Kitabı oku: «Россия и Польша. Противостояние в веках», sayfa 6

В сентябре 1608 г. Петр Сапега с большим отрядом тушинцев двинулся к Переяславлю-Залесскому. Город сдался без боя, а жители присягнули Лжедмитрию II. Далее Сапега пошел к Ростову. Местный воевода Третьяк Сеитов вышел навстречу противнику, но был разбит. А в самом Ростове навстречу «ворам» с хлебом-солью вышел митрополит Филарет. Позже русские историки будут утверждать, что поляки насильно посадили бедного Филарета в простые сани и отвезли в Тушино. И ехал он в простой меховой татарской шапке и в казацких сапогах. Ну, это вполне можно допустить. У Сапеги не было шикарных колымаг, да и время поджимало. Но что обычно делают с пленными? Казнят, заключают под стражу, меняют, отдают за выкуп. А кто и когда делал пленника главой церкви?! Нет, не был никогда Филарет пленником. С пленными Лжедмитрий II обращался круто. Так, к примеру, архиепископ Тверской Феоктист, не пожелавший сотрудничать с «вором», был зверски убит.

В Тушине Лжедмитрий произвел Филарета в патриархи, и тот рьяно приступил к своим новым обязанностям – совершал богослужения и рассылал по всей стране грамоты, призывая покориться царю Димитрию, а под грамотами подписывался: «Великий Господин, преосвященный Филарет, митрополит Ростовский и Ярославский, нареченный патриарх Московский и всея Руси».

В Тушино перебежали и родственники Филарета по женской линии – Сицкие и Черкасские. Туда же прибыл муж сестры Филарета Ирины Никитичны Иван Иванович Годунов, поставленный царем Василием воеводой во Владимир, жители которого также присягнули Тушинскому вору.

Наиболее влиятельной силой при самозванце были поляки – Сапега, Рожинский и К°, ведь за ними стояло 15–20 тысяч польских солдат. Но самым сильным русским кланом в Тушино, без сомнения, стали Романовы.

Взятие Ростова повлекло за собой сдачу соседних городов: Ярославля, Вологды и Тотьмы. На юге на сторону Лжедмитрия II перешла Астрахань, а на северо-западе – Псков. Однако никакой системы управления на присягнувших ему землях Тушинскому вору создать не удалось. Там фактически царила анархия. С одного и того же села могли взять контрибуцию и тушинские казаки, и поляки Сапеги, а затем прийти поляки Лисовского, который не хотел подчиняться Сапеге.

23 сентября 1608 г. около тридцати тысяч поляков и русских «воров» под началом Петра Сапеги подступили к стенам Троице-Сергиева монастыря. В монастыре находилось около полутора тысяч ратных людей и несколько сот крестьян из окольных сел, нашедших там защиту. Многие монахи приняли активное участие в обороне монастыря. Кстати, в осажденном монастыре находилась и дочь Бориса Годунова монахиня Ольга, в миру Ксения.

Троице-Сергиев монастырь окружали мощные каменные стены высотой от 4,3 до 5,3 метра и толщиной 3,2–4,3 метра, и взять его с ходу приступом полякам не удалось. Тогда Сапега приказал подтянуть к монастырю осадную артиллерию. В течение тридцати дней и ночей 63 пушки и несколько мортир вели огонь по монастырю, но разрушить стены монастыря так и не смогли. Поляки сделали несколько подкопов под стены, но осажденным удалось уничтожить эти подкопы и не дать полякам взорвать мины.

17 ноября 1608 г. в монастыре началась эпидемия («мор») из-за большого скопления народа, всего с мирными жителями там находилось несколько тысяч человек. Тем не менее монастырь не сдавался.

На северо-западе страны, говоря современным языком, шла позиционная война. У Лжедмитрия II не было сил штурмовать столицу, а у Шуйского – сжечь «воровскую» столицу Тушино.

У северо-западных окраин Москвы постоянно происходили стычки московских войск с тушинцами. 5 июня 1609 г. стычка переросла в большое сражение, неудачное для поляков.

Власть в обеих столицах буквально висела на волоске. В Москве группы дворян-заговорщиков периодически приходили в Кремль свергать Шуйского, но дело кончалось словесной перебранкой с царем.

У Лжедмитрия II в Тушине тоже хватало проблем. Польские паны вели себя более чем нагло. Так, гетман Рожинский мог публично закричать на «царя»: «Молчи, а не то я тебе башку сорву!» Впрочем, удивляться этому особенно не приходится, поскольку и в Польше магнаты позволяли себе подобное с королем.

Не надеясь своими силами разгромить Лжедмитрия II под Москвой, Василий Шуйский принимает роковое решение пригласить шведов для участия в гражданской войне в России. Это дает формальный повод королю Сигизмунду нарушить перемирие с Василием Шуйским и вторгнуться в Россию. Другой вопрос, что это действительно был повод, а не причина. Вмешаться ранее в русские дела Сигизмунду мешало не перемирие, а рокош в Речи Посполитой.

19 сентября 1609 г. коронное войско под командованием Льва Сапеги подошло к Смоленску. Русско-шведская армия Скопина-Шуйского к этому времени застряла в Калязине. Тем не менее вторжение королевских войск в Россию вызвало панику не в Москве, а в Тушине. Когда до «воровской» столицы дошла весть о походе короля, поляки созвали коло и начали кричать, что Сигизмунд пришел за тем, чтобы отнять у них заслуженные награды и воспользоваться выгодами, которые они приобрели своей кровью и трудами. Гетман Рожинский был первым против короля, потому что в Тушине он был полновластным хозяином, а в королевском войске он стал бы, в лучшем случае, младшим офицером.

В конце концов тушинские поляки поклялись друг другу не вступать в переговоры с королем и не оставлять Димитрия. Если же ему удастся сесть на престол, то требовать всем вместе от нового царя награды. Если же Димитрий станет медлить с выплатой, то захватить Северскую и Рязанскую области и кормиться доходами с них до тех пор, пока все не получат полного вознаграждения. Все поляки охотно подписали конфедерационный акт и отправили к Сигизмунду под Смоленск посла пана Мархоцкого с товарищами с просьбой покинуть Московское государство и не мешать их предприятию. Рожинский хотел уговорить Петра Сапегу присоединиться к конфедерации, и даже сам поехал к нему в стан под Троице-Сергиев монастырь, но Петр Сапега не захотел ссориться ни со своим родичем Львом Сапегой, ни с королем Сигизмундом, и занял нейтральную позицию.

В то время как тушинские поляки отправили послов к королю под Смоленск, Сигизмунд отправил своих послов пана Станислава Стадницкого с товарищами в Тушино. Они должны были внушить тушинским полякам, что им гораздо почетнее служить своему законному государю, и что они, прежде всего, должны заботиться о выгодах Польши и Литвы. Король обещал им выплатить вознаграждение из московской казны в том случае, если Москва совместными усилиями будет взята, причем обещал, что тушинские поляки начнут получать жалованье с того момента, как соединятся с королевскими войсками. Военачальникам король сулил награды не только в России, но и в Польше. Что же касается русских тушинцев, то Сигизмунд уполномочил послов обещать им сохранение веры, обычаев, законов, имущества и богатые награды, если они перейдут к нему.

Послы, отправленные из Тушина к королю, и королевские, отправленные в Тушино, встретились в Дорогобуже. Королевские послы стали допытываться у тушинских, зачем они едут к Смоленску, но те не сказали им ничего. Приехав под Смоленск, тушинские послы сперва пошли к королю, а затем – к рыцарству. Речь, произнесенная перед королем, при почтительных формах была самого непочтительного содержания: тушинцы объявили, что король не имеет никакого права вступать в Московское государство и лишать их награды, которую они заслужили у царя Димитрия своими трудами и кровью.

Получив от Сигизмунда суровый ответ, тушинские послы немедленно отправились в Тушино и явились туда раньше послов королевских. Выслушав их, Рожинский созвал совет «полевых командиров» польских отрядов, чтобы решить вопрос о приеме королевских послов. Рожинский, Зборовский и большинство командиров были против приема послов. Но рядовые поляки придерживались иного мнения. По тушинскому табору пронесся слух, что у короля много денег, и он хорошо заплатит всем тушинцам, пожелавшим присоединиться к его войску.

В это время явился посланец от Петра Сапеги и от всего войска, стоявшего под Троицким монастырем, и потребовал, чтобы тушинцы немедленно вступили в переговоры с королевскими послами, а в противном случае Сапега перейдет на службу к Сигизмунду. В такой ситуации Рожинскому пришлось вступить в переговоры с королевскими послами.

А что же делал все это время Лжедмитрий II? Его время прошло, и никто не обращал на него внимания. Мало того, вожди тушинских поляков срывали на нем зло с тех пор, как королевские войска вступили в пределы Московского государства, что поставило тушинцев в затруднительное положение. Так, пан Тышкевич ругал самозванца прямо в глаза, называл обманщиком и мошенником.

Фактически Тушинский вор стал пленником поляков. Царские конюшни круглосуточно охраняли польские жолнеры. Лошади могли быть выданы самозванцу лишь с санкции Рожинского. На карту была поставлена жизнь «царя». Ведь в случае присоединения Рожинского к королю Тушинский вор стал бы всем помехой.

Лжедмитрий делает попытку побега. Ночью он ускакал из Тушина с четырьмя сотнями донских казаков, но поляки догнали его и вернули. С тех пор он жил в Тушине под строгим надзором.

27 декабря Лжедмитрий спросил Рожинского, о чем идут переговоры с королевскими послами. Гетман, будучи нетрезв, отвечал ему: «А тебе что за дело, зачем комиссары приехали ко мне? Черт знает, кто ты таков? Довольно мы пролили за тебя крови, а пользы не видим». Пьяный Рожинский пригрозил даже побить «царя». Тогда Лжедмитрий решил во что бы то ни стало бежать из Тушина и в тот же день вечером, переодевшись в крестьянскую одежду, сел в навозные сани и уехал в Калугу вдвоем со своим шутом Кошелевым.

Добравшись до Калуги, Тушинский вор остановился в Лаврентьевом монастыре недалеко от города и послал монахов в город с извещением, что он приехал из Тушина, спасаясь от польского короля, который грозил ему смертью за отказ уступить Польше Смоленск и Северскую землю. Самозванец обещал «положить голову» за православие и отечество. Воззвание оканчивалось словами: «Не дадим торжествовать ереси, не уступим королю ни кола, ни двора».

Калужане поспешили в монастырь с хлебом-солью, торжественно проводили Лжедмитрия до города, где окружили его царской роскошью.

В ночь на 11 февраля 1610 г. из Тушина бежала Марина Мнишек. Она была беременна от Тушинского вора, но это не помешало ей скакать на коне, переодетой казаком.

Но Марина отправилась сперва в Дмитров, где со своим войском стоял Петр Сапега, вынужденный снять осаду с Троице-Сергиева монастыря. С Сапегой Марине не удалось договориться, тот упорно не хотел соединяться с Лжедмитрием II. Кроме того, в феврале к Дмитрову подошло русско-шведское войско. Самозванной царице пришлось бежать в Калугу, где ее с помпой встретил «любимый муж».

Бегство «царицы» Марины стало катализатором развала «воровской столицы». Казаки²³ разбежались кто куда, часть ушла в Калугу, а остальные рассеялись по стране шайками грабителей. Последними в начале марта 1610 г. ушли поляки Рожинского. Покидая Тушино, Рожинский велел сжечь «воровскую столицу».

Глава 4
В игру вступают короли

Советские историки, говоря о польско-литовской интервенции, валили все в кучу. На самом деле отношение к Смуте в России у короля, радных панов и шляхты принципиально различалось. Что касается последних, всяких там Лисовских, Ружинских, Мархоцких и т. п., то их без особого преувеличения можно назвать грабителями с большой дороги. Единственным интересом шляхты была нажива, что, впрочем, не мешало им прикрывать грабежи громкими патриотическими и религиозными лозунгами. Наиболее приемлемый для них правитель в Москве тот, при котором легче будет грабить. Вместе с тем большинство шляхты опасалось усиления власти как короля, так и радных панов.

Радные паны и король стремились к окатоличеванию России и подчинению ее Польшей. Но при этом радные паны стремились сделать это так, чтобы вся выгода от оккупации досталась именно им, а королевская власть не только не усилилась, а желательно и ослабела бы. Соответственно, Сигизмунд мечтал сделать Московию своим наследственным владением и править там без вмешательства польского сейма. Короче говоря, и король, и магнаты вместе были за религиозную унию с Москвой, но магнаты были за государственную унию, а король – за личную унию.

В 1606–1607 гг. часть шляхты во главе с паном Зебржидовским объявила войну (рокош) против короля, что почти на три года задержало вмешательство Сигизмунда в русские дела.

Договор царя Василия со шведами дал Сигизмунду формальный casus belli²⁴. Король начал войну, стараясь сделать ее своей личной войной. «Польско-литовская интервенция» существовала только в головах советских историков. На самом деле войска польско-литовской шляхты воевали в России уже с 1604 г., а в сентябре 1609 г. началась королевская война.

Радные паны в целом были за войну с Россией, но Сигизмунд не захотел обращаться к сейму за помощью. Польская конституция позволяла королю самостоятельно вести войну, если для этого не требуется вводить в Речи Посполитой дополнительных налогов.

Сигизмунд решил вести войну за счет королевской казны и субсидий римского папы. Римский папа Павел V благословил Сигизмунда III на поход в Московию и прислал… шпагу, освященную в праздник Рожества Христова. Сигизмунд шлет новых и новых послов к папе, требуя денег. В 1611 г. Павел V посылает ему… свои молитвы. И лишь в 1613 г. Сигизмунду удается буквально выбить из папы сорок тысяч талеров. Нехватка средств была одним из важных факторов неудач королевской войны в 1610–1612 гг.

19 сентября 1609 г. коронное войско Льва Сапеги подошло к Смоленску. Через несколько дней туда прибыл и сам король. Всего под Смоленском собралось регулярных польских войск: 5 тысяч пехоты и 12 тысяч конницы. Кроме того, было около 10 тысяч малороссийских казаков и неопределенное число литовских татар.

Перейдя границу, Сигизмунд отправил в Москву складную грамоту, а в Смоленск – универсал, в котором говорилось, что Сигизмунд идет навести порядок в русском государстве по просьбе «многих из больших, маленьких и средних людей Московского государства», и что он, Сигизмунд, больше всех радеет о сохранении «православной русской веры». Разумеется, королю не поверили ни в Смоленске, ни в Москве.

Смоленская крепость была построена в 1597–1602 гг. городовым мастером Федором Конем. Она являлась одной из сильнейших крепостей в России. Стены крепости достигали высоты 14 м и ширины до 2,3 м, а длина стены превышала 5 километров. Крепость имела 38 башен. Крепостная артиллерия, насчитывавшая около 300 орудий, была в три яруса размещена в крепостных башнях. Гарнизон Смоленска не превышал 5 тысяч человек. Смоленский воевода Иван Михайлович Шеин был смелым и решительным человеком и отлично знал дело.

Осада с самого начала пошла неудачно. Шесть смоленских смельчаков на лодке среди бела дня переплыли Днепр и пробрались к королевскому лагерю, схватили королевское знамя и благополучно уплыли с ним к крепости.

12 октября 1609 г. король приказал войскам идти на приступ. Полякам удалось взорвать мину у крепостных ворот и разрушить их. В пролом ворвались польские воины. Но уйти обратно удалось лишь немногим. Штурм был отбит с большими потерями. Польское командование поняло, что крепость можно взять только правильной осадой. Но Сигизмунд рассчитывал на легкую наживу и даже не взял в поход тяжелую артиллерию. Теперь пришлось посылать за осадной артиллерией в Ригу. С учетом состояния дорог, времени года и большого веса орудий осадная артиллерия была доставлена под Смоленск лишь летом 1610 г.

Отъезд Марины Мнишек из Тушино послужил сигналом для повального бегства русских тушинцев, которые бежали кто куда, частью в Калугу, а остальные рассеялись по стране мелкими шайками. Последними в первых числах марта 1610 г. ушли поляки Рожинского, спалив за собой «воровскую столицу». Часть именитых русских тушинцев отправилась каяться к Шуйскому, а другие во главе с патриархом Филаретом в обозе Рожинского поехали под Смоленск к Сигизмунду. Поляки Рожинского ехали к королю, так как им некуда было больше деваться.

Из-за весенней распутицы Рожинский на несколько недель остановился в Волоколамске, поселившись в Иосифовом монастыре. Там во время драки с панами он упал на каменные ступени, сильно ударившись простреленным еще под Москвой боком. Падение оказалось роковым, и гетман умер 4 апреля 1610 г., тридцати пяти лет от роду.

Схоронив Рожинского, Заборовский с большей частью войска двинулся к Смоленску, а остальные поляки во главе с Руцким и Мархоцким остались в Волоколамске.

21 мая 1610 г. к городу Волоколамску подошло объединенное русско-шведское войско под командованием Валуева и Горна. Поляки были выбиты из монастыря. Из полутора тысяч поляков и казаков спаслось только триста человек. В числе трофеев русских войск оказался и самозваный патриарх Филарет.

В июне 1610 г. Филарет был доставлен в Москву. Но вместо застенка он попал в родовые хоромы в Китай-городе.

В апреле 1610 г. жена Дмитрия Шуйского Мария на пиру отравила молодого талантливого полководца Михаила Васильевича Скопина-Шуйского, которого Дмитрий считал потенциальным наследником престола. Смерть Скопина-Шуйского стала катастрофой для царя Василия. Ему пришлось вместо племянника назначить главным воеводой своего бездарного брата Дмитрия.

32 тысячи русских и 8 тысяч шведов двинулись к Смоленску. К этому времени московский воевода Валуев с шеститысячным отрядом уже занял Можайск, Волоколамск и прошел по Большой Смоленской дороге до Царева Займища.

Сигизмунд отправил навстречу русским часть войска под командованием гетмана Жолкевского, а остальные силы поляков продолжали осаждать Смоленск. Станислав Жолкевский слыл самым талантливым польским военачальником. Ему исполнилось уже 63 года, но на его счету были победы над шведами в Лифляндии, разгром казацкого восстания Наливайко, в битве под Гузовом в 1607 г. он разгромил «рокошан» и т. д.

14 июня 1610 г. Жолкевский осадил Царево займище. Воевода Валуев послал за помощью к Дмитрию Шуйскому, который с войском находился в Можайске. Русское войско медленно двинулось вперед и стало лагерем у деревни Клушино, поскольку де стояла сильная жара.

Жолкевский разделил свое войско. Небольшой отряд (700 человек) блокировал Валуева в Цареве Займище, а основные силы (6483 человека) пошли к Клушину, находившемуся в тридцати верстах от Царева Займища.

Ночь с 22 на 23 июня Дмитрий Шуйский и Делагарди пропьянствовали и только собрались почивать, как услышали дикие крики. На союзников обрушились польские крылатые гусары. Русская конница бежала. Пехота же засела в Клушине и встретила ляхов сильным ружейным и артиллерийским огнем. Замечу, что в войске Жолкевского было всего лишь два фальконета, да и те застряли в лесу и в бой вступили только в конце сражения.

Дмитрия Шуйского погубила беспримерная глупость и столь же беспримерная жадность. Накануне сражения шотландцы, французы и немцы, служившие наемниками в шведском войске, потребовали своевременной выплаты жалованья. У Шуйского в войсковой казне были огромные деньги, но жадный князь решил повременить с платежом в надежде, что после битвы ему придется платить меньше. Два немецких наемника перебежали к Жолкевскому еще до битвы и объяснили ситуацию. В разгаре битвы Жолкевский предложил крупную сумму наемникам. Отряд из шотландцев, французов и немцев перешел на сторону поляков.

Узнав об этом, Дмитрий Шуйский вскочил на лошадь и бросился бежать. За ним последовали и другие воеводы, а за теми, естественно, и простые ратники. Шведские командиры Делагарди и Горн собрали меньшую часть наемников (этнических шведов) и ушли на север к своей границе.

Победа поляков была полная, им досталась вся русская артиллерия, сабля и бурка Дмитрия Шуйского и та самая казна, которую хотел присвоить жадный «шубник». Увы, у нас до сих пор забывают аксиому Наполеона: «Кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую».

Из-под Клушина Жолкевский возвратился под Царево Займище и сообщил Валуеву о своей победе. Воевода долго не верил, пока гетман не показал ему знатных пленников, взятых под Клушином. В конце концов Валуев сдался и целовал крест царевичу Владиславу, но для очистки совести заставил Жолкевского дать обещание от имени будущего царя чтить православную веру, действовать заодно с русскими против «вора» и очистить Смоленскую область.

По примеру Царева Займища Владиславу присягнули Можайск, Борисов, Боровск, Иосифов монастырь, Погорелое Городище и Ржев. К войску гетмана присоединилось около десяти тысяч русских. Тем не менее сил для захвата Москвы у Жолкевского не хватало, и он был вынужден остановиться в ста верстах от столицы.

Наибольшую же выгоду от сражения при Клушине получил… Тушинский вор. Ему удалось прельстить деньгами большую часть воинства Петра Сапеги. С помощью последних «вор» овладел Пафнутьевым Боровским монастырем. Разорив монастырь, самозванец пошел на Серпухов, который сдался без боя. Сдались Лжедмитрию также Коломна и Кашира. Но под Зарайском «вор» потерпел поражение. Воеводой там сидел Дмитрий Михайлович Пожарский. Он не только отстоял Зарайск, но и выбил тушинцев из Коломны.

Царь Василий, цепляясь за власть, обратился за помощью к крымскому хану. По его просьбе к Туле подошли десять тысяч татар во главе с мурзой Кантемиром по прозвищу Кровавый Меч. Кантемир взял деньги у царских воевод, а затем вместо того, чтобы сражаться с поляками Петра Сапеги, занялся грабежом и угнал в Крым несколько тысяч мирных жителей.

Главные силы Лжедмитрия II двинулись на Москву. Их было всего три-четыре тысячи, а у Шуйского под Москвой имелось тридцать тысяч ратников. Однако моральный дух царского войска был невысок, за Шуйского драться никто не хотел. Самозванец стал у села Коломенское.

В Москве против царя был составлен заговор, во главе которого стояли князья Федор Иванович Мстиславский и Василий Васильевич Голицын. Разумеется, дело не обошлось без Романовых Филарета и Ивана Никитича и их множественной родни. Тушинские самозваные бояре во главе с Дмитрием Трубецким вошли в контакт с заговорщиками. Они прекрасно понимали, что московская знать не собирается менять Василия Шуйского на Тушинского вора, и предложили «нулевой» вариант, по которому тушинцы устраняют Лжедмитрия II, а московские бояре – царя Василия. А далее совместно будут выбирать нового царя. Москвичи согласились. Начать мятеж бояре поручили довольно скандальной личности – Захару Ляпунову.

17 июля 1610 г. заговорщики насильственно свергли с престола царя Василия Шуйского. Чтобы исключить возможность нового воцарения Шуйского на престоле, заговорщики насильно постригли его в монахи и вместе с братьями Дмитрием и Иваном передали полякам в качестве заложников.

После свержения Шуйского клан Романовых впервые предложил возвести на престол четырнадцатилетнего Михаила Федоровича, сына Филарета. Однако большинство бояр не устраивал ни тот, ни другой. В конце концов Боярская дума постановила отменить выборы царя до сбора в Москве представителей «всей земли».

По старой традиции Боярская дума создала нечто типа политбюро для управления страной. В его состав вошли Федор Мстиславский, Иван Воротынский, Василий Голицын, Иван Романов, Федор Шереметев, Андрей Трубецкой и Борис Лыков. В народе это правительство прозвали Семибоярщиной.

Города, подчинявшиеся царю Василию, без особых проблем целовали крест Семибоярщине. В Москве же продолжались интриги. Захар Ляпунов с несколькими дворянами вел агитацию в пользу Тушинского вора. Боярин Мстиславский заявил, что сам он не хочет быть царем, но также не хочет видеть царем кого-либо из бояр, и что надо избрать государя из царского рода. Узнав, что Ляпунов намерен тайно впустить в Москву войско самозванца, Мстиславский передал Жолкевскому, чтобы тот немедленно шел к столице.

Гетман 20 июля 1610 г. вышел из Можайска, а в Москву послал грамоты, где говорил, что идет защищать столицу от «вора». К князю Мстиславскому «с товарищи» Жолкевский прислал грамоту с щедрыми обещаниями боярам. Мстиславскому «с товарищи» давно хотелось избавиться от царской власти – опал, казней, изъятия вотчин, и жить подобно польским магнатам, эдакими полунезависимыми правителями в своих землях.

24 июля Жолкевский стал лагерем в семи верстах от Москвы у села Хорошево. Одновременно с юга к Москве подошел Тушинский вор. Поляки вступили с Тушинским вором в переговоры, но не сошлись в условиях.

Московские бояре предложили полякам посадить на московский престол сына короля Сигизмунда III четырнадцатилетнего Владислава. При этом Владислав должен был креститься. По просьбе Семибоярщины Жолкевский отогнал от Москвы Тушинского вора, который бежал в Калугу и там был убит. Марина Мнишек в очередной раз стала вдовой, причем на этот раз беременной. Через несколько дней она родила сына, которого нарекли царевичем Иваном.

Из Москвы к королю под Смоленск отправилось большое посольство, чтобы уговорить его отдать в цари королевича Владислава. Возглавили посольство Василий Голицын и Филарет. В состав посольства вошли окольничий князь Мезецкий, думный дворянин Сукин, думный дьяк Томила Луговский, дьяк Сыдавный-Васильев; из духовных лиц – спасский архимандрит Евфимий, троицкий келарь Авраамий Палицын и другие. Всего в посольстве было 1246 человек.

Послы должны были потребовать у Сигизмунда, чтобы Владислав принял православие в Смоленске от Филарета и смоленского архиепископа Сергия и явился в Москву уже православным человеком. Владислав, будучи на престоле, не должен сноситься с папой по делам веры, а только о государственных делах. Если кто из людей Московского государства захочет по своему недоумию отступить от православной веры, того казнить смертью, таким образом, категорически исключалась возможность унии. Послы также должны были требовать, чтобы королевич взял с собой из Польши лишь небольшое число необходимых ему людей; прежнего титула московских государей не изменять; жениться Владиславу на девице православной веры; города, занятые поляками и «ворами», очистить, как было до Смуты, и как уже договорено с гетманом.

Таким образом, формально возведение Владислава на престол могло стать благом для Московского государства. Естественно, что отпрыск королевского дома пользовался бы большим авторитетом в стране, чем, скажем, Василий Васильевич Голицын или кто-либо из Романовых, еще недавно пресмыкавшиеся перед Иваном Грозным и называвшие себя его холопами. Да и с точки зрения происхождения десятки князей Рюриковичей имели приоритет над Гедеминовичем Голицыным, не говоря уж о беспородных Романовых. Наконец, Владислав имел наследственные права не столько на польский престол, где короля выбирали паны, сколько на престол шведский.

Призвать иностранного монарха на престол в Западной Европе было обычным делом. К примеру, через 100 лет внук французского короля Людовика XIV Филипп стал королем Испании и основателем династии испанских Бурбонов. Да и у нас в 860 г. призвали норманна Рюрика, а в 1762 г. с барабанным боем втащили на престол ангальт-цербскую принцессу Фике, ставшую императрицей Екатериной Великой.

Но фактически все мечты московских бояр о ручном короле Владиславе были химерой. Сигизмунду Владислав нужен был как дымовая завеса, чтобы самому овладеть московским престолом. Условия бояр были хороши, логичны и справедливы, но за ними не было «больших батальонов», как говорил Бонапарт. Со стороны Сигизмунда была большая ложь и вероломство, но «батальоны» у него были. Точнее, он считал, что они есть. Переговоры под Смоленском, естественно, зашли в тупик. Король не соглашался на переход сына в православие и вообще не хотел отпускать его в Москву.

Ситуация сложилась крайне сложная и запутанная. Польские магнаты отказались помочь Сигизмунду войсками и деньгами в походе на Москву. Чтобы заплатить наемникам, стоявшим под Москвой, король был вынужден в феврале 1610 г. продать или заложить свои драгоценности. Смоленск же продолжал успешно защищаться.

А между тем в Москве зрело недовольство против сговора Семибоярщины с поляками. Поэтому бояре договорились с гетманом Жолкевским, чтобы польские войска заняли Москву.

В ночь с 20 на 21 сентября 1910 г. польские войска тихо вошли в столицу. Часть поляков вместе с Жолкевским разместилась в Кремле, остальные заняли Китай-город, Белый город и Новодевичий монастырь. Чтобы обеспечить коммуникации с Польшей, по приказу гетмана полки заняли города Можайск, Борисов и Верею.

Военный аспект оккупации разрешился довольно легко. Зато возникла проблема верховной власти. Формально считалось, что Владислав уже царствует. В церквях попы возносили молитвы за его здравие. От его имени вершили суд. В Москве чеканили монеты и медали с его именем и профилем. К Владиславу под Смоленск отправлялись запросы по политическим и хозяйственным делам, жалобы, челобитные с просьбами о предоставлении поместий и т. п. Ответы приходили довольно быстро, щедро раздавались чины и поместья. Однако подписаны они были не Владиславом, а Сигизмундом. Чтобы не смущать население, бояре обратились к королю с просьбой, чтобы под грамотами стояла подпись Владислава. И действительно, с начала 1611 г. в грамотах появляется «Царь и великий князь Владислав», но его подпись стояла после подписи короля Сигизмунда. Таким образом, Сигизмунд стал не только фактическим, но и почти официальным правителем Руси.

Первым из поляков, понявшим, что русский народ никогда не примет Сигизмунда, стал Жолкевский. Он шел в Москву, чтобы сделать русским царем Владислава. Если бы Владислав принял православие, женился на русской боярышне, то его сын вырос бы русским человеком, и вполне вероятно, что шведская династия Ваза на сотни лет прижилась бы на Руси (Сигизмунд был этническим шведом, а не поляком). Но претензии Сигизмунда на московский трон заведомо обрекали семитысячный отряд поляков на гибель. Во всем польском войске это понимал лишь Жолкевский. Ведь буйные паны влезли в Москву вопреки воле гетмана, и теперь ему ничего не оставалось, как уехать.

В начале октября 1610 г. Жолкевский покинул Москву. Прощаясь с войском, он сказал: «Король не отпустит Владислава в Москву, если я немедленно не вернусь под Смоленск».

А теперь мы вернемся к «великому» посольству, отправившемуся к королю, во главе которого были князь Голицын и митрополит Филарет. Посольство двигалось медленно, и лишь 7 октября 1610 г. оно прибыло под Смоленск. Поляки приняли посольство «с честью» и отвели 14 шатров за версту от королевского стана. Кормили послов поляки плохо, а на жалобы отвечали, что «король не в своей земле, а на войне, и взять ему самому негде». Видимо, в этом ляхи были правы.