Kitabı oku: «Гагенпоппен. Сказки для подсознания», sayfa 3

Олигархи духа

Что такое бутерброд? Бутерброд – это хлеб. С колбасой, с ветчиной, с икоркой. Белок с углеводами. А нищеброд? Нищеброд – это тоже борьба противоположностей, к примеру хрен с маслом. В марафоне, как говорится, первые сорок два километра – фигня, главное осилить последние сто девяносто пять метров. И умереть, едва переступив финишную черту. Потому что белковая диета изнуряет, причём изнуряет обоюдно, как потребителя, так и поставщика.

«Дайте моему ребёнку новые учебники. Из этих старых все знания кто-то уже получил», – как-то в моём присутствии кричала одна заполошная «яжежмать» классному руководителю на родительском собрании, приуроченном к началу очередного учебного года. И знаете, в отношении книг я с ней согласен. У хорошей книги, как и у кого-то, предназначенного для тебя свыше, ты должен быть первый. Хоть где-то. К примеру, на страничке «для заметок», предвосхищающей гламурно ламинированный форзац.

Как по мне, чтение книг – это даже не процесс: гигиеническая процедура души, интимный церемониал по расширению потенциала, сродни депиляции зоны бикини или выщипыванию волосков из носа. Он требует соответствующего уединения, всебянаправленного настроения и самокомфортной обстановки… Тёплого кофейника и вазончика пироженок, в конце концов. Выносить своё сугубое напоказ, делать из личного публичное, кричать на всех углах, что прелюдия – значит при людях, для меня сродни (интеллектуальной) проституции – «яд в гомеопатических дозах любви», как писал один сибирский рок-поэт, царствие ему небесное. Занятие вынужденное от «как припрёт» до «как припрёт». Чтобы просто продолжать жить как жить. Потому что когда-то в молодости ты по пьяни попробовал этот пряный дурман-дуриан, и ещё тогда тебе это почему-то не запре́тило. Потому что «делать так» возможно только вместе с такими же «заполошниками», как ты, а вас так элементарно распознать по направлению взгляда в самый неудобный момент. Потому что теперь по-другому на жизнь уже не встает.

Наверное, поэтому я не только, как все, читаю, но и, как иные, тайком от читающих пишу, а «торговать собой» «как припрёт» хожу в общественные читальни. Знаете, есть такие неприметные отхожие уголки для снятия излишнего интеллектуального напряжения в больших книжных магазинах, коих расплодилось в последнее время повсеместно и достаточно. Достаю с полки свою ещё пахнущую свежей типографской краской книгу и… В общем, кто ищет, тот найдёт.

Так и в этот раз. Не было б несчастья, а уж счастье накуем.

– Я могу вам чем-то помочь? – вкрадчивым шёпотком, не оставляющим сомнений в намерениях своего обладателя, через четверть часа игры «в приглядки» донеслось со стороны соседнего читательского кресла.

– Нет, я таким родился… – дал понять свою причастность к «ордену заполошников» я и, оторвав взгляд от бережно лелеемого в руках томика, измерил взглядом своего вероятного визави по тайным играм разума на этот вечер.

Заброс был принят. Я демонстративно замял уголок страницы.

– Послушай, а ты в курсе, что держишь книгу вверх ногами, – заметив это, сразу решил взять «быка за рога» залысеватый мужчина лет сорока пяти-пятидесяти, как бы исподволь придвигая свое кресло к моему, тем самым давая понять, что с его точки зрения, мы правильно поняли друг друга.

– А вы Фрейд что ли? – я немного осадил его пыл, как бы намекая, что ещё окончательно не принял для себя решения, хочу ли я с ним чего-либо подобного этим вечером и вообще хочу ли…

– Причём здесь Фрейд? – мужичок сделал вид, что немного опешил, и зачем-то продемонстрировал мне золотое обручальное кольцо на безымянном пальца правой руки. Правила игры он знал на «отлично». Видимо, играл отнюдь не в первый раз. Членство в ордене не терпело излишней огласки, а потому посвящённые в мелочах предпочитали соблюдать приличия и были крайне осторожны.

– Это же книга! Какие у неё могу быть ноги? Вы ещё скажите, что я ей между страниц заглядываю! – я впервые за все время изучающим взглядом посмотрел на находившийся в его руках фолиант, оценивающе цокнул, удовлетворенно хмыкнул и еле заметным кивком головы дал понять, что вызов принят.

Несмотря на то, что мужчина пришел за мной в читальню след в след, том в его холёных руках был раскрыт уже в районе середины. Я сразу понял, что встретил супермена. Мало того, что на семьдесят процентов Толик, как он позже представился, состоял из знаний, дочитывал он так быстро, что не распознать в нём наличие суперспособностей было нереально. Видимо поэтому оставшиеся тридцать процентов в Толике составляло умение поглощать, но не будем забегать вперёд.

– Вот скажи мне, почему мужчины так любят читать?

– Не знаю, почему они любят так, когда я люблю читать эдак. Извращенцы, наверное…

Оторвав взгляды от своих книг, мы понимающе переглянулись и лишь краешками губ улыбнулись друг другу.

– Давай я куплю твою книгу? – опережая привычный ход игры, он протянул свою ладонь к корешку моего тома.

Я был не то, чтобы не против, скорее даже крайне за, иначе зачем же я сегодня сюда явился?

Натренированным жестом обслюнявив пальцы, он аккуратно подхватил издание в моих руках, и глядя поверх границы обложки, начал быстро перелистывать страницы, время от времени оглядываясь по сторонам, чтобы никто не увидел происходившего между нами действа. Не в силах наблюдать за ловкостью его рук, я прикрыл глаза, наслаждаясь шелестом перелистываемых страниц, и когда том подошёл к концу, осторожно захлопнул издание, окончательно передав его в руки Анатолия, чтобы тот мог сполна насладиться результатом

– Ты подожди меня здесь, я быстренько. Только на кассу и вернусь. Никуда не уходи!

Минут через пять он вернулся, молча положил передо мной упакованную в пластиковый пакет книгу, и не нарушая заговорщицкой тишины, вновь вернулся в своё кресло. Заново открыв свой том на произвольном месте, он начал делать вид, будто он что-то напряженно ищет промеж его страниц, периодически кидая на меня недвусмысленные взгляды.

Когда моё нежданное удовольствие от обладания вожделенным изданием немного поуспокоилось, я, стараясь не производить излишнего шума, придвинул своё кресло к нему и как бы между прочим шепнул:

– Хочешь, я тоже куплю тебе твою?

Ни секунды не думая, он с радостью передал мне свой фолиант. Мои ладони предательски взопрели, и я замер в некоторой нерешительности.

– Только я давно никому ничего не покупал. Привык к электронным изданиям, потерял навык чтения в живую, так сказать…

– Ничего, я тебе помогу… – Толик осторожно положил свою ладонь поверх моей и не торопясь помог мне перевернуть несколько первых страниц.

Дальше пошло, как по маслу. Бумага в его книге была лощеной, мелованной, плотной, поэтому слюнявить пальцы мне было практически без нужды. Запах, исходивший от этого коллекционного, как оказалось впоследствии, издания, кружил мне голову почище хорошо выдержанного коньяка. Насколько мог я растягивал это редкое для себя удовольствие – листать страницы чужой книги, но всё хорошее рано или поздно имеет привычку заканчиваться. Настал и мой черёд идти на кассу.

– Сдачу оставь кассирше, кажется она в чем-то нас заподозрила, – не открывая полусмеженных от удовольствия глаз, прошептал мне Толик вслед.

– У меня по карте… – на секунду обернувшись, кинул в ответ ему я, но показалось, остался неуслышанным.

На кассе прямо передо мной за стопку разномастных изданий пытался рассчитаться казотливого вида парнишка. Изо всех сил жалясь на отсутствие денег, он перебирал в кошельке пластиковые карты, искал по карманам мелочь и громко настаивал на скидке постоянного клиента по номеру телефона. Опытному взгляду в нём по всему можно было разглядеть профессионального читателя. Возникшая на пустом месте суматоха привлекла внимание стоявшего чуть поодаль мужчины с рюкзаком. Когда молодой человек, в не иссякающей надежде на халяву, продиктовал очередной телефонный номер, «турист» записал что-то в своем смартфоне, после чего бодро подошел к кассирше и молча положил на блюдце перед ней недостающие парню купюры. Инцидент ко всеобщему удовлетворению был исчерпан.

Отстояв таким образом в очереди, минут через десять я вернулся на кресла и положил перед Анатолием его пакет.

– Расходимся по одному. Ты первый… – отметив моё возвращение, процедил сквозь зубы тот и на этом потерял ко мне всяческий интерес.

Вновь и вновь переживая послевкусие от удачно разыгранной партии, я спешно вышел из магазина и, отойдя на позволявшее втайне контролировать выход расстояние, закурил. Толик подошёл ко мне со спины и неожиданно предложил.

– Может, обсудим прочитанное? У меня. Сведем, так сказать, плюсы и минусы? Здесь недалеко.

– Зачем, книги ведь не батарейки?

– Ладно, проехали. Так и запишем, от дальнейшего обсуждения недавно прочитанного отказался. Боже, знал бы, где упаду, периодики подстелил бы!

Не поднимая друг на друга глаз, мы молча разошлись в разные стороны.

Я выкинул окурок в урну и отправился в сторону автобусной остановки, зная, что более с Толиком мы никогда не увидимся. Цель – распространить тираж – оправдывает любые средства. Речь человека на восемьдесят процентов состоит из воды. Профессия писателя – превращать эту воду в вино. Прозаик должен быть голодным и недотраханным поэт.

Впрочем, а был ли Толик? С одинаковым успехом он мог представиться мне и Васей, и Эдуардом, и Апполинарием. Имя же на обложке – суть понятие условное, в большинстве своем псевдоним на службе литературного героя. Теперь до поры до времени мы оба будем обходить стороной книжные магазины. От «пока не припрёт» до «пока не припрёт». А если даже случайно пересечемся, то сделаем вид, что не знакомы. Таковы правила игры. Потому что «делать так» возможно только вместе с такими же, как ты, «заполошниками», и нас элементарно распознать по направлению взгляда в неудобный момент. Потому что в молодости мы, к своему несчастью, попробовали этот пряный дуриан познания. Потому что по-другому на жизнь у нас со временем перестало вставать. Олигархи духа. Обреченные жить, как жить между редкими визитами в отхожие уголки общественных читален для снятия излишнего интеллектуального напряжения от умения не только читать, но и писать книги.

Херофоб

Знаете ли вы, что такое херофобия? Как по мне, так новая чума двадцать первого века. Как утверждают светочи современной психиатрии, херофобия – одна из форм тревожного расстройства, когда человек испытывает иррациональное беспокойство из-за того, что с ним может случиться что-то хорошее, в особо запущенных случаях даже страдает отвращением к грозящему ему счастью, мучается, если оно нечаянно нагрянуло, хотя его совсем, как бы и не ждал.

А что хорошего в этой жизни может взять вот так и случиться со среднестатистическим мужиком на простом бытовом среднестатистическом уровне? Правильно, только выпивка и секс. Или выпивка, плавно перетекающая в секс. На край секс, сопровождаемый плавно перетекающей в его желудок выпивкой. Остальное – исключения, как известно, только подтверждающие правила. «Она записала его в контакты, как "мой МЧ". "Мистер Член", – самодовольно думал про себя он. "Молодой человек", – разводила руками она, ибо привычно любила мужчин постарше». Век живи – век учись!

Вместо преамбулы можно вспомнить двух пассажиров разных паровозов, не связанных друг с другом ничем, кроме… Судите сами.

Первого через полчаса после открытия поймала на попытке кражи охрана супермаркета. Субчик пытался скоммуниздить пару носков (чёрных), трусы-боксеры (одну пару) и фляжку коньяка (двести пятьдесят миллилитров). Будучи пойманным, объяснил содержимое своей минимальной потребительской корзины просто: «Мужики, вы поймите, мне же к бабе надо…». Подвели мужика носки. Слишком дорогие уж оказались. И так как потянуло уворованное на сумму чуть выше порога кражи, пришлось вызывать полицию. Вместо бабы мужик попал на нары. Года на два. Елбан, скажу вам я, это – высокий округлый мыс или холм, а не то, что вы сначала прочитали, хотя точно пепелац…

Судьба второго субъекта ещё печальней. Настолько, что даже газеты в годы оные, когда были ещё при власти, уделили ей примерно одну тридцать вторую полосы. Суть вкратце такова: в подмосковном городке желдорстанция, как это принято, находится в отдалении от самого населенного пункта, но, по сути, является центром местечковой жизнедеятельности – магазинчики, кафешки, лавочки-забегаловочки, пивчанское-водчанское и т.д. Вот там-то наш герой по окончанию рабочего дня чуть-чуть и расслабился, развязал, мать его так. В том числе и язык. Завечерело. Поплелся на непослушных домой. К жене, к деткам. Путь вёл через лесок, так уж принято. На его беду, догнала его соседская девчонка что-то в районе шестнадцати… «Ой! Дядя Петя, можно с Вами, а то мне страшно одной…» Слово за слово, то да сё, всплыли «девочкины» проблемы в личной жизни, дядя Петя стал жалеть и поучать, как да куда, так и до цивилизации добрались. А дома у девочки родители. «Ты где была?» да «С кем шлялась?» Ну, дитя и рассказало все в подробностях и про дядю Петю упомянуть не забыла, что, типа, до дома под защитой добралась. Про разговор пошутила… В общем, все довольны, все смеются… А с утра к дяде Пете вместе с похмельем пришёл участковый, «с вещами и на выход»… Папаша девочки заявление накатал про дяди Петин педагогический дар и беседы с подрастающим поколением. Дали горемычному восемь лет то ли за растление малолетних, то ли за развратные действия, которых не было… В общем, здравствуй, зона, новый срок… Даже через четыре года условно-досрочно не выпустили. Пепелац тотальный… «Девушка, можно снять вас на камеру?» – «О′кей, а сколько человек в камере?»

Как говорится, мужчина, который любит женщин, отличается только от мужчины, который любит мужчин. Но это не исключает того, что мужчина, нацеленный на мужчин, не может взять и полюбить женщину. Равно, как и мужчина, любящий женщин, мужчину. Или какую-то одну его часть. Мастера кунилингуса в школе проявляли способности в изучении иностранных языков. В особенности алгебры и геометрии, а запущеннее темы «женщина и алкоголь» может быть только вопрос, который обозначается до банального кратко – «мужик и член», причем «мужик» имеется в виду вида «зрелый». Хотя возраст, как известно, есть только у телятины.

В одной кампании свела судьба с таким. Возраста в районе пятидесяти, с самой большой гордостью в неуемной, по его словам, потенции. «А вон Петровичу семьдесят пять, и он говорит…» – «А вам кто говорить запрещает?»

Хотя, действительно, «труба» его весь вечер буквально разрывалась. Женских имен по его разговорам можно было насчитать штук восемь-десять только, а уж количество входящих звонков вообще подсчету не поддавалось. Долго мы пытали его по поводу сексуального ноу-хау, пока рюмки так после шестой он не раскололся внезапно и сам:

– Дело в том, ребята, что после того, как я попысаю или оставлю удовлетворенной ещё одну Даму, я НИКОГДА не мою руки и не хожу в душ. А то член обидится: чего это я, как помацаю его, так сразу мыться. Подумает ещё, что я им брезгую! Вот он меня и любит. И никогда не подводит.

Причём говорилось всё это на полном серьезе, как божественное откровение. Ничего не хочу сказать, мужик был хоть и плюгавенький, но компанейский. Распрощались мы с ним душевно. Только руки ему никто не пожал. Не со зла. Просто стремноватенько как-то, что ли…

Или вот другой пассажир лет сорока пяти – сорока восьми. На вид трудяга-работяга. Антураж тот же. Случайная компания, выпивка… Когда влито в себя было уже достаточно, возникла прямая необходимость избавиться от избытков отработки в организме. Знаете, почему девушки не ходят в туалет по одной? С выпившими мужиками примерно та же история. В общем, дёрнул меня чёрт увязаться вслед за ним, ведь из кафешки фудкорта крупного торгового центра дорога одна – в общественный туалет.

Очередное «что-то пошло не так» я, к своему стыду, просёк достаточно поздно, только как следует расположившись перед писсуаром с приспущенными по подобающему поводу штанами. Фраза: «Давай я возьму у тебя в ротик», прозвучавшая под лёгкую музыку туалетного радио из уст моего случайного собутыльника ввела меня почти в кататонический ступор, из которого я, к своему удивлению, достаточно быстро нашёлся: «Что, жена в рот не берёт?» – «Да она у меня училка. Даже под одеялом командует: «Выйди и войди как положено!», – скупая мужская слеза уже готова была оросить небритую щеку работника физического труда. «Уже года три так: как выпью, так и клинит. Ничего поделать с собой не могу». «А пить бросить не думал?» На этом инцидент оказался исчерпан. Пьяный вечер тоже. По крайней мере, для меня. В общем, котиков нужно холить и лелеять. Чтобы у них были и холка, и лелейка. Женщины, с мужиками примерно та же история. И пофиг, что вы худые и Купидону сложно в вас попасть. С нелелеянной лелейкой мужику цена копейка.

Пить в компаниях с той поры я начал остерегаться, а после того, как сходил на открытый урок немецкого к сыну, перестал бухать и в одиночку. Дорога к алкоголизму – она ведь такая, в один конец, и даже на порнхабе есть раздел про самозанятых.

Поначалу, как говорится, ничего не предвещало. Класс на тридцать-тридцать пять голов, на доске наглядные пособия в виде плакатов с алфавитом, всякими стульчиками-домиками и птичками-зверушками. В общем, в антураже присутствовало все, что детям в их неокрепшие головы вдолбить уже успели и что, по задумке заметно мандражировавшей их наставницы, детки и должны были в силу имевшихся возможностей нам демонстрировать.

Со звонком началось всё прилично: «Гутен Таг, класс» – «Гутен Таг, тутор» .... А-Бэ-Цэ… Катце-Швайн.... Фантасмагорическое щяйзе началось, когда добрались до «попугая».

До сих пор вспоминаю, как в замедленном воспроизведении – указка касается изображения ни в чем в контексте не виноватой тропической птички, и класс детишек-второклашек хором по слогам начинает скандировать: «ПА-ПА-ГЕЙ!», «ПА-ПА-ГЕЙ!», «ПА-ПА-ГЕЙ!»…

Как составлявшие добрых две трети зрительской аудитории мужики в обморок прямо там штабелем не уложились – сказать не могу. Но сбледнули все. Довершением стала торжествующе-улыбающаяся физиономия познавший аналы истории классендаме, в которой по всему угадывалась заскорузлая разведёнка с ребёнком. Жизнь вообще довольно идиотская штука: ты можешь случайно кому-то заделать ребёнка, но никак не в силах ненароком сделать тортик.

Херофобия… И, хотя этот термин ещё не утверждён и формально не относится к психическим расстройствам, мне этот «адский цирк с попугаями» в кошмарах нет-нет да и является. «Если вы испытываете страх перед удовольствием, это может быть из-за того, что в вашем подсознании оно связано с гневом, наказанием, унижением или кражей», – вторит ему официальная наука. И правда, раньше я сплошь представлялся -маном и -голиком, рядом – голиком и -маном. Теперь всех встречных-поперечных в упреждение предупреждаю: «Господа, извините, но я – херофоб». В ответ мне привычно делают квазипонимающие выражения лиц, будто мы – общность, будто это я не о себе им сказал, но себе о них.

Наши люди не обижаются, когда в глаза их называют раззвездяями и пофигистами, а наоборот, воспринимают это, как комплимент. Херофоб сегодня слово того же порядка. В нём есть секрет от загадочной русской души, ведь я искренне сомневаюсь, что сплошь все знают: комплимент с французского переводится, как «то, чего нет». Психологи говорят, «вы заслужили свое счастье, но негативные эмоции отняли у вас эту радость», но хорошая всё-таки фраза: «Я вас услышал». Нечто среднее между «Спасибо» и «Иди на хер», поэтому ответ на вопрос: «Есть ли секс после смерти?» доподлинно знает один лишь человек – мой патологоанатом.

В девяностых годах прошлого века широкое хождение имела шуточная «Женская молитва перед вечеринкой»:

«Господи, помоги мне не напиться!

Проснуться утром в СВОЕЙ кровати, ОДНОЙ!

Помоги не потерять имидж деловой женщины!

Помоги не сесть попой в салат!

Не потерять вещи (и себя в том числе)!

Помоги не писать никому пьяных сообщений в два ночи!

Не звонить, и главное – не признаваться никому в любви! (во всяком случае, не больше двух раз).

Помоги прийти домой на двух, а не на четырёх!

…а если что и натворю…,

то сотри мою память навеки веков!

Аминь!»

В разгар первой половины века двадцать первого она наконец-то стала моей. Серьезной. Молитвой Херофоба. «Познакомился в интернете с молодой и красивой девушкой, а при встрече она оказалась толстым лысым мужиком. Поэтому секс был так себе. Господи, помоги и мне не напиться…»