Kitabı oku: «Психоэтика», sayfa 2
Продемонстрированная в вышеприведенных аналитических фрагментах тесная взаимосвязь феноменов темпоральной пластики психического, интерпретируемых как религиозный (гностический, мистический, магический, трансперсональный) опыт и выводимых отсюда этических принципов взаимодействия в социуме, подтверждаются и другими авторитетными исследователями. Так, например, этическая миссия религиозных течений в продолжении всего отслеживаемого периода становления института религии как такового постулировалась в многочисленных трудах, видимо, наиболее известного специалиста в области истории религий Мирчи Элиаде. Имея в виду, что первичный религиозный опыт, лежащий в основе какого-либо религиозного движения и переживаемый его пророками, этими же пророками и их последователями трансформируется в миф, Элиаде ясно говорит о том, что такого рода миф «всегда является образцом не только для человеческих действий, но и по отношению к человеческому уделу» (М. Элиаде, цит. по изд. 2018). Здесь он цитирует простейшую и действенную во все времена максиму: «Так поступали боги, а теперь так поступают люди» (Тайттирия-брахмана, 1, 5, 9, 4). И далее Элиаде делится весьма ценным наблюдением о том, что: «Обширная группа мифологических преданий повествует о „братстве“ богов и демонов, о „дружбе“ или „единокровии“ героев и их антагонистов… восстановлении целостности, реинтеграции». То есть такого рода мифические, «божественные» примеры – это и есть способ воплощения этических принципов стремления к диалогу и достижению достойного компромисса между противоборствующими субъектами и сторонами.
Другой известный специалист в области исследования мировых религий Стивен Протеро говорит о том, что такие наиболее мощные религиозные течения в своей первооснове есть способ восстановления нарушенного, в чем-то важном поврежденного социального порядка (С. Протеро, 2019). И в первую очередь речь здесь идет о «повреждении» этической первоосновы бытия человека. Следуя такой логике, можно с уверенностью говорить о том, что гуманистическое крыло мировых религиозных конфессий выполняет функцию востребованной и масштабной социальной психотерапии.
И конечно, если мы говорим о мировых религиях с позиции их миссии по социальной психотерапии и социальной самоорганизации, то сразу же вспоминаем о конфуцианстве, как об идеальном образчике именно такой востребованной и ответственной миссии. Так, например, идеи Конфуция о единстве этики и ритуала в разработанном им кодексе «Ли» (квинтэссенции учения Конфуция), по общему мнению, играют гораздо большую роль в жизни общества, нежели бюрократические и государственные институты Китая. Масштабные социологические исследования показали, что хотя большинство жителей Китая не знало всех правил, перечисленных в «Ли», но все без исключения поведенческие нормы, которыми огромное население Китая руководствовалось в повседневной жизни, были зафиксированы именно в этом памятнике религиозной культуры. Скрепленные четко разработанным ритуалом этические нормы формировали и регенерировали нравственные критерии общества (Л. С. Переломов, 2001). О последних можно судить по таким, например, высказываниям Конфуция: «Совершенный муж сосредотачивает свои силы на основах; коль скоро положены основы, то появляются и законы для деятельности. Сыновья почтительность и братская любовь – это корень гуманности».
О важности примеров этического поведения в учении Конфуция свидетельствует следующее высказывание: «На вопрос Цзи Кан-цзы, как заставить народ быть почтительным и преданным, чтобы побудить его к добру, философ отвечал: «Управляй им с достоинством, и он будет почтителен; почитай своих родителей и будь милостив, и он будет предан; возвышай добрых и наставляй неспособных, и он устремится к добру».
Еще одно знаковое свидетельство в учении Конфуция повествует о значимости особого состояния сознания человека (мы бы сказали, состояния темпоральной гиперпластики психического), исполняющего этический ритуал: «Приноси жертву предкам так (с таким благоговением), как будто они сами присутствуют здесь. Приноси жертву духам, как будто духи присутствуют при этом. Философ сказал: «Если я не участвую лично в жертвах, то это как будто я не приносил их вовсе» (Беседы и суждения Конфуция, цит. по изд. 2001).
Другой мировой религией, в которой этические принципы взаимодействия человека со всеми живыми существами и миром в целом поставлены в «главу угла», безусловно, является буддизм. Первичным импульсом к появлению этого величайшего духовного движения, как мы знаем, было чувство сострадания, испытанное тогда еще принцем Сиддхартхой Гаутамой при виде больного нищего человека, случайно забредшего в искусственный оазис его счастливой жизни. Исследователи раннего буддизма прямо говорят о том, что: «Будда видел себя врачом, призванным исцелять живые существа от страданий» (Е. Точинов, 2017). Его Святейшество Далай-лама в своих известных проповедях, лекциях и письменных произведениях постоянно подчеркивает непреходящую ценность и действенность особого состояния сострадания. Так, например, Далай-лама именует Гаутаму Будду в первую очередь как «сострадательный» и только во вторую очередь как «искусный» учитель (Далай-лама, 2016).
В беседах с интеллектуальными лидерами западного мира Его Святейшество Далай-лама обсуждает идеи глобального сострадания и обучения альтруизму населения планеты, видя в этом способ решения глобальных экологических проблем, сохранения и развития цивилизации в целом (Далай-лама, П. Экман, 2017). В структуре буддийских практик особое внимание уделяется Практике Высшей Нравственности, в ходе чего адепты осваивают этику воздержания от десяти недобродетелей – физических, речи и ума (Далай-лама XIV, 2009). В технологическом смысле – это, конечно, практика медитации, осознанности и ритуального поведения, призванная трансформировать эгоистические, «сиюминутные» интенции адептов на этические приоритеты полюса «вечного-бесконечного».
Этические аспекты «архаической» медицинской практики
Здесь же необходимо сказать и об этических «корнях» того доверия, которое утверждалось в так называемой «архаической» медицинской практике, и которое в лучших иерархических традициях следует обозначить как «высокое», или даже «высочайшее». Ибо здесь мы говорим о взаимодействии лица, занимающегося врачеванием, с той самой вне-временной сущностью (как бы она ни называлась), где и сокрыты истинные корни нравственности. Такого рода «отношения» скорее следует обозначить как «вера», однако и здесь необходимо иметь в виду, что из особого состояния веры ни в коем случае не удаляется феномен первичного гностического опыта постижения сложной категории реальности. Наоборот, именно такому навыку, позволяющему в том числе и персонализировать потенциальный-непроявленный статус реальности, в программе подготовки будущего лекаря еще за несколько столетий до появления первых трудов Гиппократа Кносского уделялось повышенное внимание.
Так, в древнеиндийских текстах медицинского назначения (например, в первых дошедших до нас списках аюрведических знаний «Чарака-самхита», «Аштанга-хридая-самхита») утверждается, что медицинские знания риши, или отмеченные богами мудрецы получали при общении со сверхъестественными духовными воплощениями, пребывая в особом состоянии сознания. При этом Главный Бог медицины мог выступать под именем «Гуру-целителя», «Наставника-лекаря», «Главы восьми Будд Медицины», а в более поздних тибетских текстах – Учителя Бхайшаджья-гуру. И вот как описывается процесс передачи сокровенных знаний от Верховного Божества к мудрецам-риши в тексте традиционной тибетской медицины «Чжуд-ши»: «В это время Учителя Бхайшаджья-гуру, царь вадурьевого сияния, вошел в состояние самадхи, называемое «Царем врачевания, Победителем 404 болезней». Как только он вошел в самадхи, из сердца его на десять сторон вырвался свет сотен и тысяч цветов, который очистил живые существа во всех десяти направлениях пороков души. Усмирив все болезни «трех ядов», возникающие от невежества, свет вернулся назад в сердце. Перевоплощение Учителя, риши под именем Видьяджняна, отделившись от его сердца и устроившись в пространстве впереди, изрек такие слова для круга риши: «О друзья, тот, кто хочет жить не болея, кто хочет лечить болезни, пусть учит наставления по врачеванию!» («Чжуд-ши», цит. по изд. 1988). И далее таким же образом проявляется воплощение слов Бхайшаджья-гуру – риши по имени Маносиджи, – и он начинает диалог с Учителем, который, собственно, раскрывает сущность тантр (основы устных наставлений) древней индийской и тибетской медицины.
Однако «тот, кто хочет лечить болезни», конечно, не мог только лишь по прочтению тантр получить доступ к медицинской практике. Для этого как минимум требовалась специальная многолетняя подготовка. И программа такой подготовки, в связи с нашей основной темой, заслуживает отдельного внимания. Впечатляет общая структура такой программы: в течение нескольких лет претендент на статус врача еще только готовится к тому, чтобы воспринимать медицинские знания «правильно» (мы бы сказали, в режиме дополняемой, объемной реальности, в котором профильная информация воспринимается в условиях оптимальной активности основных инстанций психического у обучающегося). Основная задача этого этапа, помимо всего перечисленного, заключается еще и в том, чтобы сформировать высоконравственную личность. То есть наши далекие профессиональные предшественники очень хорошо понимали те обстоятельства, что категории нравственности и эффективности в медицине существуют нераздельно, но формирование нравственной метапозиции предшествует появлению статуса грамотного и эффективного профессионала-врача. И только после успешного прохождения вот этого общего курса ученик приступал к следующей части программы, предусматривающей овладение специальными врачебными знаниями и искусством.
Для нас, разумеется, особый интерес представляет содержание первой части программы, которая, собственно, и раскрывает секрет, почему же сокровенные знания и практика аюрведы, тибетской медицина не исчезли под натиском технологий Нового и Новейшего времени, а, наоборот, «чувствуют» себя вполне бодрыми и готовыми к честной конкуренции в сфере обеспечения здоровья человека в непростых современных условиях.
Итак, общий курс подготовки обучающегося врачебному искусству включал, в свою очередь, четыре этапа теории и главным образом практики «правильного» восприятия реальности и общих, преимущественно моральных аспектов медицинской деятельности с позиции буддийской доктрины.
На первом этапе ученики овладевали практикой «прихода к прибежищу Трех Драгоценностей», которая заключалась в формировании особой веры: в то, что все живые существа находятся в процессе совершенствования до состояния нирваны и «буддовости»; в Дхарму, или в учение о том, что методы реализации «буддовости» доступны всем живым существам; в Сингху, или взаимозависимость всех живых существ в совершенствующем движении. И мы, конечно, помним, что именно такое особенное состояние «веры» в данном случае предполагает наличие регулярно воспроизводимого гностического опыта постижения раскрывающихся – в пластических темпоральных режимах активности психического – неявных характеристик объемной реальности.
На втором этапе предварительной подготовки ученик проходил практику рождения «белой», или «бодхисаттовской» мысли, которая в идеологии «Четырех Тантр» заключалась прежде всего в воспитании ума, в его направленности на практическое оказание помощи живым существам посредством «четырех безмерных»: любви, милосердия, результативной радости, равного отношения ко всем. И здесь мы опять обращаем внимание на то, что именно такое «воспитание ума» предполагает регулярное погружение в трансперсональный опыт переживания сущностного единства жизни, единения с подлинным творцом жизни, чувства любви, произрастающего из особого состояния веры. В частности, одна из тантрических практик, реализуемых на данном этапе, заключается в медитативном опыте созерцания Ваджрасаттвы, избавляющего от «игры» обманутого иллюзиями статичной реальности ума. В результате реализуется нераздельность созерцающего с Ваджрасаттвой, обладающим пятью элементами бытия Будды – телом, речью, мыслью, достоинством, творчеством. Такого рода состоявшаяся идентификация много чего дает ученику и в смысле «приобретения», и навыка вхождения в суперресурсный статус, безусловно способствующих успешному усвоению необходимых знаний и собственно медицинской практики.
Третий подготовительный этап описывается как «Подношение мандалы Вселенной». Акцент здесь делается на воссоединение методологии (как «явленной» логики построения метода) и интуиции, в результате чего и возникает целостное понимание и чувствование Вселенной. Такой результат достигается за счет практики «шести парамит, или шести беспредельных»: отдачи и неустрашимости Будды; нравственности; терпеливости и прощения; прилежания; сосредоточения; интуиции. Само обозначение пяти последних разделов практики отвечает на вопрос, почему же столь длительная предварительная подготовка ни в коем случае не является потерянным временем: здесь перечисляются все навыки, необходимые для успешного усвоения значительных даже и по нынешним временам объемов информации, включая и мотивацию на успешное обучение, и последующую медицинскую практику. И, несмотря на то, что интуиция здесь явственно поименована впервые, мы-то понимаем, что все предыдущие, равно как и последующие этапы подготовки ученика, нацелены на сверхэффективное взаимодействие инстанций психического, одним из проявлений которого можно считать и интуицию.
Четвертый этап предварительной подготовки обозначается как «Гуру-йога». Ученик, получающий все посвящения и знания от Учителя, рассматривает фигуру своего Гуру-учителя, как неразделенного с вне-временной сущностью (т. е. персонифицированной «объемной» реальностью), от имени которой Учитель дает ему посвящение. И здесь еще раз подчеркивается то важнейшее обстоятельство, что само по себе заучивание тантр на память и изучение письменных комментариев к ним, даже и сопровождаемое устными разъяснениями, остается лишь умственным, «неэмоциональным» знанием. Такое знание, следовательно, «не пустит достаточно глубоких корней». В данной связи у обучающегося формируется отношение к себе, как к особому чистому, неперевернутому и достаточно прочному сосуду, способному вместить весь нектар знания, которым его одаривает Учитель, нераздельный с Буддой медицины Бхайшадья-гуру. Только в этом случае ученик наполняется подлинным знанием смысла содержания доступных ему сведений, и он также проникается чувством присутствия Учителя – Бхайшадья-гуру в любом месте, где бы он ни находился. Отметим и такую интересную во всех отношениях подробность, что именно знания, передаваемые Учителем, обозначаются как абхидхарма, или знания об элементах бытия и небытия, и составляют основу Метода интуитивной проницательности (Тибетская медицина: Язык, теория и практика, цит. по изд. 1991).
Резюмируя все сказанное по данной программе, можно еще и еще раз удивляться тому, как сбалансировано (логос и гнозис как базисные способы постижения реальности сочетаются практически идеально) и методологически выверено был построен маршрут по формированию глубинных основ этической позиции у будущих профессиональных целителей-лекарей. И далее обратим внимание на ритуал, обеспечивающий «божественное присутствие» в подготавливаемой практике лечебного воздействия. Этот особый ритуал описан в самом раннем из известных текстов, непосредственно касающихся медицины – Атхарваведе. Полагаем, что нижеприведенный фрагмент вступительного заговора, который должен был быть произнесен непосредственно перед лечебной процедурой, особенно интересен для специалистов, чья целебная практика связана именно с речевым воздействием (т. е. психотерапевтам, консультирующим психологам и проч.).
Итак, целитель-лекарь должен был обратиться к божественной сущности со следующим посланием: «Снова приди, о Повелитель Речи, Вместе с божественной мыслью! О Повелитель Добра, сохрани (это)! Во мне пусть будет (это), во мне – сокровенное! Вот здесь стяни, Как два конца лука – тетивой! Пусть Повелитель Речи удержит! Во мне пусть будет (это), во мне – сокровенное! Призван Повелитель Речи. Нас пусть призовет Повелитель Речи! Да соединимся мы здесь с сокровенным! Да не расстанусь я с сокровенным!» (Атхарваведа, начало I тысячелетия до н. э.).
Психотехнический анализ вот этой истовой просьбы-молитвы, обращенной к «Повелителю Речи», показывает, что именно таким образом лекарь-целитель входил в акцентированное ресурсное состояние «прямого контакта» осознаваемых и суперресурсных инстанций психического, притом что последние таким образом подготавливаются к миссии наполнения речи целителя той сокровенной силой, которая способна творить «чудеса исцеления». Обретение такого особого ресурсного статуса, судя по всему, – дело непростое, и для этого нужно как минимум приложить усилие, равное стягиванию тетивой двух концов лука (мы бы сказали, еще и знаний-умений в деле изготовления лука, осмысления принципов его действия и проч.).
Здесь стоит обратить внимание также и на то, что сокровенная сущность Повелителя Речи «приходит» вместе с «божественной мыслью». То есть лекарю-целителю таким образом «подсказывают» не только «как говорить», но и «что говорить». И нашим коллегам – психотерапевтам и консультирующим психологам, конечно, знакомы эти особые состояния «внутреннего потока», превосходно описанные Карлом Роджерсом: «В эти моменты… мой внутренний мир вырывается наружу и соприкасается с внутренним миром другого. Наши взаимоотношения (с клиентом, – авт.) перерастают сами себя и становятся частью чего-то большого. Появляется глубинный рост, и исцеление, и энергия» (К. Роджерс, 1951).
Впечатляющий пример пришествия таких «божественных мыслей» о природе болезней как таковых приведен в разделе древнеиндийского аюрведического текста «Чарака-самхита». И вот каким образом разворачивается этот поразительный научный консилиум: «Вамака, царь Каппи, искусный в науке медицины, почтительно подошел к собранию мудрецов и задал такой вопрос: Происходят ли болезни из того же самого источника, что и человек, или нет?». На это Господь Пунарвасу молвил мудрецам: «Все вы просветлены, ваши сомнения очищены добродетелью ваших бесконечных знаний и умений. Вы способны прояснить вопрос царя Каппи». Парикшит, потомок Мудгалы, изучил вопрос и сказал: «Живое существо происходит из души, потому и болезнь также происходит из души. Поэтому именно душа – коренная причина живых существ и болезней. Именно душа совершает поступки и пожинает их плоды».
И далее мы процитируем еще один потрясающий фрагмент выступления на этом Вселенском консилиуме: «Бхикшу Атрейя заключил, что живые существа, равно как и болезни, порождаются калой (т. е. временем, – авт.): вся вселенная обусловлена калой, и кала – вот причинный фактор всего сущего, включая болезни» (Аюрведа. Чарака-самхита. Сутра-стхана, цит. по изд. 2020). И тут мы бы, конечно, могли конкретизировать вот эту удивительную «божественную мысль» Просветленного Атрейи в отношении того, что именно сбой в механизмах темпорального регулирования биологических процессов порождает «неблагоприятные комбинации элементов», о которых сообщает Аюрведа и которые предшествуют клиническим проявлениям болезни.
И еще один пример из «Чарака-самхита», касающийся этических характеристик целителей-лекарей и псевдоцелителей, на наш взгляд, весьма актуальных и поныне, мы здесь обязательно должны привести. Итак, истинные лекари-целители обладают способностью понимать, удерживать и развивать понимание всех восьми разделов науки о жизни. Они применяют полученные знания для лечения заболеваний, они возвращают дхату (совокупность компонентов человеческого организма) в нормальное состояние. По отношению ко всем существам они испытывают материнские, отцовские, братские, родственные чувства. Противостоят же им псевдоцелители, которые «вместо того, чтобы забирать болезнь, забирают жизнь». И далее следует весьма красочное описание этой последней группы: «Они бродят по улицам, ища себе пристанище в стане врачевателей. Прознав о каком-нибудь больном, они окружают его и принимаются громко перечислять свои достоинства, чтобы больной внимал им. Если больным уже занимается настоящий лекарь, они пытаются оклеветать и опозорить его. Они втираются к пациенту в доверие своей угодливостью, злословием и лестью. Покорив себе пациента, они все время осматривают его, пытаясь скрыть свое невежество. Если они не в состоянии облегчить протекание болезни, они говорят, что у пациента не хватает нужных инструментов, терпения и самоконтроля. Когда пациент умирает, они тут же исчезают и появляются уже в другом месте. При встрече с мудрецами они стразу далеко уходят, подобно тому, как странник обходит стороной пугающий лес» (Чарака-самхита, Глава 29 «Десять жизненных пристанищ», цит. по изд. 2020).
Что же касается Гиппократа из Кносса, который, по-видимому, первый из античных авторов пришел к идее необходимости этического регулирования и нормирования врачебной деятельности, то в его классических трудах «Клятва», «Закон» и особенно в сочинениях «О враче», «О благоприличном поведении», написанных около 400 лет до н. э., вопросы этики тесно увязывались с темой доверия пациента к врачу. Так, в двух последних сочинениях Гиппократ подробно описывает, какие именно особенности внешнего вида, поведения (включая манеру общения с пациентом), настроения, внутреннего состояния врача способствуют установлению доверительных отношений с пациентом, а какие признаки, наоборот, отталкивают больного человека от лекаря-целителя. Эти содержательные и точные характеристики, выведенные Гиппократом, воспроизводятся практически во всех позднейших учебниках и руководствах по медицинской деонтологии.
В трудах Гиппократа содержатся и явные указания на необходимость особых отношений врача с «божественными» инстанциями, откуда он черпает глубинные знания и понимание необходимости соблюдения этических норм. Однако этот посыл великого врача-философа не удостоился столь же обширных, да и вообще каких-либо комментариев исследователей истории медицины. Между тем текст наиболее известного документа из обширного наследия Гиппократа – «Клятвы» начинается со следующей формулы: «Клянусь Аполлоном, врачом Асклепием, Гигией и Панакеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели…» (Гиппократ, цит. изд. 1994). Этой прописи многие позднейшие интерпретаторы не придавали значения, очевидно считая данную часть текста ничего не значащим ритуалом.
Смеем утверждать, что это не так. В те далёкие времена божественные сущности были не менее, а может быть, ещё более реальными для живших в эту эпоху людей, чем, например, их соседи или они сами. И Гиппократ здесь не был исключением. Более того, призывая в свидетели божества, имеющих прямое и опосредованное отношение к здоровью людей, он практически обязывал их к всемерному содействию в достижении требуемого результата, а также к тому, чтобы в случае выполнения этого обещания-клятвы была получена достойная награда: «Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и искусстве и слава у всех людей на вечные времена, преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому».
Внимание и поддержку богов, согласно Гиппократу, надо было заслужить углубленным изучением медицинской науки и прилежанием в лечебной практике, что также относилось им к этическим принципам врачебной деятельности. В своем сочинении «Закон» Гиппократ прямо говорит о том, что «Священные действия показываются только людям посвященным, профанам же – не прежде, чем они будут введены в таинства науки» (Гиппократ, цит. по изд. 1994). В другом своем сочинении «О благоприличном поведении» Гиппократ описывает и некоторые важнейшие, по его разумению, аспекты взаимоотношения врача с божественными сущностями, дарующими сокровенные знания и особый ресурсный статус лекарю-целителю. Здесь он пишет так: «В особенности внедрено в его (т. е. врача, – авт.) ум знания богов, ибо в различных страданиях и случаях медицина расположена почтительно относиться к богам, ибо в медицине нет чрезвычайного могущества». В другом фрагменте этого же текста Гиппократ высказывается еще более определенно: «Должно… перенести мудрость в медицину, а медицину в мудрость. Ведь врач-философ равен богу… и все, что ищется в мудрости, все это есть и в медицине, а именно: презрение к деньгам, совестливость, скромность, простота, уважение, суждение, решительность, опрятность, изобилие мыслей, знание всего того, что полезно и необходимо для жизни, отвращение к пороку, отрицание суеверного страха перед богами, божественное превосходство» (Гиппократ, цит. по изд. 1994). То есть здесь нам говорят о том, что отношения врача и «божественной» сущности в большей степени партнерские, в ходе чего и достигается особый ресурсный статус лекаря-целителя, обеспечивающий ему и выводимые отсюда «превосходные» возможности.
С позиции проведенного психотехнического анализа мы бы сказали, что речь в данном случае идет об адаптивном взаимодействии персонифицированных и соответствующим образом запрограммированных вне-сознательных инстанций с осознаваемыми инстанциями психического лекаря-целителя, И если такого рода ресурсная целостность достигнута, то врачу кратно легче добиваться такой же ресурсной целостности у страдающего, больного человека, повышая его шансы на выздоровление (что, собственно, и обозначается как первичное «ис-целение»). Таким образом понятно, о каком именно «божественном превосходстве» говорил великий врач-философ Гиппократ.
