Kitabı oku: «Тайна кожаного портфеля», sayfa 2
Глава 2
Одесса, июнь, 1907
– Случилось это летом 1904-го года, уже после поражения на Ялу, но до Ляояна. Хаос, отступление, атаки, контратаки… Однажды мы неожиданным ударом захватили небольшой маньчжурский городишко Дуйшинь. Разгромили оборону и рано утром ворвались в него. Японцы никак не ожидали нашей атаки, накануне их разведка донесла, что мы отступили и о нападении не помышляем. Всё так и было, но к нам неожиданно прорвалась казачья сотня под командованием есаула Богатько. И решил наш командир, капитан Рыжов, Царствие ему Небесное, внезапно ударить по этому городишке – там был японский штаб.
Мы пронеслись по улицам, стреляя и рубя выскакивающих навстречу японцев, не давая им опомниться и сосредоточиться. Охрана штаба защищалась с ожесточением смертников, но мы просто смяли их на кураже и ворвались в здание. Скоро всё было кончено. В плен японские офицеры не сдавались, а поэтому все были убиты. Когда хотели захватить одного легкораненого лейтенанта, он вытащил длинный нож и вспорол себе живот. Нет, что ни говори, как противники, японцы вызывали уважение.
Да, так вот. Среди убитых японских офицеров был один европеец лет тридцати пяти. Одетый в хороший дорожный костюм, ухоженный, явно штатский. Он лежал возле входа, очевидно, только приехал, но чья-то пуля остановила его на полдороге. Около него валялся дорогой кожаный портфель с секретным замком. Мы быстро пособирали все документы, карты и прочее, что нашли на столе и в сейфе, и поспешили обратно: сил у нас было мало, мы взяли стремительностью, натиском, но понимали, что когда японцы опомнятся и навалятся на наш маленький отряд, нам несдобровать.
Мне было очень интересно узнать, кто этот убитый европеец в дорожном костюме. Почему он оказался в японском штабе? Пленный? Вряд ли: во-первых, он был слишком ухожен, а во-вторых, откуда у них такой пленник? Он явно не был русским, скорее европейцем или американцем. Я подхватил его портфель, полагая, что там находятся важные бумаги, и мы, вскочив на своих коней, ринулись обратно.
Все захваченные документы, в том числе и кожаный портфель, мы передали нашему командиру. Оперативные карты он оставил у себя, а остальное собирался доставить в штаб полка, но не успел. В тот же день японцы начали неистовые атаки на наши позиции. Мы ничего не могли понять – наш полк занимал крохотную деревушку, не имеющую никакого стратегического значения. И всё же японцы атаковали нас с каким-то непонятным упорством – шли в атаку за атакой, теряя множество своих солдат, но неуклонно продвигались вперёд.
Многие наши оказались убиты, погиб и капитан Рыжов. Тогда я, как старший по званию, приказал отходить назад, к своим. Мы с огромным трудом оторвались от наседавших японцев, и то, благодаря выдвинувшимся навстречу нашим частям, привлечённым необычной стрельбой.
В общем, Савка, во всём этом хаосе я чудом уберёг тот портфель. Пытался несколько раз выяснить, что с остальными документами, хотел заинтересовать штабных рассказом о таинственном иностранце, об его портфеле. Но от меня все отмахивались. Готовилось контрнаступление на совершенно другом направлении, никому не было дела до каких-то портфелей с цивильными письмами. Да-да, я вскрыл его и рассмотрел содержимое, когда никого рядом не было. Там находилось множество бумаг, каких-то писем на немецком языке, которого я не знал, но это были явно не военные документы. Ещё там имелся конверт с северо-американскими долларами и завёрнутая в пергамент изящная коробочка с небольшой фигуркой то ли Будды, то ли другого восточного божества. Из какого-то драгоценного дерева – гладкого, с тёмными разводами, источавшего, несмотря на явную древность, почти неуловимый аромат.
Я забросил этот портфель в свои вещи и стал забывать о нём. Никому он оказался не нужен, все были в нервическом движении: в должность вступал новый командир полка, молодой, честолюбивый; он готовился атаковать, и ему совсем не хотелось напоминаний о разгроме нашего отряда. Почему я просто не выкинул портфель? Не знаю… Мне казалось, что его содержимое таит какую-то загадку.
– Постой, постой! – Савелий, до этого внимательно слушавший друга, встрепенулся. – А много там было денег?
– Трудно сказать, я их не считал, да и не знаю я эти деньги. Только по надписям и определил, что американские. Их было не очень много, разные, мелких номиналов, но имелось там две банкноты по тысяче.
– По тысяче? – журналист был очень удивлён, – Первый раз слышу о таких крупных банкнотах!
– Да я в этом и не разбираюсь, просто обратил внимание на них, потому что… ну, не знаю, тысяча в любом случае – редкость!
– Ладно, и что же дальше?
– А дальше, дружище, я почти забыл об этом портфеле. Война, знаешь ли. Сегодня атакуем, завтра отступаем. Но скоро снова вспомнил о нём. Наш полк отвели в тыл, мы разбили палаточный лагерь и ждали, когда нас укомплектуют и вновь отправят на передовую. В полк пришли новые офицеры, разные среди них были. Но вот одного я запомнил очень хорошо. Остзейский немец, штабс-капитан барон Генрих фон Штальке. Типичная немчура – расчётливый, педантичный, холодный. Никогда голову не теряет, не злится, голос не повышает. Но что мне странным показалось, очень он интересовался тем нашим рейдом с захватом японского штаба. Сначала я вроде даже обрадовался – такой слушатель благодарный, всё восхищался нашей храбростью, расспрашивал, что да как. Тогда из офицеров, в том налёте участвовавших, в полку только я, поручик Ковальчук, да Митя Мартынов остались. Прочие, кто раненый в тыл уехал, кто, как есаул Богатько в свои казачьи полки вернулся.
Вот он и крутился около нас, всё интересно ему было, что да как. Тут у меня и проснулись подозрения. Никто раньше ничем не интересовался, а тут все вопросы вокруг да около. А потом меня словно озарило: он же немец, а в портфеле там письма и документы на немецком! Но откуда он вообще про это узнал, что документы какие-то были?
В общем, решил я эту загадку прояснить. Не то любопытно, что остзейский барон свои какие-то фамильные письма разыскивает, а то, почему их этот американец в японский штаб привёз!
– А с чего ты решил, что он именно американец? Он паспорт при себе держал? – быстро возразил Савелий, глаза его блестели.
Николай рассмеялся слегка принуждённо:
– Ну Савка, ну писака! Не скроешься от тебя… Ты прав, я кроме портфеля, грешным делом, в карман к нему залез, да портмоне вытащил – сильно хотел узнать, что это за птица.
– И как, узнал? – Савелий откинулся на стул, довольно улыбаясь и крутя в руках рюмку с коньяком.
– Узнал, не узнал, – недовольно проворчал Николай, неодобрительно глядя на улыбающегося журналиста, – была там бумажка, по-английски писанная, что, мол, предъявитель сего, некий Джек Смит из Нью-Йорка, представитель какой-то там фирмы. Я ведь по-английски неплохо знаю, не то, что по-немецки!
– А там так и было – Джек Смит?
– Ну да. Я хорошо запомнил, мне ещё странным показалось, имя такое, хрестоматийное, что ли…
– Вот и я о том же. Наверное, ему эту бумажку перед выездом в Маньчжурию сделали. Как же, Джек Смит! Впрочем, это пока – побоку, ты лучше расскажи, что там дальше было!
– А дальше, Савка, всё плохо было, – помрачнел Николай, – как-то вечером, после винта с обычной сопутствующей выпивкой, мы в очередной раз трепались с фон Штальке, и опять про рейд вспомнили, и снова портфель этот упомянули. А Митя вдруг возьми и скажи: «Помню, мол, был такой портфель, я его недавно нашёл и спрятал, а где спрятал, никто кроме меня не знает!». Я, было, удивился, что он там видел, и где спрятал, а потом понял, что Митя просто выделывается перед этим фон Штальке, да и перед остальными офицерами. Он самым младшим был, мальчишка совсем, прапорщик1, а этот – штабс-капитан, как и я, бравый офицер и всё такое. Ну, и выпили мы, как обычно. Нам-то ничего, хоть немедля в атаку, а Митеньку понесло. Начал руками размахивать, твердить, что прямо сейчас портфель этот достанет, а завтра господину полковнику предъявит. И действительно, куда-то отправился, пошумел немного, мы даже хотели за ним пойти, утихомирить да спать уложить: война ведь, хоть и не на передовой, но всё же…
Мы тоже вскоре разошлись, посмеиваясь над юным прапорщиком, и собираясь улечься спать. До сих пор не понимаю, что меня толкнуло свернуть туда, где была Митина палатка. Какая-то тревога царапала изнутри. Всплывали в памяти эти странные разговоры, постоянное напоминание о таинственном портфеле, явный интерес к нему фон Штальке и глупая Митина бравада.
К сожалению, тревога моя оказалась не напрасной. А хуже всего – я опоздал! В Митиной палатке всё было перевёрнуто вверх дном, а сам он убит – заколот штыком. Штабс-капитан фон Штальке исчез без следа. Наутро был получен приказ о начале контрнаступления, никто не стал ничего расследовать, всё списали на пьяную ссору.
Были отчаянные сражения, мы то бросались вперёд, то отступали. Много чего происходило там, в Маньчжурии – война, сам понимаешь. Потом были Мукден и Цусима, а летом наш полк попал в такую переделку, что до сих пор с дрожью вспоминаю. Там я и был ранен – шимоза2, будь она неладна! Перед отправкой в госпиталь упаковал портфель в несколько слоёв бумаги и отдал на хранение своему ординарцу, Ивану Слепченко. Он тоже был ранен, но не так сильно, поэтому отправлялся прямо домой. Это преданный мне человек, очень надёжный – я как-то его, раненого, на себе вытащил, и он это помнил. Взял у него адрес и велел хорошенько хранить свёрток, не вскрывая и никому не показывая.
Воля твоя, но скрывает он в себе что-то необычное. Американец привёз его в японский штаб, русский офицер увёз оттуда. Тут же японцы обрушили все свои силы на маленький отряд, не занимавший никакого стратегически важного положения. Не затем ли, чтобы вновь завладеть им? Далее – остзейский немец убивает мальчишку-офицера, который намекает, что он якобы обладает этим портфелем. А в портфеле – какие-то непонятные немецкие письма, странные американские деньги и таинственная фигурка восточного божка!
– Да уж, прелюбопытная история, – Савелий приподнял свою рюмку, выпил и, слегка морщась, закусил долькой лимона, – и где же этот портфель, у твоего ординарца?
– Да, он написал мне, что спрятал его надёжно, ждёт, когда я за ним приеду.
– А далеко он обитает, этот Слепченко?
– В Крыму, в небольшом городке на побережье около Керчи…
– Ты уверен, что до него не доберутся? Наш барон, или ещё кто?
– Не думаю, Савка. Тут вот какое дело… – Николай достал из портмоне клочок бумаги, передал его другу, – три дня назад мне подбросили эту записку, почитай…
Савелий развернул бумажку, приблизил к глазам. Почерк был твёрдый, резкий, слегка угловатый. «Милостивый государь! Мы знаем, что Вы обладаете неким портфелем, содержимое которого безразлично для Вас, но весьма интересно нам. Если пожелаете расстаться с ним к нашей обоюдной пользе, мы готовы выплатить за его содержимое десять тысяч рублей. В случае согласия с нашим предложением, ждём Вас три дня, начиная с завтрашнего, в десять утра в кафе «Фанкони» для дальнейших переговоров. К Вам подойдут».
– Как видишь, они думают, что портфель у меня.
– Не обязательно, – быстро возразил Савелий, – они могут предлагать такие сделки тем из офицеров, кто имел отношение к этому налёту на японский штаб. Так ты хочешь, чтобы я помог расследовать тебе это любопытное дело?
– Не только хочу, Савка, но и прошу тебя об этом!
– Ладно, договорились. Тогда ты завтра с утра, на свежую голову, нарисуй мне всё, что ты там видел в этом портфеле – статуэтку, банкноты, и портреты тоже – всё что помнишь и считаешь важным. А я загляну к тебе ближе к вечеру, попробуем разобраться, что к чему!
Они выпили ещё по чашке кофею, посидели немного и разъехались по домам.
