«Русская модель управления» kitabından alıntılar, sayfa 2

Полюдье как единственно возможный механизм присвоения прибавочного продукта автоматически диктовало необходимость централизации управления армией и государственным аппаратом. Между князем и дружиной складывались отношения не вассалитета, как в феодальной Европе, а подданства. Дружина постоянно находится при князе, который никому не делегирует полномочия по сбору дани, он сам этим занимается. Не случайно в России не было традиции налоговых откупов. Невозможен сам факт – как это государь или великий князь отдает какому-то постороннему, третьему лицу, священное право сбора налогов! А в Западной Европе, где укрепилась традиция делегирования полномочий, легко на это шли – раз уж король предоставляет феодалу землю взамен службы, то это значит, что он может легко предоставить и право сбора налогов.

Лао-Цзы: «Когда правительство деятельно, народ становится несчастным. Лучший правитель тот, о кото­ром народ знает лишь, что он существует»

Про бюрократиюНеотъемлемый элемент нестабильного режима системы управления — попытки

дебюрократизации. Застойная, развитая бюрократия защищает от реформ своих чиновников, и не

только их. Если руководитель защищает себя, то он защищает и свое подразделение — отдел, цех,

воинскую часть, имение, артель, секту. Защищаясь сам, он защищает от репрессий и население.

Изощренные бумаготворческие процедуры, бесконечные согласования проектов решений,

детальные регламенты — все это защитные механизмы, спасающие людей и организации от

тотальных мобилизаций и волевого перераспределения ресурсов. С помощью бюрократических

технологий население (а чиновники, даже в ранге министров — тоже народ) смягчает жесткость

системы управления, стабилизирует ее, приспосабливается к ней и одновременно «приручает»

систему. «Обюрокрачивая» систему управления, люди делают ее приемлемой и переносимой.Поэтому для перехода в нестабильный режим реформаторы стремятся если не уничтожить

окончательно бюрократию, то хотя бы ослабить ее влияние. «Деспотизм не может обойтись без

шоковых методов управления, бюрократия же не может работать в таких условиях»377. В

подобные переходные эпохи населению страны бюрократия нужнее, чем государству. Для

русских людей бюрократическая деятельность является таким же полем для творчества, как и

фольклор, анекдоты, религиозные верования, народная литература, и т. п. Это своеобразная

отрасль национальной специализации, национальный вид спорта. Государство борется с бюро-

кратией. а население ее воссоздает и с ее помощью защищается от государства. Причем

наибольшее развитие защитные бюрократические технологии управления получают после долгого

пребывания системы в нестабильном, мобилизационном состоянии.

Тут главное мастерство — не говорить ни «да», ни «нет», чтобы никогда не ошибаться, не допускать ситуаций, при которых твоя подпись на документе была бы последней и самой главной по статусу. Надо, чтобы твоя подпись всегда была прикрыта подписью вышестоящего лица,которое в случае чего и примет на себя главный удар. Искусство администратора в условиях стабильного режима системы управления превратилось в искусство избегания ответственности. Люди достигли в этом мастерстве фантастических высот. Естественно, назревшие решения не принимались, сроки срывались, а львиная доля рабочего времени уходила на выполнение процедур согласования, хотя экономический смысл этих процедур только один — повязав всех лиц, завизировавших решение, своеобразной круговой порукой, вывести их из-под бремени индивидуальной ответственности.

с переходом русской системы управления в нестабильный режим национальные

меньшинства, как правило, на первых порах достигают в России большего успеха, чем собственно русские. Их менталитет не «утяжелен» балластом «антиконкурентных», стабилизирующих общество взглядов и оценок. Они изначально ориентированы на конкуренцию, не боятся выделиться из общего ряда и т.п. Неудивительно, что всякий нестабильный период сопровождается заметным административным и хозяйственным успехом так называемых инород- цев, повышением их доли среди управленцев и предпринимателей.

Получается, что в России бунты, революции и приравненные к ним по разрушительной силе реформы являются механизмом принудительной смены стабильного состояния системы управ- ления на нестабильное. Когда система слишком долго пребывает в застойном режиме и нет каких- либо внешних факторов, вынуждающих ее мобилизоваться, то в этом случае в системе сра- батывает внутренний ограничитель, и она взрывается революцией. Страна автоматически откатывается к нестабильному режиму функционирования системы управления, к мобилизациям, репрессиям, результативной работе.Руководитель, в силу присущих ему особенностей характера и уровня понимания общественных процессов, может требовать от подчиненных самопожертвования, проводить мобилизации, репрессировать несогласных и звать к новым рубежам. Но если вектор развития общества противоположен действиям руководителя, то последний обречен на поражениЕ.

Нет необходимости ждать,

у какой фирмы будет выше долгосрочная рентабельность, чья продукция захватит большую долю

рынка, чьи книги разойдутся большим тиражом, на чьи диссертации будут чаще ссылаться

коллеги. Победители будут определены уже на ранних стадиях конкурентной борьбы, и это будут

те, кто показал очевидные преимущества с первого шага. А все остальные будут заранее объ-

явлены проигравшими.Поскольку русская модель управления. формировалась фактически в военных условиях, то

она работает результативно лишь в том случае, если лютость собственного начальства становится

сопоставима с жестокостью внешнего врага. То есть начальство, чтоб добиться значимого

результата, должно было прибегнуть к такому размаху репрессий по отношению к собственным

подчиненным, к какому прибегали бы внешние захватчики. Система реагирует только на лютого

врага, и пока начальник таковым не станет, не заработает.У тех, кто тащил Россию в

Азию, все получалось, а у тех, кто тащил в Европу, все постоянно срывалось. Почему? Потому

что действия тех, кто использовал аварийные, мобилизационные методы, соответствовали

русской системе управления. Эти руководители искусственно создавали нестабильную ситуацию,

после чего система управления «признавала» их и работала в заданном ими направлении. Они

были органичны нашей национальной системе управления.

Иначе говоря, русское государство с самого начала сказало подданным: «Я мобилизую и

перераспределяю ресурсы, я, при необходимости, осуществляю ключевые функции управления,

какие мне заблагорассудится. Но я не имею возможности вмешиваться в вашу повседневную

жизнь, в ваш трудовой процесс, мораль, обычаи и во все прочее. Признавайте меня как верховного

владыку, выполняйте основные правила или делайте вид, что выполняете, а в остальном живите,

как раньше жили. Дань давай, а остальное меня не волнует».С государственной идеологией — то же самое, даже в наиболее идеологизированную

советскую эпоху. Думай, что тебе заблагорассудиться, но, будь любезен, ходи на собрания, плати

членские взносы и не поноси политику партии и правительства.На фазе стабильной, застойной, самостоятельность проявляется в том, как люди уклоняются

от выполнения законов, приказов и распоряжений, как они избегают наказаний и строят свою

независимую жизнь под гнетом государства и системы управления. В этом их автономия, их

творчество и инициатива. А в нестабильной, аварийной, фазе, самостоятельность проявляется в

том, как инициативно и нешаблонно низовые кластерные единицы решают те проблемы, которые

ставит перед ними нелегкое кризисное время.

У системы управления нет необходимости экономить ресурсы. Расточительство с лихвой

компенсируется высокими мобилизационными возможностями. Если государство в состоянии

согнать во время войны под свои знамена едва ли не все мужское население страны и

мобилизовать все финансовые ресурсы, зачем ему достигать большей эффективности, учиться

побеждать не числом, а умением, зачем ему прикладывать усилия с тем, чтобы уменьшать

людские и материальные потери? Гораздо продуктивнее приложить те же усилия для проведения

дополнительных мобилизаций: во-первых, это лучше получается, а во-вторых, дает больший при-

рост привлеченных ресурсов, чем их экономия. Рационально мыслящий русский управленец не

тратит время и силы на экономию, он тратит их на привлечение дополнительных ресурсов.

Одни и те же люди в рамках одной и той же системы управления

провалили то, к чему система готовилась и что планировала, и преуспели там, где действовали без

плана и подготовки, с наибольшей степенью самостоятельности на всех уровнях управленческой

пирамиды. Указанный парадокс — одно из закономерных следствий того, как устроена русская

модель управления.