Kitabı oku: «Сценарий убийства»

© Шувалов А., 2022

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022

* * *

Можете считать все рассказанное в этой книге бредом сивой кобылы или плодом разгулявшегося воображения автора. Спецслужбы России никогда ничем подобным не занимались. Так же как и спецслужбы других стран – наших уважаемых партнеров.

Эпилог, оказавшийся на месте пролога

Москва. Начало нулевых.

– Привет! Ты где?

– Уже на месте.

– Отлично, скоро буду.

– Жду.

Ночь, улица, фонарь, дорога. Автобусная остановка. Не поймешь, не присмотревшись внимательно, где все это происходит. А потом присмотришься – ба, Россия-матушка! Дорога как после бомбежки. На обочинах горы мусора. Краткие, но выразительные комментарии на великом и могучем на двух оставшихся стеклянных стенках остановки. И берущие за сердце слова на приклеенном к стойке листе:

ОПИЛКИ, ПЕСОК, ГРАВИЙ.

КОРОВЫ, КОНИ, НАВОЗ.

Несмотря на позднее время, остановка не пустовала. Некто в темном плаще до пят и надвинутой на нос кепке замер на скамейке в углу – то ли дремал, то ли ждал кого-то.

И дождался.

Мимо него сначала пронеслась, подпрыгивая на ухабах, «Газель». Потом чинно прокатила «музыкальная шкатулка» – тонированная «девятка», – облагораживая окрестности чудными звуками то ли тяжелого рока, то ли таджикского рэпа, а может, и того и другого одновременно.

А потом подъехал невзрачный темный автомобиль. Медленно опустилось переднее правое стекло. Три хлопка слились в один. Так бывает, когда кто-то торопливый или просто умелый ведет огонь из «ствола» с фирменным глушителем. Все пули попали в цель. После каждого попадания фигура на скамейке вздрагивала, не произнося ни звука.

Закончив стрельбу, водитель вышел из машины и двинулся к остановке. Он был невысокого роста, в темных брюках, темной, скрывающей очертания фигуры толстовке и в надвинутом по самые брови капюшоне. Он приблизился к сидящему, присмотрелся и…

И тут в кармане толстовки высветилось окошко телефона, и он сам забился, как рыба на крючке. Опять же без звука.

Глава 1

Москва. Начало нулевых.

Главное разведывательное управление.

– Мне нужен твой парень, Сергеич. Этот, как его… Ах да, Скоморох.

– Имей совесть, Леша! Он же всего десять дней как из командировки!

Хозяин кабинета, моложавый генерал, тяжко вздохнул:

– А то я сам не понимаю.

– А ежели понимаешь, возьми кого-нибудь другого. Из их отдела сейчас трое в Москве.

– Все-то ты знаешь, Сергеич…

Генерал снова вздохнул и искоса глянул на устроившегося за столом напротив здоровенного седого мужика в надежде, что тот войдет в его непростое положение (впрочем, других положений у начальства не бывает), но с грустью констатировал, что тот не повелся.

– Щас зарыдаю, – хмыкнул тот. – Колись уже, Леха, в чем дело?

Эти двое были знакомы давно и долго, с того самого дня двадцать с копейками лет назад, когда матерый оперативник капитан Федор Кандауров взялся опекать пришедшего в группу молодого и зеленого, как весенний лист, лейтенанта Алексея Краснова. Кое-чему научил его, пару раз серьезно помог, и у того со временем многое стало получаться. Этим и объяснялся тот факт, что наедине Краснов позволял себе обращаться к старшему по должности и званию на «ты» и называть его Сергеичем, сохранил с тех давно прошедших лет чувство уважения и благодарности к старшему товарищу и бывшему наставнику.

– В чем дело, в чем дело… – проворчал генерал. С некоторым усилием (животик мешал) он дотянулся до приоткрытого сейфа, извлек из его недр папку и протянул собеседнику. – Читай, сейчас все поймешь. – Он поднял трубку телефона внутренней связи. – Два черных кофе. Крепкий и очень крепкий. – Столько лет прошло, а вкусовые пристрастия старшего товарища из памяти не выветрились.

– Да-а-а… – Полковник захлопнул папку. – Интересное кино! Даже не знаю, как идти с этим к Стасу. Даже боюсь, если честно.

– Да ладно, – усмехнулся генерал, прекрасно знающий, что Кандауров Ф. С. никогда, ничего и никого не боялся. – Что этот Скоморох с тобой сделает? Забьет насмерть домашней тапкой?

– Утопит, – на полном серьезе ответил тот. – В слезах.

– Искренне сочувствую… Кстати, где он сейчас?

– На даче в поселке Клязьма.

– У парня дача на Клязьме? Однако!

– У меня там дача, а Стас сейчас самый натуральный бомж. После того как кое-кто, – он ткнул пальцем в сторону начальственного кресла, – турнул его со служебной квартиры, а саму квартиру толкнул налево.

– Это не я, Сергеич! – возопил, прижав руки к груди, хозяин кабинета. – Чем хочешь поклянусь!

– Знамо дело, не ты. Генерал Петя Быстриков, твой предшественник, постарался. Только парню от этого не легче.

– Значит, так. – Генерал пристукнул ладонью по столу. – Беру этот вопрос под личный контроль. Как только твой парень вернется…

– Даже не мечтай, – покачал головой Кандауров. – К его возвращению у него уже должно быть жилье, чтобы я вывез наконец его шмотки из своей квартиры. И учти…

– Уже все учел, – отозвался бывший лейтенант Леха. – Завтра с утра едешь к нему.

Полковник глянул умоляюще:

– Давай в понедельник! Пусть парень еще пару дней отдохнет…

– Черт с тобой, уговорил.

Глава 2

– Вот скажи мне, Дункан: если у тебя тысяча лиц и одно из них добрые люди разбили вдрызг, то почему болит исключительно собственная морда? Родная, пусть и переделанная пластикой.

Дункан молча кивнул.

– И еще: если ты все время живешь чужой жизнью, когда наконец-то удастся пожить собственной?

Ничего себе вопросики, согласитесь. Откуда только, с какого перепою?

Все просто. Дело в том, что я оперативник Главного разведывательного управления. А еще притворщик. Что это значит? А то, что я на совесть обучен без проблем вливаться в любое общество и растворяться в нем без осадка, подобно капле водопроводной воды в стакане с той же водой. Меня принимают за своего жители российской глубинки, где в моде до сих пор спортивные костюмы производства братского китайского народа и где самым элитарным напитком по праву считается коктейль «Фантазер» (фанта плюс водка «Пять озер» в произвольных пропорциях). И на светском рауте, где никто не говорит по-русски, среди господ во фраках и дам в вечерних платьях и с бриллиантами я тоже не буду выглядеть белой вороной, если, конечно, успею вымыть шею, скинуть треники и нарядиться во что-нибудь подходящее случаю. А еще я могу в кратчайшее время резко поменять образ и начать существовать в нем настолько естественно, что ни у кого не возникнет и тени сомнения, что я именно тот, кем притворяюсь, а не ряженый. В свое время меня здорово обучили этому и многому другому, о чем говорить не стоит. До сих пор не могу понять, как у меня все это получается. Насколько помню, я никогда, с самых юных лет, не испытывал ни малейшей тяги к лицедейству, не участвовал в художественной самодеятельности и даже не читал стишков со сцены. Да и не стоит называть лицедейством то, чем я занимаюсь. Я ведь не играю, а именно проживаю жизнь персонажа, надев его личину, притворившись им. Этим-то мы, притворщики, – а нас в управлении таких несколько, – и отличаемся от актеров. Ведь на кону в нашей работе стоит не какой-нибудь приз какой-нибудь академии, а успех выполняемого задания, в случае провала которого вряд ли обойдешься одной лишь разбитой мордой.

Кстати о ней, о морде. В конце крайней командировки мне начистили ее трое англоговорящих мажоров. Не слишком сильно, ребята били не для того, чтобы покалечить, а просто с целью слегка унизить и поиздеваться. Возможно, им просто было скучно, и они так развлекались. И ведь я мог бы неприятно удивить всех троих хотя бы потому, что эти засранцы обучались размахивать ручонками и ножонками в спортивных залах и фитнес-центрах, а я учился выживать на войне. На той самой, афганской, которой нынче дома стесняются, как триппера. А выжить на войне можно, только уничтожив того, кто собирается уничтожить тебя. Да и в дальнейшем я еще кое-чему обучался в разных заведениях без вывесок. Так что мог бы, повторяю, ответить им, но делать этого не стал из боязни выйти из образа милого интеллигентного европейского человека – лоха, если по-русски. Поэтому я смиренно принимал на себя удары и униженно просил этих козлов прекратить меня мутузить. Они и прекратили, когда слегка утомились. Или им просто это занятие надоело.

– Вот так-то, Дункан.

Синяки и ссадины уже несколько дней как сошли. Осталось лишь чувство горечи, хорошо знакомое всем, кто хотя бы раз получал «звездюлей». Да и это чувство быстренько прошло, уступив место куда более сильным эмоциям.

Вернувшись, можно сказать, с победой домой, я с удивлением обнаружил, что дома-то у меня больше и нет. Генерал, начальник нашего управления, перед тем как его за все хорошее с почетом выперли на заслуженный отдых, забацал самый настоящий дембельский аккорд: за какой-то месяц умудрился переоформить четыре числящиеся за управлением служебные квартиры и тут же их продать. И мою в том числе. Все нажитое непосильным трудом было перевезено на квартиру моего куратора, и я переехал к нему на дачу в поселок на Клязьме. Здесь я и живу вот уже вторую неделю в компании Дункана – здоровенного ирландского волкодава, чем-то отдаленно напоминающего своего хозяина. Мы виделись года три назад, когда он был еще щенком, сидел у меня на коленях, жевал мою руку и настойчиво требовал внимания и вкусняшек. И он вспомнил меня, отнесся ко мне вполне доброжелательно.

Жизнь потихоньку наладилась. Утром «крошка» Дункан будит меня вежливым лаем, мы завтракаем и отправляемся на речку. Возвращаемся и опять идем спать: я – на диван, он – куда-нибудь в тень. По вечерам после ужина я усаживаюсь в кресло-качалку на веранде. Пес ложится рядом, мы разговариваем. Дункан отличный собеседник, смотрит с пониманием, иногда кивает. И никогда не перебивает.

– Ты классный парень, дружище, хоть и иностранец.

Я почесал пса за ухом. Тот постучал хвостом по полу в знак одобрения.

В первый день, когда я сюда заехал, мы с Сергеичем, моим куратором, как следует отметили окончание командировки, – а заодно и новоселье, – водочкой под вареную картошечку, огурчики-помидорчики и грибочки его собственного посола.

После его отъезда я постепенно перешел на чай. Душа успокоилась. Все мерзкое и гнусное осталось где-то в прошлом. Совершенно не хотелось думать о том мерзком и гнусном, что ожидает в будущем. Наступило редкостное состояние, именуемое гармонией.

– И пусть оно длится подольше! Верно, Дункан?

Пес глянул с пониманием, еле слышно вздохнул и уронил башку на вытянутые лапы. Наверное, намекнул, что хорошее никогда не длится долго.

Глава 3

Мерзкие предчувствия, к сожалению, сбываются гораздо чаще, чем надежды на что-нибудь хорошее. Я догадался, что мой заслуженный отпуск накрылся большим медным тазом, как только Сергеич вылез из машины – сильно подержанной «Волги», ровесницы горбачевской перестройки.

Дункан рванул к хозяину, встал на задние лапы, положил передние тому на плечи и застыл.

– Ну как вы тут без меня, Дуня? Не сильно баловались?

Мимикой и жестами пес дал понять, что вел я себя в основном прилично. Естественно, под его чутким руководством. Не хулиганил и, уж конечно, ни разу не позволил себе назвать его Дуней.

– Вот и славно. – Сергеич повернулся ко мне: – Пошли в дом, Стас, чайку попьем, о делах потрещим.

– Скорбных? – догадался я.

– Точно. – Он вздохнул. – Извини уж. Я, как мог, старался тебя отбить, но… – Он махнул рукой. – Короче, пошли пить чай.

Кураторов назначают, но если бы мне разрешили выбирать самому, я бы точно выбрал Сергеича. Полковник Кандауров Ф. С. – личность в нашем управлении известная. Кто-то даже считает, что легендарная. Высоченный, плечистый и очень сильный. Язык не поворачивается назвать его ветераном, несмотря на стремительное приближение к предельному возрасту нахождения на службе.

По конторе ходит множество легенд о том, что он вытворял, работая в поле. Например, как в конце семидесятых взял и сбежал от сотрудников хваленой MI5 в горах Шотландии с вареной курицей под мышкой и полными карманами ворованных секретных документов. Птичку Сергеич по дороге, ясное дело, слопал, а секреты через три дня оказались в нашей резидентуре во Франции.

Или как в восьмидесятых его жестко брали на тайниковой операции в Турции. Избили при этом, что называется, в мясо, но Кандауров отбился и ушел, не забыв прихватить с собой извлеченную из тайника закладку в полпуда весом. Через неделю, когда он объявился на Родине с контейнером, его даже не сразу узнали, уж больно непохож он был на себя прежнего. Если приглядеться, то до сих пор можно заметить на его лице явное доказательство того, что медицина все-таки не всесильна.

А еще он как-то в Африке в буквальном смысле поломал одного шибко крутого перца из МОССАДа, большого спеца в области крав-маги. Тот, говорят, повел себя очень неправильно. Мне рассказал об этом под очень большой стакан один отставной диверсант, приятель Сергеича.

Кто-то может подумать, а кто-то просто уверен, что полковник Кандауров – обычный костолом из прошлого, осколок давно прошедшей эпохи. Я тоже так думал поначалу, поэтому пропускал мимо ушей его советы до тех пор, пока в один прекрасный день не убедился, что прав чаще оказывается он, а не я. Постепенно я осознал, что у моего куратора прекрасно развита не только мускулатура.

– Ну что, – Сергеич отставил в сторонку персональную полулитровую кружку. – К делу?

– К делу так к делу, – голосом только что обесчещенной отрядом революционных матросов гимназистки отозвался я.

Еще тлела в глубине души надежда, что дядя Кандауров расчувствуется, усядется в свою машину-обманку (якобы престарелое детище якобы Горьковского автозавода. От «Волги», чтобы вы знали, у нее остался только корпус. Она без напряга разгоняется по шоссе до двухсот пятидесяти. Никогда не замечали, что не только собаки, но и автомобили зачастую похожи на собственных хозяев?) да укатит в столицу. А я останусь на даче с Дунканом, которого, может, и хочу, но опасаюсь называть Дуней. Но крик моей истерзанной души явно не был услышан.

– Один наш толковый парень вычислил местоположение достаточно интересного персонажа и даже собрал на него кое-какую информацию.

– Ух ты! – Я склонил голову. – Молодец, однако!

– Еще какой молодец. Не ты один трудишься за кордоном в поте лица.

– А что за персонаж?

– Тот, кто пишет сценарии.

– Какие сценарии? – Я понял, что раз отвертеться от работы не получится, надо включаться.

– Сценарии террористических актов и острых операций по всему миру. Потом продает их тем, кто в состоянии заплатить.

– И?..

– Парочка таких сценариев уже была реализована у нас в Поволжье и Ханты-Мансийске.

– Ты имеешь в виду?..

– Совершенно верно. И еще один раз не срослось в Краснодарском крае.

Глава 4

– Погоди, я кое-то вспомнил. Это не тот, случайно, кого называют Режиссером?¹

– Не тот. Режиссера уже грохнули. – Сергеич ехидно улыбнулся. – Два раза штатники и один раз наши. И те и другие с полным набором доказательств.

– Тогда кто?

– Некто Тобиас Штейнер. – Он извлек из портфеля папку со шнурками, какие уже сто лет не делают, достал из нее несколько фото и разложил на столе.

Худощавый блондин лет сорока с небольшим. Ничем не примечательная физиономия, разве что нос длинноват. Одет со вкусом и недешево, у товарища явно полный порядок с деньгами.

– Бывший сотрудник австрийского Федерального агентства по защите Конституции и борьбе с терроризмом.

– Трудился в поле?

– А черт его знает. Может, в полях геройствовал, а может, в бухгалтерии штаны просиживал. Лет пять назад вышел в отставку и принялся сочинять романы.

– Успешно?

– Увы. Ни Флеминга, ни Клэнси из парня не вышло. А вот со сценариями срослось. Каким-то образом он вышел на заказчиков и с тех пор печет их как пирожки… Теперь это твой объект, Стас.

– В каком смысле?

– В буквальном. С товарищем нужно разобраться раз и навсегда. А потому…

Я не дал ему договорить:

– Надо его грохнуть?

Сергеич молча кивнул.

– Почему именно я? Не понимаю.

– Ты не дослушал, – мягко укорил меня Кандауров. – Не просто, как ты выразился, грохнуть, а сделать так, чтобы то, что останется от этого сочинителя, никто и никогда не нашел. Времени у тебя на это всего ничего. – И тут же ответил на вопрос, который я не успел задать: – Пока информацией по нему владеют немногие, но кто может гарантировать, что она не просочится?

– Никто. Текло, течет и впредь будет протекать.

– Вот. А тогда из нашей Генпрокуратуры обязательно отошлют запрос в страну пребывания этого деятеля с просьбой о задержании, копия пойдет в Интерпол. Ответ, думаю, тебе известен.

– Естественно. Нас крайне корректно пошлют на хрен.

– А после этого нам Тобиаса будет уже никак не достать. Потому как ежели с ним хоть что-нибудь произойдет, даже если он сам упадет по пьяни и расквасит нос, один черт обвинят в этом Россию.

– Ну да. После того случая, когда кого-то там обсыпали с ног до головы полонием…

– Молодец, сам все понимаешь. Задачка, конечно, не из простых, но с твоими возможностями вполне выполнима.

– В одиночку мне трудновато будет. Может…

– Может. – Он протянул мне еще одно фото. – Вот, Стас, твой напарник. Вернее, напарница. Узнаешь?

Узнал, конечно же.

– А можно кого-нибудь другого?

– Нельзя. Наш парень – еще тот ходок, и эта дамочка как раз в его вкусе. Нравятся ему, понимаешь ли, женщины-статуэтки. Западал бы на атлеток и всяких бой-баб – подобрали бы другую. Была кандидатура – классная девчонка, выпускница разведшколы в Сибири. Рост метр восемьдесят пять, вес под восемьдесят. Дважды победительница первенства Сибири и Дальнего Востока по смешанным единоборствам. Спортивные достижения частично на лице.

– Ой, ладно тебе, Сергеич…

– Нет, ты дослушай. Отличный стрелок, умело владеет холодным оружием. Прекрасно маскируется в горно-лесистой местности. Иностранными языками вот только совсем не владеет, да и по-русски изъясняется исключительно с помощью мата. Знаешь, что она ответила, когда ей объявили благодарность перед строем?

– Даже боюсь предположить.

– «Служу, б…ть, России», – она ответила! А за неделю до выпуска зверски отметелила в баре двоих парней, предположительно из братвы.

– Приставали с глупостями?

– Ни черта подобного! Выжрали всю водку, которую она им выставила, и нагло отказались домогаться… Как тебе теперь кандидатура?

– Возражения снимаются. Принял, осознал, исправлюсь.

– Последнее слово несправедливо осужденного?

– Не дождешься… Хотя, если честно, очень не по душе мне этот парный конферанс.

– Всего один-единственный концерт. Так, кажется, у вас, мастеров разговорного жанра, говорят?

– Ладно. – Я встал. – Будем работать с той, которую назначили. Поехали.

Кандауров просиял:

– Вот и отлично! Сейчас Дуню домой забросим – и сразу в контору.

Я сел на переднее сиденье, Дункан вольготно устроился на заднем. Сергеич аккуратно вырулил со двора.

– Уже начал думать?

– Начал прикидывать, как буду ловить господина сочинителя на Бульдожку.

– Бульдожку? – удивился он. – Вроде не похожа…

– Еще как похожа, если как следует присмотреться.

Концерт первый. Господин сочинитель

Часть первая

Глава 1

Днем в этом кафе в Старом городе² обычно малолюдно, но я, миновав несколько свободных столиков, без спроса подсел к скучающей в одиночестве даме. Или нескучающей, неважно. Светловолосую очаровашку такая наглость не возмутила. Напротив, девушка расцвела в радостной улыбке.

– Привет, Алекс!

– Хорошо, что не Юстас, – буркнул я и тоже изобразил радость от «нечаянной» встречи. – Здравствуй, Гертруда. – Я поднял руку, подзывая официанта. – Говори по-английски, пожалуйста.

Она слегка покраснела.

– У меня же акцент…

– Во-первых, он почти незаметен, а во-вторых, здесь все говорят с акцентом.

В подтверждение своих слов я сделал заказ подошедшему официанту прямо-таки на нигерийском варианте языка гордого Альбиона. Он меня прекрасно понял.

– Как скажешь, дорогой. – Глянула, как рублем одарила. В смысле, полновесной шведской кроной. – Кстати, рада тебя видеть. И работать с тобой.

– Взаимно, – почти не соврал я. Вернее, соврал, но ровно наполовину.

Я был бы совсем не против пересечься с ней где-нибудь дома, в России, выпить кофе или еще чего-нибудь, поболтать, проводить ее до подъезда и отправиться к себе, целомудренно не напрашиваясь в гости с целью совместно позавтракать утром. Но не здесь и не сейчас. Почему? Постараюсь объяснить.

Мы уже встречались раньше. Время от времени нас, действующих оперативников, привлекают к преподаванию в разного рода интересных учебных заведениях без вывесок (не напрасно считается, что будущим Джеймсам Бондам, Джейсонам Борнам и разным прочим полезно обучиться ремеслу именно в России, дабы дальнейшая судьба слушателей сложилась не так печально, как у несчастной простушки Маты Хари). К моменту нашего знакомства отучившаяся полтора года Инна уже была одной из лучших слушателей курса. И в дальнейшем не без моей скромной помощи стала самой лучшей.

Она на удивление быстро научилась менять не просто внешность, а целые образы и свободно существовать в любом из них. Хоть в виде закомплексованной страшненькой старой девы, хоть холодной высокомерной светской красавицы. Даже разбитной шалавистой девки из проблемного района без тормозов и с заниженной до уровня плинтуса социальной ответственностью.

Инна буквально схватывала на лету все, чему ее учили, и не просто бездумно проглатывала, а дотошно докапывалась до сути, а потом задавала вопросы. За эту настырность она и была прозвана Бульдожкой. Именно так я и буду ее называть впредь.

В меня она вцепилась мертвой хваткой и, надо признать, выучилась еще кое-чему помимо умения притворяться.

Учебу она закончила лучшей из лучших, руководство учебного заведения выдало ей наилучшую характеристику и выразило твердую уверенность в том, что девушку ожидает блестящее будущее в профессии. Здорово, правда? Только я не слишком рад этому. Почему? Да потому что учеба и работа – это не просто две большие, а две огромные разницы.

Не выходит из памяти история одного начальника. Товарищ окончил с золотыми медалями ясли, детский сад, среднюю школу, военное училище и целых две академии – общевойсковую и Генерального штаба. А потом умудрился за какие-то полгода бездарно развалить порученную ему работу. Выправил ситуацию за то же приблизительно время гэкающий и матерящийся через два слова на третье хулиганистый мужик родом откуда-то с юга России, твердый троечник, по словам бывших соучеников.

Есть и собственный пример перед глазами. Я ведь тоже был лучшим из полутора десятков себе подобных и почему-то решил, что и в дальнейшем буду исключительно первым номером всегда и во всем. Реальная жизнь и работа в поле быстренько восстановили статус-кво, а меня с размаху усадили на задницу. Отдельное спасибо старшим товарищам – с их посильной помощью я осознал, что никакой я не гений и не звезда разведки, а ровным счетом никто и звать меня соответственно. Пришлось срочно поумнеть. Вроде получилось: тружусь второй десяток лет и до сих пор еще живой. И всего одно проваленное задание в послужном списке.

Бульдожку природа наградила способностями, полагаю, бо́льшими, нежели меня. И добьется она в нашем ремесле многого, если в нужное время нарисуется старший товарищ и отвесит ей хорошего пенделя, чтобы не особо заносилась и чтобы ее не унесло не туда. Вот только никого не обрадует перспективка стать кузницей кадров напарнику. И меня не обрадовала.

Так что…

– А ты франт, Алекс, – вторглась в мои невеселые мысли Бульдожка.

– Стокгольмский стиль, дорогуша. Мужчины здесь трепетно относятся к шмоткам. А женщины…

– Знаю, – она поморщилась. – Сплошь скучные «серые мышки».

– Молодец, пять с плюсом. Поэтому сходи-ка ты, подруга, в toalett и смой с личика косметику, чтобы не бросаться в глаза.

Бульдожка закусила губку.

– Прямо сейчас? Можно я хотя бы кофе допью?

– Можно… Тебе уже сняли жилье?

Она кивнула и назвала улицу.

– Где это?

– Район Тенста, кажется, – она снова поморщилась. – Грязновато, и народ там какой-то странный. Большинство не шведы.

– Суки, – тихо, но с чувством проговорил я. – Хорошо еще, что не в Ринкебю.

– Ты о ком?

– Опер из посольской резидентуры решил срубить денег, поэтому снял квартирку подешевле. А в отчете укажет сама понимаешь что.

– А что в Ринкебю?

– Плохо там, – грустно отозвался я. – Там бы тебя, подруга, в первые же десять минут попытались ограбить, изнасиловать и грохнуть. Причем в любой последовательности.

– Ни фига себе…

– Ты у нас девочка резкая, навалила бы там трупов и тут же попала бы под колпак местной полиции. Такие районы – не поверишь! – неплохо освещаются.

Бульдожка кивнула:

– Верю.

– Поэтому сейчас ты идешь умываться, а потом едем к тебе, забираем вещички…

Она выдвинула из-под стола среднего размера сумку. И как я ее раньше не заметил?

– Уже.

– Молодец, соображаешь.

Пока что все идет нормально. Глядишь, сработаемся.