Kitabı oku: «Одержимость справедливостью»
Одержимость – частичное или полное и всеобъемлющее подчинение разума человека чему-то, какой-либо мысли или желанию.
Справедливость – в римском праве трактуется, как субъективная категория.
Глава-1 Синяк под глазом
– Как вы все помните, вам поручалось привезти с собой с сельхоз работ, куда вас всех посылали, видение художника. Вы, не жители села, и не колхозники, вы будущая творческая интеллигенция, художники! На вас будет возложена миссия, нести и развивать культуру народа! Художник не должен терять драгоценное время. Везде, где бы вы не оказались, наблюдайте жизнь вокруг, осмысливайте происходящее, и учите людей прекрасному.
… Ишь, как декламирует с придыханием и выражением, как будто выступает перед тысячной аудиторией, – думал я про себя, наблюдая происходящее. В классе-то, вместе с ним и вторым преподавателем, человек 25 наберётся, не больше.
– Пошёл второй год вашей учёбы в нашем замечательном училище, и вот мы уже подводим первые итоги. Все вы прожили одинаковый отрезок времени, в одном и том же месте, в ту же самую погоду. Но каждый из вас, индивидуален и уникален. Каждый видит мир по своему, и пропускает его через себя. В ваших работах мы видим не отражение реальности, а ваш внутренний мир. Как сумели вы показать это зрителю. В любом конкурсе всегда побеждает кто-то один, лучший из нас. Но сегодня, у нас победителей двое!
… Интересненнько, кого вы тут лучшими назначили? Дурацкие конкурсы придумали, как будто мы и так друг друга не видим.
– К такому трудному решению мы пришли потому, что работы авторов представляют собой два разных жанра. Но обе работы выполнены со своеобразным мастерством. Их трудно сравнивать одинаковыми мерками. Вы все видели работы друг друга. Кто же победители?… Признаюсь, неожиданно впечатлила пейзажная работа. Игра красок, свежесть, спокойствие, всё радует глаз. Мы с удовольствием сохраним работу в коллекции училища. Когда автор окрепнет и станет художником признанным, не только нами, мы будем показывать эту работу и гордиться, что помогали становлению таланта.
… Уж ни про Димку ли он тут так распинается. Кто бы сомневался. С таким папой нельзя, не победить.
– Это работа «Золотая осень в деревне», Димы Петрова! Похлопаем ему.
… Ишь, как заливает. Ничего там особенного нет, Димка вообще не художник, он типичный фотограф «что вижу, то и пою». Ну да, красить у него получается. Но при чем тут индивидуальность? Обывательщина, лубок.
– Работа второго нашего победителя, не бросается в глаза яркими красками. Вообще, это неожиданно, когда молодой неопытный человек и начинающий художник, берётся за такие сложные темы. Жанровая картина, друзья дорогие, с людьми и животными, сложнее для художника, чем пейзаж. Требует от автора определённой смелости и уверенного владения искусством композиции. Потому, что каждая фигура, это отдельный характер, самостоятельный образ, и все эти фигуры на полотне, нужно увязать между собой в единое целое, передающее зрителю замысел автора. Полотно хоть и сравнительно небольшое по размеру, но, можно сказать, фундаментальное по содержанию.
… Уж ни про меня ли он говорит? Неужели заметили? – я сидел в заднем ряду и ждал когда балаган закончиться.
– Это работа, под названием «Уборка урожая», другого нашего Дмитрия! Некоторые моменты на картине, совершенно неожиданные для такого названия и сюжета. Милиционер внимательно разглядывает картофельный клубень? Что он там хочет увидеть? Или вот это. Некто, лица мы его не видим, он повернулся к нам почти спиной, стоит на фоне коровника у открытого молочного бидона, и пьёт молоко из большой кружки. Тут же женщина в белом платке. Чему она улыбается с таким нескрываемым восторгом? А этот фрагмент, я бы сказал, в некотором роде провокационный. Убрав стену деревенской хаты, или сделав её прозрачной, художник показал нам происходящее внутри. Молодой человек и девушка растянули неширокое полотенце, едва скрывающее за ним другую девушку, которая судя по всему, таким образом, принимает душ. Она стоит ногами в тазике, а молодой человек, что держит полотенце, демонстративно отворачиваясь и не глядя на неё, другой рукой льёт сверху воду из ковшика. Вода, судя по всему, подогревается во дворе, вот на этом костре. Знаете, искусствоведы обожают разгадывать скрытый смысл, как будто специально оставленный для них авторами картин. Похлопаем ему. Я поздравляю обоих Дмитриев с хорошим началом!
… Ну, почему? Почему? Какого хрена он опять первый, а я «другой»? Почему не я первый?
– Все знают, что они давние друзья, ещё со школы, – продолжал преподаватель, – вот так дружба, товарищество, творческое соперничество обогащают каждого из нас.
– Может, кто-то хочет сказать, или пожелать что-нибудь? – преподаватель смотрел на класс.
Все молчали, переваривая то, что здесь произошло. Каждый теперь думал про себя, сдал ли он обещанный зачёт. Победители, понятно, сдали. А как с остальными? Преподаватель паузу понял.
– Вам не следует волноваться. Зачёт, за, так сказать практику, сдали все. Все кто был на картошке и принёс свои работы. Ну, так кто-то хочет сказать?
– А, можно спросить? – подняла руку Роза, – моя мама рассказывала, что ходила в оперный театр на все премьеры. Не потому, что любила музыку, а чтобы увидеть декорации, которые Вы создавали. Мама рассказывала, что когда под музыку открывался занавес, в зале публика взрывалась овациями, вскакивали со стульев, кричали, браво! Расскажите, как это было. Как Вы могли создавать такие огромные полотна?
– Правда, расскажите! – загалдели остальные студенты.
… Розка, дрянь, нарочно тему перевела. Не хочет, чтобы обо мне говорили. И чего я в ней нашёл.
– Здесь, наверное, не место и не время рассказывать, не по теме? – преподаватель смутился и покраснел.
– Почему же не по теме? Мы о профессии спрашиваем, об искусстве. А Вы, живая легенда! – не унималась Роза. Остальные одобряюще загудели.
– Что же такое нужно показать, чтобы вызвать овацию зрителей одной лишь только картинкой? – снова не выдержал я.
– Если задаться целью, Дмитрий, то это не сложно. Иногда синяк под глазом производит неизгладимое впечатление на окружающих.
Услышав реплику преподавателя, все в классе засмеялись.
… Синяк под глазом? Это он про меня. И все смеются, все помнят. Неужели, Роза рассказала? А может, Светка? Уж ни Димка ли? Смеются, наверное, за моей спиной. Всё впечатления от победы в конкурсе, было испорчено. Так вот, почему победителей два. Не хотели, чтобы я был первым…
Глава-2 Вино и картошка
Я лежал на полу, на надувном матрасе. Заснуть не мог. На хозяйской кровати ворочалась Светка. Тоже не спит, хотя кровать мягкая, я проверял. И всё это из-за Димки, того самого Димки.
Ближе к выходу из деревенского дома, куда нас заселили, стояла большая русская печь. Её не топили, в доме итак было тепло, даже жарко. С этой печи раздавались стоны и вздохи. Там спали Роза и Димка. Только они не спали, а сопели и кряхтели, и не давали спать мне и Светке. И так каждую ночь, уже неделю. Когда в первый раз это случилось, ночью я не решился сказать. Но утром сказал прямо, – кончайте возню, вы мешаете спать! Розка покраснела, глаза отводит, а Димка, в наглую, – ты, говорит, о чём? Дурочку включил.
– Кончайте аморалку! Стыдно! Вот я о чём. Вы мешаете спать другим. Вот пойдём сейчас, и попросим, чтобы нас от вас отселили, нам весь день работать, между прочим! Правда, Света?
– Я ничего не слышала, – Светка сделала круглые глаза.
Дрянь какая, не слышала она. Розка выскочила из-за стола, и на улицу, как будто у неё живот схватило.
– Ма-альчики! Вы что? Не надо ссориться. Я пойду Розу искать…
– Я тебе, как другу говорю, нельзя так, Светка всё знает, она про вас расскажет, сплетни пойдут. Зачем девчонку позоришь? Ты же сам говорил, что она тебе не нравится. Я же о тебе забочусь. Узнают, из училища выгнать могут.
– Как узнают? Кроме тебя, сказать некому. Роза и Светка – подружки, сами разберутся.
– Слышь, Дима, вы что там, на печке, трахаетесь?
– Тебе то, что? А, ну, понятно. Успокойся, никто не трахается.
– Вы как туда залезли оба, Светка покой потеряла.
– Светка, или ты, покой потерял?
– Ты же говорил, что она тебе не нравится?
– Тут же делать нечего. А других нет. Может, был бы телевизор, так и сидели бы и смотрели.
– Так ты от скуки, вместо телевизора, девчонку позоришь? – не выдержал я.
– Чего ты привязался, кто её позорит? Она сама на печку залезла, я её и не звал.
– Сама залезла?…
– Ну да, сама.
– Вы там, целуетесь?
– Да пошёл ты к чёрту? Чего ты всё выспрашиваешь? Целуемся, не целуемся, какое твоё дело?
– Потому, что это цинично, так. Она же тебе даже не нравится.
– Ну, почему не нравится? У неё попка, такая крепкая, выпуклая. Она семь лет художественной гимнастикой занималась.
– Попка выпуклая….
– Завидуешь, что-ли? Или, она тебе нравится?
– Нравиться, с самого начала нравится! Как только я увидел её.
– Чего же не сказал? Мне и в голову не приходило. Ты же мой друг, странно. Ну, хочешь, забирай её. У меня с ней ничего не было.
– Как, забирай? Ты про неё, как про вещь.
– Ладно, сделаем так, я сегодня уйду, меня ребята звали в карты играть. Не хотел идти, но ради тебя, пойду. А ты тут оставайся и разбирайся. Ну, хочешь так?
– Ты, настоящий друг!
Понимает, что унижает меня, или нет? Однако, выпуклая попка из головы не шла, и сейчас я думал только об этом.
Уже через час мы были в поле. Девчонки рылись в грязи, подбирая картошку, оставшуюся от картофелеуборочного комбайна, и складывали в вёдра, а парни эти вёдра таскали к трактору. После обеда меня с Димкой перебросили грузить картошку в новенький грузовик, с длиннющим прицепом. Крутились ещё какие-то люди, помогали, а бригадир подгонял, чтобы закончили до темноты. Шофёр грузовика сидел тут же, наблюдал процесс. Рядом с ним стоял ящик с непонятным дешёвым пойлом, которое предлагалось всем желающим участникам погрузки. С погрузкой управились быстрее, чем ожидалось. Бригадир едва стоял на ногах. Меньше других был пьян шофёр,
– Труд, это счастье, труд, это радость, – сказал Димка, плюхнувшись рядом с шофёром.
– Правильно говорите, молодой человек, – отозвался шофёр, – труд, это – счастье! Только, от него растёт горб, и выпадают зубы.
– За двенадцать тонн картошки, одного ящика портвейна, мало! – заявил подошедший бригадир и тут же упал, и сразу вырубился.
– Умаялся человек, – сочувственно сказал шофёр, – работает тяжело. Не переживай товарищ, будет тебе ещё ящик портвейна.
Димка остался выяснять, почему за погрузку дают вино, а я пошёл домой. Меня ждала Роза, сегодня она принадлежала мне.
***
– Слава труженицам полей! – девчонки-дуры, в мою сторону даже не посмотрели, делали вид, что меня нет. А я и не навязывался. Пока пили чай, я всё думал, как подкатиться, как начать контакт, если не реагируют даже на мои шутки. Эх, надо было бутылку того пойла прихватить. Как же это я не подумал.
На улице уже полностью стемнело. Девчонки затихли, я тоже лёг. С Розой надо было что-то решать, а то Димка завтра засмеёт. Выпуклая попка не оставляла в покое. Подумал, какая ей разница, чем я хуже Димки, и решил поговорить с ней прямо сейчас. Я тихонько залез на печку и лёг рядом. Роза спала лёжа на животе. Она не возражала, только буркнула, что хочет спать. Я хотел объясниться и стал шептать ей в ухо, – Роза…, Роза…. Она молчала. Тогда я погладил её по спине и положил руку на ту самую выпуклую попку.
– Дима? – она повернулась ко мне, прислушивалась, вероятно со сна, – Дима это ты?
– Да, это я, Дима, не пугайся.
– Отвали, урод! – она взвизгнула и стала толкаться локтями и коленями, – я буду кричать! Уйди урод!
– Успокойся, Роза, успокойся, я ничего тебе не сделаю, – шептал я, но она продолжала толкаться.
Я отодвинулся и сел, чтобы она перестала визжать. В этот момент она сильно ударила меня ногой, вязаным носком прямо в лицо. Носок был грязным, она ходила в нём по избе, вместо тапочек. Я не удержался и слетел с печки, больно ударившись при этом скулой о скамейку. Хорошо, что зубы не выбил.
– Только подойди, урод! – шипела она сверху.
– Кому ты нужна, дура набитая! – почему «урод», почему она меня уродом зовёт? Я даже очки не ношу. Чем Димка лучше меня?
***
Утром Светка растолкала к завтраку. Девчонки уже успели сварить на керосинке кашу из концентрата. Вспомнив ночное происшествие, я невольно избегал их взглядов. А Светка, как нарочно, крутилась перед носом и лезла в глаза. Мне казалось, что она заигрывает, что немало удивило. Было не похоже, чтобы она издевалась. Но как только Светка вышла, и мы с Розой остались одни, она вдруг сказала,
– Вот что Дима, если я узнаю, что ты сплетничаешь, я скажу, что ты хотел меня изнасиловать. Вылетишь из училища! Понял?
– Ты не права, я только хотел….
– Привет ребята, – в дом ввалился Димка, – каша ещё осталась? Жрать хочу! Со вчерашнего дня ничего во рту не было.
– Жрите, пожалуйста! – вместе с Димкой вернулась Светка, и отдала ему свою кашу. Она снова нагло стрельнула глазами в мою сторону.
– А откуда это у тебя такой фингал под глазом? Вчера вроде не было, – ляпнул Димка продолжая жрать свою кашу.
– Какой ещё фингал? – внутри меня всё сжалось. Подскочив к облезлому хозяйскому зеркалу, что висело на двери, я увидел на щеке под глазом, здоровый синяк. Вот оно, доказательство «изнасилования». Не спрячешь, все будут спрашивать. Сейчас Роза всё ему расскажет. Исподтишка я посмотрел на девчонок, они делали вид, что не слышат.
– Чего застыл? Заканчивай с кашей, – Димка жрал, как ни в чём ни бывало, – опоздаем. Нам вдвоём снова на погрузку, утром придёт другой такой же грузовик.
Мы топали по грязи пару километров, а когда пришли, никакого грузовика ещё не было.
– Ну, как там, с Розой разобрался? – от скуки спросил Димка.
– Ай, знаешь, Пропал интерес.
– Ну, ты даёшь, вчера был влюблён, Быстро ты. С чего это?
– Ну сказал же, чего спрашиваешь? Тебе нравиться? Балуйтесь, мне наплевать, – не мог же я сам рассказывать ему, как она меня грязным носком, в лицо! – ну, и где грузовик? – я хотел сменить тему.
– А с грузовиком тут интересно, – Димка хитро улыбался, – картошку-то, воруют.
– Как? Воруют картошку? – судя по Димкиной физиономии, он не шутил.
– А вот так, грузовиками, по 12 тонн за раз. Мне ещё вчера это чернило не понравилось. С каких это пор бухло на халяву, ящиками. Я к шофёру подкатил, так он и скрывать не стал. Говорит, что в Ставрополье картошка, страшный дефицит, она у них не растёт. Говорит, за 12 тонн картошки, машину легковую можно взять.
– В смысле, взять?
– Ну, купить, обменять на картошку.
– Ну да? Как? За картошку? – не поверил я.
– Представляешь, говорит, у них там килограмм картошки за рубль продают. 12 тонн, это 12 тысяч рублей.
– Так надо в милицию! Нас сюда прислали помогать убирать урожай, мы его убираем, а они воруют? Нет, я так не могу. Я всё расскажу.
– Ага, расскажешь, тут же все повязаны, тебя же ещё и виноватым сделают. Придумают что-нибудь, напишут в училище. Эй, смотри, Димка, видишь бидоны на улицу выносят. Там ферма, пойдём молочка парного попьём.
– Я тёплое молоко не люблю, – механически, я тащился за Димкой.
Несколько больших металлических бидонов были составлены вместе, в ожидании транспорта. Неподалёку крутилась какая-то тётка.
– Хозяюшка, – крикнул Димка тётке, – можно молочка попробовать?
– Отчего же нельзя, конечно можно. Погодь, сейчас кружечку принесу, – отозвалась тётка. Через минуту она вернулась с большой алюминиевой кружкой, – пейте ребята, пейте мальчики. Вы ведь помогать приехали, пейте помощники вы наши!
Откинув крышку бидона, Димка зачерпнул полную кружку и протянул мне. Я пригубил, в кружке были жирные сливки, скопившиеся в горловине бидона. Было вкусно, но больше одного глотка я сделать не смог. А Димка с жадностью выпил всю пол-литровую кружку. Вытер тыльной стороной ладони белые усы, и с восторгом погладил себя по животу.
– Ну как, хорошее молочко? – хитро улыбалась тётка, – может, ещё кружечку?
– Спасибо! Спасибо, очень вкусно! – Димка продолжал облизываться, как кот из мультика.
Но вдруг, его глаза округлились, лицо вытянулось, и он ни слова не говоря рванул к лесу. Тётка хлопала в ладоши и от души смеялась.
– Что случилось? – не понял я, – куда его понесло?
– Попал твой приятель, хорошо, если до леса успеет добежать, – веселилась тётка, – кальсоны-то запасные взяли с собой? Кто же так сливки пьёт-то, больше полстакана опасно, можно опозориться.
Прибывший новенький грузовик, точно такой же как вчера, оповестил о своём прибытии громким сигналом. Я не знал что делать. Ворованную картошку грузить было унизительно, как будто я как эти, что за бутылку чернила. Где этот Дима? Пусть бы уже обгадился, посмотрел бы, как ты после этого к Розе полезешь.
– Эй, это тебя на погрузку послали? Вас же, вроде двое должно быть, – вчерашний бригадир ещё не был пьян, – иди за мной. Задача понятна? Ну, погнал. Так, где говоришь, второй лоботряс? Я вашему начальству расскажу, как вы тут прохлаждаетесь.
– Не надо начальству, он сейчас придёт, если надо я и один справлюсь! – схватив вилы, я набросился на кучу картошки.
– Ну, смотрите у меня! Я проверю!
Бригадир, по-деловому, глотнул из трёхлитровой банки похожей на те, в которых закатывают огурцы. Неужели сегодня сок будут пить? – подумал я.
– Слышь, а почему Портвейн в банках сегодня? – как бы услышав мой вопрос, с подозрением спросил у шофёра бригадир.
Два ящика, по четыре банки в каждом стояли тут же, рядом с шофёром, готовые к употреблению.
– Не знаю, так завезли. В Сельпо другого не было. Да какая разница? Так даже пить удобнее, чем из горла, – ответил шофёр, – а тут горла широкая, стакан не нужен.
– Да, так удобнее. А может, это не вино? Ты тут, часом, не экономишь на рабочих людях? – вновь усомнился бригадир.
– Как, не вино? Вот же на ящике написано, «Портвейн».
– А, ну если написано, тогда, да-а, – согласился бригадир, – ты, тут за студентами смотри. Бездельники! – сделав большой глоток, бригадир ушёл.
Появился Димка и тоже стал махать вилами, такими же как у меня, тупыми, с узко расположенными прутьями, сделанными специальными для картошки. Вилы, были тяжелее обычных, но Димка, почувствовав моё волнение, тоже махал с энтузиазмом.
– Ну как, добежал? – спросил я его.
– Добежал, добежал, всё нормально. А ты чего, какой-то нашароханый, что-то случилось?
– Представляешь, бригадир, пьянь, обещал нажаловаться на нас.
– За что? – не понял Димка.
– За то, что тебя нет!
– Как же нет? Ты сказал ему, что мы тут с утра торчим, что машины не было?
– Да не успел, он наехал сразу. А шофёра, приставил следить за нами.
– Следить? Зачем? – тупил Димка.
– Алё, студенты, расслабьтесь, перерыв, – глаза шофёра, в отличие от вчерашнего, были недобрыми. Он был молод, руки в татуировках, похож на урку.
– Хо-хо, – засмеялся Димка, недоверчиво покосившись на трёхлитровые банки, – спасибо, только я вина не смогу, медвежья болезнь. Боюсь, вино с утра.
– Чего? – не понял шофёр.
– Понос у меня, понос, – уточнил Димка
– А ты, побитый, – это он так про мой синяк, – у тебя тоже понос? Или возьмёшь на грудь, для разогрева?
– Спасибо, я не пью.
– А-а, ну ладно, как хотите, – казалось, что шофёр обиделся, что отказались от его бесплатного угощения.
Помахав вилами ещё около часа, услышали шум мотоцикла. Милиционер, вероятно участковый, по-деловому подошёл к ящику с чернилом, достал из него банку и с недовольным видом положил в коляску мотоцикла.
– Это что, всё, больше вина нет? – спросил он шофёра,
– Есть ещё ящик, в кабине.
– Ты бы ребят угостил, а то они какие-то скучные, – милиционер подозрительно посмотрел в нашу сторону.
– Так они не пьют, я предлагал…, – шофёр сплюнул в траву.
– Вот как, не пьют? Интересно. А что говорят?
– У одного, говорит, понос. А другой, типа, не пьющий….
– Интересно…, – милиционер внимательно посмотрел в нашу сторону.
– А вы, откуда, студенты? Из какого заведения? – милиционер подошёл поближе, казалось что он старался запомнить наши лица.
– Мы из Художественного училища.
– Рисуете, значит? Ну, ну…. Ладно, поехал я, – бросил он шофёру и пошёл к своему мотоциклу.
– Чего это он так нас разглядывал? – спросил я тихонько Димку, – тут что, только мы не пьём?
– Я, когда назад шёл, бидоны с молоком на трактор грузили. Краем уха слышал, как сказали, – «наш, кажется, попал…». Вроде, тот грузовик с картошкой, стопорнули где-то. Я значения не придал. А тут, вижу все злые какие-то. И милиционер этот, высматривает что-то.
– Он же за чернилом приезжал….
– Может, они думают, что это мы стуканули. Ты же хотел…, – Димка посмотрел мне в глаза.
– Что хотел? – по спине поползли мурашки, – ничего я не хотел! Не придумывай. А, я понял, это ты вчера куда-то смылся! Ты настучал! Я при чём тут? Не впутывай меня в свои дела!
– Да не трясись ты так, ничего ещё неизвестно.
– Не понимаю, почему я? В смысле, почему мы, что мы им сделали?
– Мы, потому что не пьём, подозрительно, – тихо говорил Димка, – мы чужие, а они тут все свои, лыка не вяжут. Милиционер явно в теме, прикормленный….
Да, Димка прав, так и есть, надо спасаться.
– Можно мне, глотнуть? – подбежал я к шофёру.
– Ты же не пьёшь, – шофёр ехидно улыбался.
– Хочу попробовать, Вам что, жалко?
Водитель протянул открытую бутылку. Я сделал два больших глотка. Чернило было тёплым и сладким, с запахом гнилых яблок.
– А ты, будешь? – спросил Димку шофёр.
– Нет, я не могу, я же говорил, понос у меня.
Не успел он сказать как я почувствовал, что понос уже и у меня. Это, наверное, от волнения, такое бывает. Только бы добежать… «Кальсоны есть запасные?» – вспомнил я тётку-молочницу. Не дай бог, в доме водопровода нет, одна общая комната…. Пока сидел в ложбинке, развезло. Чернила ударили в голову. Но, стало спокойно, чего это я испугался? Урку- шофёра? Да кто он такой? Они воруют, а я бояться должен? Сволочи! Вот пойду сейчас, и скажу ему в лицо, что он вор! А Димке скажу, что он трус! А Розке скажу, что она шлюха!
– Так, у кого из вас понос, студенты сраные? – спросил шофёр, завидев меня и растянув рожу в своей мерзкой улыбке. Скрестив руки на груди, он, как на показ, выставил свои татуировки.
– Можно мне с собой вина взять? Хочу девушек угостить, – я не знаю почему это сказал, ведь хотел сказать совершенно другое.
– Девушек? Девушек можно. Слышь, ты меня познакомь, я с тобой пойду. Возьмём чернила, погудим. Девки-то, хорошие? Подержаться, есть за что?
Кто меня за язык тянул. Увяжется сейчас за нами, урка. Димка выпучил глаза, ишь как разволновался, за свою Розу. Посмотрю я на тебя, когда не ты, а этот урка «баловаться» с ней начнёт.
– Ты чего козёл делаешь? – шипел Димка, – с ума сошёл?
– Ай, жалко, не получится. Мне после погрузки сказали сразу сваливать, – шофёр искренне расстроился, – бери вино, возьми банку. Передай девчонкам, что это от меня. Эх, люблю тёлочек молоденьких.
– Сам ты козёл! Всё из-за тебя. Панику поднял, – ну, урод. У меня отлегло.
– Ну да, теперь то уж точно, скажут что пили, и ещё чернила с собой выпросили.
С банкой в руках идти через всю деревню. Димка прав. Я сунул банку в траву возле забора.
– Что с тобой происходит? Ты пьяный совсем, – Димка банку подобрал.
– Выбрось эту гадость! Никто её пить не будет, – я попытался забрать банку, в конце концов это я её взял, значит она моя.
– Почему не будут? Девчонки будут пить, ты же сам сказал.
– Да я не это имел ввиду! Тьфу, гадость какая.
– Ну не будут, так не будут. Всё равно надо оставить. Это же валюта, можно на что-нибудь обменять. На кусок сала, например, а то только одну картошку едим. Что привезли с собой, всё съели уже.
Пока шли хмель выветрился, во рту остался лишь сладкий привкус гнилых яблок. Я лежал на своём надувном матрасе и не мог заснуть, прислушиваясь к стонам и вздохам доносившимся с печки. Я представлял себе, чем они там занимаются, и от этого мутилось сознание. Прислушиваться мешала Светка, которая, как нарочно, вертелась и скрипела кроватью. А ещё говорила что ничего не слышит. Только когда на печке затихли, я, наконец, заснул.
Утром Роза смотрела на меня с презрением, ничего ты, мол, не сделаешь. Но увидев, что я равнодушен, перестала обращать на меня внимание. Зато Светка, всё заглядывала в глаза, как будто я ей денег должен.
Когда остались с Димкой вдвоём я снова спросил, что они там, на печке делают, что заснуть не могут.
– Экий ты завистник, что же ты хочешь, чтобы я рассказывал? Не знаешь, что с девчонкой делают?
– Ты же сказал, что у вас ничего такого нет.
– И быть не может. Девчонки переживают, что им помыться негде. Уже неделю без душа, а они каждый день мыться привыкли. Мы просто обнимаемся. Она ногами обнимет, и прижимается.
– И не стыдно ей? – я представил себе эту картину и чуть не задохнулся, – это же, неприлично…
– Неприлично, это как ты, тихо сам с собою. А она, нормальная девчонка. Слушай, давай их помоем, чтобы не мучились. Устроим банный день. Деревенские же моются, прямо в комнате. Не у всех же баня есть.
Мыться затеял, баню захотел. Скотина, чтобы ты тут совсем берега потерял.
– В смысле, как помоем?
– Нагреем воды на улице на костре, принесём в дом, девчонку в тазик поставим, и ковшиком сверху. Мыло есть. Всего-то пару вёдер надо. Вёдер полно. Я в сарае шаечку видел и ковшик есть. Тут же люди жили, мылись как-то.
– Ты, что ли сам их мыть будешь? Разве они не будут стесняться?
– Ну, отвернёшься. Простынку повесим, сверху только польём, типа душек сделаем. Да и вообще, их же двое, помогут друг другу. Нам только воду организовать, дрова, чтобы сами не таскали.
– Нет, я против. Не наше это дело. Пусть сами разбираются.
Знаю я зачем тебе их мыть, кот и сало! Обойдёшься. Тебя не остановить, так ты тут устроишь.
– Может у кого-то баня есть? Не может быть, чтобы не было, – не унимался Димка, – хотя для бани много дров надо. Завтра узнаю. Слышь, а ты с девчонками в баню, ходил?…
Вопрос с мытьём отпал сам собой. На выходные, всех автобусом отвезли в город, именно для того, чтобы дома помылись. И снова с печки слышалась возня. Но Светка кроватью больше не скрипела. А когда картошка закончилась, Димка с Розой больше не встречались, как будто ничего и не было. Я думал, почему я такой. Почему ему всё, даже ненавистная картошка, и та в радость, а мне ничего, одни только неприятности. Его обнимают, ногами!…. А мне этой же ногой, в морду. Если бы его не было, Роза обнимала бы меня. Даже понос, у него от сливок, а у меня, от страха.
