Kitabı oku: «Неолит – не заграница»
Книга первая
Проще простого… Он сидел с двумя удочками на берегу загородного озера, ловил плотву, окуней да ершей. Старался ни о чём не думать, ни очень-то хотелось… ибо проблем хватало. А он – почти такой человек, как все, потому, хотя бы, мысленно рад был бы уйти от них. Правда, не совсем и не всегда получалось…
Казалось бы, такой крепкий, физически сильный, высокорослый и широкоплечий парень разного рода жизненные проблемы должен решать запросто, щёлкать их, как орешки, но не тут-то было. Они везде и всюду окружали этого двадцатисемилетнего человека, если не красивого, то видного, по-настоящему симпатичного мужика. Высокий лоб, мощный подбородок, большие синие глаза, густой волос на голове каштанового цвета, но печальный, задумчивый взгляд… Но от этого никуда не уйдёшь, как от судьбы, той самой, что выпала.
Яркое солнце стояло почти над головой. Но дело шло к вечеру. В зарослях камыша скрипучими голосами вели меж собой разговоры местные лягушки. Его стихийный отдых сложился бы не так и плохо, если бы в какой-то момент рыба совершенно перестала ловиться. Ни крупная, ни мелкая – никакая не клевала.
Чего ж так-то сидеть? Пришла пора сматывать удочки и шагать к автобусной остановке, ехать в город, домой. Зуранов поднялся с огромной коряги на ноги, и тоскливо глянул на неподвижные поплавки. Осмотрелся вокруг, взглядом ища короткую тропу к большой, шоссейной дороге.
Алексей достал из воды садок, выпустил на волю, пойманных им, десятка три рыбёшек. Взял в руки леща, солидного, килограмма на три, подержал в руках. Прикидывал, взять или ни взять его домой, в качестве трофея.
Но посмотрел, на то, как рыбина жадно ловит ртом воздух… Хочет жить. Пожалел… Злых и жестоких людей жалостью своей и добротой никогда не баловал, а её вот… пожалел. Опустил в озеро и её, за компанию. Плыви! Ведь оборвать жить любого существа – не проблема. Вот возродить именно его – невозможно. Впрочем, кто знает.
С рюкзаком за спиной и с удочками в левой руке, он пробирался к дороге сквозь густые ветви ивняка. Да ещё ольха разрослась изрядно и кусты багульника. Приходиться, ему большому, высокорослому, штормовкой, как и собранными телескопическими удочками, цепляться за них.
На нём были обычные брезентовые штаны и кроссовки, потому он старался ещё и обходить участки высокой травы, дабы не промочить окончательно ноги. И тут Зуранов обратил внимание на труп молодого парня лет двадцати. Он прислонён был к ильму, кровь едва- едва была заметна в высокой траве. Маленький, худой, рыжеволосый, в старых чёрных туфлях, синих брюках, клетчатой рубашке…
Грудь его была пробита стрелой. Она вошла прямо в сердце.
Зуранов не стал близко подходить к трупу. Криминалистам здесь работать, потому и не стоило оставлять свои следы.
Парень был убит не пулей, а вот таким вот… не очень обычным способом.
– Пуля – правнучка стрелы, – сказал он вслух, сам себе. – Но здесь всё… цивилизованно… И глупо.. Стихийно сработано… жалким рабом пустых эмоций.
Но эта стрела никак не могла состоять в родстве с пулей, потому что выпущена она была из спортивного лука, причём, в упор, в человека. Сейчас становится модным блуждать по окраинам сел и городов с таким вот оружием и для потехи стрелять ворон. Это белых лебедей нельзя убивать, а ворон, всегда, пожалуйста. Отголоски жуткой философии совдеповских времён, нашедшей своё продолжение и сейчас… Новый виток «исторической спирали», но в развитии старой «темы».
Зуранов снял с плеч рюкзак, положил удочки в траву.
Редкое везение! В метрах двадцати на бугре в кустах валялся верзила цыганистого типа, парень, лет двадцати трёх-двадцати пяти. Пьяный в стельку. Рядом с ним, почти у ног опорожненная бутылка из-под водки, консервная банка – с недоеденной ставридой в масле. Тут же, под боком, орудие убийства – новенький спортивный лук. Да ещё кожаный колчан, в котором лежали три возможных смерти – три стрелы.
Достав из рюкзака верёвку (он всегда носил её с собой) он подошёл к мирно спящему и улыбающемуся во сне убийце. Крепкая капроновая верёвка была настолько длинна, что ему хватило надёжно связать не только ноги и руки, как говориться, предполагаемого преступника, но и соединить их между собой. Потом «кусок пьяного дерьма» он плотно, с помощью той же верёвки, прикрепил к стволу огромного ильма.
Такое без посторонней помощи развязать невозможно, разве только в голливудских фильмах случается. Да и «смелый и отважный» лучник так и не проснулся, не очухался. Только что-то промычал… невнятное.
Алексей отошёл от пьяного, к своему рюкзаку. Потом достал сотовый телефон из кармана штормовки и вызвал наряд местной полиции, конкретно описав, где находится место происшествия. Клятвенно заверил мужика, говорившего с ним, что будет терпеливо ожидать появления полиции. С места не сойдёт.
Он присёл прямо на большой глинистый бугорок, и снова разные мысли полезли в голову о житье и бытье. Зуранов пытался отключиться от действительности, пусть на малое, некоторое время. Но не совсем получилось потому, что в состояние нирваны и самадхи входить не мог. Да и не желал.
Но Зуранову удалось совсем другое. Алексей представил себя большой стрелой, пущенной из лука, из далёкого мира Раннего Неолита. Это было не сложно… Он, как бы, стал не просто стрелой, а неким живым и разумным существом, видящим Россию с высоты.
…Раздольные зелёные поля. Не объехать эти просторы ни на каких поездах и автомобилях в одночасье. Да и для того, чтобы облететь их на самолёте потребуется время, много времени. Даже с космической орбиты, с борта межпланетной станции, не охватишь взором всю огромную страну, наполненную множеством Миров, и похожих, и не похожих друг на друга.
Но, как бы, воедино переплелись эти Обители: и горы, и реки, и моря… Но единым организмом, конечно же, они не стали. Не получилось. А должны были стать. И всё же, те же судьбы людские – почти одно целое в Мире, где нет ни Прошлого, ни Будущего, а только Настоящее. Оно всюду, везде и всегда.
Над большим городом, почти над крышами домов, беззвучно проплывает, как что-то совсем обычное и естественное, летающая тарелка. Навстречу ей – огромный ящер, дракон. Так и должно быть, ибо есть только… Настоящее, и никто и никуда не уходил. Каждый из нас находится всегда в одной из обителей Мироздания. Но только не всякий ведает об этом. Да и не всем дано увидеть «незримоё», слышать «беззвучное» научиться ощущать кожей «неосязаемое»…
Как стремительно условное минувшее становится сегодняшним днём. Рядом с нами и те, кого уже несколько десятков лет, как бы, нет на Земле. Впрочем, они никуда не исчезли, они рядом с нами, на одной планете, в одной стране. Они стоят перед нами и смотрят на нас в упор, зовут нас, трогают за руки и плечи, всё одно, – мы не разглядим их, они нас не дозовутся, не ощутить их прикосновений и даже объятий.
Но даже камень, брошенный в Наш Мир из Минувшего, каждого заденет рикошетом и устремиться в Будущее, которого… нет. Если мы поверим в существование грядущего и минувшего, то замкнёмся на условностях. Их ведь и так предостаточно.
Зуранов поспешно поднялся на ноги, ибо увидел, что к нему со стороны дороги, явно с недобрыми намерениями, почти вприпрыжку спешат полицейские и, конечно же, представители местной прокуратуры. Большая компания сработала оперативно. Вероятно, приехали сюда на двух машинах, полагая, что тот, кто им звонил по мобильнику и есть настоящий преступник. Но при этом такой тупой и не крылатый в мыслях, что ждёт полицейских терпеливо и смиренно.
Сразу несколько человек направили на него свои пистолеты. А майор при новенькой форме полицейского даже заорал истошно, видимо, приходя в ужас от собственного голоса:
– Стоять на месте! Руки в гору! Не двигаться…
На всякий случай Зуранов, усмехнувшись, так и поступил. Мало ли что, у местных, практически, деревенских копов в головах. Их поступки, случается, не мотивированы и не предсказуемы, как действия отчаянной выпускницы колледжа, с помощью счастливого «тыка» только что успешно сдавшей ЕГЭ. «Вау! Я это сделала!».
Старший по возрасту и, вероятно, по званию урезонил майора, сурово взглянул на остальных:
– Спрячь, Канкадимов свою «пушку»! И все остальные тоже… не мелькайте. Это же ведь Зуранов. Совсем недавно был полицейским. Теперь…
– А теперь, Олег Захарович, буду заниматься частным сыском, – Зуранов подал старейшему следователю местной прокураторы Филипченко руку. – На заслуженный отдых отправляют, как душевно больного.
– Алексей, – сказал Филипченко, – а что ты им прикажешь делать при своей такой вот… неадекватности. Пойми, люди с космическими способностями и всякие там… властелины колец нам в рядах полиции, как бы, не очень… нужны. Без обиды.
– Причём здесь властелин колец? – Возмутился Зуранов. – Нелепая сказка… я и подобные мне – совсем не из той оперы.
– Ладно! – махнул рукой Филипченко. – Показывай, что ты обнаружил.
Труп со стрелой в груди сразу же стал центром всеобщего внимания, как новогодняя ёлка в Доме Престарелых.
Подошли к остывшему телу парня со стрелой в груди Зуранов и Филипченко, который сказал:
– Но здесь, Алексей Владимирович, конкретный «висяк»! Убит парнишка таким вот… макаром. Днём с огнём не найдёшь преступника.
– Почему же, «висяк»? – возразил Алексей. – Негодяя я связал. Он от радости или горя нажрался, как скотина. Вон под ильмом спит…
Несколько человек, вместе с Филипченко подошли к капитально связанному лучнику. Один из молодых полицейских легонько врезал спящему по роже. Тот на мгновение очухался и пробормотал:
– Васька мне восемьсот рублей был должен, не возвращал почти полгода. Вот я его и… стрельнул… из лука.
– Скотина! – сурово заметил Филипченко, – ты за восемьсот рублей и брата бы пристрелил?
– Нуда, – пробормотал цыганистого вида парень, связанный по рукам и ногам, – Васька мой брат. Только… двоюродный.
Вот так раскрываются иные, очень даже тяжкие преступления, как в сказке… страшной и нелепой. Но тут, как говориться, «пятьдесят на пятьдесят». За иными нарушителями приходиться очень долго бегать, и Зуранов прекрасно это знал по собственному опыту.
В довольно шикарном, но по-деловому обустроенном кабинете, в мягком кресле, за широким письменным столом сидел начальник городского управления внутренних дел, генерал-майор полиции Петр Иванович Листрилов. Не такой старый, мужчина в теле, с недовольной физиономией, он считал себя, без сомнения, мудрым руководителем, компетентным во всём, и демократичным.
Что касается его рабочего стола, то он был загромождён мониторами от двух спаренных компьютеров, телефонами, аппаратами громкой и «тихой» связи, один из которых, явно входил в многочисленное семейство подслушивающих и прослушивающих устройств. Имелся и компактный телевизор
Генерал озабоченно постукивал авторучкой по столешнице, курил одну сигарету за другой и рассеянно рассматривал своего посетителя не то, чтобы, как какую-то неведомую науке букашку, но что-то около этого.
Перед ним сидел, вниз опустив голову, молодой человек, уже, практически, бывший старший лейтенант полиции Алексей Зуранов. Он, то и дело, поднимал глаза на начальника, изредка вздыхал.
– Ничего, к сожалению, дорогой Алексей Владимирович, для вас я сделать не могу, – чванно, но довольно вежливо сообщил Листрилов. – Мы вынуждены были вас…тебя, Леша, досрочно отправить на заслуженный отдых, причём, с почётом, с солидной пенсией. Я лично хлопотал.
– Но я ведь молод, здоров и силён. Кое-что умею…
– Слушай и не перебивай меня! Солидный пенсион тебе устроен не за твои красивые глаза и бычью силу! Ты был не таким уж и плохим следователем в городском отделе по борьбе с организованной преступностью. Смышленый, прекрасный аналитик, в свои молодые годы, в принципе, раскрыл немало сложных дел. Но пойми, Алёша, и пусть тебя такое не обижает – ты психически не здоров. У тебя, проще говоря, в башне заклинило. Уже давно. И мы, все, мирились с данным фактом, закрывали на твои… патологии… глаза, но до поры-до времени.
– Никак нет, товарищ генерал! Я, Пётр Иванович, совершенно здоров. А то, что случается со мной, происходило всегда, сколько я себя помню. Я хочу остаться следователем в особом отделе.
– Невозможно! Ведь очень хорошо, что ты сейчас не оперативник и не омоновец, к примеру. Я не представляю, что было бы, старший лейтенант Зуранов, если бы вы, то есть, ты находился на оперативной работе, где надо иногда и стрелять, и набрасывать на преступников «браслеты». А ведь ты служил и опером. Чёрт побери! Напортачил! Да лучше бы ты был эпилептиком, а ни этим… как его…
– Аномальным телепартатором.
– Вот-вот, тебя опять понесло по… кочкам. Ты мне уже говорил, что способен своим присутствием, как бы, связывать несколько времён… Бред! Но даже если это так, то на хрена нам и всей российской полиции твоя эта самая стезя… в пространстве. Гуляй по ней и нас… нее трогай! Комедия от умалишённого сыщика!
– Но я ведь и там, Пётр Иванович, в одном из племён эпохи Раннего Неолита буду исполнять роль сыщика, Я это чувствую, я знаю! Придёт время – и мне там, в другом мире, поверят. А пока и в Раннем Неолите, как и здесь, тоже не всё идёт ладно.
– С головой у тебя непорядок. Одно скажу. Врачи-психиатры у нас полные олухи. Самое страшное заключается в том, что ты сам веришь в сказки, придуманные тобой.
– Я и в психоневрологической больнице, да и не только там, говорил, то же самое, и мне казалось, что даже доктор Аристов мне верит.
– Он делает вид, что верит. Генрих Аристархович – хитрый навозный жук. Он, за глаза, отзывается о тебе, Зуранов, как о полном идиоте. А вот при встрече с тобой иногда соглашается, что ты, Алексей, не всегда несёшь бред. Перестраховывается старый карьерист. А вдруг, ты, на самом деле, бог или ещё что-то… в подобном роде.
– Извините, Пётр Иванович, я знаю, вижу и чувствую чуть больше вас. Но я обычный человек. Не экстрасенс. Не умею летать, как птица; проходить сквозь стены, даже мысли читать не в состоянии и судьбу предсказывать. Не владею элементарными приёмами гипноза и внушения. Мне просто очень необходима беседа с вами… Может быть, она и станет, так называемым, доказательством того, что я прав. Человек должен до всего, по возможности, доходить сам, если не до самой сути, то быть, где-то, рядом с истиной.
– Я в курсе, что ты всего лишь псих, который… Одним словом, нам пора завершать этот разговор. Да и говоришь ты, Зуранов, витиевато. Я не понимаю смысла или почти не понимаю.
– Но все ведь очень просто, Пётр Иванович. Я, как и все, должен пройти свой путь, не уповая на помощь Высшего Разума. Я должен всегда находиться и на стезе… в пространстве. Так уж мне выпало.
– Мне тебя, Алексей, чисто по-отечески жаль, – сказал Листрилов, закурив ещё одну сигарету. – Ты болен окончательно и бесповоротно.
– Но это не так! Позвольте с вами не согласиться. Кое-что подвластно и мне. Но ради справедливости я готов… бороться даже с вами.
– Ты ещё, милый мальчик, не понимаешь и не желаешь понимать, что ты, по сравнению со мной, козявка, – Листрилов фалангой указательного пальца продемонстрировал на столешнице, как уничтожают насекомых. – Придавил – и вот и нету таракана! Не забывай одну простую истину: «Был бы человек, а уголовная статья под него всегда найдётся». А я уж не поскуплюсь потому, что ты меня достал!
– Пробуйте, господин Листрилов! – спокойно сказал Зуранов. – За последствия я не отвечаю. Может быть, мне и не так много дано, но голова у меня пока ещё работает, и я в состоянии отличить белое от чёрного.
Генерал встал из-за стола, прошёлся по кабинету, заложив руки за спину. Деловой, серьёзный, можно сказать, великий, у которого всё схвачено… даже в сливном бачке унитаза, что называется, свои люди.
Посмотрел на Зуранова в упор своими поросячьими мутными глазками и вновь занял место в кресле, за столом.
– Ну, вот, теперь ты мне прямо угрожаешь. Ты мне в сыновья годишься, а угрожаешь,– сменил гнев на милость генерал. – Пойми, что ты болен. И я постараюсь, чтобы тебя лишили лицензии частного сыщика и упекли… то есть пристроили в хорошую лечебницу. В психиатрическую. Вот там ты, в смирительной рубашке, наберёшься ума-разума. Ни к чему ты не приспособлен. Даже не в состоянии контролировать свои… фокусы. Если я не прав, так иди в цирк. Работай там! Ага, задумался. Тонка кишка… Даже клоуном не способен стать. Не будет у тебя, Зуранов, лицензии частного сыщика. Я тебе обещаю!
– Да вы успокойтесь, Пётр Иванович, – сказал Зуранов, – у меня лицензия с большими ограничениями. В основном, мне позволено только вести наблюдение за неверными мужьями и жёнами… Ещё кое-что разрешается.
– А ты, пострел, лезешь в криминал. Убийства, ограбления, изнасилования, наркотики, – с неудовольствием сказал генерал. – На хрена тебе, душевно больному человеку, это надо? Да и кто позволил, чёрт возьми!? Тебе должно быть известно, что серьёзными преступлениями занимаются даже не полицейские сыщики, а следственный комитеты… при прокуратуре.
– Я слышал об этом. Но не всегда так получается.
– Да если бы ты знал и ведал, какие великие и очень большие люди стоят, к примеру, за сбытом наркотиков! Если бы ты знал, то не вякал… Зачем ты суёшь свой нос туда, куда даже уличный кобель свой половой орган не пристраивает?
– Так уж я устроен Да и многое зависит не от меня.
– Вздор! Ты долго у меня не засиживайся. Надоел! Тебе надо лечиться даже не у нас, где-нибудь, за границей. В Германии, ну, можно в Америке, на худой конец, в Израиле. Там умеют излечить от любого бреда.
– Я, вполне, здоров.
– То, что ты, ни с того – ни с сего, растворяешься в воздухе, я сам видел. Но подобные штуки-дрюки ещё понятны. Просто, такова твоя физика… Понимаешь, Зуранов? Люди всякие бывают. Но ты вешаешь мне и другим лапшу на уши и утверждаешь, что в свободное от основной службы время в рядах нашей доблестной российской полиции ты проводил свой досуг, извините, в племени, каких-то там, Уходящих. Не близко – не далеко, а прямо в каменном веке! Смех на палке! Ну, да! Ты мне говорил, что пуля – правнучка стрелы. С этим я согласен. И больше ни с чем!
– Нет смысла что-то придумывать. Я не гламурная… телезвезда. Я сыщик! Всё именно так, как я уже вам докладывал.. Правда, я провожу там не досуг, а живу полнокровной жизнью, как и здесь.
Листрилов вскочил с кресла, как ошпаренный, потом с размаху сел на него всеми своими окороками и закричал:
– Мне опротивел твой бред! Ты меня достал до мозга костей своей Динозаврией! Пора бы основательно выбить из твоей башки всех… тараканов!
– Нет у меня в голове никаких тараканов. Но я полностью не могу управлять процессом перехода из одного мира в другой. Пока всё происходит помимо моей воли. Но чувствую, что перемены, где-то, рядом. Но я всегда возвращаюсь именно в то место, из которого начинал перемещение в другое время, в иной мир….
– Иди-ка, Алексей, без всякой обиды, сейчас туда, откуда пришёл. В свою Динозаврию, к примеру! Или там, отдыхай, лечись! Живи себе в двух мирах. Да хоть в двадцати! Повторяю! Я поражаюсь, что тебе ещё разрешили, официально, заниматься частным сыском.
– С психикой у меня всё нормально, – Зуранов встал с места, собираясь уходить. – Я прошёл проверку на самом высоком уровне. Просто то, что со мной происходит не в состоянии объяснить современная наука. Люди Динозаврии, как вы, Пётр Иванович, выражаетесь, тоже, к сожалению, относятся ко мне с недоверием. Они не находят… не могут найти никаких объяснений происходящему явлению.
– Всё! Вали отсюда, Зуранов! Мне опротивело общаться с балбесом, – вышел из терпения генерал, снова привстав с кресла. – Пошёл! Я и не таких гуманоидов встречал! Знаешь, на чём я таких видел? Меня с тобой начальство попросило вежливым быть, иначе… Вот и миндальничаю …
Теперь уже Зуранов окончательно считая разговор с продуманным генералом полиции бесполезным. Слегка поклонившись Листрилову, Алексей вышел из кабинета.
Яркие лучи июньского солнца не поднимали его настроения. Но многие прохожие улыбались погожему дню, особенно радовались теплу дети в большем сквере, почти что парке, через который проходил Алексей.
Он закурил на ходу, рассеянно наблюдая за стаей голубей, которые торопливо делили корку хлеба. Сильные отгоняли от неё слабых и больных. Крепкие самцы безжалостно клевали, стараясь попасть в глаз, старым, немощным птицам и молодым, ещё не окрепшим. Всё было почти как у людей… в двух, очень знакомых ему мирах, в которых он жил. Отчего же «почти»? Здесь сравнение чёткое, можно сказать, один к одному.
Правда, ответ на данный вопрос очень сложен. Потому он не прост, что люди, в силу своих ложных представлений о справедливости, как правило, пытаются дать мотивировку своим жестоким, злым, страшным поступкам, желают не только оправдать свои дьявольские действия, но и привести их в рамки мнимой справедливости, а порою даже и законов. Писанных и не писанных.
Таким образом, можно, как бы, оправдать все существующие на Земле преступления и пороки. Ежеминутно искажается пространство обитания живых существ, без того уже изменённое до неузнаваемости, причём, не в лучшую сторону. А ведь люди должны и обязаны оставаться людьми в любой ситуации. Многого для того и не требуется. Следуй простой библейской заповеди «не убий».
Вот и Зуранов существовал в обществах двух Миров на правах такого голубя, которого не подпускают к хлебной корке. Если образно сказать… Ведь вопрос жирной кормушки никогда не стоял перед Алексеем. Суть жизни для него заключалась не в этом. В большем! Он стремился к тому, чтобы люди были добры друг к другу, или, в крайнем случае, терпимы. Он стремился к установлению, хотя бы, к относительной справедливости. Но Зуранов понимал, что безгрешных людей не существует. Нельзя, как говориться, стоять у воды – и ног не замочить. Но ведь и грех греху – рознь.
В неофициальный круг изгоев двух миров он попал не потому, что слаб духом или телом. Все явно видели, понимали и признавали, что Зуранов не похож на других людей. Даже на бомжей и бичей, абсолютно потерянных в этой жизни. А таких «голубей», как Алексей, не любят в обществе, если они верой и правдой не служат власть имущим и «денежным мешкам», узаконенному злу и стоящему вне законов и установленных правил.
Нелепая беседа с Листриловым не дала Зуранову никакой пользы. Нельзя сказать, что генерал был абсолютно тупым человеком от природы, но и особым умом не отличался. Дослужился до чина «традиционно»: в одном случае связи родственные помогли; в другом – задницей, что называется, определённые «высоты» взял; в третьем – сослужило службу раболепное подчинение и умение во время прогнуться перед вышестоящим начальством…
В силу определённых обстоятельств и причин генерал Листрилов был именно начётчиком, буквоедом и бюрократом, в самом плохом смысле этого слова. Время порождает монстров, но милицейский, а потом… полицейский начальник, Пётр Иванович Листрилов был не самым жутким из них. Но обнадёживающее открытие никак не радовало и не грело бывшего старшего лейтенанта полиции и уже не следователя уголовного розыска по особо важным делам Алексея Владимировича Зуранова.
Дело в том, что на совести генерала имелись и человеческие жизни. Некоторых людей, кого лично, а кого через помощников своих, задолизов, он отправил на тот свет, Зуранов знал и помнил… И, всё же, Листрилов – не самым последний подонок, пусть стоящий не у основного «руля», но всё-таки… Встречались субъекты и покруче, и… пострашней.
«Нельзя же обижаться на дерево за то, что оно – дуб, – думал Алексей, выходя из большого сквера в маленький переулок, почему-то названный Лермонтовским. – Нет человека, который бы меня понял и принял именно таким, какой я есть. Мне даже трудно доказать, что я умею и знаю больше, чем многие другие люди. Никто не может и не желает объяснять мои постоянные исчезновения и появления в похожих и не похожих друг на друга мирах. С этим надо смириться. Тут, как выражаются «умники», в проявке полный нонсенс, то есть – «хреновина».
Он ясно понимал, что в свои, почти тридцать лет, оказался изгоем тех двух миров, в которых существовал… в одной и той же оболочке. Зуранов, не просто кочевал из мира в мир, а везде и всюду, что называется, совал свой нос.
Здания Лермонтовского переулка, по которому он шёл, строились ещё, что называется, при царе Горохе. Поэтому, все они были, в основном, не выше пяти этажей. Надо отдать должное новым хозяевам и арендаторам ещё добротных домов, за то, что фасады некоторых старых построек они приведены в божеский вид. После недавнего ремонта и покраски, можно сказать, что дома эти радовали глаз.
Здесь, в одном из зданий, четырёхэтажном, тёмно-зелёного цвета, и находился, существующий за счёт спонсорской помощи, научно-исследовательский институт аномальных явлений (НИИАЯ). Таковых в России сейчас немало. Но этот отличался тем, что трудились здесь на благо отечественной науки, вполне, нормальные учёные, доктора и кандидаты медицинских, биологических, химических, математических и прочих наук, по какой-то причине, поверивших в существование на Земле необъяснимых явлений с точки зрения официальной ортодоксальной мировой науки.
Правда, если сотрудники института, порой, в случае необходимости, имели дело с психологами, гипнотизёрами, экстрасенсами и знахарями, то докторов магии и прочих представителей «сомнительных» наук, в основном, игнорировали и не признавали. Возможно, соглашались с крылатым выражением Козьмы Пруткова, что не «объять необъятное» или не желали, как говорится, сидеть на двух стульях.
Получалось, что если мировая ортодоксальная наука не в состоянии объяснить (хоть как-то) наличие тех или иных явлений или предметов, то, получается, что их просто… не существует в Природе или в Мироздании.
Зуранов по винтовой лестнице поднялся на второй этаж, по широкому коридору прошёл к кабинету с огромной табличкой на двери «Директор НИИАЯ, доктор медицинских наук Арсений Аркадьевич Глотов». Он вошёл в приёмную и сходу спросил секретаря-референта, молодую женщину, где-то. в возрасте, около тридцати лет, шатенку в больших роговых очках:
– Здравствуйте, Ирина Павловна! Арсений Аркадьевич не занят? Он у себя?
– Да. Вам повезло, Алексей Владимирович, он в кабинете и, как будто, не очень занят. Я доложу, что вы находитесь в приёмной.
Она встала из-за стола, одёрнув свою длиннющую, почти до самых пят, юбку. Но тут из кабинета вышел Глотов с большой красной папкой в руке, положил её на стол. Самый главный исследователь города по аномальным явлениям образом своим соответствовал своим шестидесяти четырём годам. Клочки седых волос стояли на почти лысой голове, подбородок и виски были покрыты белой колючей щетиной, морщинистое худое лицо, до такой степени впалые глаза, что не сразу определишь их цвет. Впрочем, они серые, почти бесцветные.
Образ, скорее не доктора наук, а привокзального бомжа, этакого худосочного, мелкого человечка… без судьбы, но в белом халате. Не заметив, по вечной рассеянности, Зуранова, он отдал распоряжение своей референтше:
– Ирочка, надо загнать всё, что в папке, в компьютер! По возможности, завтра – послезавтра, кровь из носу, размножить. Сто двадцать экземпляров для участников симпозиума, думаю, достаточно.
– Здравствуйте, Арсений Аркадьевич, – Зуранов чувствовал себя несколько скованно.– Может быть, я не совсем вовремя?
– Ну, почему, не вовремя, дорогой Леша, – Глотов почти по-отечески обнял Зуранова. – Здравствуй, Алексей! Мы всегда рады путешественнику в мирах. Завалимся сейчас с тобой в мои рабочие апартаменты, посекретничаем!
Они прошли в кабинет. Ирина, садясь на место и раскрывая папку, скептически улыбнулась. Вероятно, она не очень-то верила в сказки о каких-то там путешествиях во времени и, разумеется, считала Зуранова если не дураком, то, в крайнем случае, полудурком.
Понятное дело, она, молодой кандидат математических наук, Шпалина абсолютно не сомневалась в существовании приведений, миражей, ликантропов, снежных людей, инопланетян, лохнесских чудовищ и прочих чудес. Но особенные способности людей, которые вместе с собственным телом «перелетают» сквозь время из одного мира в другой, ставила под сомнение.
Что касается Зуранова, то он просто фантазёр или, хуже того, проходимец или пиарщик. Да это и так важно. Главное, что она – сотрудник НИИАЯ. Шкурка стоила выделки. Ведь теперь Шпалина владела, что называется, самыми секретными материалами. Это интересно, это невероятно! Но она здесь – факт. Впрочем, кто знает, где факт, а где – вымысел. Зато, какие перспективы, какие самые невероятные командировки и, возможно, в скором будущем экспедиции.
Глотов клятвенно обещал ей, что, в скором будущем переведёт её, даже не младшим, а научным сотрудником в отдел математической аргументации аномальных явлений.
А теперь вот её шеф на полном серьёзе беседовал с этим фантазёром.
– Понимаешь, в чём дело заключается, Лёша, – задумчиво сказал Глотов, – результаты наших исследований твоего организма по всем параметрам, приводят всех нас, весь коллектив института, к выводу, что ты, вполне, нормальный человек. Клетки твоего организма, кровь… Впрочем, что я, Лёша, перечисляю? Всё у тебя, как у всех людей.
– Но ведь факт остаётся фактом, Арсений Аркадьевич. Я живу и там, и здесь. Причём, во времени путешествует не только мой дух, но и тело. Это совсем не то, что описано Джеком Лондоном в его знаменитой «Смирительной рубашке». Всё, что он там описал, вполне, можно принять за обычную серию снов. А если я перехожу из мира в мир, то не во сне, а целиком. Тело моё совершенно не изменяется.
– Любопытно, что оно не переходит, Лёша, допустим к нам, в наше время, даже с микроскопическими ранами на теле. То, что получено тобой в каменном веке, там и остаётся. Но это, по меньшей мере, странно. Даже, как-то, и не верится.
– Я могу подробно описать то, что происходило со мной там и здесь!
– Не горячись, Лёша! Даже в нашем институте множество скептиков. Они считают, и, причём справедливо, что существование любого явления должно быть доказанным, хотя бы, в какой-то степени. Нам проще, к примеру, уверить учёных-ортодоксов и обывателей в существовании тех же инопланетян, потому что немало, на данный счёт, имеется серьёзных документов, сотни очевидцев, что-то даже зафиксировано… А тут, с тобой, нелепица какая-то… получается.
Референт Шпалина, понимая, что разговор её начальника с посетителем не на несколько минут, доставила им в кабинет на подносе две чашки с горячим кофе и кофейник с напитком «жизни и… медленной смерти». Оставила всё это на журнальном столике и вышла за дверь. При этом игриво подмигнув Зуранову. Дескать, заливай, выноси последний мозг моему шефу!
