Kitabı oku: «Чего не может бог», sayfa 3

– Что-что? – переспросил Вальтер.

– Ничего, – ответила Катя.

Она чувствовала себя чужой на этом празднике жизни. Более того, всё происходящее продолжало казаться самым идиотским на свете сном. Похищение Ленки, неведомый Вельзевул (его образ для Кати так и оставался туманным и тёмным, никак не желая вязаться с образом респектабельного Воронцова), какая-то полоумная игра, какие-то квесты, задания, штольня…

Так хотелось верить, что из-за следующего изгиба тропы выйдет Пельш в сопровождении съёмочной группы, и скажет, расплываясь в белозубой улыбке: «Здравствуйте, Катя! Это РО-ЗЫ-ГРЫШЬ!!!»

Они прошли километра два или три, когда из-за очередного изгиба тропы показался не топовый телеведущий, а сосна со знакомым треугольником на блестящем стволе.

«Вот это место!» – воскликнула Катя, направив указательный палец на знак.

Узкая тропинка, петляя меж корабельных сосен, убегала всё глубже в лес. Людской гомон остался далеко за спиной. Здесь путников окружали другие звуки. Чирикание неизвестных пичуг, барабанная дробь дятлов, тоскливое кукушкино ку-ку, чьё-то похрюкивание в зарослях можжевельника…

– Слышишь? Кто это? Кабан? – Катя испуганно схватила Вальтера за руку.

– Кабаны здесь, конечно, имеются, – спокойно отвечал тот, – но они осторожные. Просто так фиг к человеку подойдут.

– Тогда медведь? – Катя не выпускала Вальтеровой руки.

– Ну, если карликовый, – Кононов улыбнулся.

– Тогда кто?

– В худшем случае хорёк, – Вальтер не переставал улыбаться.

– А в лучшем? – Катя отпустила его руку.

– А в лучшем, твой маньяк! – Кононов расхохотался.

Шутка Катю взбесила. Ей и без того этот самый маньяк мерещился чуть ли не за каждым кустом. Такой вот, в длинном, заношенном сером плаще и шляпе, сильно смахивающий на Фреди Крюгера, а не на Семёна Валентиновича.

– Да пошёл ты! – выругалась она.

– Не злись. Я просто обстановку разрядить хотел, – и Вальтер улыбнулся столь мило, что Катина злость тут же растворилась, как сахар в стакане.

– Ну послушай, – Катя едва уклонилась от выстрелившей из-под Вальтера ветки, – зачем он меня в лес заманил, в глушь эту сраную?

– Уж точно не для того, чтобы овладеть здесь тобой извращённым образом. – отвечал Вальтер, продолжая не оборачиваясь идти вперёд. – Для этих целей он вытащил бы тебя в более уютное место, и уж, наверняка, без меня.

Катя и сама это понимала, но так хотелось услышать подтверждение от бесстрашного и мудрого Вальтера.

– Тогда зачем, а? – поднывая спросила Катя.

– Да не знаю я! – Вальтер резко остановился и развернулся к Кате лицом. – Пока не знаю. Как только мы поймём его логику, мы переиграем его.

– А если нет у него логики этой? Если он псих конченный, и всё? – продолжала ныть Катерина.

– Я же тебе говорил, – Кононов вздохнул и покачал головой, – у каждого психа есть своя логика.

– Но Воронцов не псих! – возразила Катя.

– Ты хотела сказать, что он не похож на психа, – Вальтер прищурился. – Тут ведь, Катюха, как бывает. Вроде человек совершенно нормальный, а ты ему в мозги залезь, и такое увидишь! Вот, Чикатило возьми. Добрейший дяденька с виду. Отличник системы образования, заслуженный педагог. Любимец администрации, родителей и детишек. И что с того?

– А может это всё-таки не Воронцов? – не сдавалась Катя.

– Может, не Воронцов. Но других подозреваемых у нас на сегодняшний день нет. Пошли уже.

Вечерело и становилось прохладнее. Вместе с прохладой повылазили комары. Многоголосно и мерзопакостно гудели над ухом, и жалили, жалили… Катя устала бить себя по рукам и лицу. Особого вреда это кровососущим тварям не причиняло, зато безупречная Катина кожа всё больше покрывалась зудящими волдырями.

«Дура! Надо было средство от комаров купить».

Пробираясь сквозь колючий кустарник, поцарапала щёку. И (о ужас!) оступившись, угодила кроссовкой в вонючую болотную грязь.

Жуткие кошмары патологической чистюли и противницы дикого отдыха всё больше обретали черты реальности. Катя свирепо материлась внутри себя, кляня то маньяка, то Ленку, то себя, то всех вместе взятых. Вслух же только тихонько ныла: «Вальтер, ну когда мы уже остановимся?»

«Кать, для стоянки место нужно найти, чтоб полянка была и ручеек рядом», – неизменно отвечал Вальтер, продолжая пробираться вперёд.

Наконец, когда небо над сосновыми кронами уже залило мутное молоко северных сумерек, Кононов, к великой радости измученной Катерины, сбросив рюкзак объявил: «Ночуем здесь».

Он споро поставил палатку, набрал в чайник воды из притаившегося на краю поляны родничка, собрал дров, с одной спички разжёг костёр, поставил на огонь чайник.

Подмигнул Кате: «Бутерброды будем есть с чаем».

Поужинав, они забрались в палатку и улеглись в спальники. Страшно, вопреки всем её ожиданиям, Катерине не было. Страх начисто вытесняла другая беда. Катя уже и не помнила, когда она в последний раз ложилась спать, не приняв душ. Она чувствовала себя не просто грязной. Она чувствовала себя измызганной, засаленной, замусоленной. Ей чудилось, что от неё вовсю разит отвратительным лошадиным потом. Хуже, чем от тех работяг и жирных пожилых тёток из переполненного трамвая.

«Не дай бог, Вальтер это унюхает!»

Было мерзко и стыдно. Было до чёртиков унизительно.

Но усталость от пройденных километров сделала своё дело быстро, и через несколько минут Катя спала глубоким и крепким сном.

Когда она проснулась, Вальтер уже хлопотал над костром, согревая воду для кофе. Сквозь, покачивающиеся на ветру кроны, пробивался оранжевый солнечный луч. Она умылась у родника, оттёрла от засохшей грязи кроссовку, постирала носки, сломав накладной ноготь, выматерилась, и принялась за утренний макияж.

«Кать! Ну ты чего? Кофе остынет», – не выдержал длительности процедуры Вальтер.

Кофе таки остыло.

Позавтракав вчерашними бутербродами, и уложив рюкзаки, команда продолжила путь.

Лес стал темнее и гуще, тропинка, сделавшаяся совсем тонюсенькой, то и дело терялась среди ощетинившегося ветвями подлеска, пропадала в колком ворсе багульника. Всё чаще путь преграждали, пахнущие гнилью болотца. Истошно орала какая-то очумелая птица. Потерявшие всякий стыд и страх комары вовсю орудовали, невзирая на ясный день. Катя, из последних сил волочась вслед за Вальтером, продолжала клясть их, лес, Вельзевула, Ленку, а также свою судьбу.

Развязка наступила внезапно, когда продравшись через очередной заслон колючих кустов, Катя и Вальтер выбрались на большую поляну, посереди которой высился покрытый бурым лишайником каменный холм. В его основании чернел прямоугольной формы проём. Над проёмом был прилеплен жёлтый знак с черепом. «Я здесь», – напоминала надпись под скрещенными костями.

«Похоже, пришли», – выдохнул Вальтер, снимая рюкзак.

Измотанная вусмерть Катя, присела отдышаться на высохшую корягу. Кононов, вооружившись налобным фонариком, приступил к исследованию. Он скрылся в проёме на пару минут. Когда снова выбрался на свет божий, долго стряхивал с себя грязь. Катя брезгливо поморщилась.

– Да. Это старая штольня, – уверенно заявил он. – Какую-то руду странную здесь финны, видать, добывали. И было это не одну сотню лет назад. Даже дороги к выработке не сохранилось. А ведь должны же они были как-то вывозить то, что нарыли. – Он говорил, и всё продолжал отряхиваться. – Там всё в саже какой-то вонючей, блин. И ещё, похоже, финны эти гномами были. Метров через пять проход сужается, только на четвереньках проползти можно.

– Ну, звоню я ему? – Катя держала в руке телефон.

Вальтер кивнул.

Катя вошла в Телеграм и нажала трубочку аудиозвонка.

– Ты на месте, Катенька? Молодец! – начал без приветствия Вельзевул. – Слушай, что делать дальше. Полезай в штольню и ползи по ней до конца.

– Ползи? – переспросила Катя.

– Да, Катенька. Никто ж не виноват, что она такая низенькая, – Вельзевул усмехнулся. – Если доползёшь до конца, то найдёшь там жетон.

– Чего?

– Такую жёлтую треугольную штучку из пластика. Заберёшь её и вернёшься обратно. Видишь, совсем не сложно.

– Что потом?

– Суп с котом. Мне позвонишь. Сразу же после того, как вылезешь. Это важно. Только не вздумай, Катенька, вместо себя мальчика своего отправить. Во-первых, он туда не пролезет – задница у него застрянет, а во-вторых, я ведь узнаю, что не ты в штольне была. И тогда всё, игра закончена. Ты проиграла.

– А как ты это узнаешь?

– Запомни. Я. Знаю. Всё. – Произнёс Вельзевул, выделив паузами последние три слова. И отключился.

– Может быть, всё-таки я пойду? – предложил Вальтер, слышавший разговор по громкой связи. – Блефует он, что узнает.

Катя отрицательно помотала головой и двинулась ко входу в штольню.

– Постой! – Вальтер протянул ей налобный фонарик. – Надень. Там ведь не видать ни черта.

Внутри было сыро и холодно. Воняло тухлыми яйцами. Луч фонарика выхватывал из темноты неровные ребристые стены, словно покрытые копотью, и такой же чёрный, испещрённый трещинами потолок. Проход впереди неумолимо сужался, превращаясь в нору, в узкий каменный лаз. Чтобы двигаться дальше, Кате пришлось стать на четвереньки. Ладони погрузились во что-то влажное. Оторвав одну из них от пола, Катя посмотрела на неё. Ладонь была чёрной, словно бы вымазанной мокрой сажей, от которой попахивало сероводородным душком. Тошнота подкатила к горлу. Катя тряхнула головой, будто бы отгоняя морок. «Соберись тряпка!». И поползла вперёд.

Она продиралась всё дальше по зловонному тесному ходу, сбивая колени и локти, ударяясь головой о торчащие в стенках камни, царапая спину обо что-то острое сверху. Сердце бешено колотилось. Что ждёт её впереди, в густой пугающей тьме? Ядовитая змея, капкан, обвал? Что приготовил для неё выживший из ума мерзавец?

«Только не паникуй, только не паникуй», – вслух уговаривала себя Катя, продолжая работать коленями и руками.

Обогнув корявый каменный выступ, занимающий половину и без того узенького прохода (Да. Вальтер точно бы здесь не пролез), и расцарапав при этом весь правый бок, Катя к облегчению своему, выбралась на весьма относительный, но простор. Лаз здесь превращался в подземный грот, напоминающий Кате тюремную камеру, каземат средневековой темницы в заброшенном замке. Зато тут можно было даже стоять, правда, только с опущенной головой. Это конец пути. Дальше дороги нет.

Луч фонарика побегал по потолку и по стенам, заскользил по заваленному хрустящей под ногами щебёнкой полу… Стоп! Вот оно!

На большом, покрытом, как и всё здесь, злоуханной сажей камне, лежал плоский жёлтый предмет треугольной формы. Жетон. Засунув его за пазуху, Катя, ни секунды не мешкая, снова стала на четвереньки и, сделав глубокий вдох, пустилась в обратный путь.

Прихрамывающая, пошатывающаяся, жмурясь от света, она вышла из штольни. Рот Вальтера приоткрылся, он прихлопнул его рукой.

– Со мной что-то не так? – вмиг догадалась Катя. – Я плохо выгляжу?

– Да нет… Всё нормально, – сказал Вальтер с заминкой. – Просто…

– Что просто?

– Ты выглядишь так, как выглядела бы современная Золушка, – он улыбался. – Жетон-то нашла?

Не слыша его вопроса, Катя бросилась к рюкзаку с косметичкой.

– Стой! – крикнул Вальтер. – Ты же должна первым делом ему позвонить. Он же сказал!

Она рывком выдернула телефон из кармана куртки, набрала Вельзевула.

– Эй, сволочь! Достала я твой жетон.

– Ты бы повежливей, Катерина, – урезонил её дискант. – Прямо сейчас делай селфи и сразу же, слышишь, сражу же, высылай его мне. После того, как вышлешь, стой и не двигайся. Просто замри, поняла?

– Поняла, – ответила Катя сквозь зубы.

– Жди, пока позвоню. Давай!

Она навела на себя камеру, и остолбенела. Телефон чуть было не выпал из вытянутой перед собой руки. То, что Катя увидела на экране было немыслимо, неописуемо, невозможно… На экране была не она. Оттуда на Катю пялилось Нечто. И это Нечто было ужасным. Опухшая, перепачканная чёрной сажей рожа. Спутанные пакли волос, с налипшими на них комьями глины. Разодранная в нескольких местах, чумазая куртка…

– Снимай скорей, Катя! – поторопил Вальтер.

Неслушающимся пальцем она сделала снимок.

В косметичке есть влажные салфетки. Скорее, скорей к рюкзаку!

Она рванулась с места.

– Стой! – опять крикнул Вальтер. – Он сказал, сразу же вышли селфи, а потом не двигайся с места.

Фантастическим усилием воли Катя остановила себя. Отправила жуткое фото по адресу. И осталась стоять на месте, с остекленевшими, ничего не видящими глазами, пошатываясь, словно береза под порывами ветра.

Нужно отдать должное Вельзевулу, который не заставил себя ждать долго. Не прошло и минуты, как Катин телефон зазвонил.

– Умница, девочка! – радостно пропищал сумасшедший. – Но задание ещё не выполнено до конца. Слушай, что делать дальше. Не моясь, не вытираясь, не переодеваясь, такая, как есть сейчас, возвращаешься в Выборг. Делаешь на вокзале селфи, высылаешь мне. Едешь на электричке до Питера. Такая, как есть. Сразу, как выйдешь, делаешь второе селфи. Опять высылаешь мне. Всё понятно?

– Ты чёртов псих, – прошептала Катя.

– Да хоть горшком меня назови, – злорадно рассмеялся безумный киднеппер, – только задание выполни. Иначе Лена – тю-тю…

Задание было равносильно для Кати убийству. С этим согласился бы всякий, кто знал Катю достаточно хорошо. Вельзевул, стало быть, знал…

Телефон выпал из её рук. Ноги девушки подкосились. Она бы, наверняка, упала сейчас, если бы Вальтер не успел подхватить её под руку.

– Кать, давай водички попьёшь. Соберись, Кать. Водички попьёшь, и в путь. Дорога у нас с тобой длинная.

Кате же жуть, как хотелось, чтобы она оказалась короче. Если бы они могли добраться до вечера, и успеть на последнюю электричку! Можно было надеяться, что из Выборга в Питер она пойдёт почти что пустой. Утренняя или дневная, напротив, будет полной народу. Катино воображение живо рисовало, как сотни зевак будут пялится на неё, как на циркового уродца, как на зачумлённого монстра, как на грязную и больную свинью… Те, что поскромнее будут стыдливо отводить взор. Другие же станут не скрываясь смеяться, шушукаться, покручивая у виска пальцем, корчить презрительные, полные отвращения мины, а самые нетерпимые будут даже плеваться вслед.

Но Вальтер сказал, что попасть на последнюю электричку – дело совершенно немыслимое. Даже если бы они бежали бегом, то оказались бы на станции только глубокой ночью. На Катино предложение отсидеться завтра в лесу до вечера так, чтобы всё-таки выехать последней электричкой, только на сутки позже, ответил, что у него срочнейшее дело и он непременно должен быть в городе. Ехать одной в таком виде, пусть и в почти пустой электричке Катя категорически не могла. Ещё он говорил стандартные фразы о том, что никто на неё не обратит никакого внимания, что люди слишком увлечены собой, что Кате следует меньше думать о том, что о ней подумают… Кому и когда помогли эти фразы? Мог бы придумать что-нибудь пооригинальнее, психолог называется!

На ночёвку они стали в том же месте, что и вчера. На костре шипел закипающий чайник. Катя сидела рядом, на брёвнышке, обхватив руками грязную голову, и монотонно раскачиваясь.

«Кать, ты штучку-то покажи, за которой лазала», – попросил Вальтер.

Она отрешённо протянула ему жетон.

Жетон представлял собой пластиковую треугольную пластину, на которой были сделаны оттиски двух цифр – двух единиц. Одна единица большая, в центре; другая маленькая, сверху и сбоку от большой. Выглядело это, как знак единицы, возведённой в первую степень.

«И чтобы это могло означать?» – Вальтер потёр лоб ладонью.

Катя ничего не ответила.

Чайник тем временем закипел. Кононов засыпал заварку и принялся открывать консервы.

«Морская форель в винном соусе. Настоящий деликатес из Дании», – объявил он, выставляя открытую баночку на импровизированный стол из большого полена.

Кате было абсолютно наплевать на датский деликатес. Несмотря на голод, она не чувствовала вкуса пищи. Жевала деликатес механически, словно робот. Когда она ложилась спать, не понежившись в ванной? Не покрыв своё тело с головы и до пят всевозможными кремами и ароматическим маслом? Миндальным, аргановым, каритэ, жожоба… Сегодня у неё не получится даже умыться. Из-под мышек припахивает, как у немытого мужика. Кате казалась, что этот блевотный запах пробивается даже сквозь ароматы туалетной воды и дезодоранта, которые она разбрызгивала на себя в неимоверных количествах. Ей хотелось лечь спать за палаткой, но там страшно и холодно, да и Вальтер вряд ли позволит. Лицо и всё тело, вся кожа казались покрытыми уродливой толстой коркой, гнойной коростой. Всё зудело, жгло, царапалось, жало.

А ночью ей снились кошмары. Безумный маньяк в образе Фреди Крюгера, держа в одной руке за волосы отрезанную голову Лены, а в другой ржавый и кривой нож, гнался за ней по пустынными питерским улицам, по безлюдным дворам-колодцам, по загаженным подворотням…

От станции Буславской до Выборга удалось доехать почти безболезненно. Народу в вагоне было почти ничего. Катя проскользнула в уголок, на крайнее место, сложилась пополам, наклонив лицо до колен, и прикрыла руками голову. Вальтер сел рядом, став для неё стеной от посторонних глаз.

А вот на вокзале в Выборге пришлось столкнуться с настоящей бедой. Людей на перроне было столько, сколько муравьёв в муравейнике. Не скрыться, не спрятаться. Особенно, когда делаешь селфи. Проходящая мимо ватага мальчишек, как по команде, развернула головы в Катину сторону.

«Смотрите, чертёнок фоткается!» – выкрикнул кто-то из них.

Бабулька, что волочила вслед за собой видавшую виды сумку на колёсиках, вдруг встала, как вкопанная, и уставив на Катю выцветшие рыбьи глаза прокомментировала: «Мать моя божья! Совсем с ума посходили».

После чего покрутила пальцем у виска (в точности, как в Катином воображении), махнула рукой и покатила свою затрапезную сумку дальше.

Катя, ставшая красной, как рак, закрыла лицо руками.

«Фото отправь», – напомнил ей Вальтер.

Занять крайнее место на этот раз не получилось. У окошка пристроился упитанный работяга, посередине Катя, с краю сел Вальтер. Все два часа, проведённых согнутой в три погибели, с уткнутым в колени лицом, она повторяла про себя, словно мантру: «Сволочь, сволочь, сволочь! Как унизительно! Господи, как унизительно! Господи…»

На Финляндском вокзале, к Катиному удивлению, всё прошло несколько легче. То ли оттого, что народу здесь было в разы больше, чем в Выборге, и спешил этот народ в разы сильнее, то ли оттого, что люд огромного Питера более привычен к разного рода чудачествам, то ли оттого, что Катя просто привыкла (ведь ко всему привыкает человек, даже к позору), но Катя чувствовала, что всем здесь нет особого дела до оборванной замарашки. Она сделала последнее селфи и выслала его Вельзевулу.

Тот перезвонил тут же.

– Задание зачтено. Поздравляю!

– Да пошёл ты!

– И это вместо спасибо?

– Когда Лену вернёшь?

– Ишь ты какая быстрая. Это только начало игры. Жетон сохрани. Пригодится.

– Сволочь.

– Не хами. – Вельзевул помедлил. – Я тут вот, что решил. Можешь до дома такси поймать. А то такую грязнулю и в метро не пустят. – Он заржал по-козлиному.

Катя, сжав от ярости зубы, дышала в трубку.

– Дуй домой сейчас. Отдыхай. Жди дальнейших заданий. Отбой.

«Вы с пожара?» – спросил таксист.

«Рули давай», – осадил его Вальтер.

Он проводил её до подъезда. Прощаясь, чмокнул в чумазую щёчку. И, показав фак невидимой камере, поспешил к стоящему на платной стоянке «Хаммеру».

5

Катя отмокала в ванной более двух часов. Тёрла грубой мочалкой тело, сдирая с себя, ощущаемую ею корку грязи, что, как казалось, проникла до самых костей.

После, облачившись в белый махровый халат, забралась с ногами на диван, и налила полный стакан отцовского виски. Отхлебнула.

«Так и спиться можно», – сказала она себе, и отхлебнула ещё. И ещё. И ещё…

Телефонный звонок разбудил её около восьми вечера.

– Выкупалась? Выспалась, Катенька? – с фальшивым участием в голосе спросил Вельзевул.

– Тебе, что за дело?

– Да вот звоню, чтобы правила игры разъяснить.

– Разве не разъяснил ещё?

– Разъяснил. Да видать, ты не поняла. Или забыла. Память-то, хе-хе, девичья! Ты вот спросила у меня утром: когда Лену вернёшь? А разве я не говорил тебе, что в нашей игре будет много заданий с возрастающей сложностью? Вот когда последнее выполнишь, тогда и Лену получишь. Теперь подробнее. Жетон у тебя?

– В смысле?

– Он в руках у тебя сейчас?

– Погоди.

Катя сбегала в прихожую, и вынула жетон из рюкзака.

– В руках.

– Что на нём изображено?

– Цифры.

– Какие цифры?

– Один и один.

– Правильно. Единица большая, и единица маленькая. Большая – это номер уровня, а маленькая – номер задания. Ты выполнила первое задание первого уровня. Всего в игре будет три уровня, в каждом по три задания. Значит, сколько жетонов тебе нужно собрать?

– Девять.

– Умничка! Арифметику знаешь. Лена твоя стоит девять жетонов. Соберешь все – обменяешь на Лену. Видишь? Всё просто. Гуд бай!

Она тут же набрала Вальтера. Он не ответил. Ну да, у него же сегодня срочнейшее дело. Она принялась нервно ходить по комнате, из угла в угол, как тигр по клетке. Тысячи мыслей роились в её голове: страшных, безумных, бесполезных, практичных, здравых… Она уже три дня не звонила маме, значит, мама скоро позвонит сама. Спросит о Ленке. Спросит: «Почему вы мне не звоните, ни ты, ни она?» Спросит: «Почему телефон Лены отключен? Что с ней? Позови её к телефону». Что ей ответить? Что ей соврать? Сказать, что Ленка решила несколько дней пожить у Светы Семеновой? Что телефон Катя забрала у неё в наказание? Если это сработает, то ненадолго. Мама потребует, чтобы Ленка вышла на связь. Что же делать? Думай. Думай!

Подсказку дал сам Вельзевул, вернее его поддельный писклявый голос. Ведь это программа! Но как смоделировать голос Ленки? Интересно, есть ли такие программы? Катя залезла в Гугл. Гугл говорил, что в принципе это возможно, но сложно. Нужно было настраивать какие-то эквалайзеры, модулировать тембры с тональностями и ещё чёрт знает что. Самой здесь не справиться. Кто же может помочь? Так-так-так… Стоп. Марлен! Этот псих – компьютерный гений, он точно знает. Нужно ему позвонить. Срочно!

«Телефон данного абонента выключен», – ответил безмозглый бот.

Наверное, психонавт уплыл в очередной трип. Ничего. Утром очухается. А сейчас нужно действовать на опережение. Катя набрала сообщение матери.

«Мам, привет! У нас всё хорошо. Как ты? Как папа? Что сказал врач?»

Не вынимая из рук телефона, Катя вышла в свой инстаграм. Отписалось двадцать три человека. Вот что значит, три дня подряд не писать посты.

Когда ты проспал весь день, ночью заснуть непросто. Чтобы как-то отвлечься и убить время Катя несколько часов кряду бесцельно блуждала по лентам социальных сетей. Гламурные красотки на отдыхе, мегазвёзды на ковровой дорожке, диеты и фитнес, мальчики, салатики, платьишки, котики… Боже, какой сейчас это казалось фигнёй!

Она так и заснула в своём халатике на диване. С телефоном в руке. Не приняв ванну с пеной, не умаслив себя благовониями. Маньяк ей сегодня не снился. Снился Вальтер.

Звонок разбудил её в семь утра.

– Проснулась? – начал Вельзевул без приветствия. – Получай второе задание первого уровня. В соседнем дворе есть помойка. Та самая, куда ты мусор выносишь. Вернее, не ты. Ты ж у нас королева, чистюля. Папа твой всегда мусор выкидывал. А когда он уехал, ты Ленку туда гоняла. Но я отвлёкся. Итак, задание. Прямо сейчас топаешь на эту помойку. Выбираешь крайний контейнер слева. Там лежит твой второй жетон. – Он помедлил. – На дне. А контейнер этот, моя дорогая, скорее полон, чем пуст. Так вот. Достаёшь жетон, фотографируешь, снимок пересылаешь мне. Тебе всё понятно?

– Мразь! – Катю трясло от гнева.

Вельзевул пропустил оскорбление мимо ушей.

– А теперь, Катенька, мотиватор. Послушай.

«Катя! Катя! – зазвучал хныкающий Ленкин голос. – Забери меня скорее отсюда. Здесь скучно. Я тут одна совсем. Дядька меня никуда из комнаты не выпускает. И кушать только лапшу в пакетах даёт. Я есть уже её не могу. Катя!..»

– Лена! – У Кати перехватило горло. – Ты держись! Я обязательно скоро тебя заберу. Слышишь? Тебе этот дядька ничего плохого не делает?

– Сеанс связи с родными и близкими завершён, – объявил Вельзевул.

Избитый, шаблонный, замусоленный в тысячах кинолент, но действующий всегда безотказно киднепперский трюк.

– Ты… ты… – Катя задыхалась.

– Так кто мразь?

– Я.

– К выполнению задания готова?

– Да.

– Вот и умничка.

Катя достала с антресоли старые джинсы и водолазку. Надела медицинскую маску. На голову повязала полинявший бабулин платок. (Главное, чтобы не узнали соседи!) На руки натянула резиновые перчатки. Сжав зубы и кулаки, вышла за дверь.

Обозначенный Вельзевулом контейнер и впрямь оказался скорее полон, чем пуст. Катя застыла над ним, не решаясь приступить к делу. В нос шибало тухлой кислятиной.

«Ну! Ну! Бомжи же как-то это делают, и ничего, – она пыталась уговорить себя. – Они же ведь тоже люди. Они же могут. А ты чего, хуже бомжей что ли? Соберись, тряпка!»

С этими словами она и схватилась за тряпку, мокрую, покрытую пятнами плесени. Потянула её на себя, рванула, отбросила в сторону.

«Ну, что? Не умерла? Продолжай!»

Она принялась расшвыривать бутылки, баклажки, ржавые железяки, драные кроссовки и сапоги, какие-то разбитые чайники, ворохи упаковочной ленты… Бесконечные пластиковые пакеты, набитые объедками и прочей одному чёрту известной дрянью – склизкие, перепачканные вонючей жижей, она перекладывала в соседний бак. Но контейнер был слишком высок, и, по мере продвижения вглубь, Катины руки перестали доставать до его содержимого. Оставалось только одно – залезать в бак. Катя, съёжившись, воровато огляделась по сторонам, и сиганула в контейнер.

«Только бы никто не увидел! Только бы…»

Но нет. Повторилась история Выборгского вокзала. На Катину беду у помойки появилась мамаша с маленьким мальчиком. Проходя мимо мусорки, мальчуган вывернул шею назад: «Мама! Мама! А что это тётя в помойке делает?»

«Хм… – мамаша не сразу нашлась, что ответить. – Вот если не будешь мамочку слушать, когда вырастешь, тоже как тётя станешь в помойках рыться».

«Чёрта с два, – подумалось Кате. – Вот я мамочку вроде слушала, и всё равно роюсь».

Вслед за мамой с ребёнком появилась старушка. (Все беды от этих детей и старушек!) Старушка знакомая, с соседнего дома. Проходя мимо, она укоризненно покачала головой с седыми кудряшками, и естественно, не удержалась от комментария.

«Это ж надо! Такая молодая, а уже алкашня конченная. Это ж надо опуститься-то так!»

«Топай, топай отсюда, бабка, скорей. Ну, пожалуйста!» – молила её про себя Катя.

Перекидав ещё дюжины две пакетов, Катя добралась до дна.

«Ну где же чёртов жетон?»

Неужели чокнутый подонок лишь посмеялся над ней? Она в отчаянии соскребала со дна волглую, пропитанную коричневой жижей газету. Неужели вся эта пытка зря? Нет! Катерина глубоко и облегчённо вздохнула. Под газетой, в буквальном смысле на самом дне, порыжевшем от ржавчины, лежал заветный пластиковый треугольник. На треугольнике была изображена единица во второй степени. Первый уровень, второе задание – всё так, как и объяснял Вельзевул.

Придя домой, не снимая перчаток, она сделала фото, отослала его по адресу. Долго стояла под душем, но уже не два с половиной часа, как после похода. Какой смысл намываться, если мерзавец в следующем задании снова заставит её изваляться в грязи?

В секретный чат пришло сообщение: «Задание зачтено. Отдыхай и готовься к следующему».

От мамы тоже пришло. «Катя! Как вы там? Почему Лена не отвечает? Напиши. Я волнуюсь».

Началось.

Она снова позвонила Марлену. Телефон его по-прежнему был отключён.

До сих пор не вернулся из трипа? А может, он вообще траванулся своей дрянью и помер? В прошлую пятницу в «Совке» его тоже не было.

Тут же объявился и Вальтер. «Катя, ты дома? Я еду к тебе».

Через четверть часа он уже сидел напротив неё на диване, сосредоточенно выслушивая подробности последнего Катиного приключения. Только сейчас она дала волю слезам. В голове мелькнуло: «Хорошо, что накраситься не успела, сейчас бы вся тушь растеклась». Если бы кто-то всего лишь три дня назад сказал ей, что она ненакрашенная, нечёсанная, ненадушенная, с обломанными ногтями, будет сидеть и запросто разговаривать с парнем, почти не думая о своём внешнем виде, Катя приняла бы это за очень глупую шутку.

«Он хочет меня унизить, понимаешь! – она тёрла покрасневшие от слёз глаза. – Все его задания – унижение».

Вальтер, на манер психолога-консультанта, согласно кивал головой: «И это только подтверждает нашу версию, что один из главных его мотивов – месть».

– Как остановить эту мразь? – Катерина кусала губы. – Кто знает, что он ещё придумает? Ведь каждое задание, он говорит, с возрастающей сложностью… – из глаз её снова брызнули слёзы.

– Спокойно, Катя, спокойно, – он взял её руки в обе свои ладони. – Давай составим его психологический портрет. Как бы охарактеризовала этого Воронцова?

– Да не Воронцов это! Не Воронцов! – Катя замотала головой из стороны в сторону. – Вот чувствую я, что не он это.

– И всё-таки постарайся, – настоял Вальтер.

– Ну, амбициозный, самоуверенный, как и все му… – она осеклась.

– Мужики, ты хотела сказать?

– Неважно. Ещё он предприимчивый, умный, привык добиваться того, что захочет…

– Вот видишь! – Вальтер хлопнул в ладоши. – Теперь представь, что такому вот фрукту ты перешла дорогу. Не добился он с тобой того, что хотел.

– Но он не псих, не преступник, ему есть, что терять, – не сдавалась Катя. – Он видный мужчина. С деньгами. Наверняка, уже давно забыл про меня, и другую любовницу себе нашёл. Да ему и в голову не пришёл бы весь этот бред. Задания, жетоны, уровни… Нет.

– Ну а теперь я свой портретик набросаю, – Вальтер прищурился. – Тот, кто тебя преследует, личность с невероятно больным самолюбием. Такие создания обычно никому не показывают, что оно у них очень больное, напротив, тщательнейшим образом это скрывают. Для окружающих такой экземпляр может выглядеть эталоном уравновешенности и здоровой самооценки, и только один он знает, насколько затравленный и озверевший ребёнок живёт там, внутри. Никакие успехи и достижения, деньги и слава, не могут его убедить, что с ним всё о’кей. Такие никогда не прощают обид, они никогда не спустят тому, кто помешал им добиться цели. А цель у таких одна – доказать, что они не ничтожества. Ты говорила, что Воронцов амбициозный и самоуверенный? Так вот, Катерина, такие паттерны –часто защита от чувства неполноценности.

– Но самоуверенных людей пруд пруди, – Катя не соглашалась. – И ты хочешь сказать, что все они потенциальные психопаты?

– Не преувеличивай. Лучше послушай дальше. Чтобы справиться с чувством неполноценности, таким субъектам необходимо ощущать себя выше других, особенными, нестандартными.