Kitabı oku: «Генеральская дочка», sayfa 8

Yazı tipi:

Эпидемия

Прошла неделя с момента, как Константин попал в больницу. Его отпуск был проведен в белых стенах, а до начала нового учебного семестра оставалось совсем ничего.

Группа перед отпуском навестила Константина, пожелала быстрого выздоровления и разъехалась по своим родным местам. Константин боялся рассказать всю правду своей родной тете Марине. Зная ее характер, она примчалась бы первым поездом, прошла бы пешком тысячи километров к нему, если бы узнала, что он в больнице. Костя убеждал ее, что есть хвосты, неудовлетворительные оценки и их нужно исправить, в связи с этим его не отпускают в отпуск.

Марина Александровна сама была нездорова. Ее хриплый голос Константина бросал в дрожь, но никакой конкретики от нее дождаться парень не смог:

– Грипп! Простуда, я иду на поправку! Не переживай, все будет хорошо! – И эти слова повторялись уже два месяца.

Доктор в больнице Константину пообещал:

– Еще пару дней! И можно отправлять обратно, на казенные харчи!

Доктор оказался веселым и добрым. То анекдот забавный расскажет, то разными шуточками подбодрит.

– Ты главное запомни, сынок, медицинскую мудрость:

хорошо зафиксированный больной в анестезии не нуждается, – повторял он такие слова не только Косте одному, но и другим пациентам.

Лиза Константина навещала каждый день. Рассказывала, что творится в колледже, какие-то новости приносила свежие, интересные истории из курсантской жизни. О том, что Куразовский вместе с Татуевым сдали все экзамены и тоже уехали к своим семьям, она также поведала своему парню.

По вечерам Константин брал дневник и начинал писать. Прописывая свой сон, больницу, где он находится, то, что с ним происходит, все, что видел и слышал.

Приснившийся сон ему не давал покоя, Костя хотел разгадать его, но все как-то не складывалось. Как будто это было то, чему надлежало произойти.

***

Отпуск у курсантов прошел незаметно.

Ребята вернулись к своей курсантской рутине. Ежедневные занятия, семинары, а также постоянные наряды.

Константина выписали из больницы. Вручив ему справку о временных ограничениях, а также пару коробков с таблетками, его отправили в путь. О его выписке из больницы мало кто знал, да и сам Ткачев не хотел говорить об этом никому.

Проходили первые занятия. Константин, вернувшись, отправился сразу в сторону административного корпуса. Стоило зазвенеть звонку, как все с ума посходили, толпами снуя по коридору. Константин смог подойти к стенду, вглядываясь в мелко написанное расписание. Почему оно написано от руки? Почерк отвратный, будто автору привычнее было выписывать рецепты. Константин пальцем оттянул ворот кителя, поправляя его, и огляделся в коридоре, который уже опустел. Все разбрелись по аудиториям, оставалось и ему отыскать свою. Международное право в лице доцента Рябцева И. А. ожидало его на третьем этаже.

– Международное право не проводили в том семестре. Я так много пропустил? И незнакомый препод!

Константин вздохнул, направляясь к лестнице. «Интересно, где сейчас находится Лиза, не в наряде хоть?» – думал Костя. Не сказав ей о том, что возвращается обратно, он хотел сделать сюрприз. Добредая до нужной двери, Константин остановился, доставая руки из карманов брюк.

– Первый раз в первый класс, Ткачев.

Толкая дверь, он надел привычную улыбку. Глядя на опоздавшего курсанта, Рябцев коротко ответил на приветствие и обратился к аудитории:

– Вот вам и отличнейший пример сегодняшней темы. Улыбка и конфликт культур.

Константин, все же мечтавший спокойно пройти к свободному месту и не привлекать особого внимания к своей персоне, был лишен подобной возможности. Его уже с интересом рассматривали, некоторые из групп начали перешептываться.

– Я вижу вас в этой аудитории впервые, молодой человек. К тому же вы изволили опоздать. Чтобы компенсировать данный факт, вы решили вооружиться улыбкой, – неспешно проговорил Рябцев, поднимаясь с кресла и прохаживаясь по кафедре. – Улыбка, господа! В наше время, когда международные контакты становятся все более массовыми и интенсивными, проблема улыбки неожиданно встала особенно остро.

Жестом доцент предложил Ткачеву подняться к нему по трем деревянным ступенькам.

– Раз уж мы с вами оказались на одной линии огня перед сегодняшней аудиторией, предлагаю поделиться причиной вашего выбора оружия.

– Уверяю вас, я безоружен, – легко поднимаясь по ступенькам, заговорил Константин.

– Выходит, используете улыбку как доказательство безоружности? – принялся рассуждать Рябцев.

– У меня нет необходимости что-либо доказывать, – снова просто улыбнулся Ткачев.

– Лукавите, товарищ курсант, – не поддался доцент, затем останавливаясь у своего стола и опираясь на его деревянную поверхность обеими ладонями. – Что же кроется за улыбкой? Почему мы используем ее? Что за смысл наши западные соседи вкладывают в свою улыбку? И каковы могут быть последствия неправильного использования данного оружия либо злоупотребления им? Представьтесь, прошу. И давайте порассуждаем.

Константин мысленно чертыхнулся.

– Ну, давайте, порассуждаем… – Он вынужденно повернулся к ожившей аудитории и неожиданно замер, чувствуя, как сердце забилось чаще.

Лиза, устроившись за последним столом, который и он обычно любил выбирать, теперь глядела на него большими глазами, едва не приоткрыв рот от удивления. Стараясь не походить на откровенно довольного кота, добравшегося до банки со сметаной, Ткачев сдержался и коротко кивнул.

– Товарищ преподаватель! – начал говорить старший группы Куразовский. – Это ведь курсант Ткачев с нашего курса, выписали с больничного! Находился в больнице какое-то время.

Шепот в аудитории усилился.

– А-а, с больничного! Ну, это все меняет! Прошу вас, занимайте свободное место, товарищ курсант! Надеюсь, что опоздания на занятия не станут вашей особенностью! – ровным голосом проговорил Рябцев, теперь жестом веля курсанту садиться.

– Еще раз прошу прощения за это! – кивнул Константин, спускаясь с кафедры и проходя по одному из рядов к последнему вожделенному столу.

Он подошел к парте, где сидела Лиза, и приземлился рядом с ней.

– Привет! – сказал Константин, посмотрев на нее.

– Привет, – ответила Лиза. Секундное молчание. Преподаватель начал читать дальше лекцию. – Почему не сказал, что тебя сегодня выписывают?

– Хотел тебе сделать сюрприз, – ответил Константин шепотом.

– У тебя это получилось! – сказала Лиза и прикоснулась к его руке. – Я соскучилась!

– Я тоже.

Лекция продолжилась в том же ритме… Через минут десять открылась дверь аудитории. И зашел начальник курса Абрамов.

– Курсант Ткачев! Где курсант Ткачев?

«Откуда они узнали, что я тут?» – подумал Константин.

– Я! – ответил Костя и встал со стула.

– Тебя вызывает начальник колледжа! – сказал Абрамов и повернулся к преподавателю. – Разрешите, я его заберу!

– А у меня есть выбор? – сказал преподаватель и повернулся в сторону ученика. – Вы сегодня нарасхват! Вооружитесь вашей улыбкой, курсант Ткачев! Может, она вам сейчас поможет!

Константин встал и пошел к выходу.

***

Константин подошел к кабинету начальника колледжа. На двери висела большая табличка: «Начальник Пермского колледжа Федеральной службы исполнения наказаний полковник внутренней службы Задорнов Владимир Сергеевич». У парня от волнения пересохло в горле. Сделав шаг, он постучался в дверь.

– Да-да! Войдите!

Константин зашел в кабинет. Полковник Задорнов сидел на своем кресле и что-то писал. Подняв глаза и увидев курсанта, он улыбнулся и встал с кресла, затем пошел в сторону Константина.

– Я так понимаю, курсант Ткачев?

– Так точно, товарищ полковник, – скромным голосом ответил Константин. Полковник Задорнов подошел к нему и протянул руку.

– Как здоровье?

– Да все хорошо! Здоров, готов к дальнейшей учебе! – сказал Константин, после чего они пожали друг другу руки.

– Ну, заходи! Присаживайся!

В кабинете по бокам стояло несколько стульев, выбрав один из них, Ткачев сел. А полковник Задорнов вернулся обратно на свое место.

– Ну что, Константин. Я рад, что ты здоров. Ты сделал хороший поступок! Мало кто сможет пойти на такое…

Константин молчал и ничего не говорил, а полковник Задорнов продолжал:

– На наш адрес поступило письмо от девушки, которую ты спас. Со словами благодарности. Она просит тебя поощрить. Ты прославил наш колледж, теперь мы у тебя в долгу, проси все, что хочешь. Хочешь домой, поедешь прямо сейчас, денежную премию…

Константин молчал. Через секунду, подумав и сделав глубокий вдох, он начал говорить:

– Товарищ полковник! За этот поступок у меня совесть не позволит просить от вас что-то… Потому что, я думаю, на моем месте должен поступать так каждый…

– Не должен! – перебил его полковник Задорнов. – Ты еще молод и юн! Очень мало таких людей, которые смогут поступить правильно, не боясь за свою жизнь. Поверь мне, гнилых и продажных людей очень много. И в этой системе их предостаточно, поверь мне.

– Мне ничего не надо!

Полковник улыбнулся.

– Ну, хорошо! Я, конечно, думал, что другие варианты ответов будут! Но увы! – сказал он и открыл ящик стола, вытащил оттуда зачетку и протянул Константину.

– Это что, товарищ полковник?

– Твоя зачетка! Открой ее!

Костя не верил своим глазам. Зачеты и первые экзамены, которые прошли, пока он был в больнице, проставлены хорошими оценками.

– Товарищ полковник, не надо было!

– Ты заслужил! А теперь можешь идти на занятия!

– Спасибо большое! – сказал Константин и пошел к выходу из кабинета.

***

Константин после разговора с Задорновым на занятиях в этот день не появился. На телефон не отвечал и где находился столько времени, никто не знал. Через час после ужина, когда весь курс уже находился в казарме, он вернулся.

Костя зашел в казарму. Увидев его, курсанты замолчали. В казарме стало тихо. Ткачев не понимал, что происходит, удивленными глазами он смотрел по сторонам, на однокурсников, которые пристально смотрели на него, практически без лишних движений. Через несколько секунд один курсант начал хлопать в ладоши, после чего другой, пока все помещение не залилось аплодисментами. Все смотрели на него, ободряюще кивая, но Константину было неловко быть в центре внимания. В этот момент подбежал Морозов.

– Братан! Дружище, ты вернулся! – крикнул громко Морозов и подбежал к Константину, напрыгнув на него. После чего крикнул на всю казарму: – Все, хватит, товарищи! Хватит хлопать, видите, человеку неловко. Расходимся…

В этот момент вышел из кабинета Бабошин:

– А я думаю, что тут происходит? Хлопают кому-то. А ну-ка, зайди ко мне, Ткачев, в кабинет.

Константин кивнул головой и пошел за Бабошиным.

– Значит, ты вернулся, – сказал командир взвода. – Ты хоть выздоровел? Голова не болит?

– Да нет, товарищ старший лейтенант, здоров. Конечно, с временными ограничениями…

– Ну, это понятно! А как на личном? – спросил Бабошин.

– Да все хорошо…

– Все хорошо, значит, – сказал Бабошин и на секунду замолчал. Сделав глубокий вдох, он продолжил: – Это, конечно, не мое дело, но я хочу тебя предупредить. Ваши отношения с Елизаветой Емельяновой для тебя могут плохо кончиться. Понимаешь, ее отец раньше работал здесь. Он трудный человек, и если ему что-то не нравится, все сделает для того, чтобы этот вопрос решить. Ты ведь меня понимаешь?

Константин кивнул.

– Я вас понимаю! И спасибо, что вы мне об этом сказали. Но я люблю Лизу и отступать не буду.

– Ну, хорошо! Ты должен был об этом знать. А там решай сам. Ну все, теперь ты можешь идти отдыхать! Завтра на учебу!

***

Месяц спустя…

В кабинет командиров взводов забежал дневальный по курсу. Он казался растерянным.

– Товарищ старший лейтенант, товарищ старший лейтенант! – крикнул тревожным голосом дневальный. Старший лейтенант Бабошин сидел за столом, облокотившись на спинку своего уютного и мягкого кресла, положив ноги на стол.

– Ну, что там опять случилось? Привидение увидел, что ли? – ответил Бабошин, сидя в таком же положении, не шелохнувшись.

– Никак нет! Там курсанту Хохлову плохо стало. Он с кровати не может встать.

– А что с ним? Вчера в увольнительную ходил, все нормально было. Убежал в город так, что пятки сверкали!

– Не знаю, говорит, что заболел!

У Бабошина сразу поменялось выражение лица. Он поднялся лениво со своего кресла, глубоко вздохнув, и пошел в сторону выхода.

– Сейчас я проверю этого больного. Но если придуривается, сразу наряд вне очереди получит он у меня… – проговорил командир, выйдя из кабинета.

Курсант Хохлов находился на своей кровати. Он был весь бледный, а руки казались синими. Держась за голову, курсант не мог пошевелиться. Группа ребят встала вокруг него, перешептываясь, смотрели на больного.

– Расступитесь! – сказал Бабошин, подойдя к кровати. – Что с тобой? Заболел, что ли?

– Не знаю, вчера пришел из увольнения, ночью лихорадило. А сейчас не могу даже встать! – ответил Хохлов. Бабошин положил ладонь руки на лоб.

– Так у него температура, лоб горячий! Срочно вызывайте доктора! – крикнул командир.

– Товарищ старший лейтенант! – один из курсантов выкрикнул. – Он еще какой-то сыпью покрылся! Вон, смотрите…

Мужчина внимательно посмотрел на больного. Увидев сыпь на его лицо и шее, у Бабошина глаза стали еще больше.

– Значит, очень-очень срочно надо врача! – сказал Бабошин и сам побежал в сторону телефона, который находился на тумбочке дневального.

Доктор пришел в казарму довольно быстро. После чего курсанта Хохлова забрали в медпункт. Там поставили диагноз «ветрянка».

– Кто знает, что такое ветрянка? Наверное, каждый ребенок сталкивался с этой болезнью.

Ветрянка – это вирусное инфекционное заболевание, которое проявляется лихорадкой и зудящей пузырьковой сыпью. Ветрянка очень заразна для людей, которые не болели ей ранее и не были вакцинированы против нее.

Это заболевание распространилось по всему городу, и эпидемия дошла до Пермского колледжа. За маленький срок очень много курсантов заболело. Сначала мест в медпункте хватало. Со временем больных становилась все больше, пришлось искать новое место для лечения.

На первом этаже общежития находилась казарма. Изначально это помещение предназначено было для девушек, но после приказа начальника училища девушки уехали в город, и помещение закрыли. Большую часть времени казарма пустовала, и по распоряжению руководства сделали в нем карантинное отделение для больных.

Начали во всем колледже проводить профилактику, и появлялись все новые правила.

1. В казарму на первом этаже заходить запрещено.

2. Еду, книги и иные предметы передавать и забирать только с разрешения руководства и только лицам, которые переболели ветрянкой или привиты от ее.

3. При зуде, появившейся сыпи на теле, повышении температуры незамедлительно говорить врачу или администрации.

Врачи каждый день проверяли каждого курсанта на сыпь и температуру.

Константин знал не понаслышке, что такое ветрянка. Ведь он в детстве переболел.

Вечером, после занятий Костя с Елизаветой сидели в курсантском сквере на лавочке, крепко обнявшись.

– У тебя сначала поднимается температура, а потом ты покрываешься сыпью. Потом эту сыпь мажут зеленкой, – рассказывал Константин. Лиза всегда боялась таких болезней, особенно ветрянки, перечитала различные статьи про заболевание, выполняла все профилактические меры. Мытье рук, прием различных профилактических таблеток, усердное поедание чеснока и лука горстями. Боялась каждого чихания любого курсанта.

– Кость, а ты точно переболел в детстве ветрянкой? – переспросила Лиза. Константин в ответ улыбнулся.

– Да, я ей переболел, переболел! Не переживай ты так.

– Повезло тебе! А если я заболею, что делать буду? Я сейчас, как трусиха. Сижу и думаю! – сказала Лиза и посмотрела на Константина. Приглядевшись, она увидела на его шее четыре красных точки. Ее лицо сразу поменялось, глаза стали большие и растерянные. Она вывернулась из его объятий, встала с лавочки и начала пальцем показывать на шею.

– Костя-я, что это?

– Где? Вроде все нормально, – ответил парень и начал трогать свою шею.

– Точки, это сыпь! Точно сыпь. Не подходи ко мне! Не трогай меня!

– Лиз, ты чего? Это… да перестань, – усмехнувшись, он хотел обратно ее обнять. – Ты точно трусиха.

– Не-е, не вздумай ко мне приближаться! – сказала Лиза, отойдя от него еще на один шаг. – Ты сначала сходишь в медпункт, а потом поговорим…

– Да перестань, Лиза, я тебе говорю, я переболел!

– Не спорь со мной! Ты идешь к доктору, и там нам все скажут! Понятно тебе? – сказала Лиза строгим голосом. Константин был уверен, что ничем не болен, и, приняв это с иронией, поднял руки вверх:

– Ну, хорошо, веди меня, партизанка, под конвоем… – с усмешкой сказал Костя.

– И прямо сейчас сходишь, – перебила его Лиза.

***

Стук в дверь.

– Разрешите войти? – спросил Константин, зайдя в медкабинет.

– Да-да, конечно! Что у вас? – сказала медсестра хриплым голосом. Это была женщина пожилого возраста, она всегда носила большие круглые очки. Курсанты звали ее бабой Фаей. Она была давно на пенсии. И, чтобы не сидеть дома, подрабатывала в училище.

– У меня на шее появились четыре точки… – сказал Константин, показав на виновников ситуации.

– Так-так-так, интересно! Подойдите ко мне…

Баба Фая повернула пациента к окну, чтобы лучше рассмотреть.

– Раздевайтесь до пояса, – сказала она Константину. Он удивился, но выполнил то, что велели. Он снял всю верхнюю одежду, положив ее рядом на стул.

– Повернитесь спиной! – приказала она. Затем она проговорила: – Так, у вас подозрение на ветрянку. У вас тоже на спине сыпь. Так, температуры нет, не знобит?

– Да нет, все нормально. Чувствую себя хорошо! – ответил Константин удивленным голосом. – Так я в детстве болел ветрянкой! Может, вы ошиблись?

– Молодой человек! Со мной не надо спорить, я все прекрасно знаю сама! А может, это особый случай! – сказала она громким и строгим голосом.

Послышался стук в дверь, зашла Лиза.

– Ну что? Ты больной или нет?..

– Больной, больной! Так что вам лучше, девушка, с ним пока не контактировать. Сегодня же отправляем его на карантин! – ответила медсестра.

– Я ведь говорила! А ты мне наврал, – сказала Лиза недовольным, злым голосом. – Ах ты…

Константин перебил ее:

– Да никому я не врал! Я действительно болел! И сейчас не могу поверить, что снова заразился! Я ведь хорошо себя чувствую!

– Это сейчас хорошо чувствуете! А завтра по-другому все может быть, собирайтесь. Я сейчас уведу вас, – сказала баба Фая и пошла надевать верхнюю одежду.

***

На карантине находилось где-то тридцать больных курсантов. Перемазанные зеленкой, они ходили по казарме, как будто зомби.

– О-о, новенький, Костян. Ты тоже попал? – спросил с усмешкой Хохлов, который был дольше всех в этой командировке. Ему уже было легче, и он как первооткрыватель этой эпидемии чувствовал себя, как царь, как командир всех больных и беспомощных.

– Ну что, выбирай любую кровать! – сказал Хохлов, проводив его вглубь казармы. Курсанты действительно выбирали кровати по душе. Кто-то спал отдельно ото всех около окна, но большая часть находилась у входа в спальное помещение.

Смотря на эти эпидемические лица, раскрашенные зеленым цветом, он не верил, что действительно болеет. Температуры не было, чувствовал себя хорошо, закрыли на карантин из-за этих точек, которые нашли случайно.

Медсестра, которая поставила Константину диагноз, попросила ребят дать ему белугу и помочь данную сыпь обмазать. Сыпь иногда находилась в таких труднодоступных местах, что без помощи было не обойтись.

Хохлов вытащил белугу. Константин, покрасив свои точки в зеленый цвет, стал одним из них. Тут кто-то постучался.

– Кого там еще принесло? – проговорил Хохлов и пошел в сторону двери. – Еще гости пожаловали? Кто там?

– Пакет заберите для Ткачева! – крикнул женский неизвестный голос за дверью.

– И его тоже позови, пожалуйста!

– Больным со здоровыми разговаривать запрещено! – ответил курсант строгим голосом. Видимо, Хохлов так уже вошел в роль больного и надзирателя, что следил за выполнением поставленных правил очень строго.

Женский голос не стал ждать и возмущенно ответил:

– Слушай, Хохлов! Ты ведь не навечно спрятался там. Время придет, ты выйдешь. Я могу поговорить по-другому, так что не зли меня, Хохлов! Быстро мне позови Ткачева!

– Емельянова, ты, что ли? Так бы и сказала! Что сразу грубить и угрожать? Ткачев, к тебе пришли! Вам пятнадцать минут на переговоры, – сказал товарищ Константану, когда тот пошел к двери.

«С ума сошел? Как в тюрьме…» – думал Ткачев.

– Лиза, это ты? – спросил Константин.

– Это мы с Лизой, то есть Коля и Лиза! – ответил голос Николая. – Как у тебя дела?

– Да нормально. Только зеленкой всего перемазали! А где Лиза?

– Тут она! – ответил Николай.

– А-а, понятно. Лиза! – крикнул громко Константин, чтобы она услышала.

– Чего? – голос ее звучал тише, чем Морозова, вероятно потому, что она была в паре метров от двери.

– Предательница! Так даже в Отечественную не поступали. Взяла и своего сдала! – сказал Константин серьезным голосом, подшучивая над Лизой.

– Это для твоего же блага, дорогой!

– У меня даже слов насчет этого нет! – сказал Константин. Перекинувшись еще парой слов, Лиза с Колей ушли.

Лиза каждый день писала и спрашивала, как здоровье. Иногда приносила различные вкусности из магазина. В карантине время шло долго. Курсанты сидели, спали, смотрели телевизор. Кто-то залипал постоянно в телефоне, а кто-то читал книги, которые приносили с обедом, если попросишь. Никто, кроме медперсонала, в помещение карантина не заходил, и курсанты делали то, что хотели. По утрам из окна можно было увидеть, как курсанты выполняли утреннюю зарядку, а в вечернее время – как убирают и чистят территорию колледжа, понимая, что они могли быть вместе с ними.

Курсант Хохлов ходил и следил за каждым шагом больных:

– Не открывать окно без моего разрешения, утром все должны встать на процедуры, ни с кем не разговаривать за дверью, не открывать ее без моего разрешения.

Прошло две недели. У Константина сыпь проходила, а новой не появлялось. Медсестра баба Фая приходила каждый день и говорила одни и те же слова:

– Ну, что, зеленые крокодилы, я вам зеленочку принесла…

Она приносила два флакона и уходила обратно.

Но один раз пришла другая медсестра. Она проводила осмотр больных. Очередь дошла до Константина. Осмотрев его всего, женщина засмеялась:

– Ткачев, вы уже сколько здесь находитесь? И кто вас сюда отправил? – спросила она.

– Две недели! – ответил Константин, нахмурив брови. – А что случилось?

– Вы раньше болели ветрянкой?

– Да, болел! Я ведь говорил вашей медсестре…

– Я хочу вас огорчить! Вы не болеете никакой ветрянкой! – ответила женщина.

Костя в недоумении смотрел на нее. А курсанты затихли.

– А что значат эти точки на шее и спине? – спросил Константин, показывая на них.

– Это прыщи, курсант Ткачев! В таком возрасте они должны быть, вы ведь растете, взрослеете. Вы ничем не больны.