Kitabı oku: «Великие тайны русского престола», sayfa 6
Иван IV Грозный (1530–1584)
Одна из самых неоднозначных личностей российской истории. Государственный деятель, реформатор и кровавый тиран, человек, ввергший свой народ в хаос чудовищных репрессий.
Тайные знаки
На четвертый год брака Елена забеременела. Астрологи Василия пророчили не родившемуся еще младенцу великое будущее, а один юродивый сказал, что в день рождения разразится над Москвой страшная гроза, – и таково будет его царствование.
25 августа, в день апостолов Варфоломея и Тита, 1530 года Елена подарила Василию наследника.
Великий князь был настолько счастлив, что даже не обратил внимания на страшные предзнаменования, какими было отмечено рождение будущего русского царя.
А они и на самом деле не обещали ничего хорошего. В тот день над Русью прогремела небывалой силы гроза, горели пораженные молнию деревни и две реки вышли из берегов.
«Внезапно, – писал современник, – прогремел страшный гром и по всему небу блистали молнии. Гром стоял такой, что качалась земля, и во многих близких к Москве городах люди дивились такому страшному грому».
И кто знает, приветствовала природа рождение нового царя, или оплакивала все то, чему надлежало произойти в его царствование. Но пока народ ликовал.
Родился великий царь, говорили люди. Но иных тот вещий гром заставил содрогнуться. Содрогнуться и задуматься…
Была ли на самом деле гроза, или это были позднейшие выдумки? Прежде чем ответить на этот вопрос, приведу сказку о рождении Кришны.
«Когда должен был родиться Кришна… звезды и планеты на небе забыли про все ссоры, стали обниматься от счастья и проливать на всех свои благословения. На Земле повсюду наступил мир и процветание. Улицы городов и деревень были празднично украшены флажками, цветами и гирляндами.
На лугах коровы щипали сочную зеленую траву и довольно мычали, и поливали землю молоком. Все люди: и дяди, и тёти, и мальчики, и девочки – стали очень хорошими и добрыми.
Плавно текли полноводные реки, и их волны накатывались на берег, издавая успокаивающий шелест. Все озёра были полны чудесных лотосов: белых, синих, красных и желтых – прямо как в духовном мире. Дул легкий нежный ветерок, неся тонкий аромат лотосов, тюльпанов, роз и других цветов…»
Юлий Цезарь родился в полдень, когда Солнце – символ духа человека, находилось в зените, что указывало на появление потенциального руководителя и вождя, предполагало политический успех, известность и славу.
Однако Солнце Цезаря находилось в точке апогея Лунной орбиты, что предполагает и возможность обольщения властью и карьерой, и как следствие – крах.
Остается только добавить, что при рождении злых богов и нехороших правителей гремел гром, извергались вулканы, сверкали молнии и реки выходили из берегов.
Так что не было и не могло быть по тем временам ни одного крупного исторического лица, чье рождение не было бы отмечено небом.
Гремела ли при его рождении гроза или обнимались звезды, зависело уже от того, каким этот правитель становился. Хотя… добрых правителей в те времена не могло быть по определению. В то время по всей Европе шла борьба за создание единых государств, и как не звался правитель – великий князь, царь или король – он был обречен на кровь.
Но если кто и смотрел в воду при появлении Ивана, так это казанская ханша. Узнав о рождении в Москве наследника престола, она заявила русским послам:
– Родился у вас царь, а у него двоя зубы: одними ему съесть нас, а другими вас…
Ханша не ошиблась, и Иван Грозный не только завоевал Казанское и Астраханское ханства, но и перебил своих бояр.
24 августа 1533 года, накануне дня рождения наследника московского престола Ивана Васильевича, москвичи наблюдали необычайное явление: в первом часу дня верхняя часть солнечного диска внезапно скрылась из виду и совершенно безоблачное до того небо потемнело.
Устрашенные случившимся, многие москвичи усмотрели в нем зловещее предвестие крупных государственных потрясений. Но самое большое впечатление этой явление произвело на великого князя, который увидел в этом смертное знамение.
54 года по тем временам считались возрастом почтенным, но государь был крепок духом и телом и не чувствовал никаких признаков старости.
25 сентября, в день Св. Сергия, великий князь Василий III с супругою и детьми праздновал в Троицкой Лавре, а затем поехал на охоту в Волоколамск.
В селе Озерецком он почувствовал себя плохо. Утром на левом бедре князя появилась болячка с булавочную головку, от которой и шла сильная боль. Через три месяца он умер.
На Русь астрология проникла из Византии вместе с христианством. В Новгороде в конце XV в. занятия астрологией получили сильное развитие, когда туда приехал на жительство выходец из Киева Скара, знаток чернокнижия и астрологии.
Он приобрел немало последователей среди образованных людей Новгорода. Стоглавый собор, собранный по повелению Ивана IV Грозного, наряду с церковными апокрифами осудил и гадательные книги, в числе которых было много астрологических или связанных с астрологией сочинений.
С 50-х годов XVI века в Московском государстве происходит массовый наплыв западноевропейцев. Англичане, голландцы, «немцы» из Ливонии, рассеянные по всему государству, жили целыми общинами со своими пасторами и молитвенными домами.
XVI век стал временем расцвета придворных врачей, астрологов, магов, волхвов. Их влияние на политику московских правителей было как никогда велико, они занимали высокое положение при царском дворе, хотя нередко и сами становились пешками в чужой игре.
Сам Иван Грозный отказался принять от датских послов часы, поскольку на них были аллегорические изображения планет. Однако отец Ивана IV, Василий III, не был лишен интереса к астрологии.
Его личным врачом был Николай Немчин, который занимался астрологией и распространял свои взгляды среди московских бояр. Да и Иван Грозный, несмотря на свое показное неприятие суеверий, подпал под обаяние энергичных иностранцев.
Умело пользуясь слабостями грозного правителя, приезжие врачи и астрологи с легкостью приобретали немалое влияние при дворе Ивана IV.
Как русские, так и иностранные источники отмечали склонность и предрасположенность Грозного к гаданию по звездам и небесным знамениям, его особую веру прорицателям и «звез-дочетцам».
Неслучайно многие поступки и действия Ивана Грозного современники объясняли «предсказаниями кудесников». Так было с поставлением на великокняжеский престол служилого татарского князька Симеона Бекбулатовича: «А говорят нецые, что для того сажал (Симеона), что волхвы ему сказали, что в том году будет переменение: московскому царю будет смерть».
Предупреждения такого рода царь получал от астрологов неоднократно.
Колдун, маг и лекарь – во времена Ивана Грозного все эти занятия обычно сочетались в одном лице. В течение четырех лет лейб-медиком царя Ивана Грозного был искусный врач бельгиец Арнольд Лензей, которого рекомендовала английская королева Елизавета.
Он прибыл в Москву в мае 1568 года, лечил и царя, и его семью, и видных опричников.
После гибели Лензея в мае 1571 года лейб-медиком и придворным астрологом царя стал Елисей Бомелей. Бомелей принадлежит к числу знаменитых авантюристов своего времени. Вестфальский астролог и медик прибыл в Россию из Англии.
На родине Бомелей отличился тем, что в Лондоне местный архиепископ отправил его в тюрьму за колдовство. Будучи за решеткой, Бомелей посылал письма канцлеру, предупреждая о бедствиях, угрожавших Англии, и утверждал, что только он сможет их преодолеть. По просьбе русского посла Совина он был освобожден – при условии, что немедленно покинет страну и вместе с послом отправится в Москву.
Английский врач и астролог Елисей Бомелей, первый царский астролог не только составлял гороскопы и докладывал свои выводы, но и обучал Ивана Васильевича астрологии.
Он знакомил царя с неблагоприятным положением звёзд и предсказывал ему всевозможные беды, а затем указывал пути спасения. Особое влияние на царя «лютый волхв» Елисей приобретает в разгар опричного террора.
Известно, что Грозный полностью доверял своему астрологу, так что предсказывал он, видимо, точно. Однако он оказывал царю и иные услуги: готовил яды для впавших в немилость придворных, а некоторых из них отравил собственноручно.
Умело используя подозрительность государя и постоянное чувство страха, медик предсказывал ему всяческие беды и давал советы, как их избежать.
Джером Горсей раскрывает перед нами и содержание бесед московского царя с придворным «магиком»: «Иван… знал, что каждый новый день угрожает более прежнего дня его безопасности, и, не зная, как ему избегнуть и уйти от беды, совещался с Елисеем Бомелием… хитрым обманщиком, английским врачом, известным математиком, «магиком»; расспрашивал: сколько лет от роду королеве Елизавете и какой успех можно иметь, если бы Бомелий сделался перед нею посредником за него? – и далее, – он обманывал царя, уверяя, что королева английская молода и ему легко будет жениться на ней».
Бомелей приобрел большое влияние на Грозного, стал его постоянным советником, познакомил с астрологией, составлял для царя гороскопы.
Лекарь близко сошелся с Малютой Скуратовым, изготовляя по его требованию яды и участвуя в отравлении неугодных царю людей. Так, царь потребовал убрать «ближнего» спальника Г.Б. Большого Грязного, что было послушно выполнено Бомелеем.
В конце концов, Бомелей запутался в дворцовых интригах и решил бежать из России. Взяв на имя своего слуги подорожную, Бомелей отправился за границу, предварительно зашив в подкладку платья все свое золото, но был задержан в Пскове и в цепях привезли в Москву.
Во время пыток лейб-медик оговорил новгородского архиепископа Леонида, возведенного в сан в декабре 1571 года. Бомелея искалечили, вывернув на дыбе руки и ноги. Потом его привязали к бревну и поджаривали на медленном огне.
Он признавался во всем, что от него требовали. Его уличили в связях с Англией, Швецией, Польшей. Письма, найденные у него, написаны были по-латыни и по-гречески, и их сочли шифровками.
На склоне лет Иван Грозный все больше и больше впадал в ужас перед возможностью внезапной смерти, тиран боялся умереть без покаяния и причастия.
В последние годы жизни московский правитель вновь уделяет огромное внимание астрологическим предсказаниям, вновь при дворе большое влияние приобретают иностранные медики, астрологи, всевозможные колдуны и знахари.
Конец правления Грозного связан с именем ещё одного иностранного врача – Иоганном Эйлофом (в русских источниках Иван Илф).
Первые документальные известия об Эйлофе относятся к 1581 году, когда он был под началом Вельского Б.Я., ведавшего в то время не только политическим сыском, но и докторами и аптекарями.
В архиве Разрядного приказа сохранились отрывки документов Аптекарского приказа, относящиеся к концу XVI века. Из них следует, что 19, 23 сентября и 2 декабря 1581 года под наблюдением Вельского «доктор Иван приготовлял различные лекарства».
Помимо своих «врачевских» обязанностей Эйлоф участвовал и в магических, астрологических изысканиях Ивана Грозного. Так, сохранилось красочное описание Горсея похода царя со своим сыном и доктором в тайник, где Грозный поведал о магической силе камней и произвел гадание на пауках с использованием «рога единорога».
Эйлоф пользовался определенным влиянием и при дворе и, стараясь настроить царя против главы католической церкви – папы, попортил немало крови папскому легату Антонио Пассевино, приехавшему мирить Ивана IV с польским королём Стефаном Баторием.
Придворный врач отличился не только «врачеванием», гаданием и политикой, но и преуспел в торговых операциях. Более того, с именем Эйлофа связаны упоминания ряда иностранных источников об отравлении Грозного.
В записках гетмана Жолкевского вина за смерть царя возлагается на Бориса Годунова: «Он лишил жизни и царя Ивана, подкупив английского врача, который лечил Ивана…»
Ещё один иностранец, голландский купец И. Масса, живший в России в начале XVII века, непосредственно указывает имя Иоганна Эйлофа как одного из участников отравления Грозного.
Свой уход из жизни Иван Грозный предрёк сам. Зимой 1584 года явилась комета с крестообразным небесным знамением между церковью Ивана Великого и Благовещения. Любопытный Царь вышел на Красное крыльцо, смотрел долго, изменился в лице и сказал окружающим: вот знамение моей смерти!
«Царь в гневе, не зная, на что решиться, приказал доставить с Севера немедленно множество кудесников и колдуний, привести их из того места, где их больше всего, между Холмогорами и Лапландией. Шестьдесят из них было доставлено в Москву, размещены под стражей.
Ежедневно им приносили пищу, и ежедневно их посещал царский любимец Богдан Бельский, который был единственным, кому царь доверял узнавать и доносить ему их ворожбу или предсказания о том, о чем он хотел знать.
Этот его любимец, устав от дьявольских поступков тирана, от его злодейств и от злорадных замыслов этого Гелиогабалуса, негодовал на царя, который был занят теперь лишь оборотами солнца.
Уверяют, что астрологи предсказали ему неминуемую смерть через несколько дней, именно 18 марта, но что Иван велел им молчать, с угрозою сжечь их всех на костре, если будут нескромны.
Наступило восемнадцатое марта, день, в который Грозный, по приказанию колдунов должен был умереть. В свое время Грозный приказал сжечь ведуний, которых держал в своем доме новгородский архиепископ Леонид.
Теперь он намеревался проделать то же самое с колдунами, собранными Богданом Бельским. Больной не мог отказать себе в удовольствии посмеяться над кудесниками, предсказавшими ему смерть. Они должны были заплатить жизнью за свои предсказания.
Казнь всегда была в глазах самодержца последним аргументом в спорах с врагами, будь то священнослужители или язычники.
Глава сыскного ведомства Бельский отправился к колдунам и сообщил им, что они будут сожжены или зарыты в землю.
Кудесники просили Бельского лишь об одном: дождаться захода солнца – окончания названного ими дня смерти государя.
Сложно сказать, подействовало ли на царя предсказание чародеев, или он сам почувствовал близкую кончину, но в двенадцать часов дня он приказал принести духовное завещание и приступил к его исправлению.
Покончив с завещанием, царь около трех часов парился в бане (в последние годы он посещал ее почти ежедневно для облегчения страданий).
Позже, желая сыграть в шахматы с боярином Бельским, стал сам расставлять фигуры, но вдруг упал навзничь, сжимая в руке шахматного короля, и через несколько минут скончался. Предсказание волхвов исполнилось с точностью до часа.
Конечно, у многих все эти россказни могут вызвать только улыбку. Хотя ничего особо веселого здесь нет, и тот же Вольф Мессинг заявил не кому-нибудь, а самому Сталину, что знает дату его смерти.
А если мы вспомним, как в самом конце XX века «просвещенные» москвичи покупали по три рубля стоившую две копейки заряженную очередным явившимся народу чародеем газету, то стоит ли удивляться тому, во что верили пятьсот лет назад.
И еще одно, что касается тайных знаков. Как мы помним, первая жена Василия III была насильственно пострижена в монашки. Во время обряда теперь уже бывшая великая княгиня срывала монашеский куколь, топтала его ногами, протестовала против творимого над нею насилия, обвиняла мужа в неверности, а людей в жестокости и несправедливости. Чтобы заставить ее замолчать, боярин Иван Юрьевич Поджогин ударил ее плетью.
– Как ты смеешь? – вскрикнула Соломония.
– Волею великого князя! – ответил боярин.
Этот ответ сломил мужество Соломонии, она заплакала и позволила надеть на себя монашеское одеяние». А затем случилось ужасное.
Несчастная женщина прокляла Василия, его жену и их будущих детей. Да, что там говорить, это был поступок! Родовое проклятие являлось одним из самых страшных наказаний, поскольку (если верить колдунам) являлось внедрённой извне программой уничтожения.
Эта программа постепенно разрушала человека и передавалась до тех пор, пока не достигало своей главной цели – уничтожения всех членов рода.
Признаками проклятия являлись потомственный алкоголизм, детская смертность по роду, смерть нескольких жён (мужей) подряд, неизлечимые заболевания и постоянные проблемы. То есть, все то, что сопровождало Грозного в жизни…
Заканчивая рассказ о тайных знаках, остается только напомнить о судьбе И.Е. Репина и его знаменитый картины «Иван Грозный и сын его Иван».
Как известно, художнику не советовали писать картину на столь трагический и не до конца выясненный сюжет. Однако Илья Ефимович не внял советам и работал как проклятый.
«Это было в 1881 году, – писал сам худложник в своей знаменитой книге «Далекое близкое» – Какая-то кровавая полоса прошла через этот год. Я работал как завороженный. Мне минутами становилось страшно. Я отворачивался от этой картины. Прятал ее. Но что-то гнало меня к этой картине, и я опять работал над ней…
Началась картина вдохновенно, шла залпами. Чувства были перегружены ужасами современности. В разгар ударов удачных мест разбирала дрожь, а потом, естественно, притуплялось чувство кошмара, брала усталость и разочарование… Я упрятывал картину… Слабо, слабо казалось все это… Но на утро испытываю опять трепет… И нет возможности удержаться – опять в атаку.
Никому не хотелось показывать этого ужаса… Я обращался в какого-то скупца, тайно живущего своей страшной картиной… И вот, наконец, на одном из своих вечеров, по четвергам, я решил показать картину друзьям-художникам…
Были: Крамской, Шишкин, Ярошенко, П.Брюллов и другие. Лампами картина была освещена хорошо, и воздействие ее на мою публику превзошло все мои ожидания…
Гости, ошеломленные, долго молчали, как очарованные в «Руслане» на свадебном пиру. Потом только шептали, как перед покойником. Я, наконец, закрыл картину. И тогда даже настроение не рассеивалось. И особенно Крамской только разводил руками и покачивал головой… Но все глядели только на него и ждали его приговора».
Остается только добавить, что на почве переутомления у Репина стала болеть, а потом перестала действовать правая рука, но он научился писать левой рукой.
По мистической версии, рука у художника начала болеть сразу после написания картины в виду отражения несуществующего исторического события.
Что же касается самой картины, то П.М.Третьяков получил секретное отношение, запрещавшее ему выставлять картину «в помещениях, доступных публике».
Запрет с картины был снят 11 июля 1885 в значительной мере благодаря заступничеству А.П.Боголюбова.
16 января 1913 года двадцатидевятилетний иконописец, старообрядец, сын крупного мебельного фабриканта Абрам Балашов в припадке душевной болезни с криком «Довольно крови!» нанес три удара ножом по лицам Грозного и сына Ивана. Удары были так сильны, что повредили и центральную перекладину подрамника.
Повреждение картины оказалось настолько серьезным, что с этого времени она находится под постоянным специальным наблюдением уже нескольких поколений реставраторов.
Это событие стало предлогом для публичного диспута Репина с М.А.Волошиным о границах между искусством и реальностью. 22 января газета «Речь» опубликовала письмо И.Е.Репина, ставшее откликом на полученные им сочувственные телеграммы со всей России, выражавшие «кровную боль» о его «растерзанной картине».
Ближайшими результатами этого события стали самоубийство бессменного хранителя галереи художника Е.М. Хруслова и решение о добровольном уходе с поста председателя Совета галереи И.С. Остроухова.
Как видно из всех этих происшествий, с Грозным было опасно связываться не только при его жизни, но и в XIX веке.
Кто убил Елену Глинскую
Нет, не зря беспокоился о будущем сына великий князь Василий на смертном одре. Опекунский совет во главе с Михаилом Глинским, созданный для того, чтобы «не допустить ослабления центральной власти», своей миссии выполнить не смог.
«Передача власти в руки опекунов, – писал очевидец, – вызвала недовольство боярской думы, сильно натерпевшейся из-за пренебрежительного к ней отношения в годы правления Василия III и теперь пожелавшей взять реванш. Между душеприказчиками почившего государя и руководителями думы сразу возникли напряженные отношения. Польские агенты живо изобразили в своих донесениях положение дел в Москве: «Бояре там едва не режут друг друга ножами…»
Иного не могло и быть. Братья покойного Василия – князь Юрий Дмитровский и князь Андрей Старицкий – хорошо помнили старое доброе время, когда князю наследовал не сын, а брат. Тем более что Ивану Васильевичу было всего-то три годочка, а маменька у него опять-таки не русская боярыня, а инородка.
А Глинский? Мало того, что фигура темная, так еще и «инородец» и предатель! Ну а о худородном Михаиле Юрьеве-Захарьине и говорить было нечего.
В иные времена его порог бы не пустили, а сейчас самые знатные бояре были вынуждены сидеть с ним рядом. А большего унижения придумать было нельзя, поскольку местничества еще никто не отменял.
Польские агенты так изобразили положение дел в Москве после кончины Василия III: «Источник распрей – то обстоятельство, что всеми делами заправляют лица, назначенные великим князем; главные бояре – князья Бельский и Овчина – старше опекунов по положению, но ничего не решают».
После нескольких десятилетий спокойной жизни в стране снова запахло кровью. И вот тут Елена явила себя во всем блеске. Она повела себя так, что опекунский совет, назначенный Василием, как-то незаметно стал сдавать одну позицию за другой. Да и как не сдавать, если с Еленой днем и ночью находился известный на всю Европу рубака князь Оболенский.
Иван Федорович Овчина-Телепнев происходил из знатного рода князей Оболенских. При Василии Темном они потеснили старейших московских бояр и заняли место на лавке по правую сторону от великого князя.
Лишившись прежних вотчин, Оболенские с усердием взялись за московскую службу и выпрашивали в кормление целые волости. Многие из них стали наместниками в северных городах и по указу московских государей расправлялись с вольницей так же усердно, как когда-то ратовали за удельное правление.
Да, Овчина состоял с Еленой в любовной связи. Неизвестно, что у него было с Еленой до смерти Василия, но после таковой уже никто не сомневалась в том, какие отношения связывают красавицу-вдову и лихого воеводу.
И не случайно С.Н. Соловьев писал о том, что жестокость великой княгини «не мешали Елене Глинской быть нежной, детски уступчивой и женственно-сладострастной в объятиях князя Телепнева». Именно в этих самых объятиях она, по словам историка, «находила она самый приличный для себя отдых от казней и злодейств».
Многие «исследователи» делают из этого событие. А что, позвольте спросить, удивительного и странного в том, что молодая и красивая женщина сошлась с молодым и красивым мужчиной, готовым служить ей и помогать?
Особенно если учесть то, что карьеру Овчина делал на поле брани, а не в великокняжеской спальне. И не надо думать, что Оболенский вил из Елены веревки. Отнюдь! Их отношения напоминали скорее связь Екатерины II Потемкиным.
Более того, я даже не сомневаюсь в том, что именно Овчина спас свою возлюбленную от ненавидевших ее думных бояр, и не сойдись она с ним, по Елене справляли бы поминки намного раньше.
Да и как знать, не было ли у Елены желания войти в историю не только женой великого князя и матерью великого царя, но великой правительницей, которая в известной степени если и не спасла Русь, то не обрекла ее на «застойный период». И все предпосылки у нее для этого были.
Жесткость, хитрость, авантюризм, расчетливость и любящий ее воин Овчина. И не зря существует версия о том, что Елена не пожелала мириться с отведенной ей ролью и «через полтысячи лет после легендарной княгини Ольги власть на Руси снова взяла в свои чуткие, сильные руки женщина».
Только чего стоили бы эти самые «чуткие и сильные» руки без поддержки Оболенского? Как ни крути, а реальной силы у нее не было.
Как дума относилась к Овчине? Да, конечно, плохо, иначе не прикончила бы его всего через неделю после убийства Елены. Ну а пока, как это всегда делалась в таких случаях, она стелилась под всесильным временщиком.
Прошло всего две недели после похорон Василия, и оправдались самые худшие предположения великого князя. Василия Ивановича еще отпевали, а уже готовился заговор против его вдовы и преемницы.
Как и следовало ожидать, борьбу за великое княжение начали братья покойного – Юрий, удельный князь дмитровский, и Андрей, сидевший на уделе в Старице.
Первым попробовал захватить московский трон Юрий Иванович Дмитровский. Юрий Иванович никогда не скрывал своих надежд занять московский трон и после смерти брата воспрянул духом.
Ему очень хотелось стать самому великим князем. Он был всего на год моложе Василия III. Долгие годы бездетности старшего брата укрепляли его в надеждах самому занять трон. Почему же государем должен был стать его трехлетний племянник? Почему страной будет править иноземка из Литвы, а не он, такой же сын Ивана III, как и его покойный брат?
Дело дошло до того, что боярам и митрополиту пришлось продержать дмитровского под замком до тех пор, пока он не принес присягу и не поцеловал крест племяннику.
Но такую невольную клятву легко объявить недействительной. В свое время дед Юрия – великий князь Василий Темный, свергнутый своим двоюродным братом Дмитрием Шемякой, – тоже поцеловал крест, что не будет искать великого княжения. Однако услужливый игумен Кирилло-Белозерского монастыря «снял» с него клятву.
Князь Юрий обошелся без митрополита и сам объявил свою присягу малолетнему Ивану Васильевичу недействительной, ибо бояре московские взяли с него эту клятву силою.
Кроме того, вопреки вековым обычаям, ему не дали подписать с Иваном Васильевичем договор и, таким образом, «правды не дали».
О его настроениях было хорошо известно при дворе короля Сигизмунда, и польская сторона давно пыталась воспользоваться этими честолюбивыми замыслами второго сына Ивана III и Софьи Палеолог.
Во время русско-польской войны 1507–1508 годов король Сигизмунд, «не надеясь на успех военных действий, но в то же время хорошо осведомленный о сложных отношениях в семье русского государя, предпринял попытку вызвать рознь между Василием III и Юрием Ивановичем».
Сигизмунд направил к князю Дмитровскому специальное посольство, в составе которого были знатнейшие вельможи польского королевства Петр Олелькович и Богдан Сапега. Они имели тайное поручение предложить князю Юрию вступить в союз с Сигизмундом против брата Василия и заключить сепаратный мир с Польшей.
Взамен король клятвенно обещал Юрию Ивановичу всестороннюю военную поддержку в случае, если удельный князь пожелает, устранив Василия, захватить «осподарство».
Однако государь был еще молод, и, наверное, только поэтому «дмитровский князь, понимая возможные последствия изменнических отношений с Литвой, никакого ответа Сигизмунду не дал».
Василий знал об этом и, тем не менее, стремился к примирению с братьями (хотя какое тут могло быть примирение?) Они были вместе с ним и на охоте, и на поле брани, и при решении государственных дел. Увы, это стремление вовсе не было обоюдным.
Будущий наследник одним своим появлением на свет лишил удельных князей надежды на престол, и отношения между Василием и его братьями испортились окончательно. Дело дошло до того, что Литовский сейм обсуждал вопрос о «великой замятине» в Московии.
В результате этой самой «замятины» князь Андрей Иванович захватил город Белоозеро, в котором хранилась государственная казна, а князь Юрий Иванович взял Рязань и еще несколько городов, призвав на помощь татар, с которыми уже давно состоял в тайных связях.
И уж, конечно, при таком положении дел смерть Василия III не могла не возродить былые надежды его мятежных братьев. Трехлетнее дитя на троне казалось им препятствием несерьезным, а потому и легко устранимым.
Попытка мятежа Юрия Дмитровского была поддержана и боярскими силами внутри Москвы. Заводилами этой «замятии» оказались друзья и стародавние союзники Юрия – братья Андрей и Иван Михайловичи Шуйские.
Не выждав и недели после смерти брата, Юрий прислал своего дьяка, Третьяка Тишкова, к князю Андрею Шуйскому звать его к себе на службу.
Иван и Андрей Шуйские еще при великом князе Василии отъезжали к Юрию. Тогда Василий потребовал их выдачи, и Юрий подчинился.
Великий князь велел оковать мятежников и разослать их по разным городам. После смерти мужа Елена приказала освободить их по ходатайству митрополита и бояр.
Андрей Шуйский не оценил оказанной ему правительницей милости и, вернувшись в Москву, предложил князю Борису Горбатому перейти на сторону князя Юрия.
– Поедем со мною, – говорил он, – здесь ничего не выслужишь, князь великий еще молод. А вот если князь Юрий сядет на государстве, а мы к нему раньше других отъедем, то этим выслужимся.
Горбатый отказался и посоветовал Шуйскому оставаться в Москве. Затем он явился к великой княгине и объявил, что Шуйский зовет его к князю Юрию. Правда открылась, и бояре посоветовали правительнице посадить князя Юрия в темницу.
– Как будет лучше, так и делайте! – ответила та.
Бояре сочли за лучшее отделаться от удельного князя, и собиравшийся бежать в Дмитров князь Юрий был «пойман и посажен в стрельнице одной из башен Московского Кремля.
Юрий вместе со своими боярами посажен был в ту же самую палату, где сидел племянник его, несчастный Дмитрий, внук Иоанна III.
Такая же участь постигла и Андрея Шуйского, просидевшего в тюрьме до 1538 года, пока Елена Глинская не умерла.
По другой версии, менее, надо заметить, вероятной, Шуйский сказал дьяку:
– Князь ваш вчера крест целовал великому князю, клялся добра ему хотеть, а теперь от него людей зовет!
– Князя Юрия бояре заставили присягать, – ответил тот, – а сами ему за великого князя присяги не дали! Это невольное целование!
Андрей Шуйский сказал об этом князю Горбатому, последний передал боярам, а бояре – великой княгине.
– Вчера, – ответила та, – вы крест целовали сыну моему на том, что будете ему служить и во всем добра хотеть! Вот и служите! Зло следует пресекать в зародыше, потому приказываю вам взять князя Юрия в железо!
Что было на самом деле? Да какая в принципе теперь разница, был виноват князь Юрий ли нет? Главное, что Елена избавилась от опасного конкурента в борьбе за власть.
Почему так цеплявшиеся за старые порядки бояре с такой легкостью сдали удельного князя? Видимо, на то были свои причины, и многие из них не хотели усиления Юрия Ивановича.
Вся эта возня вокруг трона показала, что самыми доверенными и влиятельными людьми при дворе в первое время по смерти Василия были князь Михаил Глинский и Шигона Поджогин.
