от тел, убийцы скрылись из глаз по дороге на Радованье. Все стихло. Король был в отчаянье. Ему представился второй шанс спасти этого чертова Караджорджу, но и он оказался бездарно утрачен. Кто же мог знать, что они на темной дороге повстречают именно людей Вуицы, которые едут не куда-нибудь, а убивать Караджорджу? Да еще и этот проклятый жид вмешался – нет, надо будет их приструнить, а то слишком много власти себе взяли, думают – раз денег наворовали, значит, всё им можно.

За этими мыслями король вспомнил, что князь Вуица уже ускакал вперед по дороге, а он, король, стоит тут и размышляет, когда пора действовать. И тогда король Александр побежал. Он никогда прежде так не бегал, не королевское это дело носиться туда-сюда. Король должен передвигаться степенно и выглядеть солидно, в отличие от некоторых. Его не должны путать с его же адъютантами. Но тут Черная рука подгоняла короля, от нее можно было и не так бежать.

Но разве бегун, как бы он ни торопился, может опередить коня? Когда король добрался до караджорджева конака, уже светало. Он поспешил к сараю. И едва добрался, как сердце упало, а в висках будто застучали молоточки – не успел! Из зарослей акации прямо перед ним явился князь Вуица, и вышедший из сарая человек в черных шароварах, с окровавленным палашом, протянул ему голову Караджорджи, держа ее за волосы. По влажной от росы траве тянулся кровавый след. Люди Вуицы складывали тут же вещи Караджорджи: его саблю, пояс с пистолетами и турецкими кинжалами, русские ордена… Все было, как и тогда. Судьба была неумолима. Князь Вуица по-хозяйски спрятал голову вождя в мешок и раздавал своим гайдукам указания. Слова как пули вонзались в голову короля:

– Собирайте всё это, да побыстрее. А то неровен час… Деньги, деньги давай сюда!

– А куда голову?

– Отдадим Милошу, а дальше не наше дело. Султану небось пошлет.

В глазах короля всё поплыло. Трава, кровь, пистолеты, дукаты, ордена… Все это сперва сдвинулось со своих мест, а потом закрутилось в воронку, унесшую короля туда, откуда он прибыл. И снова был кабинет Людовика XIV и недописанное письмо матушке на столе. Хотя нет, это уже было не письмо, а список ценных мыслей. Король всегда записывал приходившие ему в голову мысли, которые могли быть полезными для государства и народа, чтобы не потерялись. А еще была Черная рука. Страх пронзил все тело короля, когда он услыхал чьи-то шаги на лестнице. Его бросило в дрожь, а лоб покрыл холодный липкий пот.

Король Александр позвонил. Но адъютант на сей раз так и не явился. Совсем распустились! Правильно сказал князь Вуица – будалы! Ничего, скоро он с ними со всеми расправится. Правда, до этого скоро сперва надо было дожить. Спасение отыскалось в коробочке из-под монпансье. Король допил до дна воду прямо из горлышка графина, взял коробочку с последней, третьей пастилкой и выглянул в коридор. В его дальнем конце ему явственно почудилась чья-то тень. Уж не Черная ли рука? Король в ужасе проскочил коридор и едва не вбежал в спальню. Вот до чего дошло! Он уже в страхе бегает по собственному дворцу! Что ж дальше? Нет уж, с этим пора кончать.

Королева не знала ни о какой Черной руке. Она мирно похрапывала, лежа на спине. Бедная милая Драга. Он приготовил ей подарок – большую брошь от ее любимого Van Cleef & Arpels, сделанную в форме бабочки и украшенную сапфирами и бриллиантами. Правда, из-за этого пришлось урезать некоторые средства, в том числе и на содержание больниц. А при посещении госпиталя в Нише, вполне благообразного, с чистыми простынями и пальмами в кадках, на вопрос о финансах пришлось приободрить сестер милосердия, сказав им что-то вроде «финансов не будет, но вы не падайте духом». Сестры милосердия аплодировали в верноподданническом порыве. Зато как рада будет завтра Драга!

Главное – дожить до завтра. Король вернулся к себе в кабинет, прилег на оттоманку и проглотил последнюю пастилку. Пути назад не было. У него оставался последний шанс спасти Караджорджу и, следовательно, себя, и он не собирался его упускать. Перед тем, как потолок, люстра и портьеры уже привычно поплыли у него перед глазами, король еще подумал, что надо бы все-таки ко дню рождения королевы исполнить ее просьбу насчет братцев Луньевиц: присвоить одному из них генеральский чин, а другому отдать подряды на военные поставки. И кто сказал, что они будут хуже, чем его военные, и украдут больше, чем министры – даром, что ли, они всю жизнь торговали мебелью в захолустном Горном Милановаце?

И да – надо было отозвать послов из России, где вечно что-то замышляли. Братец Ники не зря уклонялся от приема короля Александра с супругой. Это пусть всякая чернь, вечно нищие селяне, лакающие сливовицу и жующие свинину, верят, что «на небе – Бог, а на земле – Россия». Любому мало-мальски образованному человеку понятно, что есть лишь один ориентир – Европа. Вне ее жизни нет. На этой светлой мысли сознание оставило короля.

Очнулся он уже в знакомом месте, на траве, под ярко-голубым небом Шумадии¹⁷. Рядом стоял бык и, как ему и положено, мычал. Вокруг жужжали пчелы. Король рассмеялся. Ему вдруг пришло в голову, что «бык» по-гречески – «апис». Но «апис» – это еще и «пчела» на латыни. Так вот причем тут бык и пчелы! Местные прорицатели – не такие уж мошенники и дармоеды, они просто не научились как следует работать с клиентом и подавать себя. Надо будет при встрече поинтересоваться у того старца, что все-таки он имел в виду? Однако же время не ждало.

До Копорина король Александр добрался быстро, как только мог. Разыскать нищего у ворот монастыря тоже не составляло труда – вот он, сидит и трясется весь, лицо перекошено. Увы, с таким вот материалом приходилось работать, ничего получше не сыскалось. Но повторять свои ошибки король на сей раз не собирался. После пламенной патриотической речи нищего он сразу взял пресловутого «быка» за рога:

– Стало мне известно, что на вождя нашего Караджорджу сегодня ночью будет покушение…

– Да как же…

– Нашлись предатели, они всегда находятся.

– Да кто же…

– Князь Вуица…

– Так вот оно как… А уверен ли…

– Точные сведения.

– Но как он решился? Он же кум Вождю. Как можно пойти на такое? Что ему Милош посулил за это?

– Что посулил, не знаю. Ведаю только, что обещал Вуица Милошу голову Караджорджи, а Милош собирается послать ее султану…

– Ох ты ж… Вот ведь не было в Сербии случая, чтобы брат не предал брата… А Милош-то, Милош! Иуда!

– Не время предаваться унынию, – подытожил король. – Мы должны предотвратить эту беду! Мы с тобой поедем сегодня в Радованье и предупредим вождя обо всем.

– Да! Именно так! Я был с Караджорджей в деле под Иванковацем, там мы знатно нагрели турок. А где, ты думаешь, я получил эти шрамы? С тех пор я должник его. Только, мил человек, я тебе буду обузой, ты без меня быстрее доедешь.

– Это только с одной стороны быстрее. А с другой… Я ж ведь из Франции, здесь давно не был, многое позабыл…

– А, то-то смотрю я, странный ты какой-то, будто и не наш вовсе. По-сербски говоришь складно, хотя у нас так не говорят.

– Я долго жил в эмиграции…

– От турок небось спасался?

– От них. И от предателей Обреновичей.

Король вынужден был, скрепя сердце, слегка приврать, чтобы расположить к себе этого убогого, оказавшегося к тому же ветераном первого восстания. Тот, судя по всему, поверил.

– Хорошо ты все придумал, уважаемый, только я до Радованья неделю идти буду – и то не дойду.

– А мы наймем повозку.

– Эт другое дело. Только для этого денежка потребна.

– Денежка есть.

Король поискал по карманам. Опять, опять забыл он взять с собой деньги! Пришлось вновь снимать орден.

– Вот, этого нам с лихвой хватит.

Нищий очумело воззрился на орденскую звезду.

– Ну и чудная звезда, – сказал он. – Сроду такой не видал.

– Это французский орден. А теперь нам надо в Велику Плану, продать его. Монашки там как, подсобят?

– А куда денутся? Скоро должны уже выехать. Они всегда берут меня. Но вот тебя возьмут ли?

– За меня не беспокойся. Просто делай вид, что меня нет. Так мы вызовем меньше подозрений, а то тут небось на дорогах шныряют засланцы Вуицы.

– И то, – нищий почесал свое грязное ухо.

Они устроились на телеге, в которую запряжена была старая кляча. Управляла всем этим престарелая монахиня, усевшаяся на козлах чуть ли не по-турецки и курившая трубку. На болтовню и дергания нищего она не обращала никакого внимания – как видно, привыкла уже. Не быстро, но они все-таки добрались до Великой Планы. На одной из улочек, ведущей на центральную площадь, в приземистом домишке располагалась меняльная лавка Соломона. Их путь лежал туда.

В лавке было полутемно. Соломон сидел за столом из старого, потемневшего от времени дерева и, как ему и положено, что-то скрупулезно подсчитывал. Скорее всего, доходы. Король, конечно же, сразу узнал его. Это был тот самый жадный раби, который решил нажиться на дурковатом нищем и стал жертвой бандитов князя Вуицы. Зная это, король хотел было развернуться и пойти прочь, но этому воспрепятствовали три обстоятельства: во-первых, другого менялы в здесь поблизости могло и не быть; во-вторых, если он и был, то до него тоже еще надо было добраться, и, наконец, в-третьих, с точки зрения короля все эти потомки Моисея были одинаковы. «Кстати, – подумал он, – надо бы не забыть изгнать всех этих представителей библейского народа если не из страны, то хотя бы из банков и промышленности. Господина Маркса на них нет».

На вошедшего раби посмотрел с недоверием. Король его прекрасно понимал, он бы тоже с недоверием отнесся к зашедшему к нему в кабинет нищему с перекошенным, дергающимся лицом.

– Не подаю, – сказал Соломон спокойно.

– Да ты, жид, не это… Я за другим пришел.

Раби оторвался от своих расчетов и уставился на нищего.

– Я вот эту штуку продать хочу. Сколько дашь за нее?

В ладони нищего блеснула орденская звезда, усыпанная бриллиантами. Блеск этот заиграл в глазах хозяина лавки не хуже, чем у бандитов на дороге в Радованье. Казалось, что вся убогая комнатка наполнилась этим блеском и преобразилась в сказочную пещеру с сокровищами. Соломон шумно сглотнул:

– Нууу, уважаемый… мне таки надо взять вещь в руки, рассмотреть ее.

Соломон получил звезду, вооружился лупой и пристально всматривался в бриллианты. Бриллианты, надо полагать, с не меньшим интересом глядели на него.

– Две сотни дукатов, – последовал ответ.

Нищий расплылся в блаженной улыбке, но король ткнул его в бок:

– Мало! Требуй больше!

– Мало!

– Две с половиной сотни.

Нищий несогласно мотнул немытой головой.

– Три сотни. Уважаемый… Эээ, не знаю, как вас звать, это уже таки грабеж на большой дороге. Больше за него никто не даст.

«Показал бы я тебе, что такое грабеж на большой дороге!» – подумал король. Он и не собирался сдаваться, с этими библейскими надо построже. Нищий опять был подпихнут в бок:

– Орден стоит все пять сотен!

– Орден стоит все пять! – заорал нищий. – Или даешь пятьсот дукатов, или мы идем в другую лавку.

Угроза была трудновыполнима, но в голосе нищего внезапно зазвучал металл, что сделало его весьма убедительным.

– Хорошо. Две с половиной я дам сейчас, другие две с половиной – потом.

– Когда это потом?

– Завтра. В любой другой день. У старого Соломона надежнее, чем в банке. Только я деньги тут в лавке не храню. Сами понимаете, время какое. Не ровен час, прибьют и ограбят.

С этим король готов был согласиться. И он не так давно даже видел, как это происходит. В этой стране народ всегда ненавидел тех, кто богаче, и готов был за это вгрызаться в глотку. Ничем нельзя было исправить этих людей!

Соломон тем временем покрутил орден в руках и причмокнул:

– Ну какая ж вещь! Какая тонкая работа! Никогда не видел. Откуда?

– Да орден это. Французский.

– Старый Соломон и французских орденов насмотрелся на своем веку. Но этот какой-то совсем диковинный.

– Так отказываешься брать, что ли? – проявил нетерпение Гойко.

– Ну что же ви такой нервический, уважаемый? Старый Соломон разве говорил, что он отказывается? Он таки даже не спросил, откуда ви взяли этот орден. Уж не украли ли?

– Я б может и украл, – ответил нищий злобно, – да у кого ж такое можно украсть-то?

– Украсть – у кого угодно. Тут вот русские сегодня проездом были. Может, это их орден?

– Ну да. Они обронили. А я поднял. Что еще старый Соломон хочет знать?

Нищий был раздражен, из-за чего начал только сильнее дергаться. Смотреть на него стало тяжко, так и хотелось невольно самому подергаться и повыкатывать глаза. Хозяин лавки тоже устал от этой иллюминации, с видом покорности судьбе развел руками и удалился в соседнюю комнату, открыв ее ключом. Вернулся он с увесистым кожаным мешочком, который был водружен на стол. Началась длительная процедура подсчета дукатов. Король нетерпеливо ходил взад-вперед по комнате. Свадьба уже была в самом разгаре, а они застряли тут, в этой лавке, из-за какого-то дотошного жида. В перерывах между подсчетом монет тот еще вел с нищим душеспасительные – король бы назвал их капиталоспасительными – беседы:

– И зачем такому… кхм… свободному от обязательств человеку, как ви, обременять себя столь значительными денежными средствами?

– А не твое дело, любезный.

– Разумеется-разумеется, не мое. Но если б ви таки оставили старому Соломону сей мешочек на хранение, то старый Соломон заплатил бы вам по десять процентов в год с этих монет. Представьте, двадцать пять дукатов просто так, ни за что! У вас, поди, и денег-то таких никогда не было!