Kitabı oku: «Дивная ночь на Ивана Купалу», sayfa 2
– Тимофей Сергеевич, погоди-ка, – обратился вновь пришедший к бугру.
Тимофей посмотрел на своих подопечных, и вновь сказал: «Сейчас».
– Пойдем пока на воздух, – предложил Паше его новый коллега, – покурим.
Паше он показался забавным. Невысокого роста, брюнет, волосы вьются, в очках, с усами и бородой. Только бороденка его была запущенной, точно у юродивого на паперти или семинариста.
Поднялись наверх, «юродивый» засветил пачку сигарет с фильтром, Паша достал свою «Шипку», надорвал фольгу, щелчком выбил цигарку. Ему нравилось, чтобы табачок хрустел, когда разминается в пальцах.
– Артем, – протянул руку новый коллега.
– Павел, – Паша пожал загрубелую ладонь. Нет, на паперти монеты от такой отскакивали бы, как от каменной ступени!
– Рыбу ловишь? – спросил Артем, затянувшись и выпустив дым.
– Всеми разрешенными способами, – улыбнувшись, охотно ответил Павел, начиная думать, что все, быть может, будет не так плохо?
– Ха-ха! – хохотнул Артем. – Разрешенными много не наловишь.
– Динамит не могу достать, – развел руками Павел, – сколько не пытался…
– Динамитом не обязательно, – заверил «юродивый». – Есть уловистые снасти. Покажу. Я без рыбалки не могу. Потому на реке пропадаю.
Паша понимающе кивнул. Вышел Тимофей Сергеевич.
– Значит так, – изрек он и замолчал, глядя себе под ноги, словно в первый раз их увидел. Паше и Артему пришлось некоторое время ждать, пока шеф продолжит речь. – Сейчас расходимся по домам. – Он опять помолчал. – А завтра встречаемся на пятом причале. Ты знаешь, – сказал он Артему. – Это там, – махнул он рукой для Павельева в том направлении, куда течет Волга. – Увидишь катер, «Т-34», иди на него.
«Т-34? – подумал Паша. – Вы шутите? Это же танк!»
Очень довольный таким первым днем практики, он попрощался с новыми знакомыми. Завтра – хоть на танк, хоть на бронепоезд, главное, что сегодня – домой! Завтра, оно когда еще наступит…
«Никому не нравится выставлять себя в смешном положении, – размышлял Паша, шагая по Маяковке и стараясь унять свое волнение от предстоящей авантюры. – Цирковые клоуны не в счет. Но, если хочешь чему-нибудь научиться, приходится. Зато, ты кривым путем двигаешься к своей цели, пока критики сидят на месте и растят седалища».
Редакция газеты «Волга широкая», в отличие от конторы теплопартии, оказалась на верхнем этаже здания. «Вот они, ступени к Парнасу, – подумал с иронией Павельев. – Сама жизнь наглядно показывает, что теплотехником стать легче, чем Михалковым-Кончаловским. Хотя, «Сибириаду» можно было вполне себе организовать. Сдать термодинамику вовремя и отчалить в Обь-Иртышское пароходство!»
Лестничные пролеты были длинными, здание – старой постройки, как большинство на улице Маяковского, бывшей Рождественской. Вероятно, дом возвел какой-нибудь купец Калашников до того, как набил морду царскому опричнику и был замучен лютой смертью. Хорошо, пусть не Калашников, – Строганов. Тот, что церковь построил по соседству. А улицу взяли, да и переименовали в честь поэта. «Ваше слово, товарищ маузер!»
Смутно отразившись в застекленном планшете на стене, Паша все-таки заметил, что колпака с бубенчиком на его голове нет. А чувство такое было.
Тянуть за ручки чужие двери в этот день ему было не привыкать, с этим он управился. Вдохнул, выдохнул, потянул и шагнул внутрь, точно в зубной кабинет.
– Здравствуйте.
Его взору открылась длинная, как трамвай, комната, в которой сидели за столами несколько человек обоего пола. Причем, судя по всему, в «трамвай» Паша вошел через задние двери, – все сидели к нему спиной. Даже не вполоборота, как в теплопартии.
«Как это символично», – подумал Павельев.
Справа и слева в предбаннике, где он оказался, еще были двери. Обе закрытые, но одна – темная, в другой через щель был виден свет. Павел шагнул вперед, спросил:
– Извините, а у кого я могу узнать?
Одна сотрудница, сидевшая за последним столом, обернулась.
– Насчет трудоустройства? – обратился уже к ней лично Паша. Она ничуть не удивилась, и, оставаясь серьезной, показала рукой на ту закрытую дверь, что была освещена изнутри:
– Туда обратитесь.
«Они же про производство пишут, – озарило Павельева. – Это не могло не отразиться».
Он постучал, затем вошел в небольшой кабинетик. За столом в нем сидела одна-единственная дама зрелого возраста.
– Здравствуйте, можно?
Паша быстро изложил суть дела. Назвал свое имя, фамилию, сказал, что он студент водного института, направлен на практику в теплопартию ВОРПа и зашел поинтересоваться, не найдется ли в газете для него тоже какого-нибудь задания, чтобы попробовать себя в журналистике. «Волга широкая» ведь пишет про речной флот?
– Вы раньше публиковались? – спросила дама. – Нет? Внештатно у нас работают только фотографы. – Женщина сказала это спокойно, вежливо, почти ласково, но суть от этого не менялась. Паше ненавязчиво отказывали.
Самое грустное, что он успел уловить, и в том зале, где сидели все, и в кабинете редактора, была такая же ровная, спокойная обстановка, что и… в теплопартии, в других «производственных» местах. Люди заняты своей рутиной, и никакой творческой эйфории! Им, видимо, тоже план давать надо…
– Ясно, – сказал Павел. – Извините, до свиданья. – Он обернулся, только тут заметил, что в волнении не прикрыл за собой дверь, входя в кабинет, вернулся в предбанник и увидел, что дверь напротив теперь открыта, хотя там по-прежнему темно, в проходе стоит мужик в вельветовой рубахе с засученными рукавами, смотрит на Павла и манит к себе рукой. Паша шагнул следом за ним в темную комнату. Мужик включил свет, помещение оказалось фотолабораторией.
– Что ты с ними разговариваешь? – спросил мужик хорошо поставленным актерским голосом. – Они все молью поточены, из них песок сыплется.
Паша невольно улыбнулся. От мужика исходил заряд силы. Он поставил перед молодым человеком стул, усадил его буквально насильно, опустив свои мускулистые руки ему на плечи, сам сел напротив:
– Лев Раскатов, – представился он.
– Паша, – оробел кандидат в репортеры, забыв даже назвать фамилию, но Лев, очевидно, ее слышал:
– Павельев из «Горьковского рабочего» тебе кем-то приходится? Твой отец?! Да ты что! Я же твоего отца знаю прекрасно! Он с нами, тогда – внештатниками, занимался. Я ему столько своих снимков перетаскал! Кое-что проходило.
Радостная, теплая волна накрыла Павельева. Вот оно! Его узнали! Приняли! Как Буратино в театре Карабаса-Барабаса! И также примут когда-нибудь в театральном!
– Как он сейчас? – спросил Раскатов.
– Отец? На пенсии. Ведет фотокружок.
Через пять минут Паша вместе со своим новым знакомым покинули стены газеты «Волга широкая» и отправились в ближайшее кафе, чтобы вместе перекусить.
Конечно, всю дорогу говорил только Лев, а Паша слушал его, раскрыв рот. Репортер признался, что любит возиться с молодежью. Похвастался, что кое-кому уже выписал путевку в большую журналистику.
– Там одни борзописцы сидят, – махнул он рукой в сторону своей редакции и принялся всем перемывать косточки. Паша хоть и понимал, что это все треп, но не мог не потешаться над эпиграммами профессионала.
Затем Лев заговорил о его будущем.
– Начни с фотографий, – советовал он. – Удачный снимок я протолкну у Тайки. – Это, как догадался Павел, было именем, а не национальностью редакторши. Горький – закрытый город. – Тогда и текст напишешь сам.
В том, что Паша владеет азами фотографии при таком отце, Лев не сомневался.
– Насчет твоего желания сделать очерк о работе теплопартии, – заключил он, – это пожалуйста. За такое время книгу можно написать! Но, снимками не гнушайся. Где будешь, фотографируй. Как узнаешь ваш маршрут, забеги ко мне, я тебе подскажу по своему календарю, где, когда, что интересное будет на Волге. И, кстати, выпишу справку внештатника, чтобы всем было ясно, что ты – не сын лейтенанта Шмидта. Я ведь здесь, батенька, давненько! Почему не ухожу, хотя снимки и в центральнее газеты у меня берут? Корнями оброс. Многих знаю на реке… Кто, говоришь, у тебя специалист?
– Тимофей Сергеевич… Фамилию не успел спросить.
– А! Тузьев! Я его «Ручной тормоз» называю про себя.
– Точно, тормоз! – невольно рассмеялся Павел, но тут же взял себя в руки. – Я ничего плохого не хочу сказать, но, и вправду, немного он того, медлительный.
– Тормоз, тормоз, – безапелляционно заявил Лев. – Но дело знает. Буквоед.
В этот вечер они не расставались допоздна. Хорошо, что не представилось случая отдать жизнь за своего нового знакомого, от которого Паша был в полнейшем восторге, а то он, чего доброго, сгоряча сделал бы это!
На другое утро Паша вскочил с постели уже в приподнятом настроении. Ведь со вчерашнего вечера он – внештатный корреспондент газеты «Волга широкая», это вам не хвост собачий! Пусть он не написал еще ни одной заметки, да и справку ему выдадут не сегодня. К счастью, это не такая справка, которой надо стыдиться. К сожалению, в армию с такой справкой все равно заберут. Но, это еще через два года! И пусть кто-то из однокурсников, например, Гриша Царев, то, что написано в этой справке, тоже сочтет, в каком-то смысле, «диагнозом». Паша своим «диагнозом» доволен. Грише Цареву всего в жизни хватает, даже Она крутится рядом с ним, а Паше – нет.
Кстати, вчера он услышал от Раскатова, что «Она» на их журналистском сленге – это выпускающий редактор. Тоже, по их понятиям, королева. Правда, для газетчиков авторитетов нет, кроме других газетчиков, только еще более прожженных. Есть чему поучиться!
Паша доехал на «рогатом» (троллейбусе) до площади Минина и двинулся к памятнику Чкалову. Паша надеялся, что тот жест, в котором сложены руки знаменитого летчика (на самом деле, натягивающего перчатку), обращен не к нему. Жаль было бы растерять свой оптимизм.
С высоты Чкаловской лестницы Павельев обозрел окрестности и, кажется, увидел свой катер. Нет, на танк он не был похож. Паша принял бы его за «Ом», переправляющий народ на Бор, если бы омик как раз в этот момент не проходил мимо. Борский теплоход был вдвое больше размерами, а так, очертания те же. Белый, красивый…
Вперед! Чтобы достичь цели, Пашке-букашке осталось лишь сползти с величественного склона Дятловой горы. Паша был уверен, что свое название гора получила не в честь сообразительности земляков, в крайнем случае – их упорства. И ему все удастся: и добраться до катера, и отплыть на нем, и пройти практику, окончить институт, отслужить в армии, стать актером, режиссером, писателем, ур-р-ра!!!
Настроение зашкаливало. Главное, чтоб оно не упало, когда он спуститься вниз и окажется вблизи «производства».
Тимофей Сергеевич Тузьев – специалист, инженер, или кто он там по должности? —словом, Пашин бугор, не шутил про название. На белом борту катера и вправду было выведено черным: «Т-34». Паша не мог не усмехнуться: «Интересно, сколько танкистов? Как в фильме – четверо? И есть ли собака?»
Нет, это уже был перебор! Действительно, первым, кого увидел Паша, подойдя к сходням, был… пес! «Чистокровная» дворняга, волчьего окраса. Кондиций – небольших. Видимо, как рыба вырастает под размер аквариума, так пес – под габариты катера. Кобелю южно-африканского барабуля, достигающему семидесяти пяти сантиметров в холке и девяносто пяти килограммов веса, было бы тесновато на «Т-34». Тем более что при колпите (коллективном питании), животное вполне могло бы превзойти свой вес, как это случается со многими речниками.
Пес трижды гавкнул на Павельева. В первый раз громко, затем два раза тише. Решив, что в это утро достаточно понес службу, барбос уселся на палубу и почухал ухо задней лапой. Можно подумать, он так громко пролаял, что у самого уши заложило!
Паше понравился дружелюбный вид собаки. На Шарика из «Четырех танкистов», конечно, не тянет, но и теплотехникивсе же не на танке, и отправляются, слава богу, не на войну!
– Как тебя зовут? – задумался молодой человек, глядя в глаза собаке. – Раз тебя взяли на катер с таким именем, у капитана есть чувство юмора. Поэтому, скорее всего, ты не Шарик. Это было бы слишком банально. «Му-му» – тоже вряд ли. У той с рекой как-то не заладилось…
Пес, видя, что Паша им заинтересовался, в качестве ответной любезности перестал чесаться, посмотрел на юношу, опустив сначала левое ухо к палубе, потом – правое, затем поднялся и двинулся по сходням навстречу Паше, приветливо махая хвостом. «За что тебя любят звери и птицы, Метельщик?» – вспомнил Павельев один из любимых фильмов детства «Город мастеров».
В тот момент, когда Павельев гладил собаку, на палубе появился новый персонаж, и весьма колоритный. Если по примеру Раскатова давать всем с первого впечатления прозвища, Паша назвал бы его «Индеец Джо». Или нет, лучше – «Чингачгук», «Индеец Джо» – слишком мрачно! Долговязый мужик имел простоватое, при этом —высокомерно-непроницаемое лицо. Поверх футболки с коротким рукавом у него был надет оранжевый жилет. Брюки давно потеряли свой цвет, стали серыми, как выгоревшие на солнце бревна деревенского дома. Какого колера они были изначально, мужик, наверное, и сам не вспомнил бы. Невозможно было себе представить, сколько его жилистые руки за время трудовой биографии отдали швартовых, завязали морских узлов, высушили весел, слили воды, бросили концов…
– Здрасте, – сказал Паша, поднимаясь от собачки.
– Здоровее видали, – ответил Чингачгук. Если он мысленно сравнил Пашу с кем-то, то Павельев и сам не считал себя Гераклом. Именно поэтому в Кузнечихе шишку держат братья Царевы, а не он. Тем более что он вообще живет в другом районе – в Приокском.
В Кузнечихе две банды делили пешеходный мост над оврагом, чей он будет считаться. В Приокском делить было нечего, поэтому махались просто так с соседями. Паша старался от идиотов держаться подальше, поскольку мама не велела ему дружить с плохими мальчишками. Его друг Женька Птичкин также был «космополитом», он мог спокойно навешать как придуркам со своего, Приокского района, так и дебилам из соседнего.
– Я – к вам на практику, – сообщил Паша на всякий случай матерому речнику. Он не успел выяснить, что Чингачгук ответит на это: «Практичнее видали», – или что? Услышал позади себя:
– Ты уже здесь?
Он обернулся и увидел бугра вместе с Артемом.
– Я – здесь, – подтвердил Паша, начавший потихоньку привыкать к тому, что начальник не склонен доверять своим глазам, любит переспрашивать.
– Ну, пойдем, – сказал бугор, шагая на сходни. – Уйди отсюда, Дружок! – приказал он собаке. Однако пес не уходил, а радостно вертелся вокруг прибывших теплотехников. Друг за другом они проследовали на судно. Первым – пузатый бугор, за ним – низкорослый «юродивый» очкарик-Артем, за Артемом пес вернулся на свой охраняемый объект, не препятствуя, впрочем, и Паше проследовать за собой. Паша ждал, раздастся ли команда «свистать всех наверх!» или они так, по-тихому, отчалят?
Тимофей Сергеевич по-хозяйски прошествовал в светлую, застекленную с трех сторон кают-компанию, расположенную в носовой части судна, плюхнул свой пузатый (под стать себе) портфель на стол. Артем свой чемодан, видимо, с инструментами, аккуратно поставил на пол. Паша свою «мыльницу» и рюкзак пристроил на лавку.
К ним вышел крепкий черноглазый мужчина выше среднего роста.
– Знакомьтесь. Капитан, Василий Викторович Вересков.
– Здравствуйте, – приветствовал Паша капитана, расправляя плечи, вытягиваясь вровень с ним.
– Здорово, – сдержанно приветствовал Павла капитан, протягивая руку. Рукопожатие было крепким.
Василий Викторович сразу понравился Паше. Настоящий мужик – умный, немногословный, знающий свое дело и, наверняка, отважный. Иных в капитаны не берут. А если случайно просачиваются, то долго не живут, – тонут, либо погибают среди акул, отчаянно моргая глазами.
Тимофей и капитан на некоторое время углубились в обсуждение предстоящего плавания. В общем-то, говорил больше «Сергеич», как называл его капитан, сам же он лишь иногда вставлял пару замечаний да кивал в знак того, что понимает. Паше показалось, что Василию Викторовичу вовсе не требуется так разжевывать, как это делал «буквоед» Тузьев. Наконец диспозицию выработали.
– Пойдем теперь в рубку, я тебя старпому представлю, – сказал Паше бугор. Поднялись по лесенке в рубку.
Старпом – светловолосый, невысокий мужчина – вероятно, когда-то занимался спортом, потом бросил и пошел раздаваться вширь. Мускулатура у него, видимо, еще имелась, но жиры местами так выпирали, что колыхались словно тесто. Тем не менее он производил впечатление здорового, хорошо себя чувствующего человека. В губах его дымилась цигарка.
– Сергей Вадимович Бурляев, старший помощник, – представил Паше толстяка бугор. – Это Павел, практикант, – пояснил он старпому.
– Здорово, – не выпуская изо рта сигареты, протянул руку старпом. Паша не стал ему говорить, мол, видал здоровее, поскольку старпом наверняка догадался бы, что это плагиат, а Пашу счел молодым нахалом.
– Ну вот, – заключил Тузьев, – Антона Петровича Баранова ты видел на палубе. С поварихой, Верой Никитичной Барановой, познакомишься на камбузе. Кстати, обед – в двенадцать.
Вспомнив внешний вид Антона Петровича Баранова, возраст которого приближался к пенсионному, Паша догадался, что Вера Никитична вряд ли его мама. Скорее всего, супруга.
Таким образом, выяснилось, что «танкистов» действительно четверо. Плюс три человека теплопартии. Итого, семеро в лодке, не считая собаки.
– Артем, покажи ему его каюту и камбуз, – попросил бугор «юродивого» помощника, когда они с Пашей вернулись в кают-компанию.
– Пойдем, – спокойно сказал Артем, ничуть не обременяясь ролью стюарда.
Каюта очень понравилась практиканту. Она была небольшой, но имела все необходимое: письменный стол, стул, настольную лампу, кровать, одежный шкаф и даже зеркало. Видимо, на тот случай, если Паша вместо морской болезни, как все, подцепит в плавании нарциссизм, которым по счастью, никогда не страдал, работая больше над закреплением комплекса собственной неполноценности.
– Располагайся, – сказал Артем и удалился. Он производил на Павла двоякое впечатление. С одной стороны, нормальный, вроде, парень, рыбу ловит. С другой, – бороденка эта неухоженная, как у семинариста! Сбрил бы ее, или хотя бы подстриг, если она для него является символом какого-нибудь обета, как для кубинского партизана.
«Расположиться» Паше было недолго. Вытряхнуть шмотки из рюкзака, развесить рубашки, брюки на плечиках. «Мыльницу» он положил пока на стол. Занавеску на большом окне на треть отдернул, стало светлее, лучше.
Послышался голос с палубы, возможно Баранова. Кажется, он кого-то приветствовал более эмоционально, нежели теплопартию. Затем послышались шаги по палубе, цоканье каблуков, и на секунду в освобожденном от занавески уголке окна мелькнул девичий профиль. Паша подумал, у него глюки. Ему показалось, что прошла… Она! Нет, не выпускающий редактор газеты «Волга широкая», это его меньше удивило бы, а … Она! Его «королева красоты» из института.
Конечно, это было невозможно. Когда он увидит девушку, так сказать, целиком, выяснится, что она толстуха с ногами – кеглями и анфас ничуть не похожа на Пашину мечту. Станет смешно, когда он узнает, кого принял за Нее.
Однако одно оставалось бесспорным. На катере появилась еще какая-то девушка. Вряд ли это повариха, ту старпом назвал по имени-отчеству, а эта – молодая.
Скучать до обеда Паше не дали. Пришел бугор, звать на учебу. «Вот оно, началось, – подумал Павельев, – «производство».
Артем раскрыл «волшебный» чемодан, Паше был продемонстрирован прибор под названием «индикатор марки такой-то». Павельев услышал свист в другом своем ухе. Это из него вылетела марка индикатора, которая перед тем в одно его ухо влетела.
– Твоя задача, – объяснил бугор, – индицировать дизель. Накрутить прибор на индикаторный кран, снять диаграмму-«гребенку», которую, затем, подколоть к отчету. Вот бланк. Ясно?
– Угу, – кивнул Павельев. Только что полученные знания сразу отложились в его голове в виде незамысловатой частушки: «Индицируй, бабка, индицируй, Любка, индицируй, ты, моя, сизая голубка!»
«Учись! – нацеливала Павла его мама, – а то пойдешь бычкам хвосты крутить!»
Паша по мере сил учился, и теперь станет крутить гайки. Уверенности в том, что это лучше, чем хвосты, не было.
Лев Раскатов ничего не кончал, дошел до звания корреспондента, фотографии которого принимают в центральные издания, своим умом и опытом. С ним солидарен поэт Маяковский, в честь которого переименовали улицу Рождественскую: «Я волком бы выгрыз бюрократизм, к мандатам почтения нету». Корочки не главное. Город «Нижний Новгород» теперь называется «Горький» также в честь писателя-самоучки. Будь воля Павельева, он прямо сейчас и катеру теплопартии, вместо абстрактного «Т-34», дал живое поэтическое имя. Например, «Максим Танк».
Обогащенный начальными теплотехническими знаниями, Паша вернулся в свою каюту ждать обеда. Каково окажется меню?
Обед оказался вкусным. Желающим предложили добавку. Паша сказал поварихе, что от дополнительной порции отказывается в пользу Дружка, дожидающегося под дверью камбуза. Своей фразой он вызвал всеобщее оживление. Пашу уверили, что Дружок ни в коем случае с голоду не пропадет. Тогда Паша спросил, не является ли сам Дружок стратегическим запасом команды на тот случай, если судно станет терпеть бедствие в Горьковском море и истощатся все запасы провизии? Этим вопросом он поверг повариху в ужас. Артем с бугром тоже решили, что он загнул. Паша должен был предвидеть подобную реакцию, не встретив до сих пор на судне ни одного корейца, способного счесть его гипотезу заслуживающей внимания.
Повариха, Вера Никитична Баранова, как запомнил Павел, произвела на него самое благоприятное впечатление. Поверх легкого платья на ней была надета белая поварская куртка, на голове – колпак. На вид она казалась лет на десять младше своего мужа. Баба, что называется, в самом соку. Ей еще удавалось сохранять фигуру, не смотря на коллективное питание, но, чувствовалось, – из последних сил. Баранов-сам выглядел на фоне своей жены доходягой, правда, рослым.
А вот зашедший последним подхарчиться старпом, напротив, пришелся бы под стать кормилице. Рядом они смотрелись точно два румяных колобка. Паше показалось, что обветренный матрос с неудовольствием посмотрел на старпома. Угадать грядущий накал тайных страстей Паше было куда любопытнее, нежели намечающаяся индикация судовой энергетической установки. К счастью для Павельева, среди людей ему предстояло находиться больше времени, чем среди железок, так что сальдо в его пользу!
Паша поблагодарил повариху за сытный обед, и в приподнятом настроении собирался покинуть пищеблок, изо всех сил пряча усмешку. Он вообще больше любил зубоскалить про себя, нежели на людях. Лошадь тоже редко улыбается, несмотря на то, что зубы у нее – о-го-го! Это может проверить всякий, не считая владельца дареного коня.
Паша отпустил настроение на волю, лишь повернувшись к компании спиной, а лицом к двери. Губы его растянулись в улыбку, в глазах загорелся веселый огонь. Он потянул дверь на себя и… увидел Ее!!! Она спустилась по лесенке и тоже протянула руку, чтобы открыть дверь, когда дверь открылась перед ней сама.
– Ой! – воскликнула Она, сталкиваясь с Павельевым носом к носу.
Девушка, которую Паша увидел перед собой так близко, была еще красивее институтской «королевы». То есть, это была, конечно, она же, но прежде Паша никогда не оказывался с ней совсем рядом. Да он и не посмел бы подойти к ней! С расстояния вытянутой руки черты ее лица – карие глаза, чистые, как слеза, белые зубы, открывшиеся в улыбке, чуть вздернутый носик – выглядели, как шедевр Творца.
– Здрасте, – пробормотал Паша, теряя свою шальную энергию, рассыпаясь в прах, растекаясь лужей, отступая в сторону, давая дорогу «королеве».
– Здрасте, – ответило «ее величество». Смущение прошло, ее глаза загорелись любопытством и весельем, быть может, заимствованным у него. Она на секунду опустила глаза, чтобы не промахнуться своей изумительной, открытой выше колена, белой, как слоновая кость, обутой в красную тапочку с помпоном ногой мимо ступеньки, шагнула и еще раз взглянула на Пашу. Он на сотую долю секунды раньше успел оторвать свой взгляд от ее ноги, чтобы встретиться еще раз с ней глазами. Молодой человек вытянулся в струнку, точно британский гвардеец, только вместо медвежьей шапки на его голове волосы встали дыбом от удивления и изумления. Так ему, во всяком случае, показалось.
К сожалению, он уловил в ее взгляде, впервые, наверное, за три года совместной учебы в стенах одного вуза, обращенном на это насекомое, Пашу Павельева, абсолютную уверенность в своих силах, принятие восхищения ею и робости пред ней как чего-то само собой разумеющегося. Она прошла мимо, как настоящая хозяйка.
– Здравствуй, Машенька, – приветствовала ее повариха.
– Здравствуйте, тетя Вера, – пропела она.
Что-то говорили и другие обедавшие, но Паша уже ничего не слышал. Он поднялся на палубу, как сомнабула добрел до своей каюты, закрылся в ней, до конца задернул занавеску на окне, рухнул на кровать. «Вот это засада!» – подумал.
Угораздило же его не сдать вовремя термодинамику! Плыл бы сейчас спокойно по Иртышу, комаров кормил. Здесь же его кровь выпьют всю без остатка, почище любого вампира, и даже не заметят. Одна только мысль, что Она здесь, на небольшом катере, все время находится рядом, и ни тебе братьев Царевых, шишкодержателей, ни прочей золотой молодежи, запросто может свести с ума. Он не успеет получить справку внештатника от «Волги широкой», как ему выдадут другую справку, ту самую, с которой в армию не заберут, зато с распростертыми объятиями примут в Ляхово (Горьковскую психбольницу).
Когда первая волна ужаса прошла, Паша стал размышлять, насколько далеко может зайти его безумие в сложившейся обстановке? Пожалуй, очень! Чего доброго, он размечтается в отсутствии всех этих фаворитов рядом с «царственной особой». Вот этого делать не следует! Сверчок должен быть мудрым, иначе…
Додумать Паша не успел, в дверь его каюты постучали. Он поднялся, уверенный, что пожаловал бугор, или Артем, с вестью, что пора от теории индицирования переходить к практике.
На пороге стояла… Она!
– Здрасте еще раз, – улыбнулась девушка, каким-то образом удивительно сочетая смущение с уверенностью, что ей ни в чем не откажут. – Извините, вас как зовут?
– Нас? – переспросил Павел. – Я здесь один, если честно. Павел. Так что, можно на «ты».
– А я – Маша. А это тезка моя! – Она втянула голову в плечи и засмеялась. Паша, который и без того не мог прийти в себя, уставился на швабру в ее руке.
– «Машка», – пояснила она, – на речном жаргоне. Ты не поможешь мне ее намочить?
– Каким образом? – нахмурил брови Павел, шагая из каюты на палубу. Он надеялся, речь идет не о том, как тушат костер по-пионерски. Вслух этого не сказал.
– Опустить за борт. Я боюсь, как бы ее не вырвало у меня из рук. Однажды такое уже было.
– Попробую, – Паша перестал смущаться, заинтересовавшись технической стороной дела.
– Это все из-за него, – кивнула Мария на Дружка, оказавшегося тут же, на корме, рядом с каютой Павельева. – Дома оставить не с кем, отец согласился взять на катер. В гальюн ходить не приучишь, приходится за ним палубу мыть.
– Не царское это дело, – высказал свое мнение Павел. Оценив внимательнее внешность Марии, он догадался, что перед ним – капитанская дочка. «Спокойно, Маша, я – Дубровский».
– Не царское, – согласилась Мария, – а что делать?
– Ясно, что, – пожал плечами Паша. – Да вы не волнуйтесь, ваше королевское, я мигом!
«Машка», опущенная Пашей на веревке за борт, несколько раз подпрыгнула на волне, затем намокла и стала чертовски тяжелой. Но, предостереженный ее «тезкой», он был к этому готов, удержал, вытащил.
– Давай, – Мария хотела принять швабру из его рук.
– Да ладно, – не отдал Павел. – Где Дружок свою «картину» написал?
Когда с неприятным делом было покончено, Мария Верескова поблагодарила помощника, ушла и больше не появлялась. Зря Паша торчал на палубе, надеясь.
«А чего бы ты хотел?» – наконец, спросил он себя. Зайдя в каюту, он расковырял блок «Шипки», вышел на воздух, забрался на крышу надстройки по лесенке, уселся по-восточному лицом к корме, закурил, и принялся любоваться волжскими видами. Катер шел вниз по течению, в сторону Казани. Слева были вертикальные глиняные горы, поросшие наверху лесом, справа – просторы, заливные луга. Он принялся еще раз прокручивать в памяти только что пережитый эпизод.
До вечера ничего интересного не случилось. За ужином Паша почти не видел Марию, поскольку она сидела на одной линии с ним, через два человека. Одного, правда, можно было не считать, Артема, поскольку Павельев мог видеть поверх его головы, зато долговязый матрос Баранов представлял собой отличное препятствие для того чтобы Паша не подавился за ужином. После того как он не видел «королеву» несколько часов, вся былая робость перед ней вернулась на место. А если завтра поутру он проснется и узнает, что встреча с ней ему только приснилась, ничуть не удивится.
Паша покидал камбуз с твердым намерением выбросить красавицу из головы.
Он курил перед своей каютой, опершись локтями на фальшборт, как вдруг прибежал Дружок, а следом за ним показалась его хозяйка. Пес уверенно задрал лапу над кнехтом, Паша, не дожидаясь просьбы, взял в руки машку.
– Мне просто неудобно, – призналась Мария. – Я надеялась, что швабра еще мокрая, и думала управиться сама.
– Пустяки, – сказал Паша, – дело житейское. Ну, сходишь за меня разок проиндицировать дизель, и будем в расчете.
– Что сделать? – не поняла Мария.
– Снять показатели с силовой энергетической установки.
– А это трудно?
– Не знаю, я пока не пробовал, – честно признался Паша.
– Ты на механическом ведь учишься?
– На нем, – подтвердил Павельев. – А ты?
– На экономическом.
– Я могу узнать для тебя, сколько стоит дизель «Г-60», – предложил Паша, опуская швабру за борт.
– Спасибо! – рассмеялась девушка. – Как-то это меня не вдохновляет.
– Меня тоже, – признался Павельев. – Ты почему пошла на экономический?
– Надо было куда-то идти, – пожала плечами она. – Экономический ничем не хуже других, для женщины подходит.
– Ты, наверное, отличница? – предположил Павел, обмывая помеченный Дружком кнехт.
– Ну… почти, – призналась Мария без ложной скромности.
– Я так и знал. Положение обязывает… капитанскую дочку.
Она усмехнулась.
– Да нет, дело не в этом, – поправил Паша сам себя. – Просто видно по тебе, что такими гордится институт.
– Неужели? – Паше показалось, что в ее словах прозвучало кокетство. Как далеко он продвинулся! С ума сойти! – Спасибо за высокую оценку, – поблагодарила она. – А ты почему пошел на механический?
