Kitabı oku: «Перестройка»
Перестроить жизнь свою нам можно, ностальгию не изменишь никогда.
ГЛАВА-1. НЕОЖИДАНЫЕ ПЕРЕМЕНЫ
Часть-1. История наяву.
1. Такого никто не ждал.
У большинства граждан Советского Союза была – построить социалистическое, а дальше коммунистическое общество в отдельно взятой стране в Союзе Советских Социалистических Республик (СССР).
В народе шёл слух, что социализм стоит у порога и коммунизм не за горами. Пройдёт ещё одна пятилетка и мы окажемся в светлом будущем под названием – Социализм.
Не понятно, что произошло? После каждой пятилетки шла новая пятилетка к построению светлого будущего, которого пока никто не видел. Наверно, ступеней к социализму было слишком много и горы были слишком высокие, за которыми не видно было коммунизма?
Стахановское движение, труд ударный за себя и за того парня, встречный план к построению социализма и многое другое, что должно было быстро построить социализм никак не срабатывало у нас.
Вместо энтузиазма во всех сферах деятельности советских граждан произошёл массовый застой. Никто никем не руководил. Никто никого никуда не призывал. Никто ничего не хотел строить.
Все без исключения стали приходить на работу ради денег. Работу делали тяп ляп, чтобы кто-то видел, что кто-то работает. В обществе сплошное панибратство. Все друзья. В народе стали говорить, что такое движение в обществе, это первый признак демократии при социализме, то есть мы уже фактически в развитом социализме, когда всем всё можно.
Мы стремились к такому развитию все семьдесят лет и вот настало это время всеобщего благоденствия, когда ты становишься хозяином всего, что тебе нравится по духу и по вкусу в обществе.
Началась эпоха застоя при развитом социализме. Когда никто не знал, как дальше жить. В это период сняли лозунг «Догоним и перегоним Америку!».
Зачем за США гоняться, когда мы построили развитой демократический строй при социализме, а американцы живут в загнивающем капитализме. Наши братья китайцы пошли своей дорогой вместе с культурной революцией.
В Советском Союзе термин «застой» ведёт своё происхождение от политического доклада ЦК XXVII съезду КПСС, прочитанного М. С. Горбачёвым, в котором констатировалось, что «в жизни общества начали проступать застойные явления» как в экономической, так и в социальной сферах.
Партия и правительство окончательно запутались в сферах своего руководства. Сложившаяся ситуация лишала руководство страны каких-либо стимулов к модернизации хозяйственной и общественной жизни, что усугублялось преклонным возрастом и слабым здоровьем высших руководителей.
Фактически же в экономике нарастали негативные тенденции, увеличивалось техническое и технологическое отставание от высокоразвитых капиталистических стран.
С падением цен на нефть к середине 1980-х у части партийного и хозяйственного руководства появилось сознание необходимости реформирования экономики.
Это совпало с приходом к власти самого молодого на тот момент члена Политбюро ЦК КПСС – Михаила Горбачёва.
Вместе с тем, первые два года с момента занятия М. С. Горбачёвым поста генсека (с марта 1985 по январь 1987), несмотря на официальное признание существующих трудностей, существенных перемен в жизни страны не наблюдалось.
Этот период стал своего рода «затишьем перед бурей», которая «разразилась» после январского Пленума 1987 года, объявившего Перестройку официальной государственной доктриной и ставшего отправным моментом радикальных преобразований во всех сферах жизни общества.
2. Февральские события 1987 года.
Мне довелось быть свидетелем ужасных событий, которые потрясли республику Таджикистан. Тогда, в феврале 1987 года, перевернулся мир моих понятий обычной жизни.
Кто знает, всё-таки, может быть, к достижению неизведанных душевных глубин в сознании человека, побуждают именно такие ужасные события? Тогда человек начинает думать о мере собственной жизни.
Смотрит на прожитую жизнь совершенно другими глазами своего разума. Окружающий мир природы принимает другое измерение. Мы начинаем понимать иначе, то, что произошло рядом с нами как в короткий промежуток времени, также в течение многих лет прожитой нами жизни.
Мы пытаемся познать меру своей собственной жизни. У меня нет умысла, делать какие-то фантастические открытия в области нашего мышления.
В своей жизни мы видим разные события, но, все же, до конца никогда не исчерпываем в своём сознании глубину происшедших событий. Всегда осознаем меньше, чем есть на самом деле.
Воспринимаем, иногда, больше, чем можем осмыслить. Бывает дефицит происходящих событий, которые неординарны, и мы стараемся их болезненно понять, осмыслить по-своему.
Возможно, нам следует заранее подготавливать своё сознание к тому и следует примириться с тем, что любое наше суждение об неординарных событиях в той или иной мере, может быть, ошибочно и верно?
Следует создать некий общий вывод, исходя затем из общего понятия, выделить рациональное зерно нашего сознания, которое поможет выбрать необходимую информацию.
Тогда, возможно, мы правильно научимся определять уроки собственной жизни? В меру своей жизни, прожитой нами. Во временном измерении мы часто лишены возможности понять происходящее рядом с нами.
Наша повседневная сложная жизнь, мешает нам глубоко задуматься над событиями касающихся нас самих. Мы часто не замечаем многих событий. Осознаем прошедшие события позже, через годы прожитой нами жизни.
По истечении многих лет, мне хочется другими глазами своего разума посмотреть на прошедшие события. Невольным участником этих событий пришлось мне быть в последние годы прошедшего века и в другие времена массового застоя при социализме, к которому мы стремились.
Всё рухнуло в один момент без бунтов, без саботажа, без революций в обществе. Задолго, до февральских событий, когда народ окончательно запутался в постоянных религиозных и светских праздниках, знаменательных датах, на площадях Душанбе стали появляться группы незнакомых людей.
Разогретые свободой и демократией, а, может быть, ещё чем-то другим покрепче? Они выкрикивали свои лозунги – Свободу религии! Смену правительства! Раздел земли! Свободу нации!
Хочется заметить, что религию в Таджикистане не притесняли и во времена советской власти. Всегда были мечети, церкви, синагоги и другие культовые здания разных религий.
Что касается правительства республики, то его только что создали. Правительство не успело чего-либо натворить, чтобы народ был не доволен и мог потребовать замены своего правительства.
На лицо было видно, что всюду на площадях люди издалека, специально кем-то подготовленные провокаторы. Никто не препятствовал их выступлениям.
Все говорили, что у нас в Таджикистане полная демократия и пускай эти люди, орут себе на здоровье, их всё равно никто не слушает, зато внимание к нашей демократии отовсюду.
Однако, постепенно, на площадях города стало собираться все больше и больше разного народа. Все те же незнакомые лица. Сразу бросалось в глаза, что даже одеты эти люди были совершенно ни так, как местные одеваются.
Акцент в разговоре у этих людей звучал совершенно другой, не похожий на наш диалект. Появились новые лозунги, о независимости Таджикистана от России, о новом переделе земель Средней Азии.
Как грибы после первого весеннего дождя, на площадях столицы стали появляться разноцветные палатки. Как мухоморы, изготовленные из различного пёстрого тряпья.
В палатках стали жить неизвестные люди с площадей. Городские жители воспринимали пришлых людей, как балаган политического цирка республики.
В свободное от работы время, горожане семьями приходили в центр, чтобы посмеяться над всем этим глупым сборищем. Всем интересно было быть в гуще окружающих событий.
Вскоре, на улицах и площадях Душанбе, появились многочисленные корреспонденты и телевизионные камеры различных зарубежных стран. Было интересно смотреть на политическое шоу. Все только и говорили о том, что наконец-то и у нас в Таджикистане стала полная демократия.
Всё, как на Западе – лозунги, толпы людей с транспарантами, зарубежная пресса и телевидение. Столица гудела от рёва огромных машин, набитых людьми с лозунгами и транспарантами, от ликующих толп на улицах и площадях города.
Во всех магазинах появилось множество различных товаров. Прямо на городских площадях и в парках, открывались лавки и вагончики с различными восточными сладостями.
Рядом варили плов, шурпа и лагман. Жарили шашлыки из только что, тут рядом, зарезанных коров и баранов. В универмаг и ювелирный магазин завезли дорогие украшения из золота и драгоценных камней.
Душанбе раскачивало от все новых и новых политических идей. Страсти людей стали быстро накаляться. Толпы демонстрантов разделились на две части по площадям. Одна часть поддерживала сторонников пресловутой демократии.
Другая часть – поддерживала сторонников создания Исламской Республики Таджикистан. Между площадей находился постоянный огромный наряд милиции.
Демократы автокраном выдрали с постамента памятник В.И. Ленина, вождя мирового пролетариата. Площадь в центре столицы назвали Озоди (Свобода).
На место памятника В.И. Ленина поставили памятник какому-то мужику в таджикской одежде, о котором сразу в народе стали сочинять анекдоты. Исламисты свою площадь, у дворца президента, назвали Навруз (Весна).
Проспект Ленина переименовали в проспект Рудаки – именем средневекового таджикского поэта. Многие улицы города стали носить новые имена, которые не были известны горожанам всех национальностей.
По Душанбе стали сдирать старые символы советской власти и развешивать неизвестные никому символы исламистов. Из Москвы, от демократов России, прилетела Галина Старовойтова.
Она ездила на большой машине по проспекту Рудаки с мегафоном в руках. Уговаривала горожан собраться на площади Озоди. На городских митингах участвовали лишь одни мужчины-таджики.
Всем было как-то странно видеть среди мужчин русскую женщину с большими объёмами фигуры. Поэтому горожане потянулись к площади Озоди (Свобода). Посмотреть на русскую бабу среди мужиков.
Когда собравшие мужчины на площади Озоди выстроились в одну огромную колонну, Галина Старовойтова встала впереди колонны. По её команде все мужчины взялись за пояса друг друга.
Старовойтова положила волосатые руки высокого мужчины себе на пояс, чуть выше соблазнительных бёдер. В колонне все разом зашагали по кругу площади, выкрикивая свои лозунги на таджикском языке.
– Озоди! Озоди! – выкрикивала Старовойтова в мегафон, оглушая людей на площади Озоди.
Присутствующие на площади Озоди многочисленные зеваки смеялись от всей души. Это было похоже на первоапрельскую юморину в Одессе, нежели на политическую демонстрацию в Душанбе. Всем людям было весело и смешно. Все душанбинцы искренне наслаждались от этого политического шоу.
– Озоди! Озоди! – громко повторяла за Галиной разношёрстная колонна волосатых мужчин.
Вышагивая чинно по кругу площади Озоди, никто из них не скрывал свой интерес к обширным бёдрам дамы. Делая круг, на повороте площади Озоди, мужчины менялись местами, пристраивались за Старовойтовой.
Каждый пытался как-то ухватить Галину ниже пояса, за сочное бедро. Старовойтова поднимала волосатые руки мужчин на то место, где у дамы должна быть талия.
Как ни в чём не бывало, Старовойтова продолжала выкрикивать лозунги – Озоди! Озоди! Раскачивая в такт бёдрами, Галина шагала по кругу площади, привлекая за собой все больше и больше мужчин из толпы.
– Позади! Позади! – ликуя от восторга, весело выкрикивала любопытная толпа на площади Озоди.
Своими пышными объёмами Галина Старовойтова напоминала священную корову Востока, сзади которой пристроились быки, у которых на уме было лишь одно, как бы быстрее добраться до обширных бёдер дамы.
Политический карнавал продолжался несколько часов. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы ни стал моросить первый весенний дождик, который своей прохладой напомнил нам всем, что зима не оставила свою силу и в любое время дня здесь, может быть, холодно, как зимой и даже всюду посыплет снег?
Участники карнавала начали постепенно расходиться. Площадь опустела. Незнакомцы с площадей укрылись в своих пёстрых палатках. Горожане разошлись по своим домам.
Галина Старовойтова первым же самолётом улетела к себе в Москву. Политическое шоу дня закончилось и площадь Озоди вскоре опустела.
К вечеру дождик все больше усиливался, как бы предвещая всем о начале политической грозы, которая разрушит и смоет вокруг все прошлое, навсегда изменит людские судьбы и взгляды на обычную жизнь.
3. Трагедия в Душанбе.
В февральские дни не обращал внимания на политические события в Душанбе. У меня последняя сдача экзаменов и зачётов за третий курс истории в Государственном университете Таджикистана.
Каждое утро вставал с первыми петухами, чтобы сдать экзамены. Ранним прохладным утром спешил первым автобусом из Орджоникидзеабада в Душанбе.
Некогда было вникать в разные события в нашей республики. Последний экзамен за третий курс сдал. Мне осталось приехать в университет сдать книги в библиотеку. В последний день экзаменов, измученный учёбой, не включая телевизор, завалился спать. Перед сном завёл будильник на пять часов утра, чтобы первым рейсовым автобусом уехать мне в Душанбе.
По старой привычке проснулся до того времени, когда будильник своими истерическими воплями разбудит чуть свет всю мою семью и наших соседей.
Тут же перевёл звонок будильника на время удобное моим детям для сбора в школу, а жене на работу. Осторожно вышел на кухню. За окном было темно и тихо.
Неугомонный сверчок где-то под шкафом пел свою песню, и дикие голуби бурчали в гнёздах под окном. Взбодрённый чашкой кофе, тихо оделся, взял с собой заранее приготовленные книги и вышел на улицу.
Маленький город, как ребёнок, мирно спал, улицы его были безлюдны. Пошёл в сторону нашей городской площади, от которой была вся связь горожан с внешним миром.
Там меня, возможно, ждал первый автобус? Вот и площадь с остановкой автобуса. Обычно, в это время, всегда много людей. С городской площади люди разъезжаются по разным местам своей работы. Но сейчас городская площадь была совсем пуста.
– Что-то тут не так, – подумал вслух. – Может быть, это очень рано пришёл сюда на остановку автобуса?
Посмотрел на свои часы, было половина шестого утра. Все правильно. Как раз в это время люди едут на работу. Но, где же они тогда? Возможно, что сегодня какой-то новый праздник, о котором ничего не знаю?
Тогда бы знал декан факультета, который сказал нам, что завтра, то есть сегодня, надо сдать в библиотеку всем свои книги. Было где-то в два часа дня.
Все в группе должны были знать о новом празднике. Стал ждать первого автобуса. Но в установленное по расписанию время автобус не появился.
Из Орджоникидзеабада до Душанбе двадцать два километра. Наш университет в другом конце столицы Таджикистана. Беспокоился, что ни сдам книги в библиотеку, а завтра мне на работу.
Без сдачи книг в библиотеку к осенним зачётам на четвёртый курс меня не допустят учиться. В другой день поехать в Душанбе, у меня совершенно нет времени.
За весенний семестр у меня слишком много работы набралось. Из-за поворота в сторону Душанбе вяло двигался обляпанный грязью автомобиль ГАЗ-69. Он петлял по сонной улице, как пьяный мужик после ночного загула, медленно раскачиваясь в разные стороны. У меня появилась надежда, что всё-таки сейчас смогу уехать в Душанбе. Уверенно поднял руку.
– До Душанбе возьмёшь? – решительно, спросил водителя, когда газик упёрся в край тротуара.
Водитель, ни глядя на меня, молча кивнул головой на сидение рядом с собой. Широко открыл дверцу автомобиля, чтобы не испачкать шикарный костюм, купленный специально на сдачу экзаменов в университете.
Газик медленно двинулся с места, постепенно набирая скорость. Водитель, тучный мужчина лет сорока, выглядел сильно уставшим с дороги. Под глазами мешки. Лицо опухшее. Он постоянно кивал головой, засыпая прямо за рулём своей машины. На трассе всюду густые, как сметана, предрассветные сумерки. Видимость очень плохая.
За городом сильный туман у самой дороги. Ленту дороги совершенно не видно. Машина петляет по трассе, готовая каждое мгновение свалиться в придорожный арык, который совсем пропал из поля зрения.
Хорошо, что на дороге нет встречных машин, иначе нам было аварии не миновать. Между тем туман все сильнее сгущается.
Водитель наугад ведёт автомобиль, который, как живое существо, инстинктивно ощущает колёсами полосу дороги, петляя из стороны в сторону, между горой и арыком.
"Так и до Душанбе не доеду." – беспокойно, подумал сам. – "Ещё одна петля и мы перевернёмся в арык."
Машина все также петляла по трассе, а уже думал, что нам, наверно, придётся погибнуть на пол пути?
– Ты не знаешь, почему нет на дороге машин? – спросил, водителя, чтобы только он не заснул в дороге.
Водитель, с кислой миной у рта и опухшими глазами, вяло посмотрел на меня, все пытаясь понять, чего это от него хочет попутчик. Мужчина слегка встряхнулся всем телом, как озябший в тумане сонный воробей.
– Нет, не знаю, – растягивая слова, с сильным акцентом, ответил он. – Понимаешь. В горах застрял, на дороге. Там сильный обвал снега был. Лавина прошла. Машину совсем засыпало. Целые сутки один, машину из снега вытаскивал. Дорогу чистил, потом ехал. Дорогу чистил, опять долго ехал. Вот так до самой трассы. Пока снега стало мало под колёсами моей машины. От нашего кишлака до Душанбе редко машины едут. Надеяться было не на кого. Сам вылез. Поэтому, так думают, нет из-за лавины снега машин.
Водитель увлёкся рассказом о своём кишлаке и о трудной дороге высоко в горах. Туман слегка рассеялся.
Дорогу малость стало видно. Машина выровняла движение и резво устремилась вдогонку бегущих впереди километров трассы, как бы навёрстывая упущенное время в густом тумане.
Километров становилось все меньше и меньше, в туманном полотне дороги. Невидимое солнце вставало где-то высоко в горах, пробуждая сонный мир, приглашая, все живое, встретить утро нового дня.
Лёгкий ветерок с гор тихо спустился к нам на дорогу. Освежил наши лица своей прохладой. У дороги, в тумане, робко запели невидимые птички. Вот мы уже подъезжаем к Душанбе.
Ещё издали город показался мне взъерошенной квочкой, которая скрылась в сыром тумане среди лопухов-холмов от страшного коршуна. Спрятала под себя цыплят-дома, оттопырила в защитной форме свои мокрые перья-тополя и укрылась огромными крыльями-кронами чинар.
Готовая, в любой момент к защите своих детей от всех врагов, которыми наполнен мир дикой природы.
– Тебе куда надо? – вяло, спросил водитель, сворачивая машину с объездной дороги в город.
– Мне надо в университет. – ответил, когда машина, минуя перекрёсток, устремилась в центр.
– Тебя высажу возле площади Айни. – сказал водитель. – Мне надо ехать прямо до "Текстиля". Извини друг, но дальше нам не по пути. И так опаздываю на целые сутки к своему братишке. У него сегодня свадьба. Понимаешь. Братишка жениться. Сафар у нас самый младший в семье. Учёный! Университет закончил на отлично. Красный диплом получил. После свадьбы, с молодой женой, летят в Африку. Мой братишка там работать будет. Что-то искать в далёких краях Африки. Дальше Таджикистана нигде не был…
Душанбе встретил нас пустыми улицами и потухшими фонарями светофоров на перекрёстках. Словно огромный призрак, в первом весеннем тумане,
Душанбе настороженно рассматривал нас издали, с окнами серых домов, как бы проверяя – пускать нас к себе домой или нет. При въезде в город туман пропал, как бы остерегаясь чего-то.
Даже пение проснувшихся птиц утихло где-то. Везде мёртвая тишина. В тишине нам не было спокойствия. Всюду что-то жуткое, тревожное, пугающее неизвестностью.
На улицах нет людей. Даже кошки и собаки исчезли куда-то, не перебегают привычно дорогу. Птицы весело не встречают нас своими песнями. Словно все разом вымерли по неизвестной нам причине – люди, кошки, собаки, птицы.
Город весь застыл в страхе. В ожидании какой-то неминуемой трагедии вокруг народа. Прямо перед площадью Айни на тротуаре помятый троллейбус.
Всюду разбитые стекла и масло от двигателя. Вокруг нет никого. Какая-то необычная авария?
При любой аварии в черте города. Разбитый транспорт убирают сразу, чтобы не было скопления транспорта на улицах города.
Перевернут большой троллейбус, который перекрыл проезжую и пешеходную часть городской улицы. Что-то здесь все ни так?
– Вот люди! На привязанных машинах ездить не умеют! – возмущённо, говорит водитель газика. – Таких надо к нам в горы отправлять на учёбу. У нас там, в горах по заснеженным дорогам только ассы могут ездить.
Газик объезжает разбитый троллейбус и останавливается перед площадью "Айни" на перекрёстке у потухшего светофора прямо возле "Дома книги".
Достаю из кармана пиджака свой портмоне с деньгами, чтобы рассчитаться с водителем за благополучный проезд по опасной трассе в тумане до Душанбе.
– За проезд деньги с людей не беру. – обиженно, отказался водитель от предложенных мною денег. – Ты лучше вспомни хорошим словом Джафара и его младшего братишку Сафара, у которого сегодня свадьба. На эти деньги купи больше сладостей своим детям. Дети сладкое любят. Пускай дети получат эту радость.
– Спасибо, Джафар, за дорогу! – поблагодарил, пожимая руку водителю. – Сафару скажи, что Александр поздравляет его и невесту со свадьбой. Пускай у него будет первый сын такой, как старший брат Джафар. Пускай всегда в вашем доме за столом будут хлеб, соль, много друзья и мир. Приятно было познакомиться.
– Спасибо, Александр! Спасибо! – крепко пожимая мне руку, смущённо ответил Джафар. – Ты хороший человек, это сразу видно. Даст Аллах нам такую возможность, мы когда-то встретимся. Всего тебе хорошего…
Газик Джафара одиноко поехал через пустую площадь Айни. Повернул в сторону проспект Рудаки, чтобы сесть на нужный автобус. Передо мной, вдруг, на проспекте открылась ужасная картина.
Всегда чистый, мытый проспект, выглядел так, как огромная городская свалка в Латинской Америке. Больше всего, проспект Рудаки походил на огромную съёмочную площадку американского боевика.
Где, по сюжету фильма, все в городе разбито и разграблено. Можно было подумать, что здесь снимали какой-то фильм. Несколько минут находился в шоке от увиденного.
Никак не мог сразу сообразить, что все это ни страшный сон и ни кино, а тут реальная жизнь, которая устроила нам такой огромный погром в Душанбе. Немного придя в себя, решил, что надо двигаться к университету.
Может быть, там мне все станет предельно ясно? Что же всё-таки произошло вчера в городе, после моего отъезда домой? До университета мне идти далеко.
Но, что тогда делать? Ни стоять же мне на одном месте? Надо туда добираться. На часах начало седьмого, а на улице нет ни одной души. Словно Душанбе весь разом вымер от чумы в течении одной ночи.
Иду прямо по проезжей части проспекта "Рудаки", опасаясь неизвестно чего от мрачных громад серых зданий. На фасадах зданий, крупными буквами на разных языках, цветной краской написаны ругательства и лозунги.
У некоторых деревьев поломаны ветки, срезанные пулями из автоматной очереди. Деревья, как огромные великаны, стоят с поломанными руками-ветками, с них тычет кровь-сок.
Деревья как люди страдают, но только не могут плакать голосом, лишь мучительно скрипят поломанными руками-ветками, и никто из людей не может им помочь в тягостное время, избавить их от жуткой боли.
Ведь люди сами страдают. Попрятались в домах и залечивают свои раны, полученные от ночного погрома. Дальше по проспекту Рудаки. Витрины шикарных магазинов разбиты и разграблены.
Национальный Банк Таджикистана изрешечён пулями из автоматных очередей. Решётки на окнах банка погнуты. Местами решётки вырваны и висят на косяках оконных рам.
Рядом с окнами банка и у центральных дверей огромные лужи человеческой крови. Возле входа в банк развороченные взрывом тротуар и цветочный газон.
Вокруг воронки от взрыва разбросаны окровавленные части человеческого тела. По некоторым фрагментам тела можно определить, это был мужчина. Головы, которого рядом нет. От этого вида начинает тошнить. Едва сдерживаюсь от сильной рвоты. У меня кружится голова и раскачивает в стороны. Продолжаю движение. На перекрёстке улицы Кирова и проспекта Рудаки несколько обгоревших машин, собранных в баррикаду.
Всюду много людской крови. На шесте, воткнутом в цветочную клумбу, голова мужчины с дыркой в голове от пули. Глаза, щеки и язык проколоты кусками ржавой проволоки.
Возможно, это голова того обезглавленного мужчины у здания банка? Ужасно кружится голова, мне становится настолько дурно, что начинается сильная рвота. Глазами пытаюсь найти воду, но воды тут рядом нет нигде.
– О, Боже! – переведя дыхание от сильной рвоты, стону, и, продолжаю вновь изрыгать то, что было у меня в желудке, с таким ощущением, будто скоро кишки моего живота вылезут изо рта. – У меня внутри всё болит.
Мысленно сам себе внушаю, что пора успокоиться, иначе потеряю сознание и свалюсь в собственную блевотину. В это время опять глазами ищу воду.
Близко воды нет. Надо мне как-то двигаться вперёд. Едва передвигая ногами иду в сторону площади Озоди. Там есть большой фонтан с водой.
Можно попить воды. Вот и площадь Озоди. В фонтане воды нет. Но прямо перед площадью из разорванного водопровода течёт вода. Чтобы не испачкать свой костюм, ладонью черпаю воду и часто пью.
Воду пью долго и много, пока желудок наполнился влагой. Моё состояние в голове нормализовалось. Оглядываюсь вокруг себя. Рядом с площадью Озоди, Дом правительства и почтамт, изуродованы пулями из автоматов, разрывом гранат. Кинотеатр "Айни" без единого стекла в витринах и окнах.
Между зданиями КГБ и МВД, чуть в стороне от проспекта Рудаки, баррикады из военной техники, разбитых машин и мебели. За баррикадами, с оружием в боевой готовности, живые люди в гражданской одежде и в военной форме.
Из-за баррикад люди настороженно следят за моим передвижением по площади Озоди, готовые в любой момент открыть огонь на моё поражение.
Середина площади Озоди, у Дома правительства фонтан, в бассейне которого, там, возможно, больше людской крови, чем воды? Рядом с фонтаном много убитых мужчин в луже крови.
Иду в своём направлении, стараюсь пройти обычным шагом, чтобы не привлечь подозрение на себя, следящих за мной людей с оружием в руках. Вероятно, мой вид в такой парадной одежде, вызвал у всех доверие и удивление?
Так как никак не вписывался в панораму, которая окружала меня. Словно был человеком с другого мира, который неожиданно появился и не знал, что рядом, есть другой мир с собственными проблемами.
В это время у меня сильно дрожали от страха колени. Молил Бога, Аллаха, Будду и всех других, кому поклоняются люди, чтобы в меня не стреляли, лишь бы мне сейчас пережить этот ужас и остаться живым.
Мне никак не хотелось здесь умирать. Тем более, неизвестно за какую провинность. Из всех увиденных мной зданий и магазинов, лишь хлебный магазин не пострадал совсем.
Видимо, это по той причине, что для таджиков хлеб святой продукт, которому таджики поклоняются, как своему божеству. Прохожу мимо разграбленного ГУМ.
Обратил внимание на другую сторону переулка. Золотой (ювелирный) магазин был настолько разрушен, что можно было подумать будто грабители здесь добывали себе драгоценные камни и золото со всего, что им можно было разбить в магазине.
Даже стены ободраны. Напротив, Кабинета Министров проспект Рудаки был перекрыт тяжёлыми танками. Чтобы не создавать себе проблем с танками, вскоре повернул на улицу Путовского в сторону рынка "Баракат".
Тем более, так мне было гораздо ближе к университету. Возле разграбленной аптеки, в застывшей крови, валялась большая разбитая телевизионная камера и её штатив с ножками.
Может быть, это был последний репортаж зарубежного корреспондента из мест ужасного разбоя в Душанбе, в столице Таджикистана? Возле рынка "Баракат", на спуске к мосту через реку Варзоб (Душанбинка), воинская часть.
Вокруг воинской части тяжёлая бронетехника и танки. Ощетинившись, всюду торчат автоматы, пулемёты, карабины и гранатомёты. Все, военные и гражданские, внимательно следят за моим передвижением.
Уже привык к опасности. Уверенно спускаюсь по улице Путовского к мосту, чтобы за мостом через реку Душанбинка (Варзоб), возле зоопарка, повернуть в правую сторону на "Островок".
Так называют студенты то место, где строится комплекс зданий Таджикского Государственного Университета. Академический городок. Мне нужно добраться туда, чтобы сдать в библиотеку свои книги и осенью продолжить свою учёбу в университете. Уже на мосту услышал, как стрекочет автомат Калашникова со стороны зоопарка. В ответ на стрекотню автомата, со стороны воинской части, застучал крупнокалиберный пулемёт.
Прямо где-то надо мной просвистели пули автоматной очереди и тут же, в обратном направлении, провизжали пули крупнокалиберного пулемёта. Понял, что нахожусь под перекрёстным огнём.
Начинается обоюдная перестрелка. Ещё не дойдя до конца моста, перелез через ограждения и прыгнул на асфальт дороги, которая для развязки моста находилась под мостом рядом с речкой.
Буквально в этот момент пулемётная очередь прошла по мосту, осыпав меня всего бетонными и каменными осколками от моста. Удачное приземление на асфальт дороги не испортило мой вид.
Лишь подошву ног жгло от удара об асфальт. Отряхнувшись от осколков, прикинул, что между крутым берегом реки и дорогой можно уйти в безопасное укрытие за длинные стены зоопарка.
Там, в зоопарке, были слышны жалобные крики и стоны животных, раздирающий душу рёв хищников. Измученные и голодные, возможно, раненые, звери молили людей о пощаде к себе и звали на помощь?
Люди не понимали животных. Люди в это время были заняты бесполезным самоубийством, истребляли себе подобных.
Людям было всё равно, что творится за высоким забором зоопарка, а там находились беспомощные животные, они, как и люди, хотели жить, но им никто не мог помочь в такое опасное время жизни.
Как только достиг намеченного рубежа своего укрытия, тут же попал в окружение группы таджиков с автоматами Калашникова наперевес. Парни встали вокруг плотным кольцом и стали меня рассматривать.
– Ты, что тут делаешь? – спросил меня, бородатый парень, с зелёной повязкой на тюбетейке. – Покажи кейс.
Открыл кейс и показал ему содержимое. Парень оторопело смотрел на мои книги. Видимо, это все, что угодно, представлял парень увидеть в моем кейсе, но только не учебники по истории, которые были там.
– Вот, иду в университет. – растерянно, ответил ему. – Мне надо книги в библиотеку сейчас сдать. Учусь в университете.
