Kitabı oku: «Волки и шакалы», sayfa 3
Глава 2. Ночная охота
Перемены, происходящие в стране, обходили стороной село Бирюзяк. Селяне жили зажиточно – озера и море кормило. Они ни в чем не нуждались – в каждом дворе имелась корова, куры, свиньи. Сады давали обильные урожаи – фруктами кормили скотину, птицу. В каждом огороде стеной стояла кукуруза, наливались гроздья винограда. У некоторых появились и ружья, но охотился на крупную дичь со своим карабином только Кравцов. В зарослях камыша у озер кормились стада диких свиней. На их страже стояли свирепые секачи с огромными клыками, голову которых не пробивала даже картечь. Они могли запросто зарезать незадачливого охотника. Нечего было и думать добыть подсвинка, не вступив в схватку с главой стада. На охоту ходили вдвоём – если один промахивался, то другой добивал кабана. Александр брал с собой только Ахмеда, так как у него была винтовка, наиболее эффективная на такой охоте. Будучи мусульманином, горец не брал убитую дичь, мясо и шкуру забирал себе Кравцов, часть продавал, а деньги отдавал напарнику. В густых зарослях кустарника водились и волки – таскали молодых поросят, нападали на оленей, охотились на спускающихся с калмыцких степей сайгаков.
Зима 1928 года выдалась суровой – незамерзающее море и Кардонку на этот раз сковал лед. Мужики, у кого были ружья, ходили на Каспий бить тюленей, жир которых излечивал даже туберкулез. К тому времени у Александра уже родился второй ребенок, первенца назвали по деду – Павлом, а новорожденного – Семеном. У Ахмеда также родился мальчик – Иса.
Снег лёг рано для этой местности, температура опускалась до 25 градусов. Диким свиньям стало тяжело добывать себе корм из промёрзшей земли, и стада откочевали южнее к предгорьям, туда же ушли олени и сайгаки. Оголодавшие волки сбивались в стаи, подходили близко к селу, нападали на домашний скот. Мужики ночевали в хлевах с заряженными ружьями. Хищники чуяли человека с оружием, ходили рядом, боясь нападать, выли на полную луну. У некоторых селян таскали даже собак. Двор Кравцова охраняли два больших волкодава – щенков взял у Ахмеда.
Ночь в середине января следующего года между Рождеством и Крещением стояла морозная, лунная, безветренная. Огромное ночное светило ярко освещало покрытую искрящимся снегом землю.
Ахмед в эту ночь также ночевал в кошаре вместе с овцами, оставив в хате Патимат с маленьким ребенком и с заряженным кремневым ружьем. Сам горец взял обрез и семизарядный револьвер. В дальнем углу лениво жевала траву лошадь, кося глазом на хозяина.
Сначала стая хищников кружила у деревни, с тоской воя на луну. Даже падальщики шакалы затихли, почуяв более сильного зверя, но держались неподалеку, надеясь подобрать остатки после удачной волчьей охоты.
Во второй половине ночи сидевший на куче сена человек стал засыпать, голова неудержимо клонилась к груди, из руки выпала тяжелая винтовка. Но собаки были начеку – встретили во дворе незваных голодных гостей, предупредив хозяев о нападении. К тому времени у Азагоева было уже четыре собаки. Когда горец распахнул ворота кошары, четыре комка шерсти с рычанием и визгом катались на снегу, окрашивая белую скатерть красной кровью, волки бесстрашно прыгали через плетень, стремясь добраться до овец, сгрудившихся под камышовой крышей, но здесь их встретил горец. Первого он достал из винтовки, но патроны кончились слишком быстро. Зверей было слишком много, на перезарядку времени не было, пришлось взяться за револьвер. Волк, прыгнувший следом во двор, получил пулю и, скуля, окрашивая снег кровью, закрутился на месте. Но взамен его появились ещё двое. Первый пал мертвым, а второй успел прыгнуть еще раз прямо на человека, но тот, не испугавшись, воткнул ему в пасть ствол винтовки и добил из револьвера. В револьвере также кончились патроны, горец не успевал его перезарядить, и, отбросив бесполезное оружие, он взялся за кинжал. Но и собаки тоже не остались в долгу – трое одержали победу и снова кинулись на противников.
Кравцов в ту ночь, как всегда, охранял свой двор, в хлеву которого находилась корова с теленком, конь, несколько свиней и в отдельной загородке – куры. Луна перевалила за полночь, звери, покружив вокруг села, ушли искать добычу полегче, и охотник задремал, сидя в углу на охапке соломы. Карабин стоял между ног, а верный Стечкин – на поясе в кобуре. Разбудил его треск винтовочного выстрела, прозвучавшего вдали. Вскинувшись, Александр, не выпуская оружия из рук, открыл ворота, вывел неоседланного жеребца. Сильный мороз забрался под полушубок, щипал открытые щеки, затруднял дыхание. Проведя животное через двор, предварительно закрыв за собой ворота, вышел на улицу, вскочил на голый круп, ударил каблуками сапог в бока. Лошадь взяла с места в галоп, но опытный наездник вцепился в гриву, пригнувшись навстречу холодному ветру.
Несмотря на суровую зиму, дорога была накатана – мужики ездили к озеру, рубили лед для ледников, косили камыш. Пять километров до кошары Ахмеда всадник промчал за несколько минут. Умная лошадь, почуяв зверя, стала тормозить, возмущенно фыркая. Александр спрыгнул на землю, тут же выстрелив в кинувшуюся навстречу тень, волк, заскулив, покатился ему под ноги. Со стороны двора слышались звуки борьбы – рычание и скулеж животных, из хаты раздался выстрел мощного ружья. Хищники, почуяв новую опасность, бросили попытку поживиться свежим мясом, кинулись в разные стороны, некоторые прыгали назад, попадая под выстрелы Кравцова. Сухо щелкнул боек, извещая о том, что патроны кончились, и он, откинув карабин, выхватил пистолет, но стрелять было уже некого – животные разбежались зализывать раны. На снегу остались лежать семь туш, некоторые были ещё живы – поскуливали, дергали ногами, пытались достать зубами проходящего мимо охотника. Александр из пистолета добивал подранков. Во дворе лежало девять комков шерсти, не подающих признаков жизни, красные пятна крови резко выделялись на белом снегу, с одним разбирались три собаки, но и тут все было ясно, и вскоре с последним хищником было покончено. Среди них желтым комом лежала собака, вцепившись мертвой хваткой в горло волку, отдав свою жизнь за хозяев.
Ахмед сидел, опершись спиной о закрытую дверь кошары, в которой испуганно блеяли овцы. Из его ноги ниже колена толчками бежала темная кровь, но он хладнокровно набивал пустой барабан револьвера патронами, рядом лежали три волка, из бока одного торчала рукоять кинжала.
– С тобой все в порядке? – спросил подошедший охотник.
– Волк ушел? – в свою очередь спросил горец и, дождавшись кивка охотника, продолжил: – Патимат стреляла из двери, убила волка, который схватил меня за руку, ружье было заряжено двумя картечинами. Одна пуля попала в волка, другая – мне в ногу. Он уже неплохо говорил по-русски, только слышался небольшой акцент.
Александр посмотрел на хату, из двери которой еще шел дым. Из проема вышла женщина, как всегда, одета во все черное, левой рукой с зажатым в ней охотничьим ножом держалась за правое плечо, она была беременна – под платьем выделялся небольшой животик. Увидев раненого мужа, Патимат осела на пол.
Прошедший войну охотник умело перетянул раненую ногу, остановил кровь.
– Со мной все в порядке, кость не задета, пуля прошла навылет. Ты лучше собери убитых волков за загатой, чтобы шакалы не растащили. Утром обдерем туши – будет барыш.
Кравцов быстро стащил во двор семь туш хищников. Пришедшая в себя Патимат бросила нож, подошла к мужу и левой рукой пыталась поднять его на ноги – правая у неё пока не действовала. Освободившийся охотник подбежал к раненому, помог подняться, выдернул из тела мертвого волка кинжал, вытер его пучком сена и вложил Ахмеду в ножны.
– Женщина стреляла из большого ружья и зашибла прикладом себе руку, теперь она не работает, – пояснил горец.
Вдвоём они отвели раненого в хату, положили на широкую лавку, укрытую волчьими шкурами. В соседней комнате слышался плач разбуженного ребенка.
– Надо подвязать руку к шее и стараться не тревожить, – советовал Александр.
– Все сделаем как надо, ты иди домой, жена, наверное, уже беспокоится, – сказал Ахмед.
Попрощавшись, охотник бегом направился к виднеющемуся в ночи селу, тяжелый карабин оттягивал плечо. У ворот его встретила Даша в ночной рубашке и полушубке, накинутом на плечи, с плачем кинулась навстречу.
– Я тут чуть с ума не сошла, когда лошадь прибежала одна, а там все стреляли, – со слезами рассказывала она, обнимая мужа.
– Ну, ну, все в порядке, мы их всех победили, теперь стая не будет нам угрожать, – утешал он жену, гладя по распущенным волосами.
Утром Кравцов взял двух мужиков и на телеге, которую тянула лошадь, поехал к кошаре Азагоева обдирать убитых волков. Навстречу вышла Патимат с подвязанной к шее правой рукой, пригласила охотника в хату. Согласившись, Александр распорядился работать без него.
Ахмед сидел за столом, перед ним в глиняной миске лежала горка жареного мяса, рядом стоял чугунок, из которого поднимался ароматный пар.
– Садись, друг, – он впервые назвал гостя так.
Александр было отказался – он только что плотно позавтракал, но увидел, как нахмурился хозяин, снял полушубок, треух, все отдал подошедшей женщине, сел на лавку у стола. Патимат поставила перед ним миску и положила туда мяса из чугунка, разложила лепешки.
Кравцов оказался в гостях у горца второй раз, первый – когда сложил печь, и по этому поводу горец организовал небольшой праздник, собрал всех знакомых ещё в пустой хате, и сейчас с интересом осматривал комнату. В отличие от русских, здесь стены были завешаны плюшевыми коврами с изображением оленей, медведей, на лавках и на полу – лоскутные половики, шкуры животных в середине, печь, разделяющая хату на две половины, проем двери второй половины завешен шерстяным одеялом, на печи кухонная утварь – сковородки, чугунки, миски. Полки на стенах занавешены полотенцами, вдоль стен лавки, ведра с водой. Над окном ходики с гирьками на цепочках, показывают время острыми стрелками, недавно привезенные из Крайновки. От печи шел сухой жар.
Александр по привычке поискал в правом углу иконы, но, не увидев их, просто перекрестился, выпил молодого вина из глиняной кружки и принялся за тающее во рту мясо молодого барашка. Поев немного, он отодвинул чашку.
– Очень вкусно, твоя жена умеет готовить, очень жаль, что я уже поел дома и не голоден, – сказал он.
– У меня уже излишек скота – более пятидесяти, и местные пастбища не могут прокормить больше, поэтому мы уже начинаем резать старых и больных, но этого молодого барашка я зарезал в честь нашей победы над волками. Ты спас мине жизнь, и ты теперь мне как брат, – улыбнулся горец, разгрызая крепкими зубами мелкие косточки. – Половинку туши заберешь себе.
– Спасибо, но у меня достаточно запасено мяса кабана, уток, икры, рыбы, – отказался охотник.
– Не надо обижать меня. Барашек молодой, мясо свежее, не засоленное, и еще пара в отаре теперь твоя, что хочешь, то и делай.
Как только мясо в мисках закончилось, тут же вышла из смежной комнаты жена Ахмеда, убрала посуду, чугунок на печь, достала с полки глиняные кружки, с печи – медный чайник, поставила перед каждым мужчиной, налила в них густого чая с молоком, положила перед каждым по куску сыра брынзы. Следом за ней вышел голопузый, черноволосый, черноглазый двухлетний мальчик, уставился на взрослых, держа во рту большой палец. Увидев мальца, гость улыбнулся.
– Иса очень похож на тебя, Ахмед.
Азагоев приосанился, гордо погладил небольшую черную бородку.
– Сыновья – опора отца в старости, и я очень рад, что у меня сын, он уже немного разговаривает, жаль, что дед его не видит, но я думаю, что после его рождения родственники простят нас.
Малыш, видя, что взрослые обратили на него внимание, спрятался за юбкой матери. Обслужив мужчин, Патимат ушла с сыном на свою половину. Чай оказался на удивление сладким и в сочетании с соленой брынзой давал удивительный вкус. Друзья немного помолчали, наслаждаясь терпким напитком.
– Хорошо, я возьму твоего барашка, действительно, мы уже давно не ели свежего мяса, – согласился Кравцов, отставляя пустую кружку, – а шерсть мне всегда нужна.
– Овца будет ходить в саде – ты будешь брать с них шерсть, через год у тебя будет уже четыре барашка, потом восемь, потом десять – больше нельзя, сам знаешь, тогда можно и их резать.
– Спасибо, Даша обрадуется, будет вязать свитера, носки, варежки.
– Не надо благодарить – это очень мало за нашу жизнь.
Мужчины встали из-за стола, обменялись крепким рукопожатием, вышли во двор, где на дереве на морозе висел бок молодого барашка.
Пока гость и хозяин обедали, мужики ободрали мертвых волков, погрузили туши на телегу и под недовольное фырканье лошади отвезли подальше на пир шакалам и воронам, шкуры же, присыпав солью, сложили в пустой кузов.
Забрав мясо, Александр сел в телегу. В ту ночь охотники отстреляли самую большую стаю, и хищники в эту зиму больше не тревожили селян. Всего было убито пятнадцать особей.
Глава 3
Весь мир насилья мы разрушим.
«Интернационал»
Как и предвидел Кравцов, новая власть добралась и к ним в глухое село. Каждый год охотник ездил в Крайновку, возил на своей телеге шкуры волков, кабанов, оленей, ондатры, которой было великое множество в озерах, возил также и соль, которая пользовалась спросом у местных рыбаков, менял на необходимые товары – муку, сахар, керосин, прочную капроновую веревку для снастей, битум для пропитки вентерей, стекло, гвозди, покупал свинец, порох. Товар сразу забирали местные купцы оптом после долгой торговли. В ходу появились новые деньги – сначала с молотом и плугом, потом с серпом и молотом, медные, серебряные и даже бумажные. Советы надолго утвердились у власти. Александр брал только серебро.
Однажды один из купцов сам предложил привозить к ним в село свой товар. Кравцов, подумав, согласился, в конце концов, количество жителей увеличивалось, и одной ходки с товаром всегда было мало, да и купец предлагал совсем уж невиданный товар – отрезы шелка на платья, расписанные цветами платки, бусы, серьги, духи и косметику, для мужиков бритвы, хорошие ножи, керосиновые лампы, легкие жестяные ведра, алюминиевые сковородки и кастрюли, настенные часы, книги. Ударили по рукам, и каждый месяц купчина стал навещать село.
В один из жарких летних дней вместе с ним на лошадях приехали три человека, одетых в необычную форму – белые фланелевые кителя, черные, с узкими синими лампасами галифе, заправленные в кирзовые сапоги, из-под форменных фуражек с красной звездой по пропыленным лицам дорожками тек пот. На поясах – широкие ремни, за спинами – карабины. Впереди ехал офицер, его выдавала кобура с револьвером на поясе в кожаной, рыжего цвета кобуре, на голубых петлицах на воротнике красные кубики, из-под сдвинутой на затылок фуражки свисли черные, покрытые пылью и потом волосы, крупные, на выкате глаза не останавливались, перебегали с одного предмета на другой, цепко охватили улицу, хаты, остановились на группе стариков, сидящих на завалинке, на стайке вездесущих мальчишек, собравшихся с любопытством посмотреть на прибывших людей. Возраст его невозможно было определить – где-то от двадцати до сорока лет. Узкий лоб пересекли глубокие морщины.
Два других всадника – молодые мужчины лет под двадцать, похожи друг на друга, видимо, братья, видимо, из крестьян – простоватые круглые веснушчатые лица, волосы цвета пшеницы, петлицы без знаков различия, на поясах подсумки для патронов, ножи в чехлах, к седлу привязаны фляги для воды, дорожные сумки.
Купец, как всегда, остановил свою телегу посреди села, как раз напротив стариков, солдаты остановились тут же.
– Ты кого нам привел, Леха? – строго спросил дед Матвей.
Растерявшийся купец слегка поклонился старикам.
– Так ведь сами приехали. Милиция, – ответил он.
– А разве тебя не предупреждали, чтобы никого сюда лишнего не водил?
– Так ведь власть, разве против нее попрешь? – оправдывался мужчина.
Он был среднего роста, черные волосы, борода, хитрые маленькие глазки. Несмотря на жару, одет в красную шелковою рубаху, поверх жилетка со множеством карманов, шерстяные черные брюки заправлены в короткие сапоги, за голенище засунута плетка.
– Значит, так, купец, – жестко сказал старик, – последний раз я тебя здесь вижу – ты не держишь своё слово, и скажи спасибо, что отпустили живым, и вас здесь не ждали, – обратился он к милиционерам.
– Нас не зовут, мы сами приходим, и кто вы такие, фамилии, имена? – неожиданно тонким голосом прокричал командир, ерзая в седле.
– Мы не обязаны перед тобой отчитываться, – ответил Мирон, оглядывая собеседника с ног до головы.
– Значит, вы не признаете советскую власть? – вкрадчиво спросил милиционер.
– Власть мы признаем любую, лишь бы она не трогала нас.
– Тогда мне нужно переписать всех, кто здесь живет, с целью выявления преступного, несогласного с властью элемента.
– Преступников у нас нет, ни воров, ни убийц, – вновь ответил старик.
– Меня интересуют не только воры и убийцы, но и враги народа – саботажники, белые офицеры, бандиты.
– Таковых здесь тоже нет.
– Ну, мы еще просмотрим.
– Смотри, смотри, мы все здесь на виду, – усмехнулся в усы дед Матвей, показывая морщинистой рукой вдоль улицы.
Офицер развернул коня, скомандовал солдатам:
– За мной!
У телеги купца между тем собрались бабы – посмотреть товар, они внимательно прислушивались к разговору и проводили встревоженным взглядом милиционеров. Братья, услышав команду, поспешили за своим командиром под лай дворовых собак. Миновав село, видимо, по наводке купца они направились к кошаре Азагоева. Возле ворот их встретили свирепые псы, рыча и скаля желтые клыки, рядом стоял с торбой, наполненной овсом, привязанный к столбику плетня оседланный конь. Командир, с опаской косясь на лохматых волкодавов, достал из кобуры револьвер, взвел курок.
– Эй, кто-нибудь здесь есть?! – крикнул он.
Дверь хаты приоткрылась, из неё выглянула миловидная женщина и тут же скрылась. Потом дверь вновь открылась, и из неё вышел высокий красивый горец, держа в руках длинноствольное ружьё, на его широкие плечи накинута льняная потрепанная рубашка с оторванными рукавами, черные брюки, короткие сапоги, за тонким ремнем – кинжал в ножнах. Следом вышел другой мужчина – Кравцов, как раз гостивший у Ахмеда, он тоже был одет по-летнему – свободная белая рубаха с коротким рукавом, расстегнута на волосатой груди, темные штаны и кожаные ботинки.
– Что надо, кто такие? – строго спросил горец, направляя ствол на незваных гостей.
– Участковый уполномоченный народной милиции Квасов, – ответил офицер, достал из бокового кармана серебряный портсигар с царским орлом на крышке, открыл, взял папиросу, смял мундштук, сунул в рот. Из другого кармана достал коробок спичек, прикурил, сунув пистолет в кобуру, положил коробок и портсигар на место. – А ты будешь Ахмед, чеченец. Что-то ты негостеприимно встречаешь гостей?
– Как говорят русские, незваный гость хуже татарина, – ответил нохча.
– Пришла директива из центра, что чеченцы оказывают активное вооруженное сопротивление советской власти, и ещё известно, что вы воры и бандиты, поэтому я тебя арестовываю до выяснения твоей причастности к сопротивлению, – он дал знак своим солдатам, и они взяли свои винтовки на изготовку.
– Твой солдаты, может, и останутся в живых, но ты точно умрешь, – прищурив глаза, проговорил горец.
– Товарищи, спокойно, не надо нервничать, лучше поедемте со мной, посидим в тени, выпьем холодного вина, поедим рыбки, икры, отдохнете с дороги, – произнес охотник, показывая пустые руки.
Видя направленное на него ружье, трусоватый командир решил временно отступить, приехав потом со взводом бойцов Красной армии.
– Хорошо, но учти, чурбан: мы еще встретимся в другой раз, – Квасов сплюнул окурок на землю, разворачивая коня.
– Конечно, встретимся, – с угрозой ответил Ахмед.
Александр вышел за ворота, отвязал торбу, вскочил на коня и поехал в село, милиционеры повесили винтовки на плечи и двинулись следом.
За прошедшее время село выросло на два двора, и хата Кравцова уже не была с краю. Всадники проскакали по краю села, распугивая кур и недовольных гусей. Кравцов остановил животное у своей изгороди, ловко спрыгнул на землю, набросил вожжи на колышек, скинув веревочную петлю, предназначенную для того, чтобы калитку не открывало ветром, открыл её пригласил гостей.
– Привязывайте коней к кольям плетня и проходите во двор, садитесь за стол.
Усадив милиционеров под разросшейся беседкой, сам, извинившись, пошел на хозяйственный двор, завел лошадь под навес, расседлал, вытер влажной тряпкой, успокоил своих волкодавов, которые, почуяв чужих, глухо, недовольно ворчали.
Двор Кравцова построен по одному образцу: справа и слева – хаты, кухня и жилая, навес с летней печью, беседку заплел виноград – зеленые кисти висели прямо над столом, стоящим посредине двора.
– Хорошо живешь, – произнес командир, осматривая постройки.
– У нас все так живут, ленивых нет, помогаем друг другу, – ответил Александр и крикнул в сторону кухни: – Даша, принеси нам холодного вина и что-нибудь закусить!
Открылась дверь кухни, и из неё вышла Дарья, неся в руках глиняный кувшин и четыре кружки, за ней, держась за подол, шел голый мальчик двух лет от роду. Одета была женщина просто: легкое ситцевое платье, чистый передник, на голове повязан белый платок, на ногах кожаные тапочки. Хозяйка поставила на стол перед каждым гостем кружки и наполнила их из кувшина густой, красной, пахнущей виноградом жидкостью, оставила его в центре столешницы, потом развернулась, снова ушла на кухню. Александр же подхватил к себе на руки карапуза. Он тут же протянул свой пухлые руки к кружке с вином.
– Тебе это нельзя, – строго сказал отец.
Малыш повернул к нему русую головку и упрямо сказал:
– Хочу.
– Хорошо, – согласился Кравцов, взял кружку и поднес ее к губам, сын попробовал, скривился и, заплакав, сказал:
– Кака, – что вызвало смех милиционеров.
Хозяин достал из нагрудного кармана леденец – петушка на палочке – и сунул в руку малыша, тот сразу успокоился и с удовольствием стал его сосать.
– Настоящий мужик растет, – сквозь смех сказал офицер, отпив добрую половину кружки.
Вновь пришла Дарья, на деревянном подносе принесла три миски с наваристой, блестящей желтым жиром и с кусочками осетрины ухи, поставила на стол, положила перед каждым деревянные расписные ложки, еще поставила миску с черной икрой, каравай хлеба. Александр ловко поломал его, перекрестился. Жена, подхватив на руки малыша, удалилась.
– Ну, за процветание этого дома, – поднял кружку Квасов, мужики чокнулись, выпили, стали хлебать уху. Хозяин положил на краюху немного икры, выпил вместе со всеми, закусил, вновь наполнил кружки вином.
– Ты тоже из офицеров? – спросил командир, внимательно оглядывая хозяина.
– Служил в мировую, получил звание поручика, уволен по ранению, – Кравцов показал левую без двух пальцев руку.
– Ясно, – протянул офицер, – а у белых случайно не служил?
– Нет, мне хватило войны с немцами.
– Ну что ж, пока поверим, – Квасов отпил половину кружки, закусил икрой, достал папиросу, спички, закурил, выпуская дым в небо, расстегнул ворот гимнастерки.
– Я обязательно проверю, подозрительно – царский офицер и горец с бандитскими наклонностями, – милиционер допил вино, встал из-за стола, поправил гимнастерку. – Ну, нам пора, к вечеру надо быть в районе, но скоро ждите с проверкой, не нравится мне здесь – контрой пахнет.
Милиционеры вышли со двора, отвязав коней и вскочив седла, поехали по дороге в сторону Крайновки.
Александр остался сидеть за столом, задумчиво вертя в руках деревянную ложку. Подошедшая сзади Дарья обняла его.
– Нехорошие люди – ни «здравствуйте», ни «до свидания», – сказала она.
– Похоже, они достали нас и здесь, недолго мы спокойно пожили, и идти уже некуда, только за границу, но там нас не ждут, – грустно ответил муж.
– Не печалься, недолго ему жить осталось, хорошо, если доживет до вечера, – успокоила жена.
– Откуда знаешь? – удивленно спросил он.
– У него лицо мертвеца, неужели не заметил? Ведь на войне видел много мертвых.
– На войне чувство смерти притупляется, да и не присматривался я к его лицу.
Он не мог не догадываться, что горец не стерпит оскорбления, и поэтому увел милиционеров от кошары и задержал у себя как можно дольше, чтобы Ахмед подготовил достойную встречу.
Берег Каспийского моря. Полный штиль. Огромное красное солнце коснулось своим низом воды на горизонте, и слепящая дорожка пробежала от берега. Небольшие волны лениво набегали на песок. То тут, то там поверхность вскрывали круги выскакивающей рыбы, которая ловила пролетающих над поверхностью насекомых. За нею охотились стремительные чайки, падая вниз и выхватывая беспечную добычу. На берегу грудами лежали выброшенные прибоем водоросли и мертвая рыба, пахло солью, разложившимися обитателями моря.
Чуть дальше от берега ветер нанес песчаные барханы, заросшие верблюжьей колючкой, каперсами. Дорога от села Бирюзяк до Крайновки упиралась в берег моря и шла дальше по побережью, до районного центра оставалось пять километров.
За одним из барханов и устроился горец, поджидая своего врага, лошадь он отвел подальше, чтобы ржаньем не помешала задуманному. Ахмед расположился так, что его не было видно с дороги. Он лежал рядом с барханом вверх лицом на расстеленной бурке, лицо накрыто папахой, казалось, спит, но чутко слышал все вокруг: вот высоко в небе свистит жаворонок, в песке шуршит ящерица, кричат над водой чайки, рядом на чистой тряпице лежал обрез винтовки. Он ждал уже около часа, летняя жара стала уходить вместе с прошедшим днем. Вдруг послышался топот копыт по твердой дороге, ржанье лошадей. Вот среди барханов показались всадники, уставшие кони шли медленно, впереди ехал командир на более рослом животном, кожаная куртка расстегнута, волосы на непокрытой голове слиплись от пота, фуражка на луке седла. Младшие милиционеры также без головных уборов, вороты гимнастерок расстегнуты.
Громкий выстрел оборвал пение в вышине жаворонка, и мертвое тело офицера сползло на землю – попавшая в сердце пуля оборвала жизнь. Чайки, выискивающие на берегу добычу, с испугом взмыли в небо. Увидев, что случилось с их командиром, братья пришпорили коней и галопом умчались в сторону Крайновки. Азагоев, взяв винтовку, подошел к мертвому телу, рядом стоял конь, он не мог ускакать, так как Квасов держал вожжи в мертвой руке. Ахмед выдернул их и закинул на седло. Освобожденное животное побежало вслед за милиционерами. Горец быстро обшарил труп, достал из нагрудного кармана серебряный портсигар с двуглавым орлом на крышке, коробок спичек, из другого кармана – свернутый листок служебного удостоверения, несколько мятых денежных купюр. В карманах брюк он обнаружил ключи, грязный носовой платок, несколько серебряных монет Страны Советов и даже три золотых рубля царской чеканки, из кобуры достал заряженный пистолет. Деньги, оружие и портсигар он взял себе, остальное выбросил. Затем Ахмед свистнул коня, и тот тут же прибежал, фыркая и косясь на мертвого. Мужчина ловко вскочил в седло и поскакал по берегу моря по воде, запутывая следы. Трусливые милиционеры привели к месту трагедии власти с охраной только утром, когда вороны уже расклевали лицо убитого.
Через две недели из Грозного приехали на невиданном грузовом автомобиле оперуполномоченный с помощником и взвод солдат, с ними председатель городского совета с. Крайновка. На окраине села поставили палатки, на костре варили уху, жарили мясо. Следователи пошли по дворам, опрашивая селян о происшествии, а командир с помощниками проводил перепись населения. Милиционеры бесцеремонно входили во дворы с пистолетами в руках, требовали убрать собак. Не миновали и двор Кравцова. Хозяин как раз обедал с семьей дома: с Дарьей, старшим сыном и вторым – грудничком. Александр с трудом убрал рвущегося с цепи злобного волкодава, пригласил гостей во двор.
– Заходите, товарищи, вы как раз успели к столу, и уберите своё оружие – здесь вам ничто не угрожает.
Оперуполномоченный – широкоплечий пожилой мужчина, с нависающим над широким ремнем животом, с латунной пряжкой со звездой, черноволосый с проседью, умными голубыми глазами на широком лице. Черные, пропитанные никотином усы нависли над прямым, плотно сжатым ртом. С ним был его заместитель – немного моложе, черноволосый, похожий на цыгана, настороженные черные глаза внимательно осмотрели двор. У него через плечо висела офицерская сумка – планшет с длинным ремешком. Войдя, милиционеры убрали револьверы в кобуры, висящие на широких ремнях.
– Здравствуйте, хозяева, – приветствовали они Александра с Дарьей.
– Здравствуйте, – ответил Кравцов, – присаживайтесь к столу, сейчас жена принесет холодного молодого вина, что-нибудь перекусить.
Гости сели на лавки у стола, Даша с детьми быстро ушла на кухню.
– Старший оперуполномоченный народной милиции города Грозного Чалый Иван Иванович, – представился старший и кивком показал на спутника. – А это мой помощник – Рябой Сергей.
Второй милиционер наклоном головы подтвердил его слова. Рябой достал из сумки письменные принадлежности, перьевую ручку, чернильницу, листок бумаги. Положил на стол, приготовился записывать показания.
– Как вы уже догадались, мы прибыли сюда для расследования обстоятельств убийства оперуполномоченного Квасова. Что вы можете сказать по этому поводу, ведь он перед отъездом заходил к вам? – хриплым прокуренным голосом спросил Чалый.
– Да, я встретил его у кошары Ахмеда, они повздорили, и, зная вспыльчивость горца, я увел милиционеров от греха к себе выпить немного холодного вина.
Тем временем Даша принесла три глиняных кружки и блестящий начищенной латунью пузатый чайник, поставила посуду на стол перед каждым мужчиной, вернулась на кухню, вновь принесла оттуда нарезанный хлеб, деревянные ложки, небольшую стеклянную банку с густой сметаной, оставив всё это на столе, ушла. Кравцов из чайника разлил густой горячий чай с молоком, положил на хлеб сметаны, откусил, с удовольствием запил чаем. Гости также последовали его примеру. Отпив половину кружки, Александр рассказал милиционерам о состоявшемся разговоре между ним и Квасовым и когда они уехали от него.
– А что вы и Ахмед делали между семи и девятью часами? – спросил заместитель.
– В восемь часов пастух пригоняет стадо с выпаса, и мы разбираем скотину по домам, что делал в это время Ахмед, я не знаю, хотя в это время он пасет своих баранов, – после этих слов хозяин отпил из своей кружки.
– Вы сами будете из офицеров? – подозрительно вновь спросил молодой.
