Kitabı oku: «Ветер над берегом: Вторая книга стихов»

Начала

Внемлите мне, пенаты, – вам пою…

А. С. Пушкин (из «Гимна Пенатам» Р. Саути)

 
Зашторен свет, но есть печальный звук
У дальних звёзд… Отложен том раскрытый
И только что прочитан гимн чужим
Пенатам или ларам – всё равно,
Раз не сказать, что древние мертвы —
Оболганные, сброшенные боги.
Мы пестуем наречие своё
Забытым языком, чтоб избежать
Убийственной, продажной болтовни
И с ней согласных умственных затей —
Соображений жизни бестолковой,
Когда ничьё не трогает перо.
Стилистика, поэтика – обрывки
Всё дальше ускользающих теней
Не мраморных – духовных изваяний.
Попробуй к ним дотронуться, достань
Из пекла пламя голыми руками.
Не хочешь – но обязан! Быть живым
Не так-то просто. Да и кто теперь
Простит мне дидактическую речь.
Оболганные, сброшенные боги.
 

11.1997

К Музе

 
Сентиментальный, как тиран, злодей ли,
Я разливался строчками не к ней ли,
За нею устремляясь по пятам,
Проскальзывал то шелестом, то тенью,
Живой, но незаметный, к сожаленью,
И не было конца её следам.
 
 
О Муза! Будь послушна, будь покорна!
Я звуки собираю, словно зёрна,
Как мельник, весь испачканный мукой,
Терплю твоё ученье, но не муку,
Игру обожествляя, как науку,
Уже не раз обманутый игрой.
 
 
Мы вдоволь наигрались в жмурки, прятки.
Давай, теперь проверим наши грядки —
Посмотрим, что садили мы вдвоём,
И, радуясь трудам душой и взором,
Прославим настоящее, в котором
Не век, не два с тобою проживём.
 
 
Переживём спокойно и незримо.
Пускай другое что-то мчится мимо,
Со скрежетом вращается вокруг.
Всё это ощутимо еле-еле,
Как суета оконченной недели
И то, что в понедельник сходит с рук.
 
 
Где слово – это только оболочка,
О Муза, будь покорна! Дальше точка,
Единственная точка или слог.
Как всякий звук и он звучит не ново,
Но в этом слоге выражено слово,
Которое я выразить не смог.
 

2.1996

Всё знает свой язык

 
Всё знает свой язык, свои приметы —
Зелёный луг и лес кудрявый, где ты
Как посторонний с некоторых пор,
Где вечер, словно Рембрандт в Эрмитаже,
Как будто ждёт кого-то и в пейзаже
Шуршит листвой невидимый дозор.
И в час, когда не слышится и шорох,
Разбрасывает ночь созвездий ворох,
И лес, дремучий, заговор творит.
И темнота вокруг встаёт такая,
Что кажется, с рождения немая,
Вдруг тишина с тобой заговорит.
 

4.1996

«Затем и легла тишина…»

 
затем и легла тишина
над безмятежной степью
чтоб ты оглянулся и видел
 
 
ГОРНОЕ ОЗЕРО ГРОМА
 

12.1995

Кленовый лист

1. «Друиды вымерли. Стоят леса в опале…»

 
Друиды вымерли. Стоят леса в опале.
На ветвях кошка вечности лежит.
И время, словно мышь на интеграле,
На кошку подозрительно глядит.
 
 
Предусмотрели вещие друиды
И одухотворили мёртвый лес,
И, старцами раздетые, дриады
Смирились перед волею небес.
 
 
Тропою песни пой внутри напева,
Следи высоким соколом следы.
Внимательная кошка, словно дева,
Разглядывает зеркало воды.
 
 
Забылась мышь… Слезает кошка с древа —
К воде крадётся вечность… Кошка, стой!
Мышь прячется внутри листвы напева.
Не кошка – просто дева над водой.
 

2. «Дева стоит над водою и смотрит на волны…»

 
Дева стоит над водою и смотрит на волны.
Всех отражений сложенье стремится к огню.
И в зеркала не насмотрится время, в чьём лоне
Зреет звезда, словно осени дар январю.
 
 
Вот и наброшена тень на прозрачную бездну!
Тень, словно ветка, ломается. Дева стоит.
Надо же так! Кто-то эту темницу отверзнул —
Пламя вложил и устами листвы говорит.
 
 
В пальцах огня преломляются времени дали.
В кроны стекольщик врезает кусочки реки.
Листья опального леса в потоки опали.
Алые реки, как вены, под кожей строки.
 

3. «Друиды вымерли, но мир не расколдован…»

 
Друиды вымерли, но мир не расколдован.
Стоят леса в опальной наготе,
И хоровод двенадцати прикован,
Как лист, к нерукотворной высоте.
 
 
Будь зорким невпопад, будь зрячим, то есть
Прислушивайся к музыке, – с венца
Лист падает один, и эту повесть
Ещё никто не понял до конца.
 
 
Жрецы творили мир, а вышла Дева.
Другого смысла в этом звуке нет.
Тропою песни пой внутри напева,
Распутывай сплетение планет —
Сплетенье тел, ветвей, теней сцепленье…
Следи высоким соколом следы —
Мгновений и веков оцепененье,
Звериный бег по зеркалу воды.
 

Шеломок – 9.1995

Дикая осень

 
Егеря в голубых маскхалатах
Гонят дикую осень в засаду.
Так природа велит – виноватых
В этом выборе нет. Листопаду
Выпал образ беды или жребий —
Как удача до травли охочих.
И плывёт в перевёрнутом небе
Октября неразборчивый почерк.
 
 
Налетит ли порыв листодёра,
Или ястреба крик, или шелест
Выдаст осени след, разговора
Егерей не подслушаешь через
Отгоревшее время. И в кроне
У эпохи костёр листопада —
То ли ветви горят, то ли корни
Стройной лирики старого сада.
 
 
Тонут в небе последние крики
Под прицельным огнём или светом,
И разбег этой осени дикой
После вспышки сливается с ветром.
И становится грустно немного,
Словно дрожь пробегает по кровле.
И высокое зеркало Бога
Светлым ликом встаёт в изголовье.
 

11.1995

Утраченное

 
Читательница мира у окна,
Как вьюга перед зеркалом, а дальше —
До подписи лакуна в этом тексте
Ползёт, как снег с разбуженной вершины…
 

1996

Ночные окна

 
Мир связан, как чулок, из белой пряжи.
За окнами так долго льётся свет.
И длительность его сознанье свяжет,
Что это ночь и выхода здесь нет.
Идут снега из арок небосвода…
Кто выдумал всё это? Боже мой!
Достал меня, как спичку, из народа,
И сжёг простое солнце надо мной.
 
 
Крадётся ночь по городским дорогам,
Проходит все пределы тишины,
Как человек, мечтающий о многом,
Не знает и не чувствует вины.
За окнами светло от снегопада —
От пепла отгоревших осенин.
И хорошо, что сожалеть не надо,
Что ты живой и в мире не один.
 

10.1995

Покров

 
Я и это приму словно дар
Легендарных вершин. Белый снег
Над лесами, как вещий Олег
Перед чёрным становьем хазар.
Ибо им и названий не счесть —
Этим диким урочищам. И
Осыпает сгоревшие дни
Белых вьюг благодатная весть.
 
 
Или это волхвы высоту
Затянули льняным полотном,
Отбелили его и кругом
Обернулись, и в белом скиту
Растворились, заклятья творя…
Понатешились временем всласть!
Словно некуда было упасть
Тем плодам, что питали меня.
 

4.1996

Белый камень

1

 
Белый камень – только пена,
Белый дым над алтарём…
Как-нибудь переживём
Этот вьющийся из тлена
Запах моря, плеск воды…
Звёзды в небе, как следы.
 
 
Звёзды в небе или очи,
Ускользнувших в тонкий слой…
Нам тревоги, им – покой,
Дальше точка или прочерк…
В тех пределах только свет,
Даже зеркала там нет.
 
 
Даже зеркало разлито,
Словно солнце, по волнам,
По которым вышла к нам
В белой дымке Афродита,
Только смыло море мел,
Словно свет перегорел.
 
 
Словно света не бывало —
Так мелькнуло что-то, и
Камень встал среди земли,
Там, где музыка играла.
Звёзды смотрят из воды,
И воде не смыть следы…
 

2

 
В белом облаке Вселенной
Бесконечность, тишина…
Или времени волна,
Или память нитью тленной
Вьётся вкруг веретена…
 
 
Неужели нитка точит
Время смыслу вопреки?
Или камень извлеки,
Или лейся многоточьем
Звёзд полуночной реки…
 
 
Здесь немного и немало —
Вдохновение одно…
Во Вселенную окно
Приоткрылось, но сначала
Было зеркало дано…
 

12.1995

Элегия

 
Ливень разжигает пламя клёна.
В низком небе тучи хороводят.
Я забыл всех ближних поимённо —
Не зовут и в гости не приходят.
Осенью, как водится, былое
Вечерами в чайнике дымится.
В зеркале тоска. Но что такое?
Я не юнкер, чтобы застрелиться.
Просто я душою с небом вровень.
Старый клён в окно стучит ветвями.
Вот к зиме срублю его под корень —
Станут все года его дровами.
Пусть горят не жарко – всё же чурки.
Строфами уложатся поленья.
Полыхай, огонь моей печурки,
Теплоту вдохни в стихотворенья.
Я же стану к Библии прилежен.
Полюблю… Наверное, блудницу.
Буду к ней взыскателен и нежен
И весною выпущу, как птицу.
Подниму светильник над распадом.
Закипай, вода, в огне листвяном!
Быть тебе, как прежде, снегопадом,
Ну, а мне, как должно, – покаянным.
Я поэт, которых было много,
Пасынок заморского аэда.
Если что и светит, то дорога.
И продолжить нечего на это.
Но, как тот охальник во Гоморре,
Дара не растрачу ради хлеба.
Синевы, чтоб слышать голос моря,
И зимой достаточно у неба.
Вдалеке всё что-то так и ропщет,
Или просто ливень льётся речью —
Говорит, но высказать не хочет,
Как и я – скажу, но не отвечу.
 

9.1996

Слепой дождь

 
Дождь и солнце – ну что за погода?
Опрометчивей зеркала нет!
Прямо в душу течёт с небосвода
Сентября перевёрнутый свет.
Словно это художник наивный
Ярким кадмием красит этюд —
Всё по-прежнему, всё примитивно!
Ничего необычного тут.
 

9.1996

Муза

 
бесплотный призрак
среди тотальной телесности
 

5.1995

Пирамида

 
Кто объяснит нам значение знаков и формул,
Если ответ замурован. Молчит пирамида.
В каждом восходе рождается новая форма.
В каждом закате пропала своя Атлантида.
Свет по природе своей, как и тьма, без предела,
Тайного смысла исполнен и льётся слоями;
Углем становится, мрамором, россыпью мела,
Камнем твердеет, чтоб вырасти над площадями;
В образе всадника царствует над подлежащим,
В образе лошади терпит побои глагола:
Весь, как и всё, да и все, не всегда настоящий;
Весь, чем объято пространство от кровли до пола.
 
 
Как же здесь быть равнодушным к тому, что руками
Взять невозможно, измерить и взвесить на чаше.
Кто-то же выдумал всё и открыл перед нами
Наши свершенья и даже сомнения наши.
Оттиском ветра лежит на поверхности влаги
Блик самородного золота – высшая проба!
Свет преломляется, лепится к белой бумаге,
Свитком эпохи горит в зеркалах небоскреба.
В этом ли будет вершина и страсти, и смысла?
Близится полдень – и белое солнце в зените!
И облака над землёй, как простейшие числа,
Строятся в ряд и летят по высокой орбите.
 
 
Может быть, что-то найдём и осилим без брани.
Может быть, всё, как и ночь, обернётся рассветом.
Может быть, кто-нибудь в этом астральном тумане
В эту же пропасть летит, как и мы, за ответом.
Времени дали пронизаны тонким свечением.
Мёртвые звёзды светить продолжают исправно,
Мелкою сетью плывут и грозят заточеньем,
И вокруг неба всё вертятся слева направо.
В этом кривом зазеркалье – ни рано, ни поздно.
И непонятно – какая нам светит планида.
Солнце горит! И растёт над пустынею звёздной
Каменный Сфинкс, и за ним – темноты пирамида.
 

11.1996