Sadece LitRes`te okuyun

Kitap dosya olarak indirilemez ancak uygulamamız üzerinden veya online olarak web sitemizden okunabilir.

Kitabı oku: «Охрана власти в уголовном праве России (de lege lata и de lege ferenda)»

Yazı tipi:
[битая ссылка] ebooks@prospekt.org

Введение

Эта работа, по сути, является завершающей в серии проводимых нами исследований проблем уголовно-правовой охраны власти. Первая монография (Агузаров Т. К. Преступные посягательства на независимость и неприкосновенность судей. М., 2004) в основным была посвящена прикладным вопросам, связанным с преступлениями против правосудия. В частности, анализу подверглись две группы деяний:

1) преступные посягательства на независимость судей (воспрепятствование осуществлению правосудия; угроза или насильственные действия в связи с осуществлением правосудия);

2) посягательства на неприкосновенность судей (посягательство на жизнь лица, участвующего в отправлении правосудия; неуважение к суду; клевета в отношении судьи, присяжного заседателя или иного лица, участвующего в отправлении правосудия).

Разумеется, в связи с проблематикой автор не мог пройти мимо таких актуальных ее аспектов, как понятие и объект преступлений против правосудия и их система.

Выбор круга вопросов для исследования в принципе вполне объясним. Во-первых, на аналогичную тему была защищена кандидатская диссертация; во-вторых – и это, пожалуй, главное! – использован личный опыт судейской работы (в течение многих лет возглавлял Верховный Суд Республики Северная Осетия – Алания, а следовательно, проблемы, что называется, известны «изнутри»).

Вторая работа (Агузаров Т. К., Чучаев А. И. Уголовно-правовая охрана власти (XI – начало XX в.). Исторические очерки. М., 2011) посвящена историческим аспектам исследуемой проблемы. В ней дан анализ большого количества памятников права, научных трудов криминалистов прошлых веков, рассмотрена судебная практика уголовного кассационного Департамента Правительствующего Сената. Это позволило выявить тенденции развития уголовного законодательства, целью которого являлась защита государственной власти. Если в древнейших памятниках русского права, в частности Новгородской и Псковской судной грамотах, впервые и, может быть, еще не очень явно проявляется социальная сторона преступлений, посягающих на власть, то начиная с Соборного уложения нормы о преступлениях против власти появляются во всех мало-мальски значимых нормативных актах. При этом все государственные преступления так или иначе сосредоточиваются вокруг личности государя, заслонявшего собой государство.

Проблемам истории уголовного законодательства и доктрины XX в. о проблемах охраны власти посвящена и другая работа (Агузаров Т. К., Грачева Ю. В., Чучаев А. И. Государственные преступления в уголовном праве России в XX веке: историко-правовые очерки. М., 2015). В ней впервые дан анализ некодифицированного уголовного законодательства начала XX в., регулирующего ответственность за государственные преступления; кроме того, подробно рассмотрены вопросы уголовной ответственности за указанные деяния по Уголовным кодексам РСФСР 1922, 1926 и 1960 гг.

В современном мире усиливаются интеграционные процессы во всех областях государственной и общественной жизни, в том числе и правовой сфере. Это обстоятельство обусловило обращение к компаративистике – исследовать уголовно-правовую охрану государственной власти по законодательству постсоциалистических (постсоветских и европейских) и других зарубежных государств (Агузаров Т. К. Уголовно-правовое обеспечение функционирования государственной власти: сравнительно-правовое исследование. Владикавказ, 2010).

Как известно, сравнительно-правовым исследованиям присущи свои методы, последовательность действий и т. д. Этим обусловлена и архитектоника указанной работы. Вначале дана абрисная характеристика компаративистики как метода уголовного права. Затем, основываясь на указанном методе, проанализировано законодательство постсоциалистических и других зарубежных государств. Требованиями же компаративистики предопределен и различный подход к структурированию материала. Применительно к постсоветским странам избран предметный метод сравнения, т. е. в основу анализа положено какое-то отдельное преступление или виды преступлений, при этом исходным пунктом выступает Модельный Уголовный кодекс для государств – участников СНГ. Применительно к другим зарубежным странам использован иной принцип – соотносимость их правовой системы, в противном случае могла бы возникнуть ситуация «сравнения несравнимых объектов».

В предлагаемой работе исследуется круг вопросов, также относящихся к уголовно-правовой охране власти, но уже средствами современного уголовного права. Она посвящена наиболее сложным проблемам уголовно-правовой охраны государственной власти. В ней определяется механизм такой охраны, исследуются вопросы его социальной обусловленности, дается характеристика признаков составов преступлений:

– посягательства на жизнь государственного или общественного деятеля;

– посягательства на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследования;

– угрозы или насильственных действий в связи с осуществлением правосудия или предварительного расследования;

– неуважения к суду;

– клеветы в отношении судьи, присяжного заседателя, прокурора, следователя, лица, производящего дознание, судебного пристава;

– посягательства на жизнь сотрудника правоохранительного органа;

– применения насилия в отношении представителя власти;

– оскорбление представителя власти.

В исследовании выдвигается и обосновывается необходимость самостоятельной уголовно-правовой охраны главы государства – Президента РФ. В связи с этим показаны концептуальные основы такой охраны и предложена теоретическая модель соответствующей главы УК РФ.

Все работы, взятые воедино, на наш взгляд, свидетельствуют о наличии важной социальной, политической, теоретической и законотворческой задачи – охраны государственной власти средствами уголовного права. Авторы в меру своих сил и возможностей постарались принять участие в ее решении. Разумеется, многие вопросы еще ждут своего обсуждения, поэтому с благодарностью воспримут любые конструктивные предложения и замечания.

Глава I
Уголовно-правовой механизм охраны власти

§ 1. Социальная обусловленность уголовно-правовой охраны власти

Как было показано в предыдущих работах (см. Введение), посвященных историческим аспектам исследуемой проблемы, уголовно-правовыми средствами власть охранялась всегда, и она всегда выступала объектом особой уголовно-правовой защиты как важнейшая социальная ценность, без которой была немыслима жизнь в прошлом и невозможна в настоящем. Власть – необходимый атрибут любого общества1. Будучи присущей любой социальной организации, любому социальному обществу, она обладает свойствами всеобщности и инклюзивности, т. е. способности проникать во все виды деятельности, связывать людей, общественные группы и противопоставлять их2. Публичная власть распространяется по территориальному принципу, ей подчиняются все, кто находится на определенной «подвластной» территории3. Уже античные мыслители считали, что государственная власть должна основываться на праве, а право, по Аристотелю, есть олицетворение политической справедливости. Только право может дать меру власти и меру подчинения ей4.

Понятие «государственная власть» раскрывается в первую очередь через понятие «власть». Последнее же в литературе, как дореволюционной, советской, так и современной, трактуется по-разному. С социологических позиций она рассматривается как проявление воли, как сущностная составляющая носителей волевых начал5. С точки зрения ее характеристики как силы, власть обусловлена «осознанием гражданами их зависимости от государства, порождает в общественной жизни своеобразные явления и притом двоякого рода. Во-первых, она побуждает граждан совершать то, что они считают необходимым для государства, от которого сознают себя зависимыми… Во-вторых, … граждане подчиняются велениям отдельных лиц, признаваемых органами государственной власти»6. В качестве принуждения власть рассматривается как «соответственные специальные, то есть ограниченные определенной областью поведения, обязанности одних – права других»7. Иногда власть сводится к органам государства8; «общество создает себе орган для защиты своих общих интересов от внутренних и внешних нападений. Этот орган есть государственная власть. Едва возникнув, он приобретает самостоятельность по отношению к обществу…»9. Власть приравнивается к полномочиям, выполняемым органами государства: «Верховная власть государства в принципе так же едина, как и само государство. Она не представляет собою совокупности отдельных полномочий, между которыми существуют пробелы, но есть связное: единство»10.

В советской литературе власть признавалась, например, в качестве функции, она «есть необходимая функция любого коллектива по руководству своими членами для налаживания совместной деятельности»11. Аналогичный подход встречается и в современной литературе. «Любая власть, в том числе государственная, – пишет Г. Н. Манов, – это особая функция по руководству, управлению и координации волевых действий людей. Проявляясь в них, государственная власть не сводится только к этому. Она есть нечто большее. Государственная власть ведет к установлению таких отношений, в которых она выступает как высший авторитет, добровольно или вынужденно признаваемый всеми членами социального общества… Власть, подчеркнем еще раз, – это сила, которая способна подчинять»12. Некоторые авторы во власти видят волевое отношение. «Государственная власть – это возникающее на основе социальной асимметрии в обществе и обусловленное потребностями управления им социальное волевое отношение, в котором одной из сторон является особый политический субъект – государство, его орган, должностное лицо»13. Власть характеризуется как «публично-политическое отношение господства и подчинения между субъектами, опирающееся на государственное принуждение»14.

А. Ф. Малый отмечает, что имеющиеся в литературе дефиниции государственной власти «носят скорее политологический, чем институциональный характер. Однако воплощение теории разделения властей в конституционной практике современной России высвечивает проблему понимания государственной власти не только как политологической категории, но и как конституционно-правового института. Термины “власть”, “государственная власть”, “исполнительная власть”, “судебная власть” стали конституционными, а значит, они формализованы и требуют четких дефиниций, раскрывающих их правовое содержание»15. Автор полагает, что государственная власть как конституционно-правовая категория имеет два значения, она понимается, во-первых, как совокупность властных государственных полномочий; во-вторых, как совокупность (система) государственных органов. При этом в преобладающем большинстве случаев в Конституции РФ отражено ее первое значение16.

На наш взгляд, перечисленные и другие подходы к определению сущности государственной власти не противопоставляются друг другу, а раскрывают разные стороны этого сложного социально-политического и правового феномена, позволяют выявить ее социальное назначение и роль в упорядочивании общественных отношений. Недаром в литературе отмечается, что власть слишком многолика, чтобы ее можно было описать с помощью какого-либо одного универсального определения17.

Власть, как указывалось, выступает объектом усиленной уголовно-правовой охраны, однако она и сама является источником повышенной опасности18. В последнее время криминология концентрирует внимание на двух аспектах, имеющих существенное значение: необходимости защиты власти и способности власти снижать или усиливать криминогенность общества19. В связи с этим возрастают требования к социальному и правовому основаниям уголовно-правовых норм, гарантирующих безопасность власти, которые обеспечивают, с одной стороны, социальную обусловленность закона, с другой – законность и справедливость уголовно-правового воздействия в отношении лиц, нарушивших уголовно-правовой запрет20.

В теории проблема криминализации общественно опасного деяния разрабатывается достаточно активно, проводятся исследования как общих проблем, так и проблем социальной обусловленности конкретных уголовно-правовых норм21. В целом наметились подходы к разрешению основных вопросов. Однако надо иметь в виду, что криминализация деяний против власти характеризуется некоторыми особенностями, во многом обусловленными спецификой объекта уголовно-правовой охраны.

В первую очередь это относится к тому, что лежит в основе криминализации: множественность обстоятельств (факторов, предпосылок, причин) или одно обстоятельство. Так, В. Н. Кудрявцев и В. В. Лунеев отмечают, что причины создания уголовно-правовой нормы достаточно разнообразны22. Г. А. Злобин, например, называл более десяти таких причин23. О множественности оснований пишут А. Д. Антонов и др.24 А. И. Коробеев выделяет три группы оснований: юридико-криминологические, социально-экономические и социально-психологические25.

Некоторые криминалисты стремятся дать максимально возможное, на их взгляд, количество факторов, признаваемых основанием криминализации26. В связи с этим В. Д. Филимонов обоснованно пишет: «… перечисление большого числа явлений, в той или иной степени обусловливающих установление уголовно-правовой нормы, без вычленения их роли в осуществлении этого процесса… мало помогает в выявлении социальных оснований конкретных уголовно-правовых норм. …Остается неясной та роль, которую каждый из указанных факторов играет в решении поставленной задачи. У одних она является… более важной, у других – менее важной, третьи имеют техническое значение и т. д.»27. Сам же автор считает, что социальные основания не исчерпывают всей совокупности детерминирующих уголовно-правовые нормы факторов. Они могут быть различными, но надо иметь в виду, что, во-первых, основание возникает в процессе детерминации явления другими явлениями и представляет собой единство некоторых их свойств; во-вторых, основание выступает как определяющее свойство явления, объясняющее, почему данное явление существует; в-третьих, основание явления переходит в его существование28.

Другие ученые говорят о едином основании криминализации, называя таковым общественную опасность деяния, в которой находят выражение все условия установления уголовно-правового запрета29. При констатации множественности оснований уголовного закона, по утверждению Н. А. Лопашенко, «происходит смешение понятий “основание криминализации”, “принципы криминализации”, “условия криминализации”. В самом деле, едва ли возможно рассматривать как основание криминализации, например, выделяемые …“возможности системы уголовной юстиции”, или “отсутствие возможных побочных последствий уголовно-правового запрета”, или “исторические традиции”. Во всех указанных случаях криминализацию будет порождать наличие общественно опасного деяния. Сама же криминализация должна проводиться с учетом названных факторов, которые выступают принципами (основными идеями) или условиями криминализации»30.

Утверждение о едином основании уголовно-правовой нормы, на наш взгляд, является крайне категоричным. Согласно философии, между основанием явления и самим явлением существует причинная связь. Исходя из этого, можно, например, с полной уверенностью утверждать, что все конвенционные преступления имеют по крайней мере два основания, одним из которых выступает принятая государством на себя обязанность предусмотреть уголовно-правовую охрану соответствующего объекта, а второй – признанная в международном сообществе и отраженная в международном документе необходимость такой защиты31.

Основания могут иметь многоуровневый характер; философы выделяют уровни и глубину оснований32. В теории уголовного права, например, говорится о внешних и внутренних основаниях, которые в свою очередь делятся на основания установления нормы и основания, определяющие ее содержание33.

Сторонники единого основания уголовно-правовой нормы в качестве такового называют общественную опасность деяния34. Это основание присуще всем без исключения уголовно-правовым нормам, предусматривающим ответственность за конкретное посягательство на охраняемые законом общественные отношения. Общественная опасность детерминируется взаимодействием деяния и общественных отношений, характеризующих объект уголовно-правовой охраны. Последний сам по себе опасности не содержит, но, наряду с объективными и субъективными признаками деяния, он ее характеризует35. А. Э. Жалинский, говоря о материальной стороне преступления, отмечает: «… понятие опасности деяния является по своему содержанию именно материальным, существующим, онтологическим; оно имеет как социальное, экономическое, психологическое содержание, так и указывает на существующие либо потенциальные угрозы деяния для интересов страны – всеобщего блага»36.

В литературе идет дискуссия о том, какой по своей сути категорией является общественная опасность: объективной или субъективной (объективно-субъективной). Многие специалисты полагают, что она объективна, и именно поэтому может обеспечить обоснованность криминализации соответствующего деяния. Судя по приведенной цитате, из такого же понимания исходил А. Э. Жалинский. Однако Н. А. Лопашенко считает, что «это далеко не всегда так. Понятие вреда во многом зависит от законодателя, во многом может быть условным. Особенно если этот вред причиняется не жизни и здоровью, свободе человека и другим неоспоримым ценностям»37. На наш взгляд, в этом случае произошла подмена тезиса. Общественная опасность деяния и ее отражение в уголовном законе – две большие разницы. Последнее относится не к основанию нормы, а к ее выбору или законодательной технике. В указанной Н. А. Лопашенко ситуации может иметь место либо ошибка в определении основания нормы, либо ее искажение (в целом не исключается и осознанное) при формулировании уголовно-правового запрета38. Приведенные автором примеры как раз и свидетельствуют об этом. Противодействовать этому можно в том числе путем проведения экспертизы законопроектов39, повышения в законотворческой деятельности роли Общественной палаты Российской Федерации, которая призвана обеспечить согласование общественно значимых интересов граждан России, общественных организаций, иных коммерческих организаций, органов государственной власти и органов местного самоуправления для решения наиболее важных вопросов экономического и социального развития, обеспечения национальной безопасности, защиты прав и свобод граждан РФ, конституционного строя РФ и демократических принципов развития гражданского общества в Российской Федерации в том числе путем проведения общественной экспертизы проектов федеральных законов и проектов законов субъектов РФ, также проектов нормативных правовых актов органов исполнительной власти РФ и проектов правовых актов органов местного самоуправления40.

Еще одна проблема, возникающая в связи с признанием общественной опасности в качестве основания уголовно-правовой нормы, – ее достаточность для криминализации. О ней говорят многие ученые, но ее роль оценивают по-разному. Одни авторы, не выделяя степень общественной опасности в качестве самостоятельного момента, например, пишут: «Лишь то деяние может быть правомерно криминализировано, общественная опасность которого достаточно (с точки зрения уголовного права) высока»41.

Н. А. Лопашенко детерминирующую роль общественной опасности дифференцирует: саму общественную опасность она, как указывалось, относит к основанию уголовно-правовой нормы, а ее достаточность – к принципам криминализации42. На наш взгляд, вряд ли можно согласиться с этим утверждением. Степень (достаточность) опасности нельзя рассматривать отдельно, в отрыве от самой опасности. Она неотъемлемо присуща основанию криминализации деяния, не может учитываться самостоятельно как принцип криминализации. К тому же, степень как таковая не соответствует значению указанной категории (принципу).

Для уголовно-правового нормотворчества важное значение имеет общественная опасность не каждого, отдельно взятого деяния определенного вида против власти (см. анализ конкретных преступлений против основ конституционного строя, правосудия и порядка управления), а типовая характеристика их общественной опасности (типовая степень общественной опасности). Т. А. Лесниевски-Костарева обосновано указывает: «Типовая степень общественной опасности отличается тем, что она характеризует степень опасности в рамках определенной меры, вследствие чего она может быть типизирована, регламентирована в законе. …В законе невозможно отразить индивидуальные черты содеянного и опасность конкретной личности. …В отличие от типовой степени общественной опасности индивидуальная степень характеризует более мелкие перепады в степени общественной опасности в сравнении с типизированной степенью либо те из значительных перепадов, которые не являются обычными для данной категории дел и вследствие этого не могут быть типизированы в законе»43.

Вторым основанием рассматриваемых уголовно-правовых норм выступает нормативная правовая предопределенность защиты власти как на уровне Конституции РФ, так и на уровне федеральных законов (об этом подробно говорится при характеристике конкретных составов преступлений, а также при обосновании необходимости дополнения УК РФ нормами об ответственности за посягательства на главу государства – Президента РФ). Таким образом, законодатель реализовал конституционное требование обеспечения неприкосновенности власти, создав соответствующие нормы уголовного права. Отрицать это обстоятельство – значит вступать в противоречие как с бытием уголовного закона, так и общепризнанным законодательным утверждением о том, что Уголовный кодекс РФ основывается на Конституции РФ (ч. 2 ст. 1 УК РФ). Это положение, на наш взгляд, следует воспринимать, во-первых, как необходимость обеспечения соответствия уголовно-правовых норм нормам Конституции РФ, и, во-вторых, как «истоки (политические, идеологические и юридические силы), которые питают нормы уголовного права, положены в основу уголовного законодательства и конкретизируются в нем»44.

Ряд авторов к числу оснований уголовно-правовой нормы относят распространенность деяния, т. е. полагают необходимым учитывать возможную повторяемость как необходимое свойство деяния, признаваемого законом преступлением. «Распространенность определенного вида деяний не влияет на типовую степень их общественной опасности, так как не входит ни в одну из подсистем, результатом взаимодействия которых становится общественная опасность, – ни в объект охраны, ни в элементы деяния как составляющей источника опасности. Однако распространенность в числе прочего предопределяет возникновение опасности причинения вреда общественным отношениям, являющейся основанием норм уголовного права третьего уровня, поскольку характеризует источник опасности, понимаемый в одном из аспектов как множественности общественно опасных деяний, совершенных в пределах определенной территории за определенный промежуток времени»45. Однако многие специалисты не без основания считают, что распространенность деяния при криминализации не играет роли46, а в некоторых случаях, наоборот, свидетельствует в пользу применения не уголовно-правовых, а иных средств воздействия. Преступления против власти априори не могут быть распространенными (см. характеристику конкретных преступлений). В противном случае имеет место либо нелегитимная власть, либо террор власти против общественных деятелей (другие деяния не относятся к посягательствам против власти).

Наряду с основанием криминализации деяния выделяются поводы к созданию уголовно-правовой нормы. Так, В. Н. Кудрявцев и В. В. Лунеев пишут: «На практике нередко причиной криминализации выступает не научное изучение социальной действительности, а совершенно случайное событие (возможно, вызвавшее общественный резонанс). Здесь мы имеем дело уже не с основанием для криминализации, а скорее только с поводом для нее»47.

В последнее время исследователи ищут пути оптимизации процесса криминализации общественно опасных деяний, предлагают меры, в том числе и на законодательном уровне, которые, по их мнению, снизят риски принятия уголовно-правовых норм, не отвечающих требованиям социальной обусловленности. Так, Ю. В. Недотко предлагает дополнить УК РФ ст. 11 «Основания криминализации и декриминализации общественно опасных деяний», в которой применительно к рассматриваемой проблеме указать: «Криминализация общественно опасных деяний, то есть включение таковых в Уголовный кодекс в качестве преступных и уголовно наказуемых, осуществляется при наличии достаточной их общественной опасности и распространенности, с учетом целесообразности, а также процессуальной и криминалистической возможности уголовного преследования»48. Подобного рода нормы, во-первых, не согласуются с целевым назначением Уголовного кодекса, они адресованы законодателю, а не правоприменителю; во-вторых, произвольно выбранный набор оснований и критериев криминализации, преобладание понятий, требующих своего разъяснения (например, целесообразности уголовного преследования), делают ее практически непригодной. Если уж и говорить о нормативном регулировании выработки правовых норм, то это надо делать, скорее всего, специальным законом, а не уголовным законодательством.

Как уже говорилось, власть заинтересована в своей охране, в этом же, как правило, заинтересовано и общество. Именно последним обстоятельством диктуется необходимость ее уголовно-правовой защиты, а уголовный закон в этом случае получает определенную легитимность.

1.Глубокий анализ власти как в теоретическом, так и историческом аспектах дан выдающимся французским политическим мыслителем XX в. Бертраном де Жувенель. По мнению ученого, власти свойственно неуничтожимое стремление к экспансии (см.: Жувенель Б. де. Власть: естественная история ее возрастания / пер. с франц. В. П. Гайдамака, А. В. Матешук. М., 2011).
2.См. об этом подробно: Митин С. С. Государственная власть: понятие и закономерности организации: дис. … канд. юрид. наук. Красноярск, 2004. С. 8.
3.См.: Проблемы общей теории права и государства / под общ. ред. В. С. Нерсесянца. М., 2004. С. 517.
4.См. об этом подробно: Русская правовая мысль и идея правового государства // Власть и право: Из истории русской правовой мысли. Л., 1990. С. 3.
5.См. об этом подробно: Малый А. Ф. Органы государственной власти области: проблемы организации. Архангельск, 1999. С. 10–11.
6.Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. СПб., 1894. С. 246.
7.Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 1907. С. 192.
  В. А. Лазарева, исходя из понимания государственной власти как права и возможности государства устанавливать порядок в обществе, подчиняя своей воле поведение людей и их объединений (см.: Лазарева В. А. Судебная власть. Судебная защита. Судебный контроль: понятие и соотношение. Самара, 1999. С. 15), судебную власть определяет как «принадлежащие государственным органам – судам право и возможность осуществлять правосудие посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства» (Лазарева В. А. Судебная власть и ее реализация в уголовном процессе. Самара, 1999. С. 11).
8.См.: Сорокин П. А. Элементарный учебник общей теории права в связи с теорией государства. Ярославль, 1919. С. 90.
  В. М. Корельский указывает на предметно-материальное олицетворение власти, определяя ее как политические институты, органы, учреждения, которые упорядочивают совместную деятельность людей специфическими, в том числе принудительными, методами (Корельский В. М. Теоретические проблемы социалистической государственности и демократии: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Свердловск, 1972. С. 46).
  По сути, об этом же пишет С. С. Митин, указывая, что власть «обладает качеством социальной предметности, она воплощается в определенных социальных и политических учреждениях, материализуется в них» (Митин С. С. Указ. соч. С. 20). При этом он утверждает, что характеристика власти через властеотношения и через социальные и политические институты не противоречат друг другу. «Власть выступает в двух ипостасях: и как отношение властвующего и подвластного, и как “материализация” этого отношения в виде системы органов, с помощью которых субъект властеотношения осуществляет воздействие на подвластных» (Там же. С. 22).
9.Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 311–312.
10.Хвостов В. М. Общая теория права. СПб.; М.; Варшава; Вильно, 1914. С. 15.
11.Фарбер И. Е., Ржевский В. А. Вопросы теории советского конституционного права. Вып. 2. Саратов, 1967. С. 88. См. также: Королев А. И., Мушкин А. Е. Государство и власть // Правоведение. 1963. № 2. С. 18.
12.Манов Г. Н. Признаки государства: Новое прочтение // Политические проблемы теории государства. М., 1993. С. 42.
13.Чиркин В. Е. Элементы сравнительного государствоведения. М., 1994. С. 16.
  Основываясь на таком понимании государственной власти, Л. А. Воскобитова определяет судебную власть как «реализуемые посредством судопроизводства особые государственно-властные отношения между судом и иными субъектами права, возникающие в процессе рассмотрения и разрешения правовых конфликтов, с целью защиты и восстановления судом нарушенного права и определения мер ответственности виновного или ограждения от ответственности невиновного» (Воскобитова Л. А. Сущностные характеристики судебной власти. Ставрополь, 2003. С. 79).
14.Малько А. В. Теория государства и права. М., 2000. С. 39.
15.Малый А. Ф. Указ. соч. С. 17.
16.См.: Там же. С. 36.
17.См.: Сафонова Е. А. Интерпретация власти в социологической теории // Власть и общество: материалы межрегиональной науч. – практ. конф. / науч. ред. Л. В. Анжиганова. Абакан, 2003. С. 33.
18.См. об этом подробно: Щедрин Н. В., Кылина О. М. Меры безопасности для охраны власти и защиты от нее. Красноярск, 2006.
  К. Л. Чайка пишет: «В контексте политических отношений между личностью и государством власть, конечно, представляет возможность и право подчинять своей воле волю людей, поскольку эти отношения изначально существуют для определения пределов свободы и подчинения» (Чайка К. Л. Обеспечение безопасности личности в уголовном судопроизводстве (уголовно-правовые проблемы). Хабаровск, 2004. С. 32).
  И. Я. Фойницкий замечал: «Суд в современном процессуальном строе есть функция государственной власти, а государственная власть сосредоточила у себя право суда» (Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. СПб., 1902. С. 8).
  Н. Н. Полянский отмечал, что «судебная власть должна быть снабжена полномочиями, достаточными для того, чтобы она была в состоянии доставить действительную безопасность при посягательстве на нее не только со стороны частных лиц, но и со стороны лиц должностных» (Полянский Н. Н. Уголовный процесс. Уголовный суд, его устройство и деятельность: Лекции. М., 1911. С. 86), чем обеспечиваются гарантии личности от произвола государства (Полянский Н. Н. Очерки общей теории уголовного процесса. М., 1972. С. 31).
  Исследуя генезис власти, французский философ, теоретик культуры и историк Мишель Фуко в работе «Надзирать и наказывать» (1975) пришел к выводу, что современная власть для достижения всеобъемлющего контроля использует хотя и косвенные, но более эффективные методы воздействия. Даже разнообразные технологии наказания на протяжении различных исторических периодов в большинстве случаев зависят не от характера и тяжести совершенного преступления, а от потребности общества поддерживать власть (см. об этом подробно: Сморгунова А. Л. Концепция власти Мишеля Фуко и проблема смертной казни // Криминология: вчера, сегодня, завтра: Труды С.-Петербургского криминологического клуба. 2002. № 3 (4). С. 131).
19.См.: Власть: криминологические и правовые проблемы. М., 2000.
20.Следует отметить, что в уголовно-правовой литературе, наряду с указанной терминологией, используется и другая. Так, говорится об условиях или критериях установления уголовной наказуемости (см.: Дагель П. С. Условия установления уголовной наказуемости // Правоведение. 1975. № 4; Фефелов П. А. Критерии установления уголовной наказуемости деяний // Сов. государство и право. 1970. № 11); о факторах, учитываемых при криминализации или определяющих пределы возможностей уголовно-правового регулирования (см.: Курляндский В. И. Уголовная политика: дифференциация и индивидуализация уголовной ответственности // Основные направления борьбы с преступностью. М., 1975; Кондратов П. Е. О пределах уголовно-правового регулирования общественных отношений // Проблемы уголовной политики: советский и зарубежный опыт. Красноярск, 1989); об обстоятельствах, подлежащих учету при установлении, изменении либо отмене уголовной ответственности (см.: Коган В. М. Социальный механизм уголовно-правового воздействия. М., 1983); о факторах криминализации (см.: Хавронюк Н. И. Поводы, причины, условия и способы криминализации общественно опасных деяний // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: материалы Международной научно-практической конференции 29–30 января 2004 г. М., 2004); об основании и принципах криминализации (см.: Лопашенко Н. А. Уголовная политика. М., 2009) и др. По сути, во всех указанных случаях речь идет об одном и том же, хотя надо признать, что такая терминологическая неупорядоченность не может не сказаться на теории и законодательной практике.
  Некоторые авторы выделяют логические основания уголовного закона (см.: Щепельков В. Ф. О логическом основании уголовно-правовых норм // Уголовное законодательство: история и современные проблемы. Волгоград, 1998), однако в этом случае речь скорее идет не о социальной обусловленности уголовно-правовой нормы, а о ее соответствии формально логическим требованиям.
  Л. М. Прозументов и А. В. Шеслер выделяют понятия «основания криминализации» и «социальные основания криминализации», соотнося их как род и вид (см.: Прозументов Л. М., Шеслер А. В. Криминология. Общая часть. Красноярск, 1997. С. 246). Позиция авторов достаточно противоречива; это противоречие проявилось хотя бы в оценке криминологических оснований как самостоятельных, наряду с социальными основаниями. Между тем очевидно: криминологические основания по своей сути также являются социальными.
21.См.: Гришанин П. Ф. Социальная обусловленность уголовно-правовых норм. М., 1978; Грошев А. В. Правосознание в системе оснований криминализации общественно опасных деяний // Российский юридический журнал. 1997. № 1; Коробеев А. И. Советская уголовно-правовая политика: проблемы криминализации и пенализации. Владивосток, 1987; Кудрявцев В. Н. Научные предпосылки криминализации // Криминология и уголовная политика. М., 1985; Основания уголовно-правового запрета. Криминализация и декриминализация / отв. ред. В. Н. Кудрявцев, А. М. Яковлев. М., 1982; Плохова В. И. Ненасильственные преступления против собственности: криминологическая и правовая обоснованность. СПб., 2003; Тоболкин П. С. Социальная обусловленность уголовно-правовых норм. Свердловск, 1983; и др.
22.См.: Курс российского уголовного права. Общая часть / под ред. В. Н. Кудрявцева, А. В. Наумова. М., 2001. С. 22.
23.См.: Основания уголовно-правового запрета. Криминализация и декриминализация / отв. ред. В. Н. Кудрявцев, А. М. Яковлев. С. 205–206.
24.См.: Антонов А. Д. Теоретические основы криминализации и декриминализации: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2001. С. 17–20; Филимонов В. Д. Криминологические основы уголовного права. Томск, 1981; и др.
25.См.: Коробеев А. И. Советская уголовно-правовая политика. С. 69–88.
26.См., например: Гальперин И. М. Уголовная политика и уголовное законодательство // Основные направления борьбы с преступностью. М., 1975. С. 53–55.
27.Филимонов В. Д. Криминологические основы уголовного права. С. 62–63.
28.См.: Там же. С. 15.
29.См.: Мальцев В. В. Введение в уголовное право. Волгоград, 2000. С. 53; Тоболкин П. С. Cоциальная обусловленность уголовно-правовых норм. С. 58; и др.
30.Лопашенко Н. А. Уголовная политика. С. 102–103.
31.Н. И. Хавронюк необходимость выполнения обязательств по ратифицированным международным договорам относит к поводам для криминализации деяния (см.: Хавронюк Н. И. Указ. соч. С. 448).
32.См.: Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 467.
  Т. А. Плаксина обоснованно подчеркивает: «Глубинный слой оснований нормы уголовного права составляют социальные условия жизни общества. Сложные и противоречивые процессы общественной жизни порождают два вида следствий, значимых с позиций уголовно-правового нормообразования. С одной стороны, происходит отбор тех феноменов, которые важны для общества, входят в систему его ценностей, а следовательно, социум оказывается заинтересованным в сохранении и воспроизводстве их самих и связанных с ними общественных отношений. С другой стороны, появляются реальные факты антиобщественного поведения, направленного против таких ценностей и общественных отношений (или, как минимум, создается возможность их появления)» (Плаксина Т. А. Социальные основания квалифицирующих убийство обстоятельств и их юридическое выражение в признаках состава преступления. Барнаул, 2006. С. 21).
33.См.: Филимонов В. Д. Норма уголовного права. СПб., 2004. С. 57–59.
34.См., например: Лопашенко Н. А. Уголовная политика. С. 102.
35.См. об этом подробно: Ковалев М. И. Проблемы учения об объективной стороне состава преступления. Красноярск, 1991. С. 48; Козлов А. П. Понятие преступления. СПб., 2004. С. 716.
36.Жалинский А. Э. Уголовное право в ожидании перемен: теоретико-инструментальный анализ. М., 2008. С. 336.
37.Лопашенко Н. А. Уголовная политика. С. 57.
38.Л. В. Кондратюк и В. С. Овчинский в связи с этим пишут: «Криминализации могут подлежать лишь объективные проявления агрессии, экспансии и обмана, посягающие на жизнь, блага, систему. Власть при отделении преступного от непреступного должна опираться не на произвольные усмотрения, но на содержание поведения субъектов, содержание, измеренное и оцененное по всеобщей для человечества, имеющей этическую природу шкале добра и зла» (Кондратюк Л. В., Овчинский В. С. Криминологическое измерение. М., 2008. С. 22).
39.Федеральный закон от 17 июля 2009 г. № 172-ФЗ (в ред. от 21 октября 2013 г.)«Об антикоррупционной экспертизе нормативных правовых актов и проектов нормативных правовых актов» // СЗ РФ. 2009. № 29. Ст. 3609; 2013. № 43. Ст. 5449; Бородин С. В., Лунеев В. В. О криминологической экспертизе законов и нормативных актов. Положение о криминологической экспертизе проектов или действующих законов и иных нормативных актов // Государство и право. 2002. № 6. С. 40; Хомич В. М. Криминологическая экспертиза проектов законов как важнейшая составляющая деятельности государства по предупреждению преступности // Уголовное право: стратегия развития в XXI веке: материалы Пятой Международной науч. – практ. конференции 24–25 января 2008 г. М., 2008. С. 117; и др.
40.Федеральный закон от 4 апреля 2005 г. № 32-ФЗ (в ред. от 28 декабря 2013 г.)«Об Общественной палате Российской Федерации» (п. 3 ст. 2) // СЗ РФ. 2005. № 15. Ст. 1277; 2013. № 52 (ч. 1). Ст. 7004.
41.Основания уголовно-правового запрета: криминализация и декриминализация. С. 216.
42.См.: Лопашенко Н. А. Уголовная политика. С. 108.
43.Лесниевски-Костарева Т. А. Дифференциация уголовной ответственности. Теория и законодательная практика. М., 2000. С. 57.
44.Уголовное право России. Общая часть / под ред. Ф. Р. Сундурова, И. А. Тарханова. М., 2009. С. 105.
45.Плаксина Т. А. Указ. соч. С. 30.
  Следует заметить, что основания уголовно-правовой нормы, по мнению автора, «проходят в своем движении три этапа…: 1) этап протекания противоречивых социальных процессов, итогом развития которых выступает возникновение двух противоположностей – общественных отношений, социальных ценностей, нуждающихся в уголовно-правовой охране, и антиобщественного поведения, способного причинить вред перечисленным объектам; 2) этап обострения между этими противоположностями противоречия вплоть до его разрешения через формирование социального феномена, сторонами которого также являются две противоположности – опасность причинения вреда определенным видам социальных ценностей и общественных отношений и социальная потребность в адекватной их защите; 3) этап развития и обострения данного нового противоречия с нарастающим перевесом второй стороны над первой вплоть до его разрешения путем образования нормы уголовного права» (Там же. С. 22–23).
46.См., например: Курс уголовного права: В 5 т. Общая часть. Т. 1: Учение о преступлении / под ред. Н. Ф. Кузнецовой, И. М. Тяжковой. М., 1999. С. 137.
47.Курс российского уголовного права. Общая часть / под ред. В. Н. Кудрявцева, А. И. Наумова. С. 22.
48.Основания уголовно-правового запрета: криминализация и декриминализация. С. 216.