Kitabı oku: «Росстань – крест дорог»

Пока что в Мир Иной

Я не спешу идти.

В Обители Земной

Не пройдены пути.

Отрешённость

Окно на крутящемся круге

Дома ветхого окно,

Смотрит в будущее прямо.

Долгий взгляд ушёл за раму.

Я смотрю, коль суждено.

Но ни другу, ни врагу

Об увиденном – ни слова.

В наших буднях бестолковых

Им покажется, что лгу.

Да захочется ль потом

Им в том будущем родиться?

Но не стану я рядиться:

Не скажу, что за окном.

Ни явления Христа,

Ни всемирного потопа,

И целёхонька Европа…

За окном лежит…черта.

Прочь! Окно для вас закрыто!

Ни окна, ни дома нет…

Помнится один завет:

Всё, что сказано – забыто.

Круг нас вертит за гроши.

Знайте, недруги и други.

Трудно выжить в этом круге,

Не продав своей души.

В новый день вам ни к чему,

Будто в зеркало, смотреться.

Будет мрачный круг вертеться.

Все мы отданы ему.

Бессмертники

Я бросил семена

Бессмертья вдоль дороги.

Кратка она, длинна?

Обычные тревоги.

В пути судьба моя,

За мною всходы следом.

Покуда же, земля,

Тебе сей клад неведом.

Взойти моим цветам

В дожде, в жаре палящей.

Как часто я и сам

Скорблю по уходящим.

«Нет, нет, я не погиб в пути.

Конец ночлегам на большой дороге

Под небом осени глухой»

Басё

* * *

«Что я на свете значу?-

Жизнь я спросил свою».

Утраты и неудачи.

Некрепко я в ней стою.

Сед и помят годами,

Радоваться бы весне…

Видать, угасает пламя,

Стареющее во мне.

Жизнь ничего не сказала.

Да что и могла-то она,

Кроме «начни сначала»,

Сгорающая дотла.

«Да разве же ты прекрасна?!

Не жизнь, а ломаный грош».

Шепнула трава безучастно:

«Радуйся, что живёшь».

* * *

Застольная беседа утомила.

Нас трое. Мы одних примерно лет.

Не важно мне, что с ними в жизни было.

Мне горько то, что их со мною нет.

До мелочей я изучил их лица,

Всё разглядел, что разглядеть дано.

Сидящий слева – не успел родиться,

Сидящий справа – погребён давно.

Но это блеф. Здесь иллюзорны тени,

Здесь радость перемешана с тоской…

Не знает Вечность смерти и рожденья.

Покоя нет за гробовой доской.

Каменная комната

Кто каменную комнату

Вырубил в скале?

Деревья, вы не помните?

А как же помнить мне?

Хранится тайна вечная.

В лесу остался след

Жилища человечьего,

Пусть минула тьма лет.

Увидеть – дело случая.

Тропа к ней привела,

Что травами могучими

Изрядно заросла.

Реке внизу клокочется.

С ума бы не свела

У края одиночества

Холодная скала.

Тропа ведёт. Не верится

Такому колдовству.

Чиж надо мною вертится.

Я вижу. Я живу.

Но комната угрюмая

Среди холодных скал…

Всё думаю и думаю,

Кого в ней не застал.

Жалейка

Ты, жалейка, меня не жалей.

Сам я выбрал судьбу не простую,

Лет немало потратил впустую…

Не печалься о жизни моей.

Ты, жалейка, мне душу не рви.

Не дождёшься унылого вздоха.

Может, это не так уж и плохо,

Что душа моя часто в крови.

Ты, жалейка, меня не тревожь.

Я, конечно же, грешен, не скрою.

Я прозрел, но и зрячий порою

Верю свято в убогую ложь.

Ты, жалейка, меня пощади,

Утомлённого сердца не трогай.

Не ходил я чужою дорогой,

А моя, как всегда, впереди.

Ты, жалейка, тоска и беда,

Проводи меня в новые грозы.

Но мои набежавшие слёзы

Не увидит никто, никогда.

* * *

Час ангелов пробьёт,

Ведь жили мы не зря.

Над Родиной плывёт

Кровавая заря.

Но ангелов полёт

И крылья их видны.

По ним стреляют влёт

Сатрапы Сатаны.

Но ангелы, ни зла,

Ни пули не страшась,

Вершат свои дела,

Неся святую власть.

Несут её в места,

Где царствует беда.

Прости нас, высота,

Спешащих в никуда.

Как ангелы тихи,

Летят над головой,

И тяжкие грехи

Смешались с синевой.

Кто не увидел крыл

Среди слепых стихий,

Тот заповедь забыл

Простую – «не убий».

Ступени

Напряжены колени,

Дорога вверх нелегка,

И мраморные ступени

Уводят за облака.

Но мне не хватает дыханья,

Глаза застилает пот.

Единственное желанье –

Шагать и шагать вперёд.

Следом идёшь за мною,

Путь мой наверх тяжёл.

Я эту дверь открою,

Долго я к небу шёл.

Слышу твой голос добрый:

«Ступени – глупый каприз».

Жизнь разбивала рёбра

В страшном падении вниз.

Вот я стою у двери,

Ты не ходи за мной.

Я никому не верю,

Только тебе одной.

Пустые слова и речи

Не слышу я с высоты.

Скоро тебя я встречу.

… Рядом со мною ты.

Отрешённость

Из рук уплывает в небо,

Теплом наполненный, шар.

Летит в не земную небыль

Кочующая душа.

Хлопают в крылья-ладоши

Голуби-сизари.

День-то, какой хороший,

И я у него внутри.

Что мне небесная манна?

Под выцветшей синевой

Выпорхнула из кармана

Синица в час роковой.

* * *

Упала звезда – и вдруг ощутил я на миг,

Что близкого мне на земле человека не стало,

И в звёздное небо взметнулся, как птица, мой крик.

Упала звезда. Но зачем же, зачем же упала?

Я шёл, продираясь сквозь время и даль темноты,

Шёл к месту паденья, шёл к месту великой печали.

Я видел последнюю вспышку летящей звезды.

Казалось, я слышал, как яркие звёзды кричали.

… Пришёл я, но поздно. К чему суматошный мой путь?

Печаль свои крылья над миром моим расплескала.

А где мне звезду отыскать? Как на небо вернуть?

Упала звезда. Но зачем же, зачем же упала?

Ночное видение

… Прижал я девочку к взволнованной груди.

Об окна билась полночь роковая.

О, боже мой, полжизни позади!

Как долго я рождался, прозревая.

Рычала ведьма: «Я своё возьму!

До третьих петухов уж не воскреснет,

И завтра я дознаюсь, почему

Ей не страшны ни беды, ни болезни.

– Да потому, что это – жизнь моя,-

Сказал я тихо и вздохнул устало,-

Пока ещё силён и молод я.

О, долго ж, ведьма ты её терзала!

Исчезла ведьма, я во тьму гляжу

И силы жизни в теле ощущаю.

Я дробовик картечью заряжу,

Взведу курок… Я нечисть не прощаю.

* * *

Рождение – великий перелом…

Душа приходит в мир тоски и боли,

В новорождённом теле, как в неволе,

А плач младенца – память о былом.

Но плач в земной реальности воскрес.

Рожденье – смерть. Младенец знает это.

Путь из страны ликующего света -

Трагичное падение с небес.

Ведь так и дочка родилась моя,

Её приход я встретил вдохновенно.

Дитя пришло на жизненную сцену,

В круговорот земного бытия.

Скромна, мудра, красива и чиста,

Что солнышко небесное, сияла.

А через двадцать лет её… не стало.

Ей выпала короткая верста.

Не сетую на Господа во зле,

Жизнь, смерть и сон – всё тайною объято.

Я верю, знаю, что душа крылата,

Но нет мне утешенья на Земле.

* * *

Мою тоску вселенскую не взвесить,

Душа в бескрайнем горе, через край.

Ты от меня уходишь в поднебесье.

Не уходи, дитя, не умирай.

Как много песен колыбельных спето…

Я был в себе уверен, жил шутя,

И расплатился именно за это.

Не умирай, не уходи, дитя.

Я в суете безжалостной эпохи,

Лишь сердца пепел мечется в груди.

А по России детский крик и вздохи.

Не умирай, дитя, не уходи.

Пусть там, за гранью, жизнь твоя бездонна

И пусть тебе обещан вечный рай…

Да разве ж может, кто сказать без стона:

«Не уходи, дитя, не умирай».

Не уходи, побудь ещё земною.

Как страшно мне сгорать в своей судьбе.

Когда же круг замкнётся надо мною?

Дитя моё, возьми меня к себе.

* * *

Мне в теле тяжело, что в клетке зверю.

Чего ж со мною медлишь ты, Господь?

Земле верни мою земную плоть.

Я в запредельный мир хочу и… верю.

Чтоб в суете земной души не сжечь,

Возьми к себе, в тепло небесных встреч.

Мне не найти ни счастья, ни покоя,

Да и земных не переделать дел.

Я многого постигнуть не сумел.

Земная жизнь. Да что она такое?

Быть может, спит душа на небесах

И так ей нелегко в телесных снах.

Мне в теле тяжело и… надоело,

И если это сон, он – пустота,

Не радость для меня, а маята.

Ведь у души совсем другое тело.

Надежда ярко светит впереди.

О! Господи, спаси и… разбуди.

* * *

Дал мне истины часть всемогущий Господь.

Знаю то, что иные понять не смогли.

Я хотел бы оставить свою грешную плоть,

Чтоб к тебе улететь из ада Земли.

Знаю, встреча с тобой не так далека.

Ты ушла от меня по дороге… иной.

Для меня и минута отныне – века

В страшном сне, что зовётся судьбою земной.

Всем началом начал наступает конец…

Пил я горькую водку на дне суеты.

Но твой голос в душе прозвучал вдруг: «Отец,

Не оплакивай тех, кто живее, чем ты».

* * *

В тени деревьев тихий слышу звук.

Кто шевелит ветвями чернотала?

Вдруг звонкая гитара заиграла,

Из отпылавших лет пришёл мой друг.

Он здесь, с гитарой, семь тугих услад

О юности поют, что не вернётся…

– Не прогоняй, хочу взглянуть на солнце.

Я рано умер, в том не виноват.

– А я тебя ни в чём и не виню,

Мой друг, моя великая потеря.

Но как открыл запретные ты двери,

Пришёл из ночи поклониться дню?

– Ты не поймёшь, живи хоть триста лет,

И нашу встречу не зови случайной.

Пока ты жив, да будет это тайной.

Ни жизни, ни тебя без тайны нет.

К нему я потянулся… Где же он?

В немой тени рука моя застыла.

И дерево листвой его прикрыло.

Раздался стон, услад надрывный стон.

* * *

От нас уходят старики

Туда, где ночи нет границ.

Последний стон и взмах руки…

Последний блеск погасших лиц.

От нас уходят навсегда

Страницы жёлтые из книг,

Но остаются города,

Запечатлённых жизней миг.

Уходят, будто второпях,

Жгут к нам ведущие мосты.

Нам их встречать в тяжёлых снах,

Звать их назад из пустоты.

Как эти встречи не легки.

По комнатам последний вздох…

От нас уходят старики,

Земля уходит из-под ног.

Улетаю… навсегда

На стезе наболевших решений

Я давно. Что по капле яд,

Над моей мускулистой шеей

Самолёты в лазурь летят.

С кем сравнить-то себя, не знаю,

И какие вершить чудеса.

Ведь у ног не трава резная,

А бетонная полоса.

Самолёты по ней, самолёты,

Люди рвутся из старых сот.

Запылился тысяча сотый,

Не заправленный самолёт.

Эту Землю я буду помнить

Среди будней добра и зла

И в бессоннице душных комнат…

Может, это не жизнь была?

Не ласкала, не миловала,

Грешно, слепо любила других,

Тут сгорело моё начало

В ярком пламени, словно миг.

Сохраню ли я снег, что тает?

Ежечасно, день ото дня,

Самолёты не ждут, улетают.

Это бездна небес глотает

Улетающего меня.

* * *

Почту за милость…

Рок мне тайну выдал,

Она вошла

В мой хаотичный мир.

Ведь так случилось:

Я для многих – идол,

Добра и зла

Единственный кумир.

Пусть жизнь, что битва,

В стороне не буду.

Разомкнут круг

Моих земных забот.

Людей молитву

Слышу я повсюду.

Она вокруг…

И к Истине зовёт.

Со мною рядом

Страждущих так много.

Судьба их злая –

Это мне упрёк.

Я вечным взглядом

Каменного бога

Благословляю.

Как я одинок!

* * *

Не ищу я наивного рая,

Ад сплошной в этой жизни земной.

Мне тревожно, надежду теряя,

В мир иду, не придуманный мной.

Мир бессмертия – малая малость,

Суть его не в добре, не во зле.

Но надежда навеки осталась

На тревожной, усталой земле.

Перед силой любви безоружен,

Я не знаю ни ночи, ни дня,

Но отныне я богу не нужен,

Да и дьявол не примет меня.

Воспалились от слёз моих вежды,

Мной не понят ни рай и ни ад.

Я бегу от любви и надежды,

Чтоб уже не вернуться назад.

Я устал от земной круговерти,

Под собою не чувствую ног.

Пусть не стало надежд на бессмертье,

Сам себе я и Дьявол, и Бог.

Плоть земная – чужая рубаха,

Что творит неуёмная твердь.

Я тот мёртвый, восставший из праха,

Потерявший надежду на смерть.

* * *

Мы, российские поэты,

Век одной ногой в гробу,

Одиночки и аскеты,

Уповаем на судьбу.

Нам безвестность – мать родная,

Нищета – почти сестра.

Верим свято, умирая,

В невозвратное вчера.

А за нас куют другие

«Голубые небеси».

Все их помыслы благие –

Детский лепет о Руси.

Алкаши да шутовины,

А едят – на серебре.

Назидательно невинны,

Словно шавка в конуре.

А для нас удел особый…

Без извилин ренегат,

Полный ярости и злобы,

Нас вгоняет в самиздат.

Запоздалые уроки,

Мёртвые черновики…

Наши огненные строки

Ходят в людях… от руки.

Черти в ангельском обличье,

Кто правее, кто левей.

Говорят, что на бесптичьи

И лягушка – соловей.

Не вписать нас под законы

Анонимного судьи.

Плачут русские иконы,

Современницы мои.

«Зёрна наших надежд ни когда, не сберём»

Омар Хайям, «Рубаи»

* * *

1.

Знакомый мне поэт

Богат своей судьбой…

Когда-то, в двадцать лет,

Он уходил в забой.

Он уголь добывал,

Стахановцам под стать.

За смену уставал,

Но продолжал писать.

Теперь свободен он,

Как жест, как ветки хруст.

На муки осуждён

И сам себе Прокруст.

2.

«Ритмичная строка –

И радость ты и грусть.

Бурлящая река…

Коль утону, так пусть».

Но, веруя в успех,

Он вирши создаёт.

«Мы тяжелее тех,

Кто поверху плывёт.

Мы в самой глубине.

А им ли нас учить?..»

… Но как хотелось мне

И ног не замочить.

Восточноевропейская мудрость

Один из новых русских стал поэтом,

Но растерял он доллары при этом.

А бывшие друзья в тусовке дел

Считают, что Вованчик заболел.

Встречаются они всё реже с ним.

Да разве ж мир текущий объясним?

Устав от шума «баксов» и монет,

Теперь несёт свой тяжкий крест поэт.

Не бросить ношу, повернув назад.

Пусть нищий он, но сказочно… богат.

Новые

У них осанка, что у Вия,

Походка, как у Колобка.

Гребут они, полукривые,

Вразвалочку из кабака.

А лица их надменно розовы…

Из праха в спешке рождены

Эрзац-смирновы, лже-морозовы,

Аля- и псевдо-баснины.

За ними тащатся товарки

Калибров разных и мастей.

Крутые ждут их иномарки

Потусторонних скоростей.

Во власти гонора-задора,

Губами пьяно шевеля,

Они стремятся, без сапёра,

Вперёд, на минные поля.

Озарение

Жизнь на холсте… Под кистью плещет море,

Крикливых чаек вычерчен полёт,

И красота туманного нагорья

Минутой истекающей живёт.

Художник, я с холста к тебе шагаю,

Родился я в единый, трудный миг.

Мне долго жить, я чувствую, я знаю.

Никто пока сей тайны не постиг.

Караванщик

почти библейское сказание

Мой караван – лишь мул и два верблюда –

Через пески идёт в священный край.

Но на пути я не встречаю чуда:

Лишь чёрствость лиц и злой собачий лай.

Иду я с грузом по пути святому:

С тревогой в сердце, в нём любовь и свет.

Ушёл давно я из родного дома,

Ведь без дороги человека нет.

Я выбрал сам тяжёлую дорогу.

В ней тоже был и грех, и шум страстей.

По лёгкому пути не ходят к Богу.

Прочь, караван, от ряженых чертей!

Встречалась часто ни одна Гоморра,

И ни один к себе манил Содом.

Безумие, веселье, блуд, раздоры…

Мой караван идёт своим путём.

Не обошёл я грабежа-разбоя,

В песок упали давние мечты…

Но сохранил я самое святоё –

Душа моя и помыслы чисты.

Веду свой караван ни наудачу.

Я сед и не обласканный судьбой.

Но только вот сейчас я что-то значу,

Но только вот сейчас я стал собой.

Не сосчитать потери каравана…

Дорога к Богу – ни хурма, ни мёд.

К нему приду я, поздно или рано.

Собаки лают – караван идёт.

* * *

Клавишам больно, я знаю.

Не бей их во зле.

Ты беспредельно земная,

А я – не рождён на Земле.

Я лишь фантазия счастья

В запутанных снах.

Рвут меня звуки на части

В далёких мирах.

Слёзы разлуки увижу

С усталых высот.

С каждой секундой ты ближе и ближе,

И дух мой живёт.

Клавишам больно, и грёзы –

Лишь встречи во сне.

Вытри ты с губ своих горькие слёзы.

Забудь обо мне.

Размышляю над старой истиной

Гадкий утёнок лебедем станет прекрасным,

Истину эту каждый в сознанье хранит.

Страшно, когда всё с рожденья понятно и ясно.

Значит, не ясно ни капли, лишь делаешь вид.

Гадкий утёнок селезнем тоже не будет.

Тщетно пытаться. Такие потуги смешны.

Некто с трибуны поддержит его, не осудит,

Скажет, что нам ведь и те, и другие нужны.

Не обо мне яркий вымысел, детская сказка.

Жаль мне, что гадких утят не обходит беда.

Время спешит, и уже где-то рядом развязка.

Люди грядущего нас не поймут никогда.

Древняя сказка

Хор нестройный лягушек.

Какая из них царевна?

Пение их подслушаю,

В мир погружаясь древний.

Мои сапоги из сафьяна,

Что озеро, голубые.

Вот, если б меня, Ивана,

Красавица полюбила.

Я в силушке небывалой –

Таким уж земля взрастила!

…В болото стрела упала.

Её наугад пустил я.

Бомж

Полынное поле,

Полынный дурман,

Привольная воля

Да старый кафтан…

Идёт вдоль полыни

Мужик городской

Под куполом синим

Брататься с тоской.

Ни денег в копилке,

Ни связки ключей.

В дорожной бутылке

Сто граммов лучей.

Жизнь выпита с маху.

Была ли она?

Высокою плахой

Восходит луна.

Зелёной долиной –

Бездомный простор.

То ль стебель полынный,

То ль мрачный топор.

Монолог смерда

Ты мне голову, боярин, не руби,

Ровно ближнего, пойми и возлюби.

Аль ни я ли – жалкий смерд – тебе служил,

Не жалел ни сил своих, ни жил,

И когда тебе желалось, пил вино.

Ведь холопам только это и дано.

А теперь, когда трезва моя тоска

По России, чья судьбина не легка,

Ты заносишь надо мной, смеясь, топор.

Это, батюшка боярин, твой позор.

О людских грехах минувших не долдонь.

И моих седин довременных не тронь.

Ты пристроился, а я так не могу,

Потому что я Отечеству не лгу.

А теперь меня убить не в силах ты,

Не боярин, лишь отрыжка суеты.

Ведь за мною добры молодцы стоят

И кончину тебе верную сулят.

Дьявол чёрный, не товарищ и не брат,

Мне Россия, а тебе – дорога в ад.

Вижу, челюсти твои сошлись во зле,

Бед немало натворил ты на земле.

Я, боярин, не ходил в твоих рабах,

Имя Дьявола не нёс я на губах,

И поэтому стоял всегда в тени.

Гибнуть будешь, имя смерда помяни.

Предсказание

У реки – теремок.

Ведьма на пороге:

– Заходи, голубок!

Чай, устали ноги.

… В теремочке сижу,

В нём тепло и сухо.

Говорить погожу,

Слушаю старуху.

Вербы горький настой

В печь она плеснула

И с тревогой простой

В жизнь мою взглянула.

– Жить тебе да тужить

До любви далёкой,

Ты не будешь кружить

Стёжкой одинокой.

Жил ты вечно скорбя.

Те, что рядом были,

Уж прости, но тебя

Шибко не любили.

От синичек в руке

Приустал ты малость.

Та, что ждёт вдалеке,

Знай, с тобой осталась.

Меч стальной, кладенец,

У седла, в надёже…

Злу наступит конец,

А добро поможет.

Ты, старуха, постой,

Слышал я про это.

… Ах, как веет весной,

Не заждёмся лета.

Одиночество

Живёт себе Яга в кривой избе,

Слой копоти и сажи на трубе.

Ворчлива бабка, и среди друзей

Учёный кот да выводок гусей.

Не ходит к депутатам она, нет.

Да кто ж укроет от житейских бед?

Ведь та же крыша течь давно дала.

«А век назад целёхонька была».

Ей чудится, что в сенях леший-дед,

Но вспомнится Яге, что деда нет.

Он, вроде б, вышел с топором во двор,

Пять лет прошло, и нету до сих пор.

Двух витязей не дождалась с войны,

В горах чеченских сгинули сыны.